Господа хищники

Буркуту никогда ещё не приходилось открывать двери электрички самому — в его юную голову пока не лезли подобные хулиганские мысли. Выходя на платформу, он часто замечал эти мирно спящие серые составы. Они умело маскировались в полумраке на фоне железнодорожного полотна и пасмурного неба, оставаясь неинтересными для оживлённой толпы. Однако кое-кого они всё же привлекали.

Эти «кое-кто» оказались основной целью новой работы Буркута — те, кого он старался обходить, опустив глаза. Он считал их глубоководными рыбами, и разница между ним самим и подобными рыбёшками постепенно уменьшалась — с каждой потраченной купюрой.

Новая работа сулила хорошие деньги и ставила простые задачи: найди, приведи и получи своё. А что дальше? Мрачно ухмыляясь, наниматели дали Буркуту понять, что не рады таким вопросам. Его рабочий цикл заключался в этих трёх основных этапах — от первого ко второму, от второго к третьему, и так по кругу. Буркут согласился не раздумывая, ведь в карманах у него было уже совсем пусто.

Найди

Напарником Буркута на новой работе стал Андрей по кличке Беззубый — к слову, все зубы у него были на месте. Беззубый захватил с собой алюминиевую биту со зловещими вмятинами, при виде которых в душу Буркута закралось неприятное предчувствие, отчего ему тут же захотелось уволиться.

И зачем надо было начинать, раз даже такие мелочи пугают и отталкивают? Но противно зудели мысли о пустых карманах. Если лестница на дно существует, то Буркут уже по ней спускался.

Человек ведь ко всему привыкает, верно? И он тоже привыкнет, это дело времени, — привыкнет искать и находить, даже если речь идёт о людях; привыкнет доставать каждого, словно изувеченного оловянного солдатика, из потухшего камина собственной жизни и гнать алюминиевой кочергой в непонятное «дальше».

Беззубый шёл чуть впереди по перрону, мимоходом с видом знатока оглядывая вагоны.

— У меня на них чутьё, понимаешь? — небрежно бросил он, обернувшись к Буркуту. — В этих делах я как кошка. Чувствую этих крыс за версту, понимаешь?

Беззубый действительно походил на кошку. На вид ему было около двадцати семи — для человека совсем немного, а для кошек уже почтительный возраст. Обутый в дешёвые кроссовки, он ступал быстро, осторожно и бесшумно; чёрный спортивный костюм поблёскивал в свете привокзальных фонарей, напоминая шерсть. В его зелёных глубоко посаженных глазах таилась кошачья хитрость и светилась зловещая сила. Наконец Беззубый остановился и с улыбкой объявил:

— Точно здесь.

Буркут не успел опомниться, как Беззубый оказался у двери и, прикоснувшись к створке, надавил на неё. Несмотря на хрупкие руки и незначительную силу, створка всё же немного сдвинулась, и он просунул в щель свои тонкие пальцы. Всё это казалось странным и непонятным.

— Видишь? Это важно. Резинка створок ссохлась. Да и механизмы у этих дверей старые. Отжившие, понимаешь? Так что можно её открыть. По сути, реально открыть любую дверь без ключа. Отмычкой, верно? А что делать, если у двери нет замочной скважины? Грубая сила рук тебе в помощь. Это проще и быстрее, чем отмычка. Если хочешь попасть в подъезд без ключа, то надо приподнять дверь и дёрнуть. Если хочешь попасть в вагон, надо лишь дёрнуть. Они это знают, и я это знаю.

Закончив монолог, Беззубый коротко ухмыльнулся — эдакий завершающий мазок на жуткой картине «Грабёж в гаражном кооперативе», или самое подобающее действие перед тем, как зимней ночью попросить телефон на безлюдной остановке. Буркут понимал, что Беззубый отдаётся делу полностью и без остатка.

Поставив биту у стены вагона, Беззубый проворно схватился за ручку и рывками начал отодвигать дверь. Створка отходила тяжело.

— Я на выставке или как? Хрена ты встал, как чёртов экспонат? Раздвинь двери, а то они же сейчас обратно захлопнутся!

Буркут нырнул в образовавшийся проём и упёрся ладонями в край отодвинутой Беззубым двери.

— Смотри, сейчас я отпускаю, а ты удерживай. Понял?

— Да.

— Красава. Отпускаю, значит. Гляди, чтоб пополам не разрубила. — Снаружи раздался хриплый смешок.

Дверь ощутимо давила на руки, благо Беззубый ловко прошмыгнул под согнутыми локтями и уже из полумрака скомандовал:

— Отпускай дуру!

Буркут бросился в спасительную тьму тамбура, и дверь с грохотом захлопнулась.

— Можно было и осторожнее, а то половину вокзала разбудил.

— Так ты сам сказал отпускать.

— Вот только не надо сейчас... — Беззубый начал шарить правой рукой в поисках биты, такой привычной и придающей уверенность, но не нашёл её. — Какого хрена?..

Он припал к мутному стеклу и стал изрыгать грубые, грязные ругательства, и наверняка их было слышно даже за пределами вагона, у стены которого осталась бита. Буркут вздрагивал от каждого резкого, громкого слова, но крики быстро сменились свирепым полушёпотом. Беззубый так и оставался у окна, проклиная всё на свете, а Буркут тем временем отошёл к двери, ведущей в вагон электрички. Глаза, привыкшие к полутьме, заметили шевеление среди кресел. Фигура, пригнувшись и прижимая к себе что-то, осторожно двинулась к проходу. Буркуту эта фигура напомнила огромную улитку, и тут она резко повернула голову. Их глаза встретились, и впервые Буркуту не хотелось отводить взор, поскольку во взгляде напротив явственно читался страх, который нарастал с каждой секундой молчания. Буркут внезапно понял, как далека на самом деле та граница падения и какая чудовищная пропасть лежит сейчас между ними. От этого умозаключения сердце забилось чаще, и губы прошептали заветные слова:

— Там человек…

— Что? — переспросил Беззубый, отпрянув от окна.

— Там человек, — улыбнувшись, повторил Буркут.

— Так чего мы тогда стоим?

Приведи

Они чуть было не догнали человека уже в следующем вагоне. Беззубый знал, что делает, и, вызывая панику, нарочно изо всех сил захлопывал двери вагона. Паника — самый короткий путь к ошибке.

Желание поймать добычу вдруг стало настоящей потребностью и походило на одержимость. Это желание наделяло их безграничными силами и снимало усталость. В полумраке вагонов всё казалось иллюзорным, фантасмагорическим. Сейчас они не были людьми. Совсем нет. Их глаза горели в темноте, а в убийственном беге ноги почти не касались пола. И боги охоты уже проявили своё благоволение, показав добычу. Оставалось лишь её поймать. Сердце билось об рёбра, пророча удачный для охотников исход.

Через пару вагонов Беззубый настиг человека, когда тот упал, ударившись о ручку кресла. И так любимая им матерная брань заполнила пространство. Буркут устало рухнул на сиденья, а его напарник сел на пойманного человека и с интересом стал изучать вырванный из рук жертвы пакет.

— Что там? — спросил Буркут.

— Да что у них может быть? Всё, что они имели, просрали. А что не просрали, то пропили, — ответил Беззубый, вынимая из пакета вещи. — Фотографии какие-то нашёл. На кой тебе, чучело, фотографии сраные?

Ответа не последовало.

— Ладно. Фотографии изымаю. Бегаешь ты отлично. А раз так, то и работать можешь. У нас и питание какое-никакое имеется, и жить не в вагоне сраном будешь. Не в хоромах, конечно, но клопы не жаловались. Подтверди, Буркут.

— Ну…

— Спасибо, Буркут. Так что, дядя, пойдёшь с нами?

— Да знаю, как у вас там хорошо, ребята. В прошлый раз еле ноги унёс из богадельни вашей. Кормят объедками, даже собаке такое не дашь. Спишь на полу, завернувшись в тряпки, как скотина. Зато как утро приходит, то гонят на работу. Говорят, что хватит на шее сидеть. Работать нужно. Рельсы сами себя не уложат. Так и ломаешь спину с утра до ночи. А если помрёшь там, то прикопают тебя под рельсами этими проклятыми. Поезду на удачу.

— Зря я биту оставил чёртову! — рявкнул Беззубый. — Привередливый ты слишком и глупостей много болтаешь. Такси уже ждёт нас.

Этим «такси» оказался белый фургон, к которому они и привели человека. Вести было намного проще, чем ловить, и во многом это зависело от алюминиевой биты Беззубого. Когда он вновь взял её в руку, Буркут увидел в зелёных глазах знакомый зловещий блеск прошлого — безумие тех бесконечно долгих дней, которые врезались в память болезненными фрагментами.

Получи своё

Из кабины фургона Беззубый вылез с тощей пачкой купюр и протянул несколько Буркуту. Остальное он заботливо пересчитал и сунул в надёжный карман олимпийки.

— Это всё правда, что он сказал ? — осмелился обратиться к нему Буркут.

— Так и знал, что спросишь. — Беззубый закатил глаза и продолжил: — Не знаю я. Да и какая разница? Наше дело маленькое: найти, привести и получить своё. Пока есть спрос, есть и работа. А спрос, уж поверь, огромный. Деньги тоже нормальные платят. Что ещё нужно?

— А ты сам не думал об этом? Мы же им не ромашки собираем. Они ведь людей под рельсами хоронят…

— Оно тебя не должно волновать. Их мозг давно сгнил от постоянных пьянок и безделья. Так что любая работа им кажется каторгой. И нет, я об этом никогда не думал. Меньше кручу такие мысли в голове — крепче сплю. Тебе советую делать так же. Иначе долго в нашей работе не протянешь. Нашёл, доставил, деньги получил — рабочая смена кончилась. Кстати о крепком сне, место отличное знаю. Тут недалеко.

— Значит, это всё ложь? — спросил Буркут и заметил, как глаза Беззубого сузились от злости.

— Да что ты заладил? — проорал Беззубый. Он отошёл от Буркута на пару метров и, немного успокоившись, продолжил: — Да, наверное. Пьяный бред, и всё. Я не знаю. Приснился кошмар из-за палёного пойла. Просто не бери в голову. Так выпьем?..

Беззубый долго водил Буркута по улицам. Каждый поворот выводил в новый мрачный переулок, где у зданий не было окон, а их стены, казалось, возвышались до небес. Наконец Беззубый резко остановился у двери, выкрашенной в красный цвет, и сказал:

— Это здесь. Калап нам в кружке пива не откажет, но брат его Сибри — редкостный недоносок. На дух его не переношу, и это взаимно. Если нам повезёт, то не он сегодня работает.

Они вошли в здание. Внутри заведение напоминало потайное дно колодца. Мокрые кирпичные стены блестели в свете керосиновых ламп, вдоль одной стены стояла пара пустых столов. Поодаль от двери располагалось некое подобие барной стойки.

Беззубый уверенно подошёл к суетящемуся за стойкой бармену, наступая при этом в лужи на полу, и окликнул его.

— Не откажите честным работягам в кружке пива.

— Какой знакомый голос, — отозвался бармен и выпрямился в полный рост. — Уже нового с собой притащил? Научил уже зубы людям выбивать? Вы, господа, — хищники, а таким здесь не наливают. Так что катитесь, пока ноги целы.

— Сибри, я работал и заработал. Деньги на пиво у меня есть. А раз так, то налей мне чёртову кружку пива, и я спокойно уйду, — злобно прошипел Беззубый.

— Ты, видно, оглох на той мясорубке, которую называешь работой. Такие деньги здесь не принимают. Таких, как ты, здесь не обслуживают. Он в курсе, для чего вы людей ищете? — спросил Сибри, поднимая глаза на Буркута. — Ты ведь ничего не рассказывал, верно?

Беззубый повернулся к Буркуту и снова прошипел:

— Это всё во благо.

— Парень, знаешь, зачем он выбивает людям зубы? Думаешь, это его больная прихоть? Ты прав. Но истинная причина — чтобы люди рассказать ничего не могли. Он, наверное, тебе говорил, что не в курсе всего. Это всё ложь. Он прекрасно знает, как выглядит тот ад, для которого вы собираете людей.

— Людей? Да где ты увидел там людей? Сидишь в своём подвале, а где-то там рельсы укладывают, чтоб по ним пойло в твоё болото везти. Эти сами выбрали остаться на дне. Их головы пустые, а жизнь и пробки от бутылки не стоит. Мы подметаем твой задний двор. Будь благодарен, что мы делаем это и находим им применение во благо всему. Так что я хочу выпить за это.

— Я лучше дохлую крысу съем, чем налью тебе хоть каплю! — закричал Сибри.

— Тогда я сам себе налью!

Беззубый перепрыгнул через стойку. Сибри мигом среагировал и достал ружьё, приготовленное специально для таких случаев.

— Убирайтесь!..

Беззубый поднял руки вверх и перевёл взгляд на Буркута.

— Ладно, я ухожу. Только не надо нервничать. Знаешь, почему существуют такие, как я? Да потому что остальные позволяют нам существовать! Мы всем нужны! — Выкрикнув это, Беззубый принялся скидывать с полок бережно расставленные бутылки.

Раздался выстрел. А затем звенящую тишину нарушал один лишь звук капающего на пол алкоголя. Запах спирта забил ноздри. Буркут подошёл к барной стойке и заглянул за неё…

Карманы больше не были пустыми, тревожные мысли перестали беспокоить. После того вечера в баре не осталось целой бутылки, а новых уже не поставили. А путь к красной двери был позабыт. Но Буркут не жалел об этом, ведь другие заведения охотно принимали «такие» деньги. От усердной работы на алюминиевой бите стали появляться новые вмятины — во имя всеобщего блага.