​Вход/Выход

«Тигра накормить легко. Главное — попасть в клетку»

Народная мудрость

Просыпаюсь от чувства, что моя голова вот-вот разорвется на мелкие кусочки. Пытаюсь сфокусировать свои мысли хоть на чем-нибудь, не получается. Прошлый вечер размывается в багряном тумане. Глаза не хотят подчиниться и приоткрыться хоть на миллиметр. А еще во рту стоит привкус горечи и чего-то ещё, никак не могу понять, чего именно. Готова поклясться на Библии, что больше никогда, слышите, ни-ког-да не притронусь к алкоголю. С гулянками тоже покончено.

Силюсь вспомнить хотя бы, что я сделала накануне, чтобы заработать подобные симптомы.

Внезапно в лицо ударяет поток света. Что, уже утро? Пытаюсь отмахнуться от слепящего даже сквозь веки света, но руки почему-то не слушаются меня.

Да что это такое? Начинаю злиться. Ну, спасибо, голова теперь просто раскалывается.

— Ну, что? Нравится тебе? — мужской голос кажется незнакомым.

— Открой глазки, солнце, — чересчур ласково продолжает голос, отчего выполнять его просьбу совсем не хочется. Если честно, я все еще продолжаю надеяться, что это какой-то дикий похмельный сон. Пытаюсь ущипнуть себя, чтобы избавиться от этого кошмара. Но вместо пробуждения приходит осознание, что руки мои привязаны к железным поручням. От резких движений, запястья начинает жечь, а я медленно, но верно трезвею.

— Не дергайся, так только больнее, — пожалуйста, хочу, чтоб это был сон. Слишком резко открываю глаза, теперь вокруг скачут черные «мушки».

— А я ждал тебя... Так ждал... Теперь ты не убежишь, — черт, все это слишком смахивает на острый бред. Или какую-то полубезумную комедию со мной в главной роли, главным штрихом которой становится тот факт, что я совершенно не знаю парня, сидящего напротив меня.

Наконец, собираю все силы в кулак, чтобы задать ему закономерный вопрос, но вместо своего голоса слышу бессвязное хлюпанье-хрипение. Мой язык не желает меня слушаться. Предпринимаю еще одну попытку, теперь на фоне невнятного бульканья звучит мое нечленораздельное мычание. Что происходит?!

— Ты не это ищешь? — незнакомец вдруг встает и протягивает руку куда-то, чтобы через несколько секунд ввести меня в исступление. В руках он держит банку, в которой плавает... мой язык? Стоп. Что?!

— Ты вчера болтала и болтала. Болтала и болтала, и болтала... Я слушал, я так переживал за тебя. Но ты все повторяла... Антон, Антон, Антон, Антон! — он вдруг подпрыгнул и с яростью кинулся ко мне. Его и без того не самое симпатичное лицо исказила какая-то неведомая гримаса, — а я не Антон. Я — Славик...

С грохотом водрузив банку на тумбу, он забирается с ногами на стул.

В голове у меня гудит только одна мысль: «У меня нет языка. Больше нет языка. Я никогда не смогу говорить».

— Мне понравилось, как ты танцевала. Ты также кружилась на выпускном.

На выпускном? Что он несет? Мы даже не знакомы! Мой язык...

— Но ты никогда не хотела танцевать со мной. А вчера согласилась. Почему? Я тебе понравился? — его лицо снова рядом, и я могу хорошо разглядеть все его изъяны. Понравился? Какая чушь! Более омерзительного существа в жизни не видела: долговязый, тощий, болезненный, с длинным, смотрящим куда-то в сторону, носом и испещренным мелкими рубцами лицо.

С вызовом смотрю прямо в глаза. Почему? Мне нечего терять. Мое безрассудство выбивает его из сомнительного равновесия. С девчачьим визгом он вновь забирается на свой стул. Некоторое время маньяк молчит, и тишина идет на пользу моей голове.

Медленно, с большим трудом в памяти начинают всплывать отрывки вчерашнего вечера. Очередная мысль отрезвляюще бьет под дых. Мы расстались с Антоном. Он. Ушёл. От меня.

— Я не Антон, не Антон, — мой мучитель раскачивается на стуле, обхватывая то свои плечи, то голову. Вперёд-назад, вперёд-назад. От этого мельтешения рябит в глазах. Закрываю их, чтобы хоть как-то сосредоточиться. Мысли постепенно собираются в мозаику вчерашнего дня. По крайней мере, вспоминаются разбитые фоторамки с нашими совместными фотками. И, кажется, пара его любимых чашек.

Что было потом? Созвонились с Наташкой, она не смогла. Тогда я поехала в бар в гордом одиночестве, «праздновать» начало холостяцкой жизни и... провал. Ничего. Пустота.

— Ну-ка, просыпайся! — снова этот свет, бьющий сквозь закрытые веки, — я не хочу, чтобы ты спала! Ты должна это видеть! Ты должна видеть, что я собираюсь подарить тебе.

«Господи, да убей меня уже, только заткнись!» — однако быстро приходит осознание подуманного. Хочу ли я умирать? Черт, нет! Хоть и непонятно, что меня теперь ждет без языка?

Я. Хочу. Жить.

Глаза распахиваются и наблюдают, как идиот напротив в умилении хлопает в ладоши.

— Проснулась, проснулась! У меня есть для тебя подарок! Только не подглядывай! — впервые он исчезает из моего поля зрения, и только скрип паркетин — теперь мой лучший друг — подсказывает, что мучитель-психопат вышел из комнаты. Все, это мой единственный шанс, другого может просто не представиться. С силой, которая только может быть в похмельном организме, дергаю всеми своими конечностями. С ужасом понимаю, что привязаны не только руки, но и ноги. Вот теперь я испытываю настоящий животный страх, почувствовав масштабы своей клетки. Дергаю все сильнее и сильнее кожаные ремни и наконец чувствую, что с правой стороны натяжение ослабло. Это достижение придает мне еще больше сил. Еще рывок. Ну, пожалуйста!!! Из глубины коридора раздается характерный скрип. Прогнившие половицы — лучшая сигнализация.

Обессиленно падаю на подушку.

— Смотри-смотри. Помнишь? Теперь ты меня вспомнила? — он тычет пальцем в худощавого болезненного парнишку на старой замусоленной фотографии.

— А вот — ты, Женька, — девушка выглядит симпатичной, и наверняка была любимицей учителей, да что там, всей школы. Длинные русые волосы обрамляют миловидное лицо. Только вот не мое это лицо и имя не мое. Внезапно он дотрагивается до моих волос.

— Я всегда хотел потрогать их, но ты не позволяла. Ты вообще не любила меня. А теперь? Теперь любишь? — его дыхание совсем близко и от предчувствия становится тошно и страшно одновременно. Я сиплю и хриплю, пытаясь предотвратить неизбежное. От напряжения руки сжимаются в кулаки, а через секунду меня накрывает волной безумного восторга. Руки свободны. Я свободна!!!

А еще через секунду со всей силы отправляю его в нокаут.

Пока псих приходит в себя тянусь к ногам, чтобы развязать и их. Они обмотаны бечевкой. Режу об нее пальцы, ломаю ногти, но не сдаюсь. Слишком мало времени, пока он не придет в себя. Руки трясутся, ноги все еще привязаны. Волокна шпагата врезаются в ладонь, оставляя кровоточащие зарубки. Пытаюсь дотянуться, чтобы перекусить слишком крепкие нити зубами, но не могу. В отчаянии начинаю дергать ногами в разные стороны. Вдруг слышу спасительный треск.

— Неееет! Неееееееет!!! — не своим голосом визжит маньяк, и вскакивая, бросается к мне. Но в этот момент бечевка рвется, оставляя его ни с чем. Перебегаю к подушке, швыряю ее, чуть замедляя ход противника. Взгляд безумно мечется по комнате в поисках хоть чего-нибудь подходящего. Банка! Звон стекла. Спрыгиваю с кровати. Ослабевшее за ночь тело так не вовремя дает сбой. Зацепившись за одеяло, падаю прямо на торчащий осколок стекла, но в последний момент успеваю выставить руку. В предплечье, как в масло, входит часть острия.

Пытаюсь подняться, но он успевает настигнуть меня, хватая за волосы, вжимает щекой в пол, где рассыпана сотня мельчайших осколков. Резь и боль. Наши силы не равны. Слышу его сопение, чувствую дыхание, знаю, чего он хочет.

Но я не сдамся. Ни сейчас и никогда.

Рядом что-то блестит — еще один осколок. Стискиваю зубы, тянусь к нему рукой, но психопат успевает перехватить меня. Хватает осколок и швыряет его в сторону. Этого времени мне хватает, чтобы с ревом вырвать стекло из руки развернуться и ударить окровавленным острием прямо в брюхо. На его лице гримаса непонимания. Но я не желаю останавливаться.

Еще удар, еще. Я бью и бью его, ни на секунду не оставляя свое оружие без действия, с каждым ударом превращая его тело в кровавое месиво.

Теперь, когда я почувствовала вкус свободы, ни за что не позволю какой-нибудь мелочи проиграть мне в этой схватке.

Это ничтожество слишком живуче, отхаркивает кровью и не желает подыхать. Он все еще сопротивляется, приходится нанести ему финальный удар, рассекая горло. Кровь из сонной артерии выстреливает мне прямо в глаз, вынуждая остановиться.

На секунду выдыхаю. Осматриваю тело и понимаю, что остался только маленький штрих. Хихикая, я отползаю к тому месту, где еще недавно лежала сдавливаемая весом конченного психа. И вот, теперь из нас двоих только я живу и только я свободна. Но мне этого недостаточно. После всего, что он со мной сделал, он заслуживает мести. Осклабившись возвращаюсь к телу.

«Я — Катя, ублюдок!» — невнятно мычу я, запихивая ему свой язык в глотку.

Вот теперь — идеально. Наконец-то чувствую облегчение. Впервые за шесть лет жизни с Антоном. Я жива. Я свободна.