Программный человек

«Тот день начинался, как любой другой.» Таким могло быть начало чьей угодно истории, но не его. Ведь он был не таким, как все. Он был бунтарем. Он ломал стереотипы, отрицал всякую категоричность и был непреклонен лишь в одном: в стремлении сохранить непосредственность мысли. Непосредственность духа, как он считал, никто у него не отнимет.

Это был век программных людей. И речь не о каком-то тоталитарном государстве с гиперболизированным разделением обывателей на классы или касты. Вовсе нет: каждый в индивидуальном порядке подбирал для себя настройки этой самой «программы». Пакет услуг и конфигураций был всегда гибким и необременительным. Иными словами, никому не приходилось терпеть дурацкие телеканалы, подключенные автоматически с несколькими действительно желанными. Но, так или иначе, Программа имела вполне конкретное и ощутимое место.

Однако это история не о бунте. Не о противостоянии индивидуума и системы. Это не социальная сатира и не философская притча о смысле существования. Это история о программном человеке.

Парень по имени Ладан жил в городе Строп в 3-ем тысячелетии от падения Реактива. Реактив не древнее божество, а вполне конкретное химическое соединение, получившее такое незамысловатое название в силу его безусловной очевидности. Так, если бы вы шли по центральной улице Стропа и решили спросить прохожего о Реактиве, у него не возникло бы никакого недоумения. Он с уверенностью рассказал бы о «сотворении мира». В том виде, в каком все программные люди его знали.

Вечер. Бульвар Пьерша. Скамейка под фонарным столбом. Стандартное время и место встречи. Ладан пришел минута в минуту. Барышня не заставила себя долго ждать. Барышней была Марена: главная куртизанка в Стропе. О ее бедрах ходили легенды по всему Нрафу (земли к югу от кислотных вод Океаниума; что было на северном берегу - никто не знал). Всегда одетая с иголочки, всегда ухоженная и приятно пахнущая, Марена никогда не выказывала в себе то, что принято в некоторых кругах считать зазорным и предосудительным.

В большинстве же кругов на проституцию смотрели спокойно. Стражей порядка как таковых не существовало. Ведь беспорядков в мире программных людей просто не могло быть. Нельзя сказать, что Ладан не пытался это исправить. Но кого он мог задеть, кого спровоцировать, если все твердо знали, чем интересоваться и что любить? К чему относиться с пристрастием, к чему – с равнодушием. Марена любила свою работу, относилась к ней со всепоглощающей страстью (что не могло не радовать всех ее клиентов), а, кроме того, в ее «настройки» входил обязательный мониторинг состояния здоровья. Никаких хворей, недомоганий, даже малейшего нарушения гигиены. Приходя к Марене, каждый знал, что вступает в святилище безопасного наслаждения, безоговорочного вожделения и, вдобавок, абсолютной анонимности. Ладан не чурался прелестей женского тела, но встречался с ней не за этим.

Вскоре из темноты улицы в круг света под фонарным столбом вышла роскошная дама 35 лет. Несмотря на то, что для многих женщин этот возраст сопряжен с появлением (или усугублением) возрастных комплексов, Марену он нисколько не смущал. Более того, она любила говорить о своем возрасте. И было совершенно очевидно, что так будет и в 40, и в 50 лет. Уверенная в себе женщина была прекрасно осведомлена о своих достоинствах. Действительно: когда в постели ты – шаровая молния, о каких комплексах и чувстве собственной неполноценности может идти речь?

- Опять пришел тратить мое время, мальчик? – проворковала Марена своим соблазнительным голосом, всматриваясь в лицо приветственно вставшего со скамейки Ладана. – Или все-таки одумался и решил, наконец, вкусить яств из райского сада?

Последние слова были произнесены почти трепетным шепотом, когда она вплотную приблизилась к нему, прижавшись пышной грудью, обтянутой платьем с широким вырезом. Ладан не в первый раз почувствовал, как колени подкашиваются, а всякая решимость стремительно покидает его. Но и теперь он сдержался.

- Ты знаешь, зачем мы здесь. – твердо сказал он.

Марена отступила на шаг, утомленно закатив глаза:

- Да-да, ты вновь о своем. Знаешь, ведь я единственная, кто согласился на повторную встречу и встречу после нее. И вот я опять здесь. Но дело не в твоем обаянии, хотя ты весьма симпатичный парень. Дело в том, что таковы мои правила: я не отказываю никому.

- А если бы я был убийцей, маньяком, психопатом? – ответил Ладан. Марена засмеялась.

- Откуда ты слов-то таких понабрался? Вычитал из книги какого-нибудь романиста-неудачника?

- Нет, Марена, о том я и говорю! Конечно же, я знаю, что ни с кем другим не удалось бы встретиться больше одного раза по поводу волнующих меня вопросов. Но ты же должна понимать: все не должно быть так!

- Как? – с вызовом спросила Марена, уткнув руки в боки. – В спокойствии, мире, процветании? Без, как ты говоришь, убийц, маньяков и психов? Тебе недостаточно приключений, так что ли?

- Здесь есть только иллюзия выбора! Тепличное существование! – почти кричал Ладан.

- Знаешь, малыш, пожалуй, для тебя я сделаю исключение: в следующий раз, как позовешь, я не приду. Мне надоело слушать эту чепуху, когда нашим ртам и телам я могла бы найти тысячу применений в несколько раз лучше и занимательнее. – Марена направилась в ночь. Ладан схватил ее за плечо и резко развернул.

- Послушай же! Что там, за Океаниумом? Что за кислотными водами? Ты когда-нибудь думала о жизни за пределами Нрафа?

Марена серьезно на него посмотрела:

- Я знаю, что, если ты приблизишься к Океаниуму хотя бы на 100 метров, твои жизненные органы сразу откажут. В лучшем случае: ты вернешься мутантом, в худшем – не вернешься уже никогда.

Ладан всматривался в ее глаза. В них по-прежнему горел похотливый блеск (скорее уже просто профессиональная черта, чем отражение реальных порывов).

- Какие сильные руки, - промурлыкала Марена, легонько коснувшись его промежности одним из легендарных бедер. – Давай же, я заставлю тебя забыть о твоих бредовых устремлениях.

Все тот же обволакивающий и нежный, практически интимный шепот, заполняющий голову приятной бархатной щекоткой коры головного мозга. Ее губы соприкоснулись с губами Ладана, юркий язык моментально оказался у него во рту, профессионально «исследуя» небо, десны и щеки. Его же язык лежал во рту мертвым слизняком. Тем не менее он уже почти сдался, почти провалился в ее ласки, когда импульс разума решительно возобладал, пробившись на поверхность.

Ладан отпихнул Марену:

- Довольно! – Марена вытерла мокрый от слюней рот тыльной стороной ладони, поправила грудь в платье, легонько отряхнулась, с достоинством улыбнулась, грациозно развернулась и ушла.

- На этом все, мальчик, больше ты меня не увидишь. – донесся ее голос из темноты.

Ладан остался один возле скамейки на бульваре Пьерша. Было десять вечера. Он медленно побрел домой.

«И все-таки, почему именно она?» - думал он, идя по бульвару. – «Почему я зациклился именно на ней из всех жителей Стропа?»

«Потому что она единственная, кто стал бы с тобой встречаться после того, как ты единожды озвучил свои соображения. Потому что других вариантов просто не было.» - произнес внутренний голос разума.

Было очевидно, что такой подход исчерпал себя. Смысла искать единомышленников не осталось. Ладан знал это доподлинно, ведь за свои 24 года только этим и занимался. Исключая первые лет одиннадцать, наверное.

В Нрафе никто не работал в строгом смысле этого слова. Инфраструктура функционировала за счет того, что каждый делал, что по душе, что приносило удовольствие. Казалось бы, кому не понравится такая система?

Так вот, Ладану она и не нравилась. Он ее ненавидел. Чувствовал глубинную потребность ее сломать. Что-то изменить. И ведь, действительно, объективных причин для этого не было. Были ли субъективные?

Как и всегда, после очередной неудачной попытки «зачать» диверсию в повседневной стабильности Ладан размышлял по дороге домой. «Что я буду делать завтра?» - подумал он. Вопрос, который никто в Стропе, да и во всем Нрафе, никогда бы себе не задал, будучи прекрасно осведомленным о своем распорядке дня на всю неделю вперед. На неделю, месяц, год - всю жизнь.

- Господи, какой все-таки декаданс! – закричал кто-то справа. Ладан остановился.

- Как же все о-по-сты-ле-ло! – разорялся мужчина, стоя посреди пустой городской улицы. Кое-где в окнах загорелся свет, и откуда-то донеслось:

- Заткнись! Спать мешаешь, козел!

Ладан медленно приблизился к орущему. Тот уже собрался дать недовольному красноречивый ответ, когда заметил периферическим зрением подошедшего:

- Ой! Какими судьбами тут? Я уж думал, что на улице в гордом одиночестве! – он развернулся корпусом к Ладану и протянул руку. – Очень приятно, Голш.

Ноток отчаяния и тоски в голосе Голша не осталось. Он широко улыбался незнакомцу. Ладан нелепо улыбнулся в ответ и пожал протянутую руку.

- Хахаха! – радостно тряс сомкнутые кисти орущий. После чего прекратил, разлепил ладони, расцепил пальцы, ударил нового приятеля по плечу и решительно зашагал в ночь. – Пойдем! Надо поговорить!

Ладан не сразу пошел за незнакомцем. В недоумении он несколько секунд стоял под окнами жилых домов.

- Что ты там встал?! Клянусь, если еще кто-то начнет горланить…

- А сам-то что делаешь?! Хватит орать на всю улицу! – раздавались голоса над головой Ладана.

Решив не усугублять ситуацию, он отошел от дома и двинулся почему-то в том же направлении, что и человек по имени Голш. К слову, последний ждал его в тени бульвара.

- Какие тут все все-таки невежливые! – иронически-возмущенно воскликнул Голш. Ладан вновь нелепо улыбнулся.

- Слушай, мне хочется с кем-то поговорить, но никто здесь не слушает. – начал Голш, чем слегка напряг Ладана. Он продолжал. – Понимаешь, вы как-то неправильно все живете!

Ладан резко встал на месте и вперился взглядом в Голша, тот прошел по инерции еще несколько шагов, остановился и оглянулся на него. Его глаза как будто говорили: «Чего это ты?». Пауза начала затягиваться, Ладан нерешительно приблизился, они продолжили идти, и, когда уже пересекли весь бульвар Пьерша, свернув на улицу Кролта, Голш продолжил:

- Все реагируют примерно так же, только с большим скепсисом и безразличием. Ну, и еще мне, как правило, хотя бы дают высказать мысль до конца…

- Что ты имеешь в виду под словом «неправильно»? – вдруг произнес Ладан.

- Наверное, не так, как я привык. – Ладан вновь как-то автоматически встал на месте, у него перехватило дыхание. Голш на этот раз остановился одновременно с ним. – Да что с тобой, черт возьми?

- Откуда ты? – с содроганием спросил Ладан. Голш улыбнулся.

- Я с северных берегов Океаниума.

Они пришли в квартиру Ладана и расположились за столом на кухне. Они пили некрепкое пойло из магазина неподалеку.

- Я удивлен. – произнес Голш. – Обычно мне никто не верит.

Последние полчаса Ладан, как мог, расспрашивал нового знакомого о северном береге, который, если ему верить, не имел единого названия. Земли по ту сторону кислотных вод были столь необъятными, что никто даже не составил полную их карту. Некоторые жили отшельниками, некоторые в коммунах, но во всех смыслах это была как будто другая планета. И нельзя даже сказать, что лучше, просто ощущалось все иначе.

- А как ты перебрался через Океаниум? – спросил не на шутку взволнованный Ладан после третьего стакана пойла. – Его воды калечат и убивают!

Голш в недоумении смотрел на Ладана.

- Два года назад, когда я прибыл сюда, таких проблем не возникло.

- Я так и думал! – вскочил со стула Ладан. – Они держат нас здесь взаперти нелепыми байками про опасные для здоровья воды!

- Пф! Да разве такого достаточно, чтобы кого-то удержать! – усмехнулся Голш.

- Два года?! – как будто до него только сейчас дошло, удивился Ладан.

- Ну да, - просто ответил Голш. – За это время я изъездил весь Нраф, и теперь вот добрался до его центрального города, столицы – Стропа.

- А я нигде не был, - смущенно произнес Ладан. – Даже Нраф толком не видел.

- Неудивительно, дружище! С такой-то атмосферой, как тут…

- Что ты имеешь в виду? – словно помешанный, Ладан с горящими глазами подскочил к сидевшему на стуле Голшу, после чего занял свое место по другую сторону кухонного стола.

- Ну… - задумался Голш. – Аморфность! Да, аморфность!

- Аморфность? – задумался Ладан, уставившись на стену в безысходном отчаянии. Голш молча наблюдал за ним, после чего сказал, чтобы прервать затянувшееся молчание:

- Да, знаешь, жить как-то даже не очень хочется!

Ладан посмотрел на него, а потом сказал:

- Надо поспать. Можешь лечь на полу, я тебе расстелю.

На утро Голш проснулся от запаха готовящейся еды. Ладан налил гостю кофе, они позавтракали, после чего поговорили.

- Отвези меня к Океаниуму. Покажи кратчайший путь. Я должен попасть туда.

- Но… зачем? – недоумевал Голш. Ладан как-то даже отпрянул от удивления.

- Как это «зачем»? Мы же вчера это обсуждали! Ты сам сказал, что тут невозможно жить!

- Почему же? Очень даже возможно, - беззаботно проговорил Голш, потом помолчал и под пристальным недоумевающим взглядом Ладана, вздохнув, продолжил. – Слушай, я наврал, понимаешь?

Ладан вскочил, точно получив пощечину.

- Что? – спросил он чуть ли не трясущимся голосом.

- Мне нужен был ночлег. – простодушно ответил Голш.

- Ты из Нрафа, так? – спросил Ладан, зная ответ.

- Из Стропа, родился и вырос. – улыбнулся Голш.

Не злость, вспыхнувшая в Ладане, стала роковой для Голша, а то, что последовало потом. В тот момент Ладан просто среагировал. Вырвав чашку с кофе из рук обманщика, он швырнул ее о стену и крикнул:

- Проваливай! – испуганный Голш послушался.

Каким-то образом Ладан вдруг понял, что эта яростная вспышка была пределом его эмоциональной реакции. Более того, он осознал, что его стремление «разрушить систему» приобрело характер вымученной привычки, избитого обычая, пусть он и подходил к вопросу с разных сторон. Он задумался, эти размышления не сулили ничего хорошего. Ладан понял, что надо делать.

Уже не испытывая никаких волнений, а действуя с холодной расчетливостью и механическим автоматизмом, Ладан собрал вещи. Несмотря на то, что он был не готов ехать к Океаниуму самостоятельно еще совсем недавно, теперь что-то в нем изменилось, как будто надломилось. Но поломка была раскрепощающей, словно треснули оковы, державшие его на месте.

В тот же вечер Ладан был в автобусе дальнего следования. На перекладных он добрался до самой северной точки Нрафа через неделю. Последней остановкой перед концом пути была деревушка с суровым и холодным климатом под названием Фигли. Гостевой дом для проезжающих (туристы тут обычно не задерживались) представлял собой прочную деревянную постройку с просторным пространством внутри. Люди в спальных мешках практически полностью устлали собой пол помещения. Стоял размеренный храп. Ладан прибыл в числе последних, когда мест для ночлега почти не осталось.

После утомительной прогулки среди спящих тел он все-таки нашел крохотный закуток возле дальней стены. Когда Ладан лег и закутался, услышал голос:

- Эй! Псс! Эй! – это был невольный сосед по «койко-месту». Ладан лежал на боку и слегка откатился на спину, чтобы ответить.

- Извини, что мешаю спать, - громким шепотом проговорил незнакомец. – Просто хотел тебя предупредить, чтобы ты как следует закутался, иначе пауки могут заползти.

Ладан ответил не сразу:

- Какие еще пауки? В этих краях не водятся пауки.

- Не водятся, - согласился сосед. – Так я своих привез, на ночь выпускаю обычно.

- Зачем?? – чуть громче, чем следовало бы, спросил Ладан, откатившись чуть больше, чтобы посмотреть на говорившего.

Это оказался обычный оборванец в потрепанном спальнике. Все указывало на то, что он был скитальцем и постоянно перемещался. «Вероятно, такова его программа», - подумал Ладан. Скиталец ответил:

- Да у меня арахнофобия. Врач посоветовал завести паука, чтобы преодолеть страх. Ну я и завел пятерых. По ночам отпускаю их погулять, но на утро они всегда возвращаются. – по всему было видно, что оборванец просто хотел поговорить, видимо, потому что страх свой все же не преодолел и беспокоился о ползающих поблизости членистоногих.

«Интересно, а это тоже часть настроек?» - мрачно подумал Ладан, прежде чем отвернуться от собеседника, не проронив более ни слова.

Еще недавно делать так Ладан бы не стал, поскольку не любил быть грубым. Но теперь, когда он понятия не имел, что хочет, да и что любит, всякие эмоциональные издержки подобного рода казались неуместными и надуманными. До утра он спокойно спал, не питая к паукам ни малейшей неприязни и страха.

На следующий день последний отрезок пути до побережья был преодолен. Уже за километр от береговой линии начинались таблички с предупреждениями об опасности, но, кроме них, ничто не препятствовало достижению цели. Просто желающих особо не было. Большая часть приезжих доходила до очерченной границы безопасности и меланхолически смотрела вдаль, чтобы со спокойной душой вернуться домой и жить дальше. Но не Ладан. Он шел к воде, минуя совсем не форсированные «препоны» и неумолимо приближаясь к заветному (заветному ли?) пункту назначения.

Вокруг никого не было, взрыхленный песок с воткнутыми в него предупреждающими знаками напоминал минное поле. Ладан брел и брел, уже начиная слышать шум волн. Неожиданно раздался величественный громкий голос. Ладан не мог понять, в голове ли он или в окружающем пространстве.

- Стой! – произнес голос, но Ладан не остановился. Он не знал, вызвано ли это явление ядовитыми парами или какой-то охранной системой. Если честно, ему было плевать. – Прежде чем ты придешь к цели, должен кое-что знать.

Ладан не отвечал, упрямо вышагивая по песку, с трудом поднимая ноги.

- Нраф – это континент, где собраны все плохие гены. Каждый местный житель – потенциальный маргинал, социопат, извращенец, членовредитель и душегуб. Реактив оградил их от всего остального мира. В этой закрытой биосфере все подвержены одинаковому психическому воздействию. Благодаря этому воздействию, все живут в мире, не вспоминая о своих темных инстинктах. Но, стоит защитному каркасу спасть, условной программе интересов разрушится, они вылезут на поверхность. Сначала идет безразличие, потом естественное стремление заполнить пустоту. Человечество через все это не раз проходило, но мы нашли решение.

Ладан уже вышел на самый берег, почему-то ему показалось, что голос сказал не «человечество», а какое-то странное «человековство», но это ведь просто послышалось, так? «Мне плевать», - думал он.

- Постой же! – снова раздался голос. – Ты сразу умрешь!

- Я и не живу, - ответствовал Ладан вслух. Голос смолк. Нога уже почти коснулась воды, когда что-то с невероятной силой отбросило его назад.

Он взмыл в воздух по широкой дуге и, пролетев более 20 метров, приземлился на песок и потерял сознание. Ладан проснулся в тепле родного дома. Воспоминания о путешествии к Океаниуму превратились в полузабытый сон. Он только знал, что должен сломать приевшийся рабский уклад, разрушить систему. Он был полон воодушевления и решимости в осуществлении своего намерения. Новый день – новые силы.

Ладан помнил, что сказала в их последнюю встречу Марена, но был абсолютно уверен, что и на этот раз она придет. Так и случилось.

Бульвар Пьерша, скамейка под фонарным столбом, без пятнадцати девять. Из темноты выступили точеные очертания лучшей любовницы во всем Стропе, если не в целом Нрафе:

- Все-таки не могу перед тобой устоять, - мягко проговорила она, приблизившись к Ладану, который, вопреки обыкновению, подниматься в приветствии не стал.

Широко расставив ноги, она бесцеремонно села на него, глядя прямо в глаза. Она уже принялась ритмично тереться, как бы настраивая его на нужный лад. Однако в этот раз Ладан не чувствовал слабости в коленях (и не потому что он сидел), его решимость была непоколебимой, а намерение непреклонным. Разве что изменилась методология.

- Я понял, что должен делать. – ровным голосом произнес Ладан.

- И что же? – уже практически стонала Марена, безуспешно пытаясь вызвать в нем возбуждение.

- Я не освободитель. – тихо продолжил Ладан. Марена вопросительно на него посмотрела, в тревожном предчувствии перестав двигаться и уже пытаясь слезть с никудышного клиента. Он ухватил ее за бедра и не отпускал.

- А кто ты? – с появившимися нотками беспокойства спросила Марена.

- Разрушитель. После меня – потоп. – он вонзил нож ей в горло и наблюдал, как она истекает кровью.

Марена сползла с Ладана на асфальт, с булькающими звуками ловя ртом воздух. Ладан наклонился над ней. Его лицо ничего не выражало.

- Вот она, истинная страсть. Истинная страсть всех нас. Я оставлю тебя здесь и продолжу свое дело. Ты будешь примером. Во всех них это проснется. Они пересмотрят свои ценности, свою «программу». Нраф уничтожит сам себя, он захлебнется в крови, как ты сейчас. – говорил Ладан.

- Эй! Что там у вас происходит? - послышался знакомый голос из-за спины. Ладан обернулся и увидел того самого обманщика, не так давно к нему напросившегося. Его рот растянулся в зверином оскале. Он выпрямился, сжимая в руке окровавленный нож, и пошел прямо на Голша.

- Ничего не происходит. Я всего лишь выполняю свое предназначение. Делаю, что умею и люблю.

Смерть заволокла Строп густым покровом. Вскоре весь Нраф подцепил инфекцию. Программа искоренения нежелательных элементов была приведена в действие.

Но стоп. Это еще не все. Апокалиптический сюжет не завершился. Континент «плохих генов» должен был пережить падение. Нраф никогда не был приютом для множества – всего лишь колыбелью для одного. Того, кто оставался в живых.

Когда половина программных людей открыла в себе маньяков, а другая была сметена первой. Каким-то чудом в живых остался один из самых незадачливых персонажей, когда-либо населявших земли к югу от Океаниума. Его изначальная «программа» включала в себя неврастению, трусость, бесцеремонность, лень, эскапизм, нерешительность, безответственность и безнадежную наивность. Таким образом сформировался один из самых безобидных и незадачливых «пакетов» дурных качеств, когда-либо исторгнутых Нрафом.

Южные земли таяли в кислотных водах, требовалось срочно что-то решать. Загвоздка была только в том, что сама сущность скитальца, некогда ставшего невольным соседом Ладана по койко-месту, являла собой квинтэссенцию нерешительности. «Параметр», который будущему человеку суждено пронести до конца жизни, какой бы длинной или короткой она ни оказалась. В данном же случае требуемое решение находилось не в ведении скитальца-оборванца из остановки-сарая, оно принималось чем-то большим - направляющей силой «человековства» - инстинктом самосохранения. А потому он мог не волноваться, когда стоял на самом берегу Океаниума и разговаривал с пауками в левом кармане брюк:

- Ну что, ребята, похоже, придется искупаться.

Очередная большая волна, выросшая из разбушевавшейся водной глади, поглотила его, накрыв с головой. Но он выплывет на мифическом северном берегу. Так вызреет первый этап, так сформируется фундамент будущей личности. Конструктор работает без перебоев.