Галя и Далай-Лама

Его Святейшество Далай-Ламу четырнадцатого или попросту Нгагва́нг Ловза́нг Тэнцзи́н Гьямцхо́, под покровом холодной ночи и в строжайшей секретности, проводники доставили в необыкновенно маленькую пещеру близь горного хребта Гандисышань. Сам правитель Тибета считал это место чрезвычайно духовным и пробирался туда раз в семь лет, в тех редких случаях, когда хотел максимальной уединенности и покоя, для самых глубоких и длительных форм медитации.

Отпустив проводников, монах расположился без удобств, зажег благовония и с лучами восходящего солнца уже пребывал в самых первых чертогах спокойного ума, внутренне предчувствуя вибрации более глубоких состояний сознания и вселенского единения.

Географическая удаленность точки медитации и глубокая ментальная концентрация, обеспечивали невозможность никакого вмешательства извне. На таких высотах даже птицы не летают, но не тут-то было.

***

Это был тот необыкновенно редкий день, когда Галя засыпал трезвым и не посредством естественной алкогольной отключки, а просто потому, что время было позднее и завтра на работу. Сон его был глубок и спокоен, тело расслаблено и горизонтально.

Ровно в 5.08 утра, словно по будильнику, Галя открыл глаза и неожиданно обнаружил себя не в кровати с супругой, а в белой и совершенно гладкой яйцевидной сфере. От неожиданного когнитивного диссонанса мужчина было решил, что произошла удивительная реверсия и он вернулся в состояние сперматозоида. Однако наличие члена, а также рабочая спецовка и пояс с инструментами, гарантировали не только его принадлежность к определенной профессии, но и, как минимум, совершеннолетие. Действие диссонанса закончилось и, сняв с пояса разводной ключ, Галя от всей души жахнул по гладкой скорлупе, которая мгновенно треснула витиеватой паутинкой. Где-то в бездонную пропасть сорвался маленький камешек. В Мытищах погас последний фонарь.

Галя ударил еще сильнее, и сфера рассыпалась, как сахарный песок по сухому подносу. Выбравшись наружу, он осознал себя в небольшой пещере, в углу которой аккуратно лежал узелок с вещами, две лепешки и миска с рисом. У входа в пещеру, спиной к Гале, недвижимо сидел человек в оранжевой накидке.

Осмотревшись, Галя убедился, что ему ничего не угрожает, пещера конечна, а дядька в оранжевом мал, хрупок и статичен. На всякий случай не выпуская из рук ключа, мужчина обратился к монаху:

- Слышь, мужик, ты бы так вещички не бросал, вмиг уволокут, а жрачку и подавно.

Ответа не последовало и Галя, памятуя встречу с Хемингуэем https://litclubbs.ru/articles/35227-muzhchina-po-i...

несколько устыдился своей риторической непосредственности и осознав, что формально он в гостях, решил начать разговор по-другому:

- Доброе утро. Имею ли я честь быть ранее представленным? Простите, а где тут у вас отливают?

Человек в оранжевом покачал головой и обернулся:

- བཀྲ་ཤིས་བདེ་ལེགས།ཁྱེད་རང་སྐུ་གཇུགས་བདེ་པོ་ཡིན་པས།.

Галя повесил ключ на пояс и подошел ближе:

- ཐུགས་རྗེ་ཆེཡག་པོ, а сам как?

Далай-Лама засмеялся:

- Это прекрасно и немыслимо. Здесь, в ментальной точке моего собственного пространства, где самые тонкие грани ума ищут выход к порогу просветления, где ты практически Будда, я встречаю четкий визуальный европейский образ, бессознательно, но осознанно присутствующий и вступающий со мной в диалог на тибетском языке, это поистине великолепно!

Галя немного смутился:

- Ну так ё моё, не пальцем деланный! Где это мы? Красиво тут конечно, но у меня на утро четыре вызова…

Лама немного воспарил и непосредственно в воздухе развернулся к Гале. Левитация не слишком впечатлила сантехника и, выйдя из пещеры, он критически осмотрел пространство под монахом:

- Леска? Или на палке сидишь? А вообще, красава, правдоподобно получатся.

Его Святейшество засмеялся:

- དངོས་གནས་ངོ་མཚར་ཡ་མེད་རེད་འདུག, впрочем, чему я удивляюсь. Вы ведь понимаете, что мы говорим на языке мысли? Вы осознаете, где вы?

Галя задумался:

- В Мытищах гор нет. Кавказ?

Лама покачал головой:

- Это место не имеет географических координат, мой друг. И я хотел бы понять, кто вы. Кто может быть настолько просветлен, что вошел в состояние саматхи, и здесь, у дверей нирваны, так устойчив и ментально стабилен? Что это за практика, как долго вы созерцаете? Вы реинкарнация Ринпоче Ван Тунга?

- Нет, я прострация долбанного нибелунга, ты о чем вообще? А по поводу созерцания, так чего на неё родимую созерцать, наливай да пей. У меня стаж лет сорок, не шутка. Практикую запои, дня по три, с пятницы по воскресенье включительно, иногда недельный, но это если отпуск и позволяют финансы. В перерывах могу пивка дернуть, незамерзайка в ходу, антифриз пробовал. Короче широченный спектр поглощения.

Монах в задумчивости приподнял бровь:

- Запой, это как ретирит у буддистов? Уединенная духовная практика?

Сантехник кивнул:

- Она самая. Но одному опасно, лучше с компанией.

- Да-да, групповые ретриты очень полезны.

- Для души да, а вот печень протестует.

- Во время медитаций вы чувствуете прану? Чувствуете вибрацию кундалини?

Галя вздохнул:

- Во-первых не прану, а краны. И не кундалини а мандолина, учи русский, аксакал.

Лама задумался:

- Скажите, просветленный, а какие ощущения вы испытываете при выходе из самых глубоких и длительных форм созерцания?

Галя поморщился:

- Бодун дичайший, головная боль, рвота, сушняк, жуткий тремор и чувство глубочайшей жалости к себе.

Монах схватился за голову:

- Невероятно! Просто непостижимо! Впрочем, это соответствует теории двойственности. Я полагаю, что симбиоз практик незамерзайки, пивка и антифриза, позволяет вам так устойчиво и свободно пребывать сейчас рядом со мной. Мне кажется, вы очень близки к нирване.

Галя утвердительно кивнул:

- Несомненно. Но если не брошу – сдохну. К гадалке не ходи. Слушай, отец, а где тут тропинка вниз, мне бы только до вашего аула добраться, а там я на попутках…

Неожиданно в пещере раздался дикий звон и у Гали резко кольнуло в боку, потом снова, и снова, и снова… Пространство стало расплывчатым и туманным, и там за туманом времени, прояснялась его жена Лариса, толкающая мужа локтем в бок:

- Выключи будильник и вставай, у тебя утром четыре вызова…

***

В далеком Тибете, близь горного хребта Гандисышань сидел Его Святейшество Далай-Лама четырнадцатый. Он был совершенно неподвижен и только губы еле заметно шептали словно мантру, такие странные и непонятные слова – сушняк… незамерзайка… Мытищи.