Роли не играет

От автора.

Все имена, образы героев, названия СМИ и тексты публикаций вымышлены. Любые совпадения с реальными людьми и событиями реальной жизни - случайны.

* * *
Подходя к подъезду, лейтенант привычно одёрнул гимнастёрку с блестящими кубиками на петлицах и, поправив ремни портупеи, потянул на себя большую стеклянную дверь с надписью на незнакомом языке. Она отворилась неожиданно легко, и у входа в вестибюль автоматически зажглись неяркие светильники. В этом богатом квартале дома на ночь не запирали. Консьерж за широкой стойкой, скрывавшей множество мониторов камер слежения, не посмотрел на вошедшего лейтенанта. А если бы посмотрел, и даже увидел - едва ли узнал бы его. Фильмов о минувшей Войне, снятых на родине лейтенанта, здесь наверняка не показывали. Пройдя мимо дверей лифта, лейтенант направился к лестнице - так ему было привычнее. И, похоже, не только ему: кто-то неторопливо поднимался впереди, вполголоса насвистывая мелодию, незнакомую лейтенанту. Любитель художественного свиста сильно фальшивил. Впрочем, услышав шаги за спиной, он тут же замолчал и остановился.
Они встретились на лестничной площадке между этажами, и лейтенант первым протянул широкую крепкую ладонь для рукопожатия:
- Здравия желаю!
- Привет! Что, тоже не любишь лифты?
Человек, которого догнал лейтенант, был одного с ним возраста и одинакового роста. Да и лицами они походили друг на друга, словно братья-погодки. Только на втором была не военная форма, а джинсы и светлая рубашка навыпуск.
- Да, не люблю, - ответил на вопрос лейтенант. - Тюремный карцер напоминает. Пойдём, времени мало. На каком этаже он живёт?
- Не знаю. Воевода должен был отследить, и сообщить мне, да только - как? Телефонов он не любит, всё твердит, что с глазу на глаз разговаривать привык. А по-моему, он просто звонить не умеет.
- Возможно. Отсталый человек, что с него взять - средневековье! - пошутил лейтенант, и оба они коротко негромко рассмеялась.
- Это кто там шутки шуткует не ко времени? - услышали они из-за угла строгий голос. А следом появился и сам воевода. На этот раз он был в тёмно-зелёной шапке, отороченной мехом, и в алом плаще, под которым виднелась кольчуга. Короткая окладистая борода не скрывала улыбку, и глаза на потемневшем обветренном лице блестели озорно. Воевода был в хорошем настроении.
- Фу ты, японский бог! - вздрогнул тот, что в джинсах. - Когда-нибудь меня до инфаркта доведёшь. Откуда ты взялся?
- Бог - он един для всех! - воздев вверх палец, украшенный крупным перстнем, наставительно произнёс воевода. - А «взялся» я, как изволил ты молвить, оттуда же откуда и мы все. Решил сразу явиться к нему поближе, чтобы пешим ходом здесь поменьше гулять. Не люблю я град сей. Шумно, суетно, и огней полно в ночи кромешной, словно пожары пылают. А здешним - любо. Привыкли...
- Товарищ, сейчас не о том речь, - прервал его лейтенант. - Вы нашли, где его квартира?
- Чтоб я, да не нашёл! - усмехнулся воевода. - Тут его хоромы, рядышком. Вверх по лестнице всего с десяток шагов.
- Пятый этаж. Невысоко взлетел, - заметил лейтенант. Человек в рубашке и джинсах согласно кивнул:
- Да, не пентхаус. Но даже такую квартиру мне, к примеру, на зарплату опера лет двадцать зарабатывать пришлось бы. И то, если не пить, не есть.
- Ох, и любишь ты мудрёные речи! - сказал воевода. - Али на службе своей не наговорился?
- Я, между прочим, и сейчас на службе.
- Это ты так считаешь, - выделяя слово «ты», заметил воевода. - А он, наверное, снова тебя не признает. Мороком ночным назовёт, иль похуже как.
- Ну, это уже его проблемы. Ты лучше скажи: космонавта здесь поблизости не видал? Вы с ним вроде сдружились в последнее время.
Воевода фыркнул, словно услышал что-то смешное.
- Странник сей звёздный является тогда, когда сам того захочет. Ты уж нас, служивый человек, не ровняй. Не сторож я космонавту твоему.
Человек в джинсах хотел что-то сказать, но в этот момент бесшумно распахнулись двери лифта на лестничной площадке, и к ним вышел подтянутый, спортивного сложения человек в светлом комбинезоне. Под мышкой он держал сферический шлем с зеркальным забралом. Быстро окинув взглядом стоящих перед ним, космонавт сдержанно улыбнулся:
- Я вижу, все уже в сборе. Прошу извинить за опоздание. Добрый день, коллеги!
- Однако, мил человек, ночь давно на дворе, - заметил воевода.
Космонавт чуть пожал плечами.
- Ночь - так ночь. Всё относительно в этом мире. Я полчаса назад ещё над восточным полушарием был, как раз над Уралом. Так вот там - день сейчас. Ну, что, будем звонить?
- Не надо звонить, - сказал человек в джинсах. - Может опять не открыть, как в прошлый раз. Мы по-другому поступим.
Он достал из заднего кармана маленькую связку отмычек и занялся дверным замком.
- А ты хорошо подготовился, товарищ оперуполномоченный, - заметил лейтенант. - Прямо как профессиональный медвежатник.
- Ценю твою иронию, лейтенант, - ответил опер, ковыряясь в замке. - Но что прикажешь делать? Вызвать его к нам повесткой, ясное дело, невозможно. А поговорить надо. Вот и поговорим!
Он распахнул дверь и первым вошёл в квартиру, следом - все остальные.
В большой спальне был полумрак, только иногда вспышки реклам за окном, полуприкрытым жалюзи, бросали на стены и потолок разноцветные пятна. Когда космонавт осторожно включил ночник на стене, все увидели хозяина квартиры - на большой двуспальной...нет, трёх- или даже четырёх-спальной кровати, под светлым шёлковым одеялом. Хозяин спал. Лицо, хорошо им знакомое, казалось сильно постаревшим. Собственно, так оно и было, поскольку расстались они с ним уже давно. К тому же хозяин был на этот раз без грима. Все они молча разглядывали спящего человека, и никто не торопился начать разговор с ним, хотя это было главной и единственной целью их встречи в эту ночь. Первым нарушил молчание оперуполномоченный:
- Гражданин Нивецкий, просыпайтесь. Нам нужно поговорить.
Спящий чуть пошевелился и открыл один глаз. Потом другой. Оглядев людей, стоящих над его ложем, он не удивился, не испугался. Только скривился досадливо, и прошептал еле слышно:
- Oh shit! that dream again...
Лейтенант оглянулся на опера.
- Что он сказал?
- Что и следовало ожидать. Думает, что мы ему снимся.
- Ишь как! - усмехнулся воевода. - Так и есть, не признаёт нас... Иван, родства не помнящий.
Человек на кровати тем временем проснулся окончательно. Резко откинув одеяло, он сел, вернее, попытался сесть, опираясь локтями на подушки, слишком мягкие, чтобы служить опорой. Разбуженный среди ночи, он был зол. А оттого, что вынужден встречать незваных гостей в довольно беспомощном виде, злился ещё сильнее. Поэтому в выражениях не стеснялся:
- Какого хера опять?!. Что вам от меня надо, мать вашу!..
И добавил длинное витиеватое ругательство, в котором уже не было ни одного приличного слова.
- Так...- удовлетворённо заметил лейтенант. - Русским языком, стало быть, владеет. Не забыл окончательно!
- Конечно, не забыл. Он ведь здесь только живёт. А работает, как и прежде, в России, - сказал космонавт.
- Кем работает? - спросил лейтенант.
- Да тем же, кем и всегда. В кино снимается. Роли предлагают хорошие, платят неплохо. Не по голливудским меркам, конечно, но на жизнь здесь вполне хватает.
- Перестаньте говорить обо мне в третьем лице! - воскликнул Нивецкий. - Что за спектакль устроили! Вломились в чужой дом, разбудили хозяина, так ещё и обсуждают среди ночи.
- Вы правы, гражданин Нивецкий, - согласился опер. - Мы действительно отвлеклись. Но у меня и у моих коллег есть к вам несколько вопросов. Предлагаю ответить на них, и после этого мы с вами расстанемся.
- Так задавайте же их...ваши вопросы!
Нивецкий окончательно сбросил одеяло и сел на краю кровати. Он был в пижаме бежевого цвета. Лейтенант подумал, как непривычно смотрится на нём этот домашний наряд - после измазанных землёй и кровью гимнастёрок, лагерных чёрных роб с нашитыми на груди номерами... Да и телосложением Нивецкий уже похвастаться не может: под просторной пижамой заметно выступает аккуратное брюшко.
Смог бы он сейчас повторить тот прыжок с моста, который не решались выполнить даже опытные каскадёры? Большой вопрос.
Опер тем временем извлёк из кармана маленький потрёпанный блокнот и, перелистав несколько страниц, сказал:
- Гражданин Нивецкий! Полгода назад вы давали интервью интернет-изданию «Эхолот». Признаёт ли вы, что заявили там...
- Не признаю! - перебил его человек в пижаме. - Я не давал интервью «Эхолоту», потому что нет такого издания! Научитесь сначала правильно записывать информацию, а потом выдвигайте обвинения.
- А хитёр, шельмец! - сказал с усмешкой воевода. - Ишь, как вывернулся. Вроде - я не я и лошадь не моя...
- Да, прошу прощения, с названием ошибся. Записал неразборчиво... Но дело ведь не в том, кому сказали, а - что сказали! Сказали же вы буквально следующее: «Я покинул эту страну, потому что не вижу перспектив в её развитии. Вся недавняя история России - это непрерывная череда государственных переворотов, одурманивания народа, превращение людей в тупое, нерассуждающее быдло, готовое поддержать любое...» Ну, и так далее.
- Да, я говорил именно так, - гордо подтвердил Нивецкий. - А вы, похоже, думаете иначе?
- Вопросы здесь задаю я. Кроме того, в интервью американскому журналу «Русский след»...
- «Русский свет» называется журнал! Что, снова записали неправильно?
Человек в пижаме уже не стеснялся и не боялся незваных ночных гостей. Он встал с кровати, уселся в кресло возле журнального столика в стиле хай-тек, и плеснул себе из полупустой бутылки тёмно-коричневой жидкости в стоящий там же толстостенный квадратный стакан. Залпом выпил. И, чуть поморщившись, поднял глаза на оперуполномоченного:
- Мне плевать на все ваши обвинения, понятно? Вам нечего мне предъявить. Да и кто вы такой, чтобы предъявлять?!. Даже не человек, всего лишь персонаж сериала. Не самого достоверного, кстати. На самом деле у вас там днём с огнём не сыщешь честного, неподкупного полицейского. Такие только в кино остались, сказочные персонажи! Зато «оборотни», причём не сказочные, а которые в погонах - сплошь и рядом.
- Полицейские - это здесь, у вас, - сухо ответил опер. - Я служил в милиции. И всегда буду служить. Впрочем, не обо мне речь. А о том, что вы своими высказываниями множество честных людей оскорбили. Настоящих, а не придуманных, каким вы называете меня.
- Ох, беда...- вздохнул воевода. - Беда с ними, лицедеями. Их не переделаешь: языком чесать да злословить - даже не ремесло, а само естество их такое. В крови сидит, не вытравишь.
- Это кто тут – «лицедей»? На себя посмотри, бородатый! Вырядился, как на карнавал...
Нивецкий вновь потянулся к бутылке, на дне которой оставалось совсем немного. Пока он держал её в руке, размышляя, наливать или не наливать, воевода продолжил:
- Ладно, положим, в жизни всяко бывает. Может, ему и впрямь когда-то человек служивый обиду учинил. Вот он теперь и глядит волком на всех людей государевых. Глупо, конечно. Но хотя бы понятно. Но к чему берётся судить о делах стародавних, о том, чего сам не видел? Пошто грязью поливает память предков своих? Вот чего я в толк не возьму...
Нивецкий вылил из бутылки в стакан последние остатки и залпом выпил. Он слегка опьянел, и теперь, похоже, был не прочь поговорить с незваными ночными гостями:
- А у этого - какие ко мне претензии? Может, кто из вас объяснит?
- Я объясню, - шагнул вперёд космонавт. - Речь, скорее всего, о том интервью в «Русском свете», где вы поделились своими впечатлениями от съёмок в российских исторических фильмах. Припоминаете?
- Ну...когда это было... - протянул Нивецкий. - Не могу же я помнить все интервью!
- Бросьте, не так уж часто вас донимают здешние журналисты. Всё же - не голливудская звезда. Так вот, в том довольно пространном интервью вы заявили буквально следующее: «Не могу считать эти съёмки той страницей моей актёрской биографии, которой следует гордиться. Да, по ряду причин мне и сейчас приходится участвовать в некоторых экранных проектах, где история Древней Руси изображается однобоко, излишне пафосно, в духе пропаганды плакатного, я бы сказал, квасного патриотизма, что было свойственно ещё советскому кино. К сожалению, эти традиции временами проявляются и в наше время»
- Неужели я всё именно так и говорил? - Нивецкий иронически прищурился, хотя космонавта слушал внимательно.
- Да, говорили именно так, - бесстрастно ответил космонавт. - У меня хорошая память. Но, чтобы не тратить время, напомню лишь ещё одно ваше высказывание. На вопрос журналиста - трудно ли было вам вжиться в образ своего героя, участника борьбы с монголо-татарским игом - вы ответили так: «Это не труднее, чём было бы сыграть какого-нибудь вымышленного персонажа «Звёздных войн». Так называемое «иго Золотой орды» - миф, придуманный российскими историками, чтобы оправдать имперские амбиции, сначала - Российской, а затем - советской империи. Междоусобные войны удельных князьков были, по сути дела, бандитскими разборками, борьбой за сферы влияния, за передел собственности. Теперь же, спустя несколько столетий, их пытаются воспеть, как героическую народно-освободительную борьбу, которая...»
- Хватит! - воевода хлопнул ладонью по стеклянному столику, и пустая бутылка со стаканом, подпрыгнув, глухо звякнули. - Тошно слушать... Что он знает о том, какие были на Руси войны!
- Ничего не знает, - сказал космонавт. - В армии, можно сказать, не служил. Так, проболтался год в канцелярии при штабе. Но военных довелось ему играть часто. Типаж подходящий.
- И неплохо, между прочим, играл! - сварливо заметил Нивецкий. - Дважды номинировался на премию...
- Господи-боже, - покачав головой, проговорил воевода. - Играл в воина, аки дитя малое, а сам за всю жизнь оружия в руках не держал, врага не бил... Молчал бы лучше, скоморошья душа!
- Видал я таких, - вступил в разговор молчавший до этого лейтенант. - Помню, в сорок втором приехал к нам на передовую какой-то проверяющий из штаба армии. Красавец! Хоть плакаты с него рисуй. Весь лощёный, чистый, одеколоном несло за версту. Как он орал сначала... Всё ему было не так - и внешний вид бойцов, и отвечаем не по уставу... Приказом номер 227 стращал, всех обещал в штрафбат отправить, кто ещё в живых остался. А у нас от батальона и было тогда - меньше половины состава...
- И что потом? - спросил воевода.
- А потом – «Юнкерсы» налетели. Наших тогда почти всех положили. И меня контузило, тогда я в первый раз в плен попал.
- А этот... штабной - как? - поинтересовался опер.
- Он ещё до начала бомбёжки в тыл умотал. Что ему сделается... Такие всех нас переживут.
- Коллеги, я прошу прощения, - космонавт взглянул на массивный браслет, похожий на часы. - Время идёт, а мы ещё не сделали главного.
- Согласен, - кивнул лейтенант. - Давайте ближе к делу.
- Да, я тоже так думаю, - согласился опер. - Как ты считаешь, воевода?
- Ну, коли народ решил... - воевода встал из глубокого кресла возле стеклянного столика. - Давайте с этим делом кончать. Не знаю, кому как, а мне - так всё ясно.
- Эй, стоп, стоп! Погодите! - Нивецкий встревожился. - Что это вы решили кончать? Я что-то не понимаю...
- Чего же здесь непонятного? - сказал космонавт. - Все мы, присутствующие здесь, в разные годы были сыграны вами в кино. Конечно, снимались вы чаще, но остальные ваши герои встретиться с вами сегодня не смогли, а может не захотели. Но это - их дело. Мы же пришли для того, чтобы сообщить о нашем общем решении - больше не иметь с вами ничего общего. Извините за тавтологию.
Нивецкий, выслушав это, несколько секунд помолчал, а потом коротко рассмеялся - почти искренне.
- И только то? Вот уж - нашли, чём испугать! Сыгранные роли... Вас уже нет, дорогие мои! Вы - ничто, картинка на экране! Таких, как вы, у меня было десятки, и ещё столько же будет!
- Ну, положим, в этом вы ошибаетесь, - заметил космонавт. - Не будет у вас больше ролей в кино. В ближайшие годы вас перестанут снимать российские режиссёры. А здешние - и до этого не приглашали, ведь так?
- Но-но! Накаркай мне ещё тут... Нострадамус хренов! - Нивецкий повертел в руках пустой стакан и со стуком поставил его обратно на столик. - Откуда ты можешь знать, что у меня будет, а чего - не будет?
Космонавт чуть улыбнулся.
- Я ведь, по сюжету, всё-таки из будущего, хоть и недалёкого. Поэтому ваша дальнейшая судьба мне примерно известна. Впрочем, не будем отвлекаться. Воевода, ты готов? Все готовы? Будем начинать!
Они встали в круг, лицом друг к другу. Воевода, сняв шапку с лохматой головы, неспешно перекрестился, и торжественно объявил:
- Именем Господа Бога нашего, по собственной воле и по велению совести я, княжий воевода Михайло Иваныч Вороной, отрекаюсь от того, кто измыслил образ мой и воплотил наяву, с искусством лицедейским, но без души и веры. Отныне и навсегда - отрекаюсь. Аминь!
И, снова надев шапку, кивнул лейтенанту. Тот, чуть подумав, негромко произнёс:
- Я, гражданин Советского Союза, лейтенант Сорокин, клянусь, что отрекаюсь от того, кто, действуя под видом командира Рабоче-крестьянской Красной армии...
Он говорил недолго, но по-военному чётко. Затем проговорили соответствующие своим образам слова космонавт и милицейский оперуполномоченный.
Нивецкий, оторопело наблюдавший эту сцену, собрался что-то сказать. Но слова застряли у него в горле.
Потому что в этот момент четверо его ночных гостей необъяснимым образом изменились внешне. Словно лёгкая рябь пробежала в воздухе, как на экране телевизора, когда случаются помехи приёма сигнала - на секунду, не больше.
Но после этой секунды все четверо стали другими. Исчезли кольчуга и плащ воеводы, одетого теперь в простую домотканую рубаху, гимнастёрка лейтенанта покрылась пылью и копотью, милиционер сменил рубашку на кожаную куртку, а с комбинезона космонавта исчезли надписи на английском и полоски российского триколора, вместо которых появились нашивки с изображением земного шара и незнакомыми пиктограммами. Но главное - изменились лица, пропало их общее сходство с лицом актёра Нивецкого. Пропало то, что делало их чем-то неуловимо похожими, как бывают похожи близкие родственники разного возраста.
Лейтенант теперь выглядел моложе, совсем мальчишкой. Он даже стал ниже ростом, зато шире в плечах. Воевода заметно состарился, в курчавой бороде его поблёскивала седина. Милицейский опер, в придачу к щегольской кожаной куртке, обрёл короткую стрижку и шрам на щеке, а космонавт сделался смуглым и усатым.
- Ну, вот и всё. Пойдёмте, коллеги, нечего здесь больше делать, - не глядя на хозяина квартиры произнёс космонавт. В голосе его теперь звучал южный акцент.
- Подождите! Ещё один вопрос! Уже стоя у выхода, они оглянулись. Нивецкий шагнул было следом, но нерешительно замер на месте. О его недавней развязности не осталось и следа.
- Послушайте... Вы что, действительно из будущего? - спросил он космонавта.
- Ну, допустим.
- И вы действительно знаете, что там будет со мной...со всеми?
Смуглый космонавт глянул на него и усмехнулся в усы.
- Интерэсно, да? - спросил он с нарочитым акцентом. - Всегда интересно знать, что тебя ждёт впереди, всё ли правильно сделал в жизни... Не сглупил ли где, не продешевил ли, да? Извини, дорогой, ничего про тебя не расскажу. Нэ имею права! А если желаешь знать, как там в будущем у нас на родине... общей нашей родине когда-то - так там всё в порядке. Больше народ на запад не бежит почти. А кое-кто из тех, кто, вроде тебя, уехал, даже завидуют тем, кто остался. Да что говорить... Поживёшь - сам всё узнаешь.

* * *
Они молча спустились по лестнице, молча прошли мимо дремлющего консьержа. Только на улице, тихой и совершенно безлюдной, воевода, вздохнув, сказал:
- А мне почему-то жалко его. Слаб человек. Оттого и зол на весь свет.
- Да, в жизни он совсем не такой, как в кино, - согласился опер. - Даже странно. Хотя, на мой взгляд, меня он неплохо сыграл. И зрителям нравилось.
- Ну, кого и как он сыграл - теперь это роли не играет, извиняюсь за каламбур, - ответил космонавт. - Теперь мы - сами по себе, а он - сам по себе. И хватит об этом.
- И то правда, - сказал лейтенант. - Что ж, пора прощаться, товарищи! Рад был познакомиться. Жаль, что больше, наверное, уже не встретимся.
- Куда ты теперь? - поинтересовался воевода.
Лейтенант, улыбнувшись, пожал плечами. Ответил за него космонавт:
- Туда же, куда и все мы. В своё время, в свой мир. Во Вселенной миров великое множество. Каждому найдётся место.
- Так-то оно так...- задумчиво промолвил воевода. Похоже, он имел на этот счёт особое мнение. Но спорить не стал.
Близился рассвет, и пора было расставаться.
Они обменялись крепкими рукопожатиями и разошлись в разные стороны.