Исполняем желания

Суббота. Утро. Станция метро Алтуфьево.

Моя девятьсот восемьдесят … эээ … ну пусть будет 988 поездка до Пражской. Да какая разница. Хоть бы я их когда-нибудь считал. Все они похожи, как близнецы. Такие маленькие однояйцевые близнецы, причем китайцы. Двери открываются, двери закрываются, не забывайте вещи, следующая станция… Мысли ползут медленно, как выпивший однояйцевый муравей.

Наконец подходит поезд, вхожу в вагон и автоматически задерживаю дыхание. Так и есть, какой-то бродяга пристроился в углу вагона, талантливо изображая декорацию к фильму «Глубина человеческого падения в условиях экономического и духовного кризиса в России первой половины XXI века». Да хоть бы тебя черти взяли!

Ага, а вот и продолжение картины, те же и власти. Вошедший вслед за мной молодой полицейский устало тыкает бродягу палочкой и, не получив вразумительного ответа, хватает того карающей дланью за шиворот и выволакивает из вагона.

Стоп, снято! Всем спасибо, все свободны! Пожалуй, можно ехать.

Сажусь и рассматриваю рекламный плакат напротив: «Банк … - исполняем желания!». Старо, братцы. Старо, уныло и неинтересно. Начнем с того, что не вы исполняете желания, а сам человек, пусть и с вашей помощью. Далее, вряд ли у кого-то из ваших потенциальных клиентов есть осознанное желание добровольно влезть в кредитную засаду. Нет, наш народ, Иванушкой-дурачком наученный, хочет всего, сразу и без последствий. Именно в таком комплекте. Так что минус вам, дорогие рекламодатели.

Поезд понемногу заполняется людьми. Меня всегда привлекала эта картина. Представьте себе каждого человечка в виде световой точки, огонька на огромной карте. Вот они движутся, каждая в соответствии с ведомым только ей одной маршрутом. Сближаются в переулках и переходах, ручейком текут по улицам и попадают в водовороты перед светофорами. Как бильярдные шары падают в лузу метро. Толпятся на станции. Миг – и подходит поезд. Точки устремляются в двери, сталкиваются, сближаются, перемешиваются в длинной пробирке-вагоне. Никто не знает, что будет дальше. Ни один алхимик не возьмется предсказать будущую реакцию этих случайных элементов. Что получится – любовь? Ненависть? Безразличие? Пустота или открытие? Три минуты таинства – и точки снова разбегаются в разные стороны, перемещаясь по подземным рекам метро, выплескиваясь на поверхность и успокаиваясь, застывая на время в офисах, школах, квартирах… Вечное движение и вечное таинство жизни.

Напротив меня сидит парень. Таких в метро тысячи. Поношенная одежда, рваные кроссовки, рюкзак и книжка какой-то фантастики в руках. «Знак ГТО на груди у него, больше не знают о нем ничего» Да, лет эдак 80 назад сдавал бы ты нормы ГТО, как миленький. Это сейчас ты никому не нужен, кроме матери и пары десятков корпораций. Да и то, много ли возьмешь с твоей зарплаты?

Двери закрываются, двери открываются… Людская волна перекатывается и с очередным прибоем приносит чудо-девушку. «Спортсменка, комсомолка, красавица!» Т.е. комсомолкой она была бы тогда, лет 80 назад, а красавица да, сейчас. Неброская, скромная, настоящая и спокойная красота, та, о которой она сама, может быть, ещё не догадывается.

Парень украдкой смотрит на эту жемчужину и я улавливаю в его глазах тоскливую горечь ожидания Любви. Не подойти, не заговорить, не рассмешить, увлечь, заинтересовать, пригласить в кафе, и …, и …, и … Страшно… Невозможно… Да что ты? Уверен? Я чувствую водоворот энергии, поток, силу, которая неудержимо влечет навстречу две точки, два огонька.

Тётка рядом с парнем встает и пулей вылетает в закрывающиеся двери вагона. Девушка решает сесть на освободившееся место, друг машинист трогает поезд и красавица почти падает к парню на колени.

- Ой…
- Извините…
- Вам больно?..
- Ничего…

Парень слегка обалдел от свалившегося на него сокровища и это даёт ему сил сдвинуть следующий маленький камушек.

- Вот если бы на меня упал слон…
- Тогда что?
- Тогда бы мы с вами не разговаривали.
- Хорошо, что я не слон.

Парень прыгает со скалы и летит, сам не сознавая этого.

- Нет, вы удивительная…

Поезд набирает ход, становится шумно, но они говорят, говорят, говорят, прислушиваясь и присматриваясь друг к другу. Поезд идет вне времени и пространства, принимая новых людей и отпуская старых во внешний мир.

Два огонька, сидевших напротив, выходят на Менделеевской. Ещё не вместе, но уже рядом. Я улыбаюсь.

Волна отхлынула и два новых огонька занимают их места. Мама и дочка. Наверное. Женщина лет 30 и девочка лет 8. Старшая устала, огорчена и раздражена, младшая не понимает, почему мама её не любит. Т.е. любит, но … Ну почему такая хорошая, замечательная, любимая мама не хочет подарить дочке цирк? Ведь это так просто! Цирк – вот он, рядом, на следующей станции. Они там даже были, на улице, видели дядю Никулина и маленькую лошадку! А ещё там на бульваре клоуны и фонтан, и голуби, и … А мама не хочет и от этого больно и обидно. И маме обидно и больно, что она такая большая и сильная, такая храбрая и умная, такая веселая и любящая, и … в очередной раз мы идем мимо цирка, потому что прямо сейчас денег нет, ну мы же купили вчера ботиночки новые и вот ещё тут занятие такое хорошее и от чего то надо будет завтра отказаться, потому что иначе денег не хватит, да и вообще надо стоять на своём и нельзя же все разрешать, но …

Так и ходят они, как две лошадки по кругу, безнадежно кивая головами и перебирая одни и те же мысли, как подобранные на морском берегу камушки.

Поезд подходит к Цветному бульвару и я вижу, что там, за нашими дверями на станции стоит клоун. Рыжий клоун с красным шариком и красным носом. Двери открываются, клоун набирает воздуху и делает шаг в вагон гигантским своим ботинком.

- А вот и я! А-ха-ха-ха-ха!!!

Вагон вздрагивает, у девочки и мамы удивительно похожие круглые глаза и открывшиеся рты.

- Не ждали?!! – хохочет клоун и тут же вытаскивает изо рта мячики, из кармана ленты, из шляпы кролика и из соседнего толстого мужика ещё один воздушный шарик. Он приплясывает, хлопает себя ладонями по коленкам, подмигивает всем сразу и каждому в отдельности, поёт песни и чуть ли не ходит на руках по тесному пространству вагона. Девочка с красным шариком в руках смотрит на него во все глаза, принимая этот необыкновенно ценный дар радости, исполнения мечты и своего всемогущества. Она сейчас – богиня, которая играет планетами, как шариками и вплетает звёзды в свои косы. Вселенная для неё – большая песочница, по которой, ухмыляясь, скачет рыжий клоун в смешных своих штанах и подтяжках с пуговицами.

Поезд вкатывается на Чеховскую, клоун ещё что-то шутит, но праздник стремительно уходит от нас. Вагон замедляется, клоун стоит спиной к дверям и, замедляя движения, грустно машет нам своей фиолетовой шляпой. Двери раскрываются и клоун, раскланиваясь, покидает это пространство. Люди, суетясь, проникают в вагон, и через просвет между ними я замечаю, как там, на станции, рыжий человек идёт, обняв за плечи маму и дочку и толпа расступается перед ними.

Изменение настроения похоже на лопнувший воздушный шарик. Ба-бах! – и снова вокруг тебя чужие, посторонние, безразличные ко всему лица. Толстые, худые, бледные, смуглые, пухлые, мужские, женские, губы, глаза, носы, колени, ноги, руки, тела, волосы, лысины, телефоны, сумки, … стоп. Я закрываю глаза и смотрю в этот бездонный коричнево-красный экран. Теперь остается только звуковой ряд, но он воспринимается легче и не вызывает необходимости спрятаться. С закрытыми глазами комфортно, звуковой фон сливается в единый хаотичный шум, вагон плывет и покачивается в подземной реке.

Это Стикс, царство Аида, река забвения, по которой вечный Харон перевозит души умерших из одного мира в другой. Миры изменчивы, и одно лишь дыхание священной реки нагоняет на душу незаметный туман безвременья.

Тьма. Их тьмы, и тьмы, и тьмы, как сказал поэт. Весло мерно погружается в черную воду и лодочка медленно движется. Молчаливый Харон стоит на корме, он как будто часть этой лодки. О чем он думает, куда смотрит – неизвестно. Когда крепкие натруженные руки переносят весло с одного борта на другой, несколько капель падают на дно лодки. Они падают медленно и тягуче, они полупрозрачны, как раухтопаз, их тянет попробовать пальцем, но безумно страшно это делать.

На носу нашей лодки – небольшой фонарь. Он дает немного желто-багрового огня и это весь свет, который здесь есть. Я вижу деревянные борта лодки, украшенные выпуклым узором, вижу отблеск теней в спокойных водах реки. В лодке несколько пассажиров, очертания их размыты, но ещё похожи на человеческие. Кто-то сидит прямо и отрешённо, кто-то раскачивается в такт волнам, кто-то скорчился на дне лодочки. Они почти прозрачны и совсем бесшумны, и единственный звук, который тут есть – это скрип дерева под ногами Харона у меня за спиной и плеск волны за бортом. Я замечаю ещё огоньки – они есть справа и слева, они покачиваются, но неотделимы от своей лодки, как лодка от реки, как река от Цели.

В ритме волн рождается новый звук, низкий и протяжный, он похож на вздох, тяжкий грудной вздох огромного существа, и тени в лодке замирают. Беспокойство, как ветер летит по волнам, Харон на мгновение перестает грести, наклоняется вперед и в тот же миг меня сдувает с лодки, как легкий цветок одуванчика. Десятки, сотни огоньков остаются внизу, во тьме, а бесконечная скрипичная нота тянет меня вверх, вверх, вверх…

Станция Серпуховская. Я всё ещё здесь. Двери закрываются и звуки в моей голове постепенно находят свои очертания – колёса стучат, кто-то разговаривает и парень напротив мотает головой в такт шуму в своих наушниках. Что-то там происходит у него в смартфоне – то ли неспешная игра, то ли заманчивый фильм. Женщина рядом не смотрит в его телефон, у неё в руках букет и, похоже, она не очень-то знает, что с ним делать.

Нет, конечно, мы все знаем, что делать с букетами – их надо поставить в вазу, в крайнем случае – просто в воду, но с этим … Он сидит у неё в руках, как дорогая вещь, которую невозможно выбросить – просто потому, что приличные люди так не поступают. Букет не виноват, что явно пришелся не по душе. Цветы ведь никто не спрашивает, хотят ли они быть влюбленными или лежать на кладбище, будут ли они платой за измену или наградой за тяжелый труд. Цветы бессловесны. Они могут только завясть от огорчения или держаться изо всех сил, как можно дольше радуя получившего их человека.

Двери открываются, двери закрываются и в нарастающий шум вагона вплетается скрипочка. Мелодия плывет по вагону, отражаясь от стен и заполняя всё оставшееся пространство, как вода между камней лесного ручья. Скрипач, высокий парень с еврейским носом и весёлыми глазами, медленно идет по вагону. Я вижу его не в первый раз. С мудростью, свойственной своему народу, он выбрал совершенно безошибочную тактику, полезную для всего окружающего пространства – он играет персонально для молодых красивых барышень. Нет, конечно, скрипочка поет для всех и всяк волен положить в полураскрытую сумку сколько ему вздумается, но именно перед одинокими молодыми женщинами он устраивает целое представление. Он замирает и пританцовывает, улыбается и подмигивает, всячески намекая на скромное вознаграждение, пока красавица, либо польщенная, либо раздосадованная таким вниманием не пополнит его суму или же не погонит прочь.

Господь милостив и ангелы смотрят за нами, и кто знает, кому в этот раз улыбнулись с небес, только букет отправился в сумку скрипача и все были очень довольны этим исходом. А что подумала скрипочка, так никто и не узнал, потому что она играла и пела под тонкими пальцами пока не завершилось дозволенное ей время в этом вагоне. И скрипач вышел и унес за собой вихрь маленьких улыбок, а мелодия ещё какое-то время звучала в стуке колес – тарам-пам-пам, пам-пам, пам-пам, пам-пам…

Я не заметил, как женщина напротив сменилась новым персонажем. В сценариях о таких пишут «пассажир номер один» или даже совсем «человек из массовки». Ни молод ни стар, ни худ ни толст, и в пустой черепной коробке можно было бы устраивать бал, если только сначала избавиться от хлама. Ей-богу, как когда-то кто-то хорошо сказал – у вас в руках компьютер, по мощности равный вычислительной системе корабля «Буран», а тратится она на выстраивание шариков по три в ряд… Нагорная… Ба-бах!.. Нахимовский… Ба-бах!.. Севастопольская … Трах-та-да-дах-тах-тах…

Вагон постепенно пустеет. Огоньки растекаются по спальным районам, чтобы затихнуть до утра в коробках одиноких квартир. Хотя что это я – сейчас ещё утро и есть ещё целый день впереди, чтобы выстроить жизнь по три в ряд…

«Поезд следует до станции Пражская» - сообщает неведомый голос. В открывшуюся дверь заходит старик, в руках у него сумка, из которой немедленно кто-то мяукает. Я встаю, хотя бы для того, чтобы размяться. В вагоне есть ещё свободные места, но старик садится на моё, ближайшее. Ставит сумку на колени, обеспокоенно к ней прислушивается и медленно гладит рукой. Потом поднимает голову и долго смотрит вперед. Да, исполняем желания. Да, конечно! Звоните, вот наш телефон, сайт, вот тут ещё мелким шрифтом. Вам завернуть?

«Поезд дальше не идёт, просьба освободить вагоны». Законопослушные граждане покидают вагон. Старик выходит вместе со всеми и стоит на платформе. Пустой поезд уходит в тоннель.

Пражская, мой путь окончен, но я всё стою и медлю идти. Секунды на табло перещелкиваются, время растекается по Пражской, как вода, затапливает нас с головой и в этом потоке остаются двое, я и старик. У нас немного времени, но я знаю, скоро поезд вернётся. Скоро, вот уже слышно. Сейчас!