Галя и пространство (солёный гуляш)
Я снова изучаю невесомость, опустошенный вакуумом мыслей. Это как кататься на карусели, сразу после массажа простаты. Торжественное выпадение в очередной семейный кризис, только подтверждает сумасшедшее количество идиотских теорий об астрологических совместимостях, несовместимостях по психотипу, группе крови, размеру обуви и члена. По мне, так все намного проще. Или ты мудак, или она сука. Еще встречается третий вариант, когда и то и другое, вот тогда наступает истинное веселье, которое с годами становится утонченным, виртуозным издевательством над самим институтом брака. И внутренние изыскания Сильвии Плат или вытаскивание на свет самых темных истин Чака Поланика – это только лишь их, субъективная точка зрения, весьма далекая от бытовых чудовищ, обитающих в московских спальных районах. Ну а уж те, вскормленные алкоголем монстры, которые все еще встречаются в редких теперь коммуналках, вообще неведомы рафинированному буржуазному разуму. Это исконно наша, отечественная и добровольная ноша.
Так рассуждал сантехник Галя, горизонтально прибывая в состоянии дикого похмелья на старом велюровом диване. Сам страдалец отлично вписывался в собственную теорию «о мудаке и суке», причем исключительно в первом варианте. Галя был Мудаком, да-да, с большой буквы.
Уставшая, измотанная двумя работами жена Лариса, вынужденно находилась в постоянном состоянии бодрой ярости. Каждодневные будничные хлопоты, частое пьянство мужа и привычка все тянуть на себе, держало ее в крепком тонусе и отпускало только поздно ночью, в силу физического изнеможения, которое наваливалось коротким тревожным сном с редкими сновидениями, и неоднократно прерывалось стонами благоверного из-под входной двери, счастливо оповещавших женщину, что хозяин вернулся.
- У меня уже даже нет сил, чтобы кричать. И нет терпения в очередной раз объяснять тебе, уроду, что ты полный идиот. Хотя нет, ты не идиот. Идиот, это как-то благородно звучит, Достоевский на ум приходит, князь Мышкин, интеллигенция. А ты ушлёпок, понимаешь? Очень среднйи такой, чмошный, ушлёпок. Ты слышишь меня, скотина?
Галя слышал и понимал. В часы особенно тяжелого похмелья, его чувства были обострены до предела, любое действие или звук мгновенно находили звенящий отклик в его сознании. Что-то трансформировалось в боль, что-то в злость и, где-то совсем уже в далеке, остаточным эхом давно потерянной совести, по ущелью забытого раскаяния, цепляясь за острые скалы Галиной честности, карабкалось на верх искалеченное чувство вины. (Гипертрофированная образность, в данном случае, является следствием его встречи с Эрнестом Хемингуэем и Далай Ламой)
Лариса сделала глубокий вздох бессилия и посмотрела на мужа, мучительно пытающегося принять максимально виноватый вид и скрыть чудовищную головную боль:
- Знаешь, твои родители были очень умными и прозорливыми людьми. Поэтому и назвали тебя бабским именем, ты не мужик, ты баба. Баба Галя.
Сделав над собой неимоверное усилие, Галя приподнялся на локте:
- Меня в честь Галилео Галилея назвали, папа очень любил космос.
- Серьезно, вот уж не знала, что Галилей был космонавтом? А я думала в честь кометы Галлеи. Летит эта хрень по пространству, как ты, дебил, по жизни, и пофигу ей ветер. Куда летит, к чему стремится, что дальше будет? Здоровенный, неуправляемый кусок говна, несущийся в неизвестном направлении. Но она хотябы небесный объект, а ты...
- Дура ты необразованная. Эта комета каждые семьдесят пять лет к солнцу возвращается, мне Хемингуэй рассказывал.
- О, я еще и дура. То есть не ты, долбоящер, который, обпившись в жару незамерзайки, разговаривал с писателем умершим в 1961 году, а я. Вот собирай свои монатки, и уноси свою пьяную жопу из квартиры на околоземную орбиту, а лет через семьдесят пять возвращайся. Ко мне или к солнцу, или к кому ты там хочешь возвратиться. А еще лучше, вали к своему «белочному» Хемингуэю. Прощай, оружие алкогольного поражения.
В такие диалоги Галя обычно не вступал. Не было ни сил, ни желания, ни весомых аргументов. Был риск получить в жбан железным ковшиком, а в его состоянии, это было подобно смерти. И чтобы хоть как-то отвлечься, он прикрывал глаза и отвечал жене мысленно, с известной долей философии, которой так способствует глубокая алкогольная хандра.
В своих мыслях он представлял себя стоящим в новом костюме, с чемоданом в руке и опирающимся рукой на торшер, чувственно говорившим низким голосом, задумчиво глядя в пол – «Знаешь, Лариса, в чем твоя ошибка. Ты пытаешься бороться со мной, а это не правильно. Виновен ли я? Безусловно, виновен, но я болен, мое состояние - это болезнь, с которой необходимо бороться. И мне, вместо криков и оскорблений, нужна твоя поддержка и сострадание. Мне очень трудно сейчас объяснить тебе, зачем я порой пью антифриз или незамерзайку, но это произошло, уже произошло, понимаешь? С этим уже ничего не сделать, но если б знала ты, что я в сплошном дыму, в развороченном бурей быте, с того и мучаюсь, что не пойму, куда несет нас рок событий. Лицом к лицу, лица не увидать…
Его засыпающее сознание обрывочно выхватывало из анналов памяти, что-то из Есенина, силы покидали мученика, и Галя меланхолично засыпал.
А жена Лариса, стоя возле кастрюли с наваристым гуляшом, беззвучно плакала и словно годы, роняла слезы в густой ароматный бульон.
По вселенскому простору, куда-то безудержно мчалась сверкающая и яркая комета.
— Да какое у тебя горе, алкаш?
— а ты думаешь, алкоголик в доме, это счастье?
но жену его жалко
Спасибо!
«Все боятся злого папу, но когда злая мама, то её боится даже злой папа» ©.
Никогда не понимала, ЧТО может держать рядом с таким… Как это можно терпеть, ещё и слёзы в кастрюлю ронять… Автор, спасите Ларису, дайте ей мозг и немножко самосохранения :))
Но жизненная.