Настоящий сихиртя

Ого, в какой дом я попал – весь прозрачный! Не то, что наши дома под горой – совсем без окон, или ненецкие чумы, обвязанные веревками! Через прозрачные стены видно ровное поле, на котором стоят большие птицы из металла, теперешние люди называют их «самолеты». Как бы узнать, из какого металла их делают - должно быть, какого-то легкого, ведь люди на них должны летать. Я тоже скоро полечу. Страшновато, конечно, но здесь все собрались лететь, и вроде не боятся, как будто не лететь надо, а на яхоре ехать. Впрочем, на яхоре сейчас никто не ездит. Галина Викторовна рассказывает, что теперь только кости в земле находят от яхоров, для них теперь в наших краях корма не хватает. А жаль! Яхоры были звери умные, носом длинным и седока могли подхватить, и груз себе на спину положить. Так и возили, ни ровного поля им не надо, ни гладкой дороги, как для современных колесных саней, которые называются «машины». Только скорости яхорам не хватало.

А еще надо узнать, как сделаны эти прозрачные стены. Похоже на слюду, но прозрачнее, и на рыбий пузырь, но твердое. Теперь такое стоит во всех окнах, называется «стекло», но чтобы целая стена из него была построена, этого я еще не видел. А есть еще такие места на стенах, где все от пола до потолка отражается, будто в серебряном зеркале, которое шлифовал хороший мастер. И я там виден – в малице с вышивкой, косы заплетены и завязаны кожаными шнурками с серебряными бубенцами, на ногах хорошие кисы. Малица почти новая, кисы тоже, но детские, разноцветные. Неприлично, конечно, мастеру-кузнецу в чужое, да еще детское, одеваться, но что делать - мои вещи все истлели за три тысячи лет в земле, только бубенцы остались. Мы, сихиртя, ростом небольшие, как у теперешних людей десятилетние дети, вот Галина Викторовна и принесла мне вещи своего сына. Ну ладно, этот долг я ей отработаю, когда вернусь.

Три тысячи лет! Сразу видно, что много времени прошло – вон сколько всего нового люди сделать успели. Но вот наших сихиртя никого не осталось, не с кем поговорить на родном языке – ни деда, ни братьев, ни соседей, а родителей я еще в детстве лишился. И даже праправнуков не найти. Вадим говорит, они с ненцами-завоевателями так смешались за эти годы, что и не разберешь, чьи они потомки. Не осталось даже моей плавильной печи – она, вместе со мной свалилась под обрыв в реку, там остались ее следы. Вадим ведь меня со дна реки достал. Галина Викторовна и ее помощники из дома, который называется «музей», помогли отвести воду в сторону, а потом он меня выкопал из земли. И зачем я взялся плавить медь в печи над обрывом именно весной! Конечно, на обрыве, на открытом месте ветер хороший, тяга в печи есть, и уголь горит жарко. Там медь из черно-зеленых малахитовых камней получается отличная – и пряжки отливать можно, и наконечники для гарпунов ковать. И серебро у меня в этой печи выходило хорошее, хоть на бляхи с узорами, хоть на бубенцы и колокольцы для шнурков. Но вот беда – весной, как ночь кончается, день прибывает и снег начинает таять, река так и подмывает берег, вот и смыла мою плавильню вместе со мной. Хорошо, что я в то время делал новый сплав и светился, потому и ожил теперь. Синий свет всем сихиртя помогает.

Ну, ничего, дед мой всегда говорил – мал узелок, а две веревки держит. Я хоть и ростом невелик, и мало что о теперешней жизни знаю, но постепенно разберусь. Мне теперь здесь жить, а значит, и учиться надо всему, и ремесло теперешнее в руках иметь. Научусь! Мы, сихиртя, учимся быстро, было бы у кого учиться. Научился же я за две недели русскому языку у Галины Викторовны! Тут главное – сосредоточиться и синему свету не сопротивляться, тогда все сразу поймешь.

- Олан, паспорт и письмо у тебя на месте? – вот и Галина Викторовна, растерянная, как сова днем. Ну что она так тревожится? Не маленький я, восемнадцать лет прожил, уж как-нибудь не потеряю свои вещи. Вот и паспорт, тонкие листки с картинками и надписями.

Галина Викторовна заглядывает в него и вздыхает.

- Ох, Олан, переснять бы эту фотографию! Волосы у тебя почти белые, на белом фоне их не видно, а глаза светлые, почти прозрачные – тоже не разберешь! Стоп! А кто это подписал печатными буквами?

- Это я срисовал свое имя вот отсюда. Участковый сказал, ошибок нет - Олан Сихиртя!

Получилось, конечно, коряво, теперешние люди пишут ровнее. Теперь мне надо научиться читать и писать по-настоящему. А Галина Викторовна в этом наверняка хорошо разбирается, у нее в музее ведь не только старинные вещи, но и разные записи собраны. Они называются «книги», из них, должно быть, много всего узнать можно.

- Галина Викторовна, научите меня читать книги!

- Олан, но ведь это долго, а ты через полтора часа улетаешь…

-А вы начните. Мы, сихиртя, быстро во всем разбираемся. Вы же видели, я замок в двери вам разобрал, починил и на место поставил, пока вы искали, кто его починить сможет.

Смотрит на меня, будто не верит, потом берет меня за руку и ведет к какому-то окошку, за которым разложены какие-то книги. Дает человеку в окошке деньги, вкладывает мне в руки открытую разноцветную книгу с картинками и говорит:

- Ладно, уж если ты русскому языку выучился за две недели, то букварь быстро освоишь. Вот буква «А»…

Так. Внимание. Сосредоточиться, думать о том же, о чем она, страницы переворачивать быстро, смотреть на буквы, слушать звуки…. «Б» - буква, «В» - вода, «К» кузнец... Синее пламя вспыхнуло вокруг меня, замигало, отразилось в стенах, осветило Галину Викторовну и человека в окошке. «З» - земля, «Е» - ель… Галина Викторовна схватила меня за руку, оттащила к прозрачной стене.

- Светись лучше здесь!

Ну да, лучше не пугать людей, в мое время и ненцы-завоеватели, и другие соседи побаивались нашего синего света. А мы с дедом, бывало, когда он начнет учить меня, так светили, что даже яхоры пугались. «Р» - рыба, «С» - собака… А вот в конце еще, написано уже не по одному слову, а по несколько, как люди обычно говорят. «Пилот ведет самолет.» И картинка - человек сидит перед какими-то приборами, как в машине, и крыло рядом видно. Вот, значит, как называются люди, которые водят птиц из металла… «Дети учатся в школе.» Еще одна картинка - дети сидят за столами и смотрят, как взрослый человек пишет буквы на большой доске. «Мамонты жили очень давно» - ого, даже мохнатые яхоры попали в эту книгу!

Ну вот и все. Синий свет погас, я закрыл азбуку и огляделся. Ого, сколько надписей я теперь понимаю! Расписание. Салехард – Москва. Выход. А что это случилось? Кто-то лежит на полу, как будто потерял сознание, а Галина Викторовна присела рядом и оглядывается, кого бы позвать на помощь. Да это же Вадим! Скорее к нему! Он открыл глаза, смотрит и морщится.

- Олан, ты почему опять светился?

- Я учился читать.

- У меня голова болит от твоего света! А вы, Галина Викторовна, зачем это поощряете? Если он будет говорить и читать по-русски, да еще светиться, кто в Москве поверит в его древность и близость к природе?

Дед говорил мне, что голова от синего света может болеть, но у меня никогда такого не было. Ну ладно, постараюсь больше не светить при Вадиме, если ему так плохо. Да и вообще я так сильно свечусь, только если сразу много нового узнаю, а если постепенно, так только слегка мерцаю. А вот, кажется, и про наш самолет говорят, Салехард - Москва, восемь часов. Галина Викторовна сует мне в карман малицы несколько бумажек.

- Вот тебе деньги, это за работу. И возвращайся к нам в музей. У нас работы для тебя много – и про старину рассказывать, и замки чинить. А если что случится, звони из Москвы по межгороду: Салехард, два-два-четыре-три. Счастливо долететь!

***

В самолете оказалось удобно и совсем не страшно, многие даже заснули. Но это, наверное, те, кто каждый месяц летает, а мне надо столько всего рассмотреть и узнать! Вот, например, почему летит самолет, ведь даже если он из легкого металла, то все равно воздух легче. Птица тоже тяжелее воздуха, но она крыльями машет, а тут крылья неподвижные, так в чем же дело? Лучше всего узнать об этом у пилота, который ведет самолет, но у него на двери надпись: «Не входить». Понятно, работает человек, мешать работе никак нельзя. Но надо будет на земле поговорить с каким-нибудь пилотом, узнать, как все-таки самолет летит. И еще узнать, что такое «межгород», про который говорила Галина Викторовна. Вадим, наверное, знает, но он тоже работает. Достал ящичек, вроде шкатулки из страны Син, какая была у деда, только совсем плоский, открыл и начал стучать там пальцами по квадратным пуговкам. Стучит, а на крышке ящика на белом поле буквы появляются, как в книге. Ого! Надо узнать, как это делается, тогда и у меня сразу будут буквы получаться ровные, а не корявые, как на подписи в паспорте! Невежливо мешать работе, но все-таки спрошу.

- Вадим, скажи, как ты делаешь эти буквы?

- На клавиши нажимаю, буквы и получаются.

- Но почему они получаются, какое устройство их делает?

- Отстань, ты все равно не поймешь! А я работаю, статью пишу о тебе для интернета, все читать будут! Я же журналист!

- А что такое интернет?

Уж раз я помешал ему, надо узнать как можно больше. Но он, похоже, не хочет ничего объяснять.

- Отстань, это тебе все равно не надо! А мне время терять нельзя – в Москве мы сразу поедем на лекцию. Мы по всей стране с лекциями проедем, это такая удача, ты даже представить себе не можешь!

- А лекция – это что?

- Люди соберутся, будут на тебя смотреть, а я расскажу, как жили сихиртя, как одевались, как ловили рыбу и промышляли морского зверя….

- А как медь плавили и серебро ковали, я сам могу рассказать!

Смотрит на меня так, будто я выругался или что-то неприличное говорю.

- Я расскажу все, что надо, а твое дело рядом стоять. Запомни, говорить буду только я, а ты будешь ездить со мной, чтобы на тебя смотрели, и помалкивать. Будешь всегда сыт, одет, на ночь устроен, чего тебе еще надо?

И снова стучит по своим клавишам. А что он там пишет? «Мне удалось осуществить мечту нескольких поколений исследователей Севера и этнографов - поговорить с живым представителем легендарного народа сихиртя, населявшего Ямал в древнейшие времена, до прихода ненцев. До сих пор сихиртя были только персонажами легенд, но теперь я увидел своими глазами одного из них.»

Ну, пока все правильно.

«Мне открылся пласт жизни, не тронутой цивилизацией и неразрывно слитой с природой. И теперь передо мной, как и перед всеми культурными людьми, встает жизненно необходимая задача: сохранить в неприкосновенности чистоту души последнего представителя древнего народа сихиртя. Мы не позволим цивилизации оторвать эту душу от наших общих истоков, не допустим, чтобы это дитя природы попало в плен современного образования, которое ему не нужно, и изнеживающих удобств современной жизни.»

Почему это мне не нужно современное образование? И если современные удобства – это плен, то как бы мы добирались в эту самую Москву без самолета? На яхоре? Месяца три ехали бы, да и яхора теперь не найдешь. А дальше что?

«Мы не допустим, чтобы металл и камень, Интернет и бензин убили в последнем сихиртя человеческую душу.»

Что такое интернет, я так и не знаю, но потом разберусь. Но с металлом и зелеными рудными камнями я с шести лет работаю. Дед говорил, из меня отличный мастер получился, не хуже тех плавильщиков из страны Син, у которых учились наши предки, когда жили далеко на востоке. Да я и сам видел – у меня и медь выходит ковкая, и сплав с белым оловом хороший, и серебро не хуже. И отливки чистые, и рисунки четкие, и душа вроде бы на месте…

- Вадим! А почему я не могу сам о своей жизни рассказать? Я ведь уже могу говорить по-русски!

Вадим хлопнул рукой по пуговкам, ящик даже замигал.

- Ничего ты не будешь рассказывать! Кто в Москве поверит, что древний сихиртя за две недели русскому языку научился? Сразу скажут, что ты не настоящий сихиртя, а подделка! А я тебя пять лет искал!

- Как раз и поймут, что я настоящий сихиртя, кто же еще может так быстро выучиться? И синий свет опять же! А если этого мало, у меня письмо есть о том, что меня откопали на дне реки, его все свидетели подписали - водитель машины, Галина Викторовна, сторож из музея, смотрительница и два оленьих пастуха-ненца.

Вадим так и сморщился.

- Ну чего ты хочешь? Самому выступать, прославиться? Да кто ты такой? Сказал же тебе - молчи, а я обо всем позабочусь! Одежда у тебя есть, поесть тебе найду, а как закончим выступления - потом обратно в Салехард отвезу. Что тебе еще надо?

Он что думает, я к нему в нахлебники набиваюсь?

- Но я же кузнец, настоящий сихиртя, я не буду жить у тебя из милости!

От напряжения я опять засветился синим огнем, люди на соседних креслах начали оглядываться, а Вадим схватился за голову и зашипел, как рассерженный гусь.

- Прекрати сейчас же! Голова болит от твоего этого света!

Дед всегда говорил, что от синего света голова болит у тех, кто не хочет учиться и объяснениям сопротивляется. Значит, Вадим сопротивляется и не хочет меня понимать? Ну ладно, не буду больше возражать, не то он опять сознание потеряет, и все испугаются. А в Москве, наверное, найдутся люди, которые не будут моим объяснениям сопротивляться.

***

Ну, вот и Москва. Большой город, куда больше, чем Салехард. И машин, и людей много, и пахнет странно – не так противно, как у яхора в хлеву, но немногим лучше. Около высокого серого дома, куда нас привез какой-то человек на машине, все ходят молодые, как я. Вот бы мне с ними поговорить! Но Вадим так и тащит меня за руку внутрь.

- Скорей, опаздываем!

Я только и успел на двери надпись прочитать – Технологический Университет Черных и Цветных Металлов. Что такое металлы - понятно, а вот все остальное…

- Вадим, а что такое университет?

- Учатся здесь люди! Тихо!

- А что, ты будешь здесь про наши металлы рассказывать? Но я же тебе ничего не объяснил, ни про плавильную печку, ни про рудный камень. А про медные и серебряные отливки ты вообще ничего не знаешь!

- Замолчи, я тебе говорю! Про плавильные печи здесь и так все знают, а про сихиртя ничего, вот я о тебе и буду рассказывать.

И тащит меня за руку по коридору, я спотыкаюсь даже. Бежим мимо деревянных дверей, по скрипучему полу. В одном месте дверь открыта, и видно, как за столами сидят молодые люди и слушают старика, а он рассказывает и что-то пишет на доске. Похоже на школу с картинки из букваря, но сидят все взрослые. Надписи на дверях странные: кафедра металловедения цветных металлов, технология литейных процессов... Это явно имеет отношение к металлу и литью, наверное, здесь учат литейщиков и кузнецов. Вот бы и мне здесь научиться теперешнему кузнечному мастерству, тогда и ремесло в руках было бы! А может быть, поэтому Вадим и привез меня сюда?

- Вадим, а почему ты хочешь рассказывать обо мне именно здесь?

- Потому что здесь дешевле всего зал снять для лекции!

Что значит – зал снять? И как он будет рассказывать о сихиртя, но не говорить о нашей меди и серебре? Даже кочевники необразованные, и те знали, что у сихиртя металлы – это главное.

- Быстро сюда!

Толкает меня в какую-то дверь, я пролетел с разбега вперед и чуть не упал от страха. Вот что такое зал! Я стою на каком-то возвышении, будто на берегу реки, рядом стол деревянный, а передо мной - комната огромная, и люди сидят рядами, так много, что и не сосчитать сразу, сколько их. Все молодые, вроде меня, парни, девушки - шумят, кричат, смеются. Вадим за руку меня схватил, около стола поставил, а еще один парень вышел и объявил, что сейчас будет лекция о древнем народе сихиртя. Вадим подошел к большой белой доске, нарисовал на ней карту наших мест каким-то толстым карандашом, а потом начал рассказывать. Сначала о том, как меня нашел, а потом - так, как в своем ящике писал.

- Цивилизация отрывает нас от истинной природы нашего существования, и каждый шаг на этом пути ведет нас в тупик! Истинная человеческая суть видна только у людей, живущих в гармонии с природой и не искажающих ее своей деятельностью. Первая же плавка металла, первое проникновение в недра земли для того, чтобы взять из них руду, были первыми шагами к разрушению человеческого в человеке.

Ну что он говорит? Выходит, что мы, сихиртя, всегда разрушали человеческое в человеке? И здесь, в университете металлов, все учатся разрушать? Какая глупость! Но если уж это его лекция, его работа, перебивать будет невежливо, промолчу пока… А что за парень вскочил с места и рукой машет? Кажется, он что-то хочет спросить.

- Скажите, пожалуйста, а как же медные шкатулки и наконечники для стрел, серебряные бляхи для украшений? Многие специалисты пишут в интернете, что сихиртя как раз этим и занимались, а медь плавили из руды и самородков!

Интересно, что это все-таки за штука - интернет, где пишут такие полезные вещи? А Вадим снова морщится, будто я опять засветился, и у него болит голова.

- То, что вы говорите, совершенно лишено реальных оснований. Как и все древние народы, сихиртя никогда не отрывали себя от природы. Мы должны видеть в них главное - их единство с окружающей средой. И вот этот сихиртя, стоящий перед вами, тоже скоро вернется в привычный для себя мир, чтобы жить в единении с природой, не тронутой цивилизацией. А мы сможем только изредка, во время отпуска, навещать эти нетронутые места и отдыхать душой возле этого чистого истока человечества.

Где он собирается отдыхать? В наших местах, где даже летом надо малицу надевать? И почему жизнь без металлов лучше, чем с медью и серебром? Ну ладно, еще немного потерплю… А тот парень не отступает.

- Про то, что куда вы в отпуск поедете, мне ясно, а вот про металлы вы не ответили!

Вадим помрачнел.

- В отличие от меня, вы мало знакомы с этой темой, а я досконально изучил ее, и могу сказать определенно, что никаких следов обработки металлов народом сихиртя не обнаружено.

То есть как это? А остатки моей плавильной печи, которые он нашел рядом со мной? Я же сам ему объяснял, что это такое! Кажется, я опять начинаю светиться от желания рассказать все, как было!

- И, конечно, возможности народа сихиртя в этой области были такими же, как у их ближайших соседей.

У соседей? Да у них даже мои соплеменники не смогли научиться ничему, кроме приручения оленей, потому что учиться больше нечему было! И он говорит, что и мы были такими же? Мой дед, лучший плавильщик на сто деревень вокруг? Мои прадеды, которые учились у лучших мастеров в стране Син? Да я сам делал пряжки, за которыми ко мне по два дня заказчики ехали! Ну, хватит!

- Неправда! Наши соседи вовсе не умели работать с металлами, они все медное меняли у нас, у сихиртя, на шкуры! А у нас всегда были плавильные печи. Дед мне рассказывал, что наши предки научились делать их, когда жили рядом с народом Син. Я не знаю, есть ли сейчас такой народ, но мы делали серебряные отливки и ковали медные вещи ничуть не хуже, чем мастера из Син! А плавили мы вот так!

Я схватил карандаш и начал рисовать на доске. Голубой свет замерцал вокруг меня, за спиной зашумели и закричали.

- Вот здесь в камне какой-нибудь скалы выбивалась ямка, в нее клали руду. Отсюда засыпали уголь, мы его жгли заранее, а вот здесь – дырка для воздуха, чтобы лучше горело….

- Да замолчи ты, свинья неблагодарная! Я же в статьях совсем не то писал!

Вадим кричит, дергает меня за рукав, а мой свет уже разгорелся вовсю, и остановить я его не могу, ведь меня понимают и хотят слушать!

- Прекрати, говорю тебе!

Что делать? Он же вдвое выше меня ростом! Ну, пока он не вытолкал меня отсюда, буду говорить!

- Вот сюда подставляли горшок для расплавленной меди. Для прочности в нее при плавке добавляли…

Синий свет пламя заблестел так ярко, что даже я сам зажмурился. Вадим схватил меня обеими руками, потащил к двери, бросил на пол и сам повалился, будто подрубленное дерево. Что он со мной сделает? Скорее бежать отсюда! Я бросился в дверь. Кто-то отскочил с моего пути, кто-то громко затопал следом, кто-то закричал, что человеку плохо. Это, наверное, Вадиму плохо, но если он меня поймает, мне будет еще хуже!

***

Через полчаса я был далеко от университета, через час узнал, что такое межгород и услышал в черной трубке голос Галины Викторовны. А на следующее утро вышел вместе с ней из самолета по складчатому рукаву в стеклянное здание аэропорта. Теперь я точно знаю, что я буду делать. Во-первых, работать у Галины Викторовны в музее. Во-вторых, заведу себе этот самый интернет, где столько всего пишут. А в-третьих, всю зиму буду готовиться по книгам в Технологический Университет Черных и Цветных Металлов. Обязательно стану современным кузнецом, я же настоящий сихиртя!