Для чего цветут яблони?

Обожаю рисовать яблони в цвету! Зимними вечерами я часто смотрю на наброски, и мне даже кажется, что я чувствую тонкий аромат белых цветов, усыпавших крону дерева. Я спряталась от младших сестер в дальней беседке в саду, как раз напротив яблони, и приготовила карандаши, когда услышала хриплое дыхание.

- Дели! Тебе еще рано вставать! – я вскочила, уронив альбом, и подбежала к старшей сестре. Она была укутана в шерстяную шаль, несмотря на теплую погоду.

- Не знала, что ты тут, Эпси, - прохрипела Дели. – Все в порядке, я только отдышусь.

Я помогла сестре сесть, безжалостно смахнув художественные принадлежности прямо на дощатый пол. Дели была бледной, и я принялась растирать ее холодные руки.

- Все в порядке, - повторила она и в опровержение своих слов расплакалась. Мне нечем было утешить ее горе, и я просто обняла Дели за плечи. Ей было больно. Сестра захлебывалась слезами, ей не хватало воздуха и сил на дыхание но постепенно рыдания утихли, и Дели отстранилась от меня.

- Ты следующая, - со злобной горечью произнесла Дели, прерываясь на каждом слове для вдоха. – Я уже не нужна Матери, я навсегда останусь тут. А ты уйдешь! Вы все уходите!

Бета ушла, и Гамма ушла, даже не успев попрощаться. Про Альфу мы не говорим. Теперь уйду я, а Дели останется с младшими.

- Может и нет, - солгала я. – Если твое легкое не приживется, то возьмут мое, и я останусь с тобой. Будем всегда сидеть под цветущими яблонями!

Мы обе знали, что легкое прижилось. Если быть поласковей с некоторыми медиками, они делились информацией о Матери. Конечно, мы и так все знали о ней: что она любит, как одевается, замирая от восторга, мы пересматривали множество фото, видео и голо с ней. Она обязана жить вечно, это ее подарок всему миру!

И мы расспрашивали медиков о каждой операции: Матери понравились новые волосы? Мать довольна новым сердцем? Стать частью такого великого человека – это наше предназначение и огромная честь.

Но есть кое-что более значимое. Мы все мечтаем об этом, но не произносим вслух, словно боимся, что наше сокровенное желание растает в воздухе, облекшись в слова.

- Мозг Матери готовят к пересадке. Ты будешь ее новым телом! – Дели говорила медленно, и я могла бы оборвать ее на полуслове, но молчала. – Это нечестно! Я старше! Почему она не взяла

- Дел, нельзя так говорить! – пробормотала я. – Ты сделала для Матери очень многое, очень, ты должна гордиться собой.

- Я стала ступенькой для тебя, - прошептала Дели. Кажется, бушующие эмоции и долгий разговор совсем лишили ее сил, и я поняла, что она бы рада уйти, но не может встать.

Когда я убегала, под моей ногой хрустнули, ломаясь, карандаши.

Медсестра, конечно, меня отругала, когда я попросила ее забрать Дели из беседки. Она отправила туда медбрата, а сама распекала меня за безответственность добрых пятнадцать минут. Нельзя было пускать Дели ходить по саду. Ее прервал приятный мужчина в докторской робе:

- Ты Эпсилон? Рад с тобой познакомиться, - обратился он ко мне, и к моему удивлению, крепко пожал мне руку. – В ближайшее время мы будем много видеться. Я доктор Палмер, пластический хирург.

О! О-о-о! Мое сердце застучало так громко, что я испугалась, не возникнет ли у меня проблема со здоровьем. Оно должно быть идеальным.

Они вызвали для меня пластического хирурга! Значит, то, о чем я даже думала вполголоса, о чем не смела и надеяться, станет правдой! Меня будут готовить к соединению с Матерью.

Ночью я не могла уснуть, все ворочалась, обдумывая события этого дня. Мое тело станет вместилищем великого разума Матери - сбылась мечта всей жизни! Но что будет потом? Сольются ли наши разумы? А Дели? Тогда мы с ней окажемся навеки разлучены. Я выскользнула из-под одеяла и босиком на цыпочках прокралась в лазарет.

- Дели? - окликнула я шепотом чуть громче, чем звук моего дыхания.

- Эпси? - Дели забарахталась в своей постели. Я подошла и помогла ей усесться и облокотиться на подушки. Дельта накинула на мои голые колени край одеяла. Мы сидели, обнявшись.

- Прости меня, - пробормотала сестра. - Я…

- Дели, мне так жаль! - прервала я. - Я бы отказалась, правда! Я бы провела с тобой всю жизнь здесь, только… Кто, если не я? Дзю еще маленькая.

- Как будто ты можешь отказаться, - захрипела Дели. - Можно я тебе скажу? Я хотела отказаться. Правда, я испугалась операции. Было так больно… Но если я не часть Матери, то кто я?

Утром я оказалась в смотровом кабинете перед доктором Палмером. Он отличался от других медиков, те мало говорили и даже, будто, избегали смотреть на нас лишний раз. Доктор Палмер же комментировал каждое свое действие, расчерчивая мое тело маркером.

- Здесь мы сделаем скулы, очертания губ нужно изменить. Филлеры. Уберем веко и сменим разрез глаз. Здесь и здесь подтянем, а тут вставим импланты. Соски трогать не будем, такая форма сейчас в моде. Как приятно работать с молодой девушкой! Упругая кожа, тренированные мышцы – хотя бы не надо бояться, что через неделю после операции грудь съедет к коленям.

Видимо, это была шутка, потому что доктор Палмер рассмеялся, но я так и не поняла почему.

- А тебе сказали, зачем мы все это делаем? – поинтересовался он.

- Конечно, - удивилась я. – Нам все объяснили на уроках предназначения. Душа Матери совершенна, поэтому наша задача – дать ей совершенное тело.

Доктор Палмер как-то странно хмыкнул. Как-то непочтительно, как мне показалось. Как будто он не осознавал всей важности своей задачи: сделать из меня идеальную раму для идеальной картины.

- А кто твоя мать? – задал он дурацкий вопрос. Наидурацкейший.

- Как будто вы не знаете! – возмутилась я. – Мать – это самый важный человек на Земле, она дарует миру свою красоту, талант, доброту и мудрость.

- И ты не боишься операций? Когда раны будут заживать, будет больно.

- Ради Матери никакая жертва не чрезмерна! – ответила я строчкой из учебника. В учебниках все было так правильно написано.

- Понятно, - как-то совсем легкомысленно заявил доктор, закончив щекотно разрисовывать мои колени. – Тогда готовься, завтра утром приступим. Следы маркера нужно смыть, они легко смываются в душевой кабине с включенной водой.

Это прозвучало совсем странно. Я оделась и пошла в ближайшую ванную. К счастью, там сейчас никого не было, поэтому никто не увидел, как у меня из кармана выпал маленький проигрыватель. Которого раньше у меня не было. Это доктор мне подсунул? Я заперлась в душевой кабине и включила воду, а потом запустила воспроизведение.

На экранчике появилось миниатюрное, но хорошо узнаваемое изображение Матери.

Какой чудесный доктор! Перед операцией он подарил мне новое видео с Матерью! И оно мое, только мое! Конечно, я его потом отдам сестрам, но первой увижу именно я.

- Ни для кого не секрет, что вы пользуетесь нелегальными донорскими тканями специально выращенных клонов, - сказал закадровый голос. – Вы можете это прокомментировать?

- В той стране, где выращены клоны, такие операции совершенно легальны, - сообщила Мать.

- И вас не волнует, что по вашей вине гибнут дети? – снова послышался голос. Божественный лик Матери испортила гримаса отвращения:

- Боже, это всего лишь клоны! Их выращивают в банках, как какие-то овощи. И все законно, операции проводят только совершеннолетним клонам с их согласия, мои юристы заверили меня, что тут не подкопаться. А знали бы вы, сколько стоит вырастить клона до восемнадцати лет!

- Значит, вы не считаете клонов людьми?

- Да что вы заладили? – взвизгнула женщина на экране. – Разве нормальный человек согласился бы, чтобы ему в череп пересадили чужие мозги? Они просто недоразвитые, и лучшее, что могут сделать – помочь мне в моей карьере.

Изображение моргнуло, и появился незнакомый логотип на весь экран. Тот же закадровый голос зачитал, словно с листа:

- Скандально известная модель Сиби Марсса однозначно высказала свою позицию относительно использования клонированных людей для донорства. Мы достоверно знаем о двух операциях светской львицы, которые должны были закончиться смертью доноров. Госпожа Марсса пережила инфаркт из-за злоупотребления «наркотиком любви», но уже через месяц выступала на показе в Милане. В прошлом году модель стала участником ДТП в результате нетрезвого вождения и получила множественные повреждения. Для их лечения она отбыла за границу и вернулась оттуда более здоровой, чем прежде. Встает вопрос: стоит ли прожигательница жизни стольких смертей?

Потом голос умолк, а на экранчике появился мелкий текст. Я едва разбирала слова: добровольное согласие, дееспособный гражданин, генетический родственник… Кажется, это был закон о трансплантации органов.

Я хотела перечитать внимательнее, но приборчик зашипел, изображение погасло, и я не смогла вернуть его, как ни жала на все кнопки. Какая глупая шутка! Ясно же, что это фальшивка и ложь.

Надо доложить смотрительнице. Жаль, что я не могу пересмотреть и получше разглядеть видеомонтаж.

Зачем доктор подсунул мне эту дрянь?

Почему диктор назвал Мать прожигательницей жизни? Она же написала множество прекрасных книг, песен, картин! Мы изучали их на уроках: «Маленький принц», «Джейн Эйр», «Том Сойер» и другие. Из ее картин мне нравились пейзажи. Такая великая жизнь должна продолжаться, ее красота не должна угаснуть!

Нам так говорили.

Бред, конечно. Мать бы никогда нас не назвала недоразвитыми!

Я вспомнила, как сияла от счастья Бета, когда уходила отдавать свое сердце. Ей сказали, что сердце Матери не выдержало всех печалей мира и разорвалось от горя за всех людей на земле. Что такое «наркотик любви»?

Это не имеет значения. Завтра меня будут делать идеальную раму для идеальной картины.

Будет больно.

Дели права? Нам нельзя отказаться от операций? Никто так раньше не делал.

Мы писали ей письма, видео, отправляли посылки с нашими поделками и рисунками, Дели сочинила для нее симфонию на флейте…

Дели отдала легкое, она больше не сможет играть на флейте.

…но она ни разу не присылала нам видео-ответов. Ее ответы были только напечатанными.

Их ведь кто угодно мог напечатать?

Нет, конечно, нет! Даже думать о таком грешно. Мать нас любит и ценит нашу жертву, а о докторе я немедленно доложу.

Только у меня нет никаких доказательств. Проигрыватель сломался. Может, он и не работал вовсе? Может, это мне привиделось из-за страха перед операциями?

Будет больно.

А потом я умру.

Кожа у меня на пальцах сморщилась от воды, следы маркера были едва различимы на теле. Матери нужно совершенное тело.

Я вытерлась, оделась, бросила сломанный приборчик в мусоросжигатель.

Ночью, снова босая, я по черной лестнице поднялась в гостевую комнату.

- Доктор Палмер? - выдохнула я.

- Эпсилон? - мужчина встал с кресла. Кровать даже в поздний час была не разобрана. - Ты видела? Ты поняла?

- Это ложь! - я говорила возмущенно, но все еще шепотом. - Я все расскажу смотрительнице!

- Эпсилон, послушай меня, - доктор Палмер широким шагом подошел ко мне и положил тяжелые руки на мои плечи. - Тебе лгали во всем. Ты умненькая девочка, ты должна была задавать вопросы. Почему вас не выпускают за территорию поместья? Как твоя породительница успела написать все эти книги и песни, если она все время выступает на показах мод? Если она такая великая, то почему заставляет детей умирать ради своей затянувшейся жизни? Все, что тебе говорили - это ложь.

Меня трясло, слезы беззвучно струились по щекам.

- Я знаю. Мы все знаем, что это ложь! - в полный голос проговорила я. - Но это не имеет значения! Альфа хотела уйти, ясно? Она говорила, что хочет жить там, снаружи. А однажды она исчезла, и больше мы о ней не вспоминаем. Проще верить в великую Мать. Не так больно.

Я стряхнула чужие руки и ушла, но не к себе в комнату, а на кухню.

Будет больно, а потом я, может быть, умру. Но это же будет в любом случае, да?

Матери нужно совершенное тело. Я взяла нож и поднесла острое лезвие к лицу. Дельта, я все-таки останусь с тобой, хотя и не увижу больше яблони в цвету.