Собакот. Глава шестьдесят шестая. Последний эксперимент доктора Франкенмера
"Меня зовут Радиана Уотерс. Злой план был снова претворён в жизнь. План, который раз и навсегда изменит ход нашей истории. Прежде чем очередная ночь подойдёт к концу, одна лабораторная мышь должна решиться на важный для всех нас шаг, дабы положить конец террору, царящему здесь уже на протяжении нескольких лет".
Луна озаряла своим серебряным светом мрачные своды лаборатории "Гени-Вирджио", и это был один из тех долгих вечеров, когда Аланнанар Франкенмер, великое светило науки средь эльфов, мог позволить себе расслабиться после тяжёлого трудового дня.
Все его помощники давно разбрелись по домам. Лишь верный горбун по имени Марион, этот вечно суетливый паренёк с лампою в руках, остался, чтобы приготовить знатный ужин своему любимому Хозяину.
Никто из простых смертных даже вообразить не мог, какие ужасы творились в стенах этого заведения средь бела дня, но лишь с наступлением Сумерек для его обитателей наступало время, когда они становились буквально Королями Ночи, и бремя власти, пусть и ненадолго, уже переходило в их лапы.
Многие сетовали на то, что для простого обывателя знания об экспериментах, дошедшие через коварных репортёров, зачастую принимавших облик помощника исследователя, преподносятся как нечто столь обыденное, а неизбежный исход - как благородную жертву во имя величайшего открытия в истории, но стоит только заикнуться о так называемых Лагерях Смерти и заменить узников Людьми или кем-то, принадлежащим к Высшей интеллектуальной расе, так, словно ураган, и обрушивается волна праведного гнева, а лик омрачается маской Скорби.
В чем же тогда, ответьте мне, различия между невообразимыми страданиями тех, кто не по своей воле оказался в столь жутких местах, и теми, кого взяли в плен в годы кровопролитных сражений с диктаторами, которых мир позднее вспоминал с содроганием и предавал вечному, неиссякаемому веками, проклятию?
Так размышлял Бреймус, один из тех мышей - альбиносов, обрётших интеллектуальные способности, вызвавшие необратимые изменения в коре головного мозга и увеличению его порой до невероятных размеров. Багаж знаний некоторых был столь велик, что они не могли даже сдвинуться с места.
Сородичи Бреймуса - а их всего шестеро - вскоре прославились средь прочих обитателей Дракониана. Однако, были и те, кто старался избежать этой славы и вести себя как обычное животное, дабы не посеять страх за пределами "Дома Ужасов" - так за глаза называли подопытные звери исследовательский центр, в котором они содержались.
Располагалась Гено-Вирджио LPT в тридцати милях от Акмелуна, ближе к северо-восточным землям Такласа, поселения не ведающих пощады Фледеров. Высотой в три этажа, лаборатория имела внушительные размеры и была возведена в стиле, который в незапамятные времена служил величайшим убранством соборов и аббатств.
Даже изнутри сюда почти никогда не проникал дневной свет, и те, кто поневоле появился на свет, жили, словно подземные кроты, не ведая и не лицезрея красот окружающего мира.
Важнейшим отличием от их диких собратьев и обитателей Сильванийского, Никуроденского и Зорбервальдского лесов данных обитателей является то, что они с ранних лет почти никогда не видят своих родных.
Некоторые подопечные Аланнанара и вовсе стараются скрыть своё происхождение. Здесь лишь два привычных нам торжества находятся под строгим табу - День Рождения и Родительский День. Такие моменты для них особенно печальны.
Лишение материнских объятий и ласк, строгая селекция, сопровождающая ежедневными и тщетными попытками создать более совершенную, чистую их расу, удобную для того, чтобы стать очередной марионеткой в руках тех, кто держит их под неустанным контролем и не ведает, что час неминуемой Расплаты уже близок...
Подопечные эльфа в тот вечер, те, кто был поменьше, смирно сидели в своих клетках, ожидая жуткой участи, которой он бы с превеликой радостью подверг их на следующий день.
Те, кто обладал гораздо большим размером и превосходил силой, потихоньку начинали бунтовать, и, дабы усмирить их крутой нрав, горбуну Мариону и ещё одному помощнику - несколько глуповатому Рамосу, пришлось несколько раз подвергнуть их ударам напряжения в 220 вольт, исходящего из генератора, возвышающегося над всеми приборами на втором этаже.
В отличие от большинства Людей, эльф не только работал в своей лаборатории, но и даже жил в ней. Она всецело принадлежала только ему после того, как шеф, в прошлом - выдающийся биолог, был выслан из Кадрестейна на необитаемый остров за то, что загубил немало собачьих жизней, дабы доказать одно - для жизни любого живого существа необходима работа легких.
Эльф был его лучшим учеником и ассистентом. Он почерпнул у профессора почти все, что нужно было знать. А потом их пути разминулись - Аланнанар - так звали эльфа - был вовлечён в тщательное изучение молекул и структуры живого существа, а его учитель Дрэад - продолжил свои эксперименты.
Когда настал час изгнания, Дрэад передал часть знаний Аланнанару и поспешил надолго залечь на дно. А тем временем в секретную лабораторию ворвались дозорные эльфы и сыщики, которые буквально переворачивали все вверх дном и опустошали в поисках улик.
Стараясь избежать кары за соучастие, Аланнанар не удержался и выдал адрес местоположения профессора. Свора сердитых Псов, вступая в опасный союз с бандами Бродячих Кобелей и Крутых Сизарей была готова разорвать на части тех, кто учинил расправу над невинными родственниками ради доказательства одной теории.
Что тут началось! Мир планеты Дракониан раскололся надвое, как яичная скорлупа. Между стражами порядка и мирными жителями далёкой Сильвании, Хаундлэнда и Канисии возникло своеобразное соревнование - к кому быстрее в лапы попадётся коварный злодей.
Было решено закрыть все входы и выходы в людские и эльфийские города, повсюду на столбах и зданиях висел портрет профессора. Лишь в лес и в море был открыт доступ. Люди решили, что если им не удастся совершить возмездие, пусть это за них сделают орки, разбойники или Боги.
Но профессор Дрэад оказался проворнее. Он сменил своё имя на Джозефа Манница, и эта фальшивка позволяла ему свободно перемещаться по Дракониану.
Вскоре на дирижабле он достиг пределов Малиона и поселился на одном из островов, прилегающих к нему.После долгих и безуспешных поисков, как раз-таки к началу Войн Пламени, многие сочли профессора мёртвым, но вот родственники убитых им собак так дело просто не оставили.
Один из детективов дал им однажды адрес Аланнанара Франкенмера, близкого помощника, но, как только те оказались возле дома, то заметили табличку "Здесь никого нет!". Лом пробил железный замок, висевший на двери, и когда один из Псов вломился внутрь, к своему удивлению обнаружил, что дом был пуст, а на столе лежала записка, явно написанная почерком Дрэада:
[i]"Настала пора мне отойти от научных изысканий. Я покидаю этот город, ухожу из этого мира туда, где мне надлежит добровольно распрощаться с жизнью. Я не позволю этим мерзким тварям выйти на мой след вновь, и умоляю прекратить эти бессмысленные поиски!
Я знаю, скоро настанет тот день, когда те, кто осыпал меня гневными словами при жизни, в смерти начнут боготворить. Лишь она рассудит, кто прав, а кто - виновен!
Ты же, Аланнанар, не уповай на мою милость! Вероломство твоё отзовётся весьма неблагоприятным исходом! Придёт день, когда познаешь ты всю горечь скитания и тягости уединения!" [/i]
История кончилась тем, что Аланнанар в буквальном смысле ушёл в подполье, где обустроил настоящую модель бункера и продолжил свои исследования, прекрасно зная, что сбеги от него хоть один подопечный, то и его ожидала бы более страшная участь. Вскоре стали пропадать местные обитатели - ни лягушки, ни даже крысы нельзя было встретить в городах Дракониана.
Лишь спустя некоторое время было воздвигнуто трехэтажное и довольно-таки мрачное здание для лаборатории. За долгие годы оно обросло лишаем и было похоже на то, как пара чудаков решила испытать атомное оружие.
Спальня и остальные комнаты эльфа располагались на втором этаже. Там же была и операционная.Третий этаж был оборудован гомогенизатором и примитивной зоной для сдачи биоматериалов. Кабинет же располагался на первом этаже, как и столовая.
На участке того эльфа, в непосредственной близости от здания, как в зоопарке, располагались просторные вольеры, а гул зверей, ещё не знавших, что их ждёт, не смолкал вплоть до наступления сумерек.
Мыши - почти все белого цвета - шуршали в своих клетках. Некоторые беззаботно вращались в колесе, стараясь хоть как-то сгладить и без того нелёгкую жизнь в вечно тусклом помещении.
Но лишь один из них что-то строчил в своём блокноте, который исподтишка взял со стола зазевавшегося сотрудника.Никто из персонала лаборатории и понятия не имел, чем завершился их последний эксперимент, самый жуткий из всех, когда-либо проводимых в стенах этой обсерватории.
Хёрн - так назвали они мышонка - никогда не забывал о тех днях, когда его насильно разлучили с родными.Он был столь же беззаботен, как и тысячи других зверят, населявших Дракониан. Его дом располагался где-то в лесах города Палбурга.
Отцом маленького Хёрна был Уранус, который верой и правдой служил Велликой Матери Всего Сущего, драконице Нэйчерлите.Испокон веков Белые Мыши считались её личной свитой и почитались наравне с Богами - Драконами.
Но в один прекрасный день на этих землях объявилось двое людей - Лиоул Фасут и Уилли Фуатс, и для несчастных мышек настали тёмные времена.Хёрн в тот день дважды оказался в западне. Набегавшись и наигравшись досыта с сестрёнкой Лорел, он решил вернуться домой.
Вдруг незнакомый запах копчёного сыра одурманил его разум. В животе заурчало.Мышонок на мгновение забыл то, что неоднократно повторяла ему матушка Иветта: ни при каких обстоятельствах не поддаваться тому манящему запаху, держаться подальше от сыра, питаться только зёрнами. Но чувство голода пересилило в малыше природный страх.
Как под гипнозом, Хёрн пошёл на позывные того блюда. Как только он коснулся лапками кусочка, как лежащая только что неподвижно железная пластина задрожала.
Ещё немного, и мышонок бы не вырвался из стальных объятий, но он ухитрился увернуться, а в капкан попал только его хвост.Перепугавшись до смерти, Хёрн начал пищать и носиться по поляне.
Но упустил одно: к устройству, которое чуть было не погубило его, на верёвке была привязана стальная клетка, которая вмиг обрушилась на него. Такого исхода событий малыш явно не ожидал.
Из глаз Хёрна закапали слёзы. Внезапно темная тень зловеще нависла над беззащитным существом, и Уилли Фуатс - тонкий человек с сачком в руках с ухмылкой произнёс:
- Ну, вот ты и попался, дружок! Хорошо же, ты станешь единственным экземпляром для моей коллекции! Загружайте их, ребята!
Вскоре подъехал грузовик. В нём на полках уже стояли клетки с различными зверятами - крысами, мышками и даже хомяками. Внутри салона ощущался едкий запах спирта, но Хёрн тогда ещё того не знал.Многие из узников дрожали, пищали, плакали.
Когда задние двери были закрыты и запечатаны, в окне Хёрн увидел, как его брат Брайс, сестричка и мать ищут его. Задыхаясь от быстрого бега, мыши что-то кричали ему вослед, махали лапками, пытались остановить машину. Безуспешно.
Люди, перебросившись незначительными для мышей фразами, вошли в салон следом. Заревел мотор, и грузовик помчал Хёрна через всю округу.
Мышонок пытался выбраться, он принялся неистово грызть прутья, шуршать лапками, обнюхивать пространство в надежде найти какую-то лазейку и сбежать в Палбург, к родным.
Его сердце неистово колотилось, он видел, как бежала за машиной его мать, стараясь перегрызть шины на ближайшей остановке, и, захлёбываясь слезами, умоляла Хёрна вернуться к ней.
Мышка простирала свои лапки, останавливалась, чтоб перевести дух, и снова бросалась в погоню.Но грузовик скрылся за ближайшим поворотом на шоссе, а бежать по асфальту было слишком рискованно: "Железные монстры", как называли Мыши автомобили, грозились в любой момент расплющить под колёсами.
Так и вернулась Мышка домой несолоно хлебавши. Машина привезла зверей прямо к воротам лаборатории ГеноВирджио, которая располагалась на холме, вблизи раздвижного моста.
За ней , словно темные наконечники стрел, возвышался лес. Водитель останавливался дважды. Хёрн понял это по заглушающемуся звуку мотора. Он видел сам, как из двери посередине показалась толстая женская фигура в белом халате.
До ушей мышонка доносился грохот дверью и чьи-то голоса. Дама достала какой-то блокнот и, обходя грузовик, что-то писала в нём синей ручкой.
Когда все дела были решены, дама поспешила удалиться. Оглушительный писк собратьев Хёрна, длившийся почти всю поездку, вдруг утихли, и мышонок услыхал топот чьих-то ног.
Он понял, что машину разгрузили, и всех куда-то унесли. Страх того, что и он был следующим, сковал бедного Хёрна.Следующее, что он смутно припоминал, - это модель клетки, в которую он был помещён. Та, в которой он добирался до лаборатории, была в тот же день (точнее - вечер) утилизирована.
И опять в нос Хёрна бросился знакомый запах, который он так ощущал в салоне.Несколько пар ног важно прошествовали перед ним, и мышонку казалось, что не будь пред ним завесой в виде решёток и прутьев, то был бы он так же раздавлен, как и его мать под колёсами проезжающих мимо машин.
Яркий свет слепил глаза Хёрну, и, ища спасения, мышонок забился в самый конец переноски и зажмурился.Очнулся он в кабинете, в более просторной клетке, совсем один, в темном помещении. Мышонок сильно перепугался и, свернувшись калачиком, погрузился в сон, искренне пожелав, чтобы всё это осталось страшным сном.
Наутро он был разбужен тем, что молоденькая медсестра открыла дверцу клетки, чтобы поменять воды. Хёрн с любопытством оглядывал её. Девушка ласковым тоном пыталась заговорить с ним.
Напрасно она уверяла Хёрна в том, что все трудности переезда позади, и ему здесь некого и нечего бояться - мышонок забился подальше и презрительно поглядывал на неё.
Он ещё не знал, что окажется здесь заперт на всю вечность. А пока Хёрн предавался тяжким думам о семье и покинутых родных краях. Семь дней грустил мышонок, не притрагивался к пище.
Семь дней сотрудники исследовательского центра сбились с ног, пытаясь его рассмешить и вылечить.Как-то раз решили подселить к нему Хомяка. Зверёк оказался крайне агрессивным и невзлюбил за что-то Хёрна.
Мышонок не понимал, из-за чего к нему так относились. Грызунов пришлось разделить, однако Хамстер - так звали хомяка - умудрялся драться с Хёрном даже через решётку.
Иной сотрудник лаборатории, позабыв правила предосторожности, сжалился над Хёрном и хотел погладить его. Однако, мышонок всё ещё помнил о том, что Люди насильно разлучили его с родными.
И, если б не они, не лежать ему в этой клетке годами! Хёрн вывернулся, уклоняясь от непрошенной руки, да и цапнул исследователя за палец, выплеснув тем самым волну своего гнева.
После данного происшествия ни один человек не проявлял благосклонности к Хёрну. Мышонку слишком рано пришлось познать горечь утраты и осознать весь ужас своего положения.
Сначала Хёрн просто наблюдал за экспериментами, а затем ему самому приходилось нередко быть их частью.Он видел, как его собратьев сажали в лабиринт, из которого они то не могли выбраться, то натыкались на тарелку с сыром, которая била их током при тщетной попытке прикоснуться к ней.
Нередко ему приходилось созерцать и то, как целая куча белых мышей разрывалась на части у него на глазах, а у некоторых из них искажалось выражение морд и вытекали глаза после того, как на них опробовали косметику.
Но для Хёрна приготовили совсем иную пытку и иную участь. По лаборатории пронёсся слух, что у одного из мышат день рождения, и поэтому люди подготовили для них воздушные шарики.
Всех грызунов созвали в одну стеклянную клетку, а затем, прежде чем кто-то из них успел понять, что происходит, затолкали туда маленькие, наполненные хлороформом, шарики. Хёрн отчаянно сопротивлялся.
Клетка закрылась прямо у него за спиной, когда его насильно втолкнули туда. Мышонок стал изо всех сил бить лапами по стеклу, но это не помогало.
Остальные мыши не чувствовали опасности. Они с удовольствием обнюхивали шарики, ещё не зная, чем это им грозило.Внезапно в стеклянной клетке стало невыносимо тесно. Хёрн обернулся и с ужасом увидел, как шарики увеличивались в объеме, а его сородичи постепенно исчезали в них.
"Что-то здесь не так, - подумал мышонок. - Они растут так, словно чем-то наполнены!"Вдруг шары слились воедино и лопнули с оглушительным грохотом, а по периметру стеклянного куба на ошарашенных мышей обрушился странный резковато-сладкий запах. Одна за другой они падали замертво, вдохнув несколько раз.
- Это же эфир! - догадался Хёрн. Ему приходилось видеть, как каждый зверь, прежде чем попасть в операционную, подвергался этому усыплению.
- Как? Уже? - крикнул кто-то в толпе из мышей. - Я даже не успел как следует к концерту подготовиться!Хёрн сжал кулаки."О, если бы я не погружался в сон, то обрушил бы на кого-нибудь из вас лаву моего гнева!" - подумал мышонок. В глазах все затуманилось.
Сперва он отчаянно боролся за жизнь, потом почувствовал невероятную слабость ...В какой-то момент пред глазами мышонка вновь возникли призрачные, светлые образы его родных. Хёрн слабо улыбнулся и попытался выразить к ним свою любовь. Потом - ничего...
Прощай, Хёрн!
... Мышонок очнулся в клетке. Голова его жутко болела, а сверху торчали какие-то две нити. Хёрн пытался пошевелить их лапками, и адская боль пронзила его насквозь, как мечом.
Вокруг его клетки толпилось много людей. Они что-то шумели, обсуждали... Пришла молодая медсестра с целой топкой бумаг.
- Вы знаете, что именно произошло, дорогие коллеги? - вопрошала она учёных. - Я уверена, что наш эксперимент совершит величайший переворот в науке, ибо до нас ещё никто и никогда до такого не доходил!
Хёрн раскрыл уши, стараясь уловить, что же на самом деле с ним произошло? Как это ни странно, он начинал понимать речь людей!
- Из дневника доктора Гилберга, - продолжала медсестра - "В четверг 20 ноября 95 года от Сотворения Мира была проведена первая и уникальная в мире операция: под хлороформенным наркозом грызунам были трансплантированы глиальные клетки человеческого мозга.
Они успешно прижились в новом организме и очень быстро превратились в сеть астроцитов. Мы обнаружили, что у наших подопечных - мышей с ксенотрансплантатом hGPC - человеческие донорские клетки продолжают разрастаться по всему переднему мозгу, систематически заменяя мышиную глию хозяина.
Таким образом, неонатально имплантированные hGPC вытеснили и в конечном итоге заменили популяцию хозяина мышиных GPC, в конечном итоге создав мышей с популяцией гуманизированных глиальных предшественников.Эти химерные мыши должны позволить нам определить специфический вклад глии в широкий спектр неврологических расстройств".
- Осмелюсь добавить, - сказал другой голос. - Не все подопечные остались живы. Некоторые из грызунов не выдержали кропотливой операции, а эмбрионы были в срочном порядке ликвидированы!
Вокруг поднялся гул по поводу этичности проведения данных мер. Чего хорошего можно ждать от поумневших мышей и крыс?!
- "Введение нейроглиальных клеток не дает им никаких человеческих способностей. Наш опыт просто повысил эффективность нейронных сетей животного. Однако мышь все равно осталась мышью", - заверил всех ученый.
Но увы, он ошибался. Вскоре семеро мышей, оставшихся в живых после данного опыта, среди которых был и Хёрн, стали проявлять аномальные способности.
Так, мышонок Клинтон, которому пересадили стволовые клетки человека, обрёл способность говорить. Сотрудники лаборатории придумали ошеломляющий способ общения с ним - они подключили к нему электроды, которые формировали слова специалистов в электрические импульсы, а реакция мышонка производила обратную функцию.
Вскоре Хёрн также стал ощущать значимую перемену в его организме. Специалисты заметили, что с каждым днём его мозг возрастал до невероятных размеров, а потом стал трансформироваться, сжиматься, сморщиваться.
Образовались извилины, нейроны передавали импульсы. Вскоре мышата достигли того, что научились складывать числа, освоили навыки чтения и могли держать карандаш в своих лапах.
Удивлённый персонал лаборатории придумал им термин - "Брейниты", что значит - "Мозговитые", "умные". И лишь Хёрн, один из немногих, достиг невозможного - он стал способен говорить и развил невероятно высокий коэффициент интеллекта.
Глаза его покраснели, а хвост стал жёстким. Как-то раз пред его взором предстала поистине жуткая картина: на стол один из учеников Аланнанара поставил клетку с новыми питомцами. Хёрн сразу начал скрести лапами, стараясь дать понять, что встреча та не сулила несчастным ничего хорошего.
Знакомая фигура с остроконечными ушами заставила мышь забиться вглубь клетки и наблюдать, что же будет дальше. Вдруг в руке у глуповатого блеснул какой-то острый предмет. Хёрн знал, что люди иногда берут его с собой в лес, и от грибов остаются лишь голые стебли.
Но перед Рамосом сидело живое существо. Человек грубо схватил мышонка за шкирку и принялся за дело. Писк вскоре сменился ужасными дикими криками, и Хёрн увидел, как блестящий предмет окрасился в багровый цвет.
Жидкость была настолько густой, что заполнила собой не только стол, но и халат Рамоса, после чего тот стал похож на мясника или повара, режущего томаты. Хёрн замер от удивления, увидев пред собой то, что может привидеться лишь в кошмарах - вместо головы у белой мыши красовался обыкновенный человеческий палец, ростом не больше мизинца.
- Данный образец под названием Pinkie показывает нам, что в скором будущем пересадка фалангов кистей рук сложится вполне успешно, - заключил помощник безумного гения.
Продолжение следует...
