Потерянное

- Можем ли мы противиться своей природе?

Старик Мол, развалившись по обыкновению в своем видавшем виды кресле на улице, подслеповато глядел на небо. Растянутые бесформенные облака лениво уплывали от него по лиловому полотну.

- Одним богам известно, что видят облака перед тем, как падают за край земли, - сказал он и сделал паузу. – Я так думал прежде. Да. А потом понял, что даже боги в большинстве своем не могут уследить за Миртом, а эти белые дымки наблюдают такое, что и не вообразить.

Старик чуть выпятил нижнюю губу и вновь зыркнул вверх.

- Ты ведь что думаешь – боги всегда были в Горниле и боролись за сердца человеческие. Белые боги, красные боги, чёрные боги. И это единственный способ появиться бессмертному – Горнило. Ну, что смотришь? Думаешь, с ума сошел старик Мол, еретиком перед смертью заделался, раз такие разговоры ведет. – Он усмехнулся, поерзав в кресле. – Можешь тогда уходить, позвать чернорубашечников, чтобы выбили палками из меня эту дурь… Или остаться, разжечь костёр и послушать историю.

Когда густые тени почти полностью окутали деревню, Мол продолжил, глядя на занимающееся голодное пламя и вытянув к нему длинные ноги.

- Горнило выдумали люди, и оно существует для людей, - сказал старик строго, будто ругая сам себя. – При этом даже не все люди выдумали, нет-нет. Это я ещё на войне узнал, когда госпитале с дырой в животе лежал. Болтали мы, раненые и увечные, потому как делать особо нечего – ты либо болезненно умираешь, и не до разговоров… Либо идешь на поправку – тогда просишь табачку, угощаешь сушеными яблоками и начинаешь узнавать, с кем лежишь, кто там под бинтами скрывается, какие мысли у людей. Какие боги их защищают.

Мидане и катарейцы. Эти народы придумали Горнило. Может, уртагане в самом начале подкинули идею – они-то знали намного больше, пока мы не превратили их в горстку гордых дикарей на развалинах Древнего Города… Но на самом деле богом мог стать любой смертный. Да. Для этого придумали слово… «ифат».

Стих свежий весенний ветерок, вдруг замолкла беспокойная собака на краю деревни, остановился и замер резко ржавый петух на крыше одного из домов. Старик многозначительно хмыкнул и продолжил:

- Жутко? За такую мысль в Стариле белокаменном немедля сожгут, в Катаре повесят на толстом суку, на Севере заставят идти по Ледяному морю босиком… Ну, на том Севере, где принимают монеты мидан. А там, где шепчут шаманы, там про богов и Древних расскажут столько, что любой служитель в обморок тут же грохнется. – Он махнул рукой в сторону храма, выглядывающего из-за приземистых домов. – Но правда есть правда…

Монстров и безумных магов прекрасно давят монстры и безумные маги. – Старик щербато улыбнулся удачной фразе. – Поэтому мало кто проходит хотя бы полпути. Это мне раненый знахарь рассказал: он пока солдата врачевал на поле боя, стрелу схлопотал в грудину. Всё кровью кашлял, но выкарабкался.

И по этой причине ифатов – тех, кто уже шагнул за предел человеческий, но еще не может на равных с иными стоять в Горниле – старались выследить многие… Больше всего, конечно, Белая Башня. Обе Башни. Да. Это совсем другая история. Просто поверь, их две. – Мол поморщился, повел головой. – Главное: «светлые» рыцари с именем Светоча на губах и без пощады в сердце уничтожали всех, кто – цитирую – «в гордыне своей богоподобным себя возомнил».

С другой стороны медали стояли слуги Тёмной Сантис. Правда, они не столько старались «срезать» ифатов, сколько узнать, где те раздобыли источник силы. Тёмным-то всё равно, где черпать… Помнит весь Мирт до сих пор, как они с Локашем мучались, пока не поняли, что это лишь забытое – последнее – семя Хаоса. Ох, и шуму было: ураганы, войны, чума, нашествие демонов. А всё из-за того, что дитя красных богов родилось.

Конечно, многие ифаты прятались, таились среди теней, копили силу. Да. Так, скрывалась в лесах и болотах Бурая Ангулема, пока её не окружило кольцо почитателей, которые телами ложились на клинки рыцарей, оберегая ведьму. – Старик поджал губы. – Обычно Ангулему вспоминают чаще прочих ифатов, потому что Бурую Ведьму любил простой народ. Но были и другие, и сегодня я поведаю об одном из них. Его история, к счастью или сожалению, потерялась среди легенд о великих героях и беспощадных злодеях прошлого…

Искры из костра взлетели вверх, в темное безлунное небо, и старик замолчал. Безмолвная ночь упала и растеклась густо по земле, едва последний луч солнца подмигнул на западе. Мол поводил челюстью из стороны в сторону и начал свой рассказ.

***

Эти пару лет я неплохо помню: только вернулся с передовой, голова от страха и шока работала на полную, сердце решительно ничего не боялось. И так многие вчерашние солдаты. Крупные войны наконец поутихли. Армии Синего Королевства и Империи взяли большой перерыв – зализать раны и набрать молодых, у которых есть все руки и ноги. Пограничные города потихоньку отстраивали.

Голодали, конечно, и кое-где в особенно лютую зиму отправляли самого младшего ребенка «за подснежниками». Бароны не щадили и обирали крестьян, те нет-нет да и вешали сборщиков подати. На трактах бродили бандиты. Но народ вроде как зажил после войны, ярмонки даже пошли.

И тут по деревням начали исчезать дети. Да. Первое время действительно многие думали: болезни же, голод, разбойники. Ребенок не кошель с золотом. Один умер, другого родим, выкормим, оденем. Но дети стали уходить десятками и даже сотнями… Из одной деревни, потом из следующей, из села, с хутора, со двора. Заговорили о ведьмах, вампирах, работорговцах. Но все было не то. И прежде случались эти напасти, а дети толпами не пропадали – по крайней мере, не несколько лет к ряду…

Гостил здесь в это время один купец средней руки. Одеждой торговал и мылом. Он-то и рассказал мне всё, что знал об исчезновении детей. Всерьез ведь решил уберечь родную деревню – в первую очередь своих детей – от жути этой. Заодно и остальных предупредить. Ходил по всем поселениям и расспрашивал. А потом к нам в захолустье пришел.

Да. У нас жизнь на отшибе, поэтому ничего про страх тот толком не слыхали, к тому же многие купца всерьез не восприняли. В нашей деревне и в других. Но только не я. Внимательно выслушал, даром что помощником старосты был. Что ты! – Мол чуть повеселел. – Бегал на своих двоих резво, как козлик. И старался обо всех приезжих прознать, что да как. Вот и встретился с ним, в таверну сводил. Да. Раньше-то она куда лучше была, народ хаживал – охотники в основном и лесорубы, но случались и торговцы с Севера.

Звали того купца Джозеф из Маховиков. Как сейчас помню его проницательные глаза и хорошие манеры… И если бы не он, я бы никогда не узнал столько об ифатах. И об Едоке Детей.

Старик устремил взгляд куда-то глубоко внутрь, лицо его смягчилось. В разгорающемся костре звонко треснуло полено.

***

Вдалеке вальяжно растекся гром, отдаваясь долгим эхом в небесах.

- Эта лавка уже закрылась, сэр. Хозяин решил не ждать, пока дождь наберет силу, - сказал мужчина в широкополой шляпе, указывая длинным пальцем на тучи. – Я знаю такую погоду: ничего хорошего она не сулит человеку вне крыши ближайшие полдня. Но я могу показать, где можно поесть и купить провизию в дорогу.

Его собеседник, не обращая внимания на капли дождя, падающие на голову, внимательно посмотрел на угловатое загорелое лицо напротив, и протянул руку.

- Джозеф из Красного Аршина. Средний сын… Джозеф, а не сэр. Вы местный?

- Меня зовут Мол. Да, я родом отсюда. Старший сын. – Мужчина крепко пожал ладонь и махнул на приветливо освещенное изнутри двухэтажное здание в конце улицы. – Как насчет таверны, Джозеф? Пусть она и выглядит простовато…

- Она выглядит отлично для такой погоды.

Люди, идущие им навстречу или выглядывающие из окон, прежде чем закрыть ставни, кивали Молу или поднимали края шляп.

- Вас здесь, похоже, неплохо знают, - осторожно заметил Джозеф.

- Я помощник старосты, - просто ответил мужчина и неловко улыбнулся, демонстрируя крепкие желтоватые зубы.

Он распахнул дверь таверны, и в носы обоим ударил запах свежих опилок, жареной картошки и густой луковой похлебки.

- То, что надо, - обрадовался Джозеф. – А еще, как говаривал мой отец, таверна, где своевременно меняют опилки на полу, не может быть плохой.

Мол выбрал стол у камина, по пути коротко поздоровался с тавернщиком и малочисленными посетителями и снял мокрую одежду.

- Вон там вешалка, - сказал он, указывая. – Огонь, надо думать, быстренько просушит вещи. Бортук топит всегда знатно.

Джозеф кивнул и развесил одежду, а потом приблизился к стойке.

- Доброго вам вечера, хозяин. Я бы хотел плотно поесть, обогреться и немного выпить. – Он указал на выбранный стол. – И накормить своего нового знакомца Мола.

Тавернщик, чья тяжелая голова покоилась на сцепленных руках, удивленно стрельнул глазами на Мола, идущего к нему.

- О, не стоит, я бы лишь взял похлебку и… - начал было мужчина.

- Мол, позвольте отблагодарить вас за помощь и предстоящую беседу, - твердо ответил Джозеф, привыкший в делах настаивать на своем. – Без вас я бы ждал хозяина лавки и промок до нитки.

- А кто закрылся раньше колокола? – мохнатые брови хозяина заведения поползи вверх.

- Ллуди Старший, - кисло ответил Мол. – Гости нашей деревни даже хлеб и сыр купить не смогут перед дорогой, а ведь у нас всего две крупные пекарни.

- Но свой хлеб я пеку сам, - довольно хохотнул тавернщик, положив руки на отполированную дубовую стойку. – Если тебя хотят угостить, Мол, не противься уж так рьяно. Как вы сказали вас зовут, сэр? Меня можете звать Бортук, единственный сын.

- Джозеф из Красного Аршина, средний сын. – Он пожал мозолистую ладонь. – Я купец. И вполне не против отужинать у вас, Бортук. Заведение ваше мне кажется достойным столицы. Что вы можете сегодня предложить голодному путнику?

Оказалось, что список блюд в таверне в отдаленной от центра деревне небольшой, но вполне способный удовлетворить воображение голодных путников. Некоторое время Бортук медленно говорил, подчеркивая особенности того или иного блюда, а Джозеф молчал, зная, что тавернщик должен закончить и перебивать его нельзя. После этого купец задумчиво посмотрел на окно, по которому ползли ветвистые речушки дождя, и сказал:

- В общем, так. Позволю себе смелость выбирать за двоих. Если Мол не против.

Помощник старосты развел руками и открыл было рот, но под взглядами обоих кивнул.

- Тогда… Две луковых похлебки, чей запах нас встретил при входе. С крупными кусками картофеля, верно? Далее. Два ваших лучших пирога – один, пожалуй, с кислым козьим сыром и зеленью, второй – с рваной олениной. Блюдо ароматного поджаренного картофеля – хрустящего, с зеленым луком и солью.

Тавернщик кивал, улыбка вот-вот готова была растянуться на толстых губах.

- Кроме того, четыре кружки медовухи. Вашу терпкую северную медовуху караванщики нахваливают у нас на западе. Ещё что-нибудь закусить. Скажем, сухари с чесноком. И ваши засоленные грибочки с… с горошком. Медовуху подавать сразу, сухари и грибочки тоже.

Мол почесал затылок.

- Лучшего выбора вы не смогли бы сделать во всей деревне, - пробормотал одобрительно Бортук и весомо кивнул, принимая оплату. – Джозеф, осталось одна… формальность, через которую должны пройти все новоприбывшие в нашу деревню.

Купец замер с тугим кошельком в руке, едва заметно напрягся.

- Да? – звенящим голосом спросил он. – И что это за формальность?

Бортук, вздохнув, засунул руку под прилавок. Мол не мог не заметить, что вторая рука Джозефа медленно опустилась к широкому охотничьему ножу на поясе. Некоторые завсегдатаи повернули головы к стойке, ощутив смену настроения.

Тавернщик под острым взглядом купца вынул из-за прилавка железную, потемневшую от времени лошадиную подкову. Он аккуратно положил ее перед гостем и сделал внушительное лицо.

- Коснитесь. Докажите, что вы человек, а не перевертыш и прочая нелюдь.

Лицо Джозефа прояснилось, как небо после грозы, по нему расползлась добрая, почти детская улыбка. Рука покинула рукоять ножа. Посетители вернулись к еде и разговорам.

- Не знал, что где-то ещё делают испытание железом, - сказал купец просто и положил ладонь на подкову. – Хорошая у вас таверна, прямо как в старине. У нас так перестали испытывать еще при моем деде.

- Деды знали, как жить, - усмехнулся беззлобно Бортук, аккуратно убирая подкову обратно. – Но это не просто железо: его служитель из храма освятил лет пятьдесят назад… Присаживайтесь, медовуху я скоро подам.

***

- Я не лукавил, когда заранее благодарил за беседу, Мол, - начал Джозеф, беря в руки инициативу, как только они оказались за столом. – Я прямолинейный человек. Видите ли, разговор будет полезен нам обоим. Мне – как представителю моей деревни. Вам – как помощнику старосты вашей.

Мол заинтересованно подался вперед.

- Я уже сказал, что из Красного Аршина. – Купец замолчал, принял из рук Бортука большую глиняную кружку и заговорил лишь, когда тот вернулся за стойку. – Эта деревня на западе, рядом с…

- Я учился на картографа в монастыре в Стариле, знаю наше королевство довольно неплохо, - перебил его Мол и сделал глоток из своей кружки. – Можете продолжать. Извините, что прервал.

Джозеф изогнул одну бровь, окидывая Мола новым взглядом.

- Прекрасно. Не часто встретишь образованного человека вне столицы или храма, но вернемся к теме… Я купец, торгую готовой одеждой и мылом, часто путешествую на ярмонки. Но после того, как в соседней деревне – через реку от нас – пропали почти все дети, мне пришлось чаще ездить по деревням и поселениям.

Собеседник медленно поставил кружку на стол.

- Пропали? – хрипло поинтересовался он.

- Вы не слышали про исчезновение детей? – негромко спросил купец.

Мол отрицательно покачал головой.

- Я уже подозревал, что вас это не коснулось. Сегодня побродил по вашей деревне. Дети гуляют по улице, выходят за ворота, родители не запирают их по домам. Но я думал, может, вы слышали что-то от соседей или торговцев...

Помощник старосты поднял ладонь.

- Джозеф, мы живем на краю Королевства. Торговые караваны здесь почти не идут. Эта таверна – в основном для наемных лесорубов и тех, кто идет с севера в столицу на заработки… Расскажите мне всё, чтобы я мог сделать выводы и помочь вам, мне нужно знать картину в целом.

Подошел Бортук и поставил на стол поднос с крупными масляно поблескивающими сухарями и пиалу с влажными грибочками с горошком. Джозеф дождался, когда хозяин уйдет, и продолжил, слегка наклонившись вперед.

- Я расскажу вам, но надеюсь, что вы не посеете панику среди остальных? – Он осторожно подбирал слова. – Дело в том, что некоторые деревни весьма… грубо выгоняли меня якобы за вранье, когда я излагал им суть. Другие же шли на крайние меры, и дети страдали из-за этого. В одном месте меня даже ограбили и вообще хотели пытать…

Недалеко раздался мелодичный резонирующий звон.

- А вот и колокол, - усмехнулся Бортук за стойкой.

- Хорошо, Джозеф, - сказал Мол. – Я поговорю со старостой и только потом расскажу все жителям, это я могу обещать.

Казалось, ответ удовлетворил собеседника, и он начал.

***

Одним днем Джозеф услышал от помощника в лавке, что в Рамах – деревне по ту сторону реки – что-то произошло. Нехорошее. Староста Красного Аршина ходил туда ранним утром с некоторыми ремесленниками, потом хмурый выступил на площади. Сказал, что в Рамах исчезли почти все дети, пара недорослей только осталось. Но просил не относиться к этому слишком серьезно, не чудить, не хвататься за топоры. «Дети явно просто сговорились и сбежали, негодники. Лето ведь, солнце в голову бьет. Осенью вернутся, есть захотят да замерзнут». Некоторые удовлетворились этим ответом, но многие купцы и семейные фермеры были встревожены, ибо и прежде слышали то же про несколько дальних деревень, но не верили. И тут такое под боком.

Решили узнать сами, как дело обстоит, посетить Рамы и поселения, про которые доходили слухи. Собрали вместе кошель и провизию, снарядили лошадь. Вытянули жребий, короткая палочка попалась Джозефу. Он собрался, попрощался с семьей (супружница всё знала, а детям было сказано: мол, отправился по купеческим делам), дал указания помощнику и рабочим в лавке.

Через реку Джозефа многие знали, он там покупал иногда мягкую пряжу. Поговорил, значит, с купцами, с владельцем постоялого двора, с пастухами. Узнал из первых уст, да не больно-то много. Дети пропали в одночасье, ночью. Не нашли ни одного тела, ни клочка одежды. Думали на ведьм из леса или страхолюдин-тритонов.

«Чужакам в Рамах в тот день были не рады. Из домов с закрытыми ставнями раздавались рыдания. Многие мужчины ходили с оружием и всё норовились в лес пойти. Лица у них потемнели, хотя в глазах все еще теплилась надежда. Многие из них надеялись, что дети действительно вернутся, пусть и не все. Каждый хотел, чтобы именно его чадо нашло дорогу назад, в отчий дом…»

Джозеф попрощался со знакомыми и отправился дальше на восток, держась больших дорог. Через два неполных дня пути стояла деревенька Чернорядье, дважды бывал он у них на ярмонках по осени, некоторые его узнали. Там дети не пропали, но жители слышали многое – караваны недалеко проходят, слухами делятся. Рассказали, что в Мелкозерье («три дня пешком») детей забрали также ночью, но почему-то не всех. Поведали также, что было несколько чужаков в тот день в Мелкозерье. «Вестимо, ведунья в том замешана. А то и целый культ – забрали детей, чтобы их кровью умыться и моложе стать», - поделился мыслями владелец харчевни, пару раз купивший мыла для лавки. «Мой тебе совет, купец: осторожнее. В такое время к чужакам отношение не то, что прежде. Повесят глазом не моргнув».

Нашлось Мелкозерье легко, располагалось вокруг трех зеркально чистых озер, но в саму деревню попасть оказалось невозможно. Двое крупных детин с копьями грубо пояснили, что теперь проезжим попасть внутрь нельзя. Джозеф спешился, рассказал о своей миссии, поделился информацией, полученной в Рамах. Стражники переглянулись и позвали старосту.

Седой, но крепкий еще мужчина выслушал купца и подумал некоторое время, щипая себя за бороду. «Мне кажется, ты честный человек, Джозеф из Красного Аршина. Но за забор я тебя пустить не могу, уж не обессудь. Какое-то лихо унесло наших детей больших и малых. Многих. Те, что остались, теперь под надзором родителей и соседей. Мы дважды снаряжали большой отряд на поиски, да он так и с пустыми руками вернулся. Озёра как могли мы тоже осмотрели… тел нет. Больше мне нечего сказать, купец. Обиду не таи».

Джозеф поблагодарил старосту и решил, раз уж внутрь не попасть, стоит порыбачить и сварить уху недалеко от ворот. Стражники сказали благодушно: - Это можно, это не запрещено.

Купец преследовал и свою цель – разговорить их, узнать больше. По этой причине угостил их вяленым мясом и крепким вином. Разговорились. Один из молодцев сказал, поглядывая на ворота:

- Слыхал, что вампир это. Кровосос, то бишь. Тянет магией своей запретной детей из кроваток, умы их одурманивает. И мужчина это, как пить дать. Крутился тут до пропажи один задохлик с очками…

Второй стражник быстро ткнул напарника локтем под бок и сказал Джозефу:

- Про вампира, как и про тритонов, домыслы это, не уверен никто. Тебе же правда нужна, а не кривда? В Колокольцы иди, купец. Это на юг два с половиной дня пути. Там дети пять седьмиц назад пропали – чужаков уже не боятся, но расскажут, что да как. Спокойные люди. Сестра у меня там, дети у нее были. И это… Коли найдешь что – ты уж ей или мне весточку пошли, а?

Джозеф пообещал.

По пути в Колькольцы посреди дня на него напали и отобрали лошадь и кошель. На проселочной дороге враз его окружили лихие люди. Купец не стал препираться с головорезами, когда его сбросили с седла и приставили к горлу острый топорик. Отдал всё, кроме нескольких монет, что загодя спрятал в ботинке – как всегда делал в дальних переходах.

«Забрали плащ, кольца серебряные и серьгу семейную, - посетовал он Молу. – Хорошо, что охотничий нож оставили – мне его отец подарил. Не сочли за ценность, им больше драгоценности по нраву пришлись».

Купец решил не отказываться от миссии, несмотря ни на что. Обидно было, но он был уверен, что почти напал на след похитителя. В Колькольцах его никто не знал, но стражники и староста, видя его запыленную одежду и ссадину на скуле, поверили его истории про бандитов, и посочувствовали. Та группа, как выяснилось, давно грабила в окрестностях Колокольцев и Двух Сосен – соседней деревни. Облаву на них устраивали, да всё без толку.

Староста по имени Обон, недвусмысленно намекая на возможность торговать с купцом в будущем («особливо как бы по части одежды»), привел его в своей дом, накормил, угостил самогоном, подарил теплый плащ и разрешил расспрашивать людей об исчезновении детей. Потом на площади попросил всех оказывать помощь Джозефу, потому как «народ, вдруг что у него выйдет – своих не найдем, так хоть другие деревни… такую напасть обойдут».

***

Джозеф сделал большой глоток медовухи и отправил в рот пару грибочков.

- Мужчины в Колокольцах вроде как смирились, разве что неразговорчивы были и смотрели только под ноги. Женщины… выглядели потерянными, рассеянными, забывали, о чем говорили. Они за это время измучились, а не забыли.

Но я узнал кое-что новое. Действительно, перед исчезновением детей приходили чужаки. Сначала все думали на рыжую женщину, которая с караваном пришла и книги с собой привезла. Но она осталась в деревне и даже помогала в поисковых отрядах. В Колокольцах так и живет. Потом на старуху напраслину возводили: мол, пришла неоткуда утром и с заходом солнца ушла никуда. Но в итоге выяснилось, что в Две Сосны она шла. Там она сейчас безвылазно, к родственнику приехала век доживать. Но был еще один…

***

Те жители, что согласились поговорить с Джозефом, были почти единодушны.

«Мужчина это был. Среднего роста, в шляпе».

«Парень, высокий. Без бороды. Одет хорошо, богато. Подозрительный, на имперца похож».

«Мужик был. Шляпа. Очки из шлифованного хрусталя. Лицо бледное, узкое».

«Не очень высокий, нос прямой. Дорогое одеяние – как плащ, но у нас такие не шьют. Имперская мода».

«Лекарем представился, спрашивал, не нужна ли помощь кому больному. Мол, его деревню в войну сожгли на границе, вот он и ходит от двора к двору, помощь за еду и монету предлагает».

«Пахло от него травами и кореньями, руки холеные. Симпатишный, светленький, не катареец».

Джозеф ловил каждое слово.

«Леткус. Так его звали. Очкастый».

«Назвался Летикусом из Тенетников, младшим сыном. Двоих наших посетил, у них спроси».

«У меня живот третий день болел, ходить не мог – лекарь дал микстуру. Прошло, кстати. У Оливии спину проверил, тянуло у нее постоянно».

«Нажал где-то, что аж хрустнуло, но полегче стало, - подтвердила Оливия позже. - Сказал, двигаться больше и не спать на боку. Летикус его звали».

«Может, он. Может, не он. Слишком уж на лекаря действительно похож, говорит мягко, смотрит так… по-доброму».

«Точно он увел. Чистенький больно. Вампир али перевертыш, кто знает».

«Кроме него, некому было. Всё на него указывает. Разве что дети сами вдруг решили сбежать».

«Если он одёжу-то сменил и очки снял, ты не узнаешь его, купец. Обычное у него лицо, белое. Если он детей уводит, найти его будет непросто».

- Дали мы ему кров, денег, - говорил Обон, пока Джозеф ужинал. – А утром дети пропали. И его след простыл. И никто даже звука ночью-то не услышал, вот что странно. Они же по улицам шли, ворота тяжелые открыли – ни звука. Собаки как назло все дрыхли, дармоеды.

Джозеф отложил ложку и по наитию спросил, всех ли детей увели. Староста посмотрел ему в глаза.

- Нет, а ты почем знаешь?

Джозеф рассказал, что в других деревнях говорили, что тоже не все дети ушли.

Обон кивнул, расслабившись.

- Двое осталось – Улита и Макар. Улита малая совсем, а Макар недоросль, дурак дураком, но уже сам в поле работает на равных с остальными. Поговорить с ними хочешь?

Джозеф отправился к Улите. Жила она в бедной семье, дом нуждался в починке. Мать чума давно унесла, а отец днями трудился лесорубом, вечерами в одиночестве пил. Это Джозеф от словоохотливых соседей узнал.

«Эх, так мне захотелось забрать эту девочку, Мол, - сказал Джозеф. – Сердце сразу не на месте стало… Бледная, худая. Испугалась, увидев меня. Отец, видимо, после смерти жены не сильно-то о дочери заботился. Игрушек у нее не было, одежда прохудилась, кроватка покосилась… В глазах Улиты увидел я только лишения и голод. В доме чисто, но совсем пусто. Не захотел я расспрашивать девочку долго, так она несчастно выглядела… Сказала только, что жалеет, что не может больше играть с соседскими детьми. Из странного только музыку какую-то будто бы ночью услышала. Но потом сразу уснула… Не разрешил мне Обон забрать Улиту».

«Неправильно при живом отце её в сироты-то записывать», - сказал староста строго.

Купил Джозеф ей хлеба, лука, крупы, головку сыра и петушка сахарного да и пошел к Макару.

С Макаром дело обстояло иначе. Это был плечистый юнец, румяный и уверенный в себе. Выглядел значительно старше своих четырнадцати зим. Мать уехала к родным в город уж год как, а отец охотой промышлял, дома бывал пару раз в седьмицу. Вот Макар и был предоставлен себе. Внутри было грязно, пахло кислым, пол не метен. Мальчик лежал на печи, жевал тростинку, на вопросы отвечал неохотно, с ленцой.

Джозеф заметил, что Макар нетрезв.

- Ну, чего ещё?

- Той ночью спал хорошо? - строго спросил купец.

Мальчик враз побледнел, наглость исчезла.

- Д-да, - заикаясь, ответил он. - Спал крепко, ничего не слышал. Никаких голосов.

- А музыку? Мне ты можешь рассказать, я тут никого не знаю, никому не расскажу. Того злодея попытаюсь остановить.

Макар спрыгнул с печи.

- Не знаю я ничего, - буркнул он и добавил шепотом. – А вд-друг он опять за мной прид-дет? В тот раз я боролся с музыкой… с голосом. Д-дома никого не было, отец в лесу ночевал. И тут я услышал… как бы пение. Но не ухом услышал, а сразу в голове.

Джозеф насторожился. Макар изменился в лице, словно перед ним встал тот вечер.

- Сначала мелод-дия, потом призывное – мол, выход-ди за калитку, поиграем, тут много д-детей. – Он говорил совсем тихо, купец с трудом разбирал его слова. – Потом… странное, убаюкивающее. Меня в сон сразу повело. Так и уснул, на полу, замерз весь, утром кости ломило.

Джозеф понял, что узнал всё, что мог. Напоследок встретился с сестрой стражника из Мелкозерья, передал, что брат беспокоится. Женщина рассеянно кивнула и вздохнула.

Купец поблагодарил старосту и записал список товаров на продажу. Затем купил на последние деньги лошадь и еду и отправился в обратный путь. По пути размышлял, что лучше делать по возвращении домой – дальше кого-то поопытнее, поумнее снарядить или остановиться на этом.

«Пошел я широкой дугой, чтобы в лесу и на проселочной дороге не нарваться ни на кого. Через пару дней устал от сна под открытым небом и заночевал в небольшом хуторке на отшибе. Дворов десять-пятнадцать, не больше. Назывался хутор Второй Лесничий и, наверное, на картах не значился. Постоялый двор у них отсутствовал, как и лавка, но их голова разрешил спать в пустом доме, откуда хозяин в город переехал. Я купил за мелкую монетку связку дров и решил поспать на теплой печи».

***

Он отложил ложку и посмотрел в миску из-под супа.

- Знаешь, как в армии говорят? У нас, в Синем Королевстве. «Рок повелеет – случится». Не судьба, заметь, а рок. И правильно говорят.

***

Ночью Джозеф проснулся от ощущения, что в доме стоит еще кто-то, смотрит на него. Он мгновенно раскрыл глаза и спрыгнул с печи. Все-таки четыре года служил на границе, а там спать всегда надо вполглаза.

Однако купец стоял один в пустом доме. От печи все еще шло приветливое уютное тепло. За окном тишина. Но рука всё равно сжимала нож. И тут в сознании отчетливо прозвучал вкрадчивый мужской голос: «Ты так хотел узнать обо мне. У тебя появился шанс. Следуй за детьми, поторопись. И постарайся не уснуть, эти чары не для тебя».

Тогда Джозеф понял, что его всё ещё клонит в сон. Ноги были ватные, голова горячей. Однако купец побил себя по щекам и покинул дом. Луна спряталась, словно не хотела видеть то, что происходит. Свежий воздух и прохлада немного освежили, и он вышел на дорожку – единственную и ведущую к дому местного головы. И увидел.

В неверном свете звёзд восемь детей разного возраста вприпрыжку и пританцовывая уходили с хутора в сторону леса. Лишь одна – высокая девчушка постарше остальных – брела нехотя и останавливалась иногда, словно вкопанная. Джозеф забежал в дом старосты. Тот крепко спал и не пробудился, когда купец принялся трясти его. Тогда вспомнилось про чары, которые упомянул голос. И мужчина устремился за детьми. Не думая о том, что может сделать. О том, что может умереть в любой момент. Нож показался ему игрушкой по сравнению с тем, что мог этот монстр.

Джозеф обогнал девочку и вбежал в редколесье. Дети смеялись и улыбались друг другу. Держась за руки, бежали со всех ног в глубину леса. Купец даже не пытался удержать их – что он мог против магии? Наконец, на поляне они остановились и встали в полукруг. Без той высокой девочки. Дети шутили и радовались, белые зубы сверкали в ночи – и было это жутко. Джозеф присел и пошарил по лесу глазами, высматривая. Шляпу. Хрустальные очки. Имперское пальто. Тонкое лицо.

И увидел. Он вышел из-за старого дуба и произнес:

- Здравствуй, Джозеф. Вот он я. Летикус, единственный сын, лекарь и монстр. Почти всё, что ты слышал обо мне, правда.

Джозеф обомлел. Думал, враг будет хитрить, юлить, попытается обмануть или сразить чарами. На всякий случай купец тряхнул головой, боясь, что всё ещё спит.

- Подожди немного. Мне нужно закончить, - добавил Летикус и отвернулся.

Монстр обратил свой взор на хоровод, неспеша встал в центр, раскрыв ладони и касаясь волос и лиц детей. Те ластились к нему, смотрели с приоткрытыми ртами. Глаза Летикуса за стеклом очков блеснули, как у кошки в темноте. Дети обрадовались, замкнули круг и закружились, быстро-быстро, некоторые хохотали в голос.

- Что ты с ними делаешь?! – вскрикнул Джозеф, не узнав свой голос.

- Всего лишь отбираю их детские души. Мягкие. Светлые. Чистые души.

***

Купец, не моргая, смотрел на золотистый кусочек картошки на вилке.

- Пойми, Мол. Он говорил такие страшные вещи, но не выглядел очень уж довольным или страшным. Не походил на чудовище из легенд. Голос его звучал… как у лекаря, который сообщает, что скоро ты поправишься или, наоборот, тебе нужно полежать в постели.

***

Дети смеялись, прыгали и танцевали, кружились быстрее. От них шло слабое свечение, которое – как Джозефу показалось – всё больше гасло.

- Можем ли мы противиться своей природе? – задумчиво спросил Летикус и махнул рукой.

Мальчики и девочки бессильно попадали на землю, разомкнув круг. Дети тяжело дышали, поднимая и роняя грудь. Монстр вытянул руки и сделал несколько глубоких вдохов. Свечение потекло от лежащих к лекарю. Джозеф, дрожа всем телом, услышал вновь смех – дети молчали, звук разливался в воздухе из-за свечения. На секунду купцу захотелось коснуться потока, приобщиться к детскому счастью.

Наконец дети прикрыли глаза, затихли. Монстр опустил руки и коротко свистнул – тела словно накрыло прозрачным одеялом. Их фигуры становились всё менее объемными. Они словно таяли в воздухе.

- Нет!

Джозеф удивился, но голос принадлежал не ему. Та самая девочка, которая шла последней, догнала их. На вид она была чуть помоложе Макара, зим двенадцать-тринадцать.

- Отстань от них! - в отчаянии выкрикнула она, по бледным щекам её текли слезы.

- Ты опоздала, - холодно сказал Летикус и шагнул к ней. – Сопротивлялась.

Ладонью с длинными тонкими пальцами он обхватил её подбородок, заглянул в глаза. Джозеф всё это время стоял как столб, не зная, что делать.

- Я вижу твою душу, Карла. – Девочка сильно дрогнула, когда прозвучало её имя. – Ты нечиста. Ты познала плоть и дурман. Увы, я не могу соединить тебя с остальными.

Одним сильным, неумолимо быстрым движением он свернул девочке шею.

Пока Карла падала на землю, купец действовал неосознанно: прыгнул к Летикусу и вонзил нож в живот, затем в грудь – по рукоять. И отпрыгнул. Про себя он отметил, что лезвие вошло легко, будто в масло или воск.

Лекарь сделал шаг назад, словно готовясь рухнуть.

- Попытка засчитана, Джозеф. Попытка вторая… - произнес Летикус и разорвал на себе пальто и рубаху.

Джозеф с ужасом наблюдал, как бескровные раны на худом теле затянулись без следа. Даже шрамов не осталось. Монстр сделал вдох и провел рукой по рваной одежде, словно разглаживая складки. Одежда восстановилась, стала как новая.

Нож выпал из руки Джозефа, комок застрял в горле. Купец прислонился к дереву спиной. Летикус склонил голову набок, глядя на него.

- Вероятно, эта демонстрация была тебе необходима. Видишь ли, Джозеф, я уже перешел грань, что разделяет меня со смертными.

- Но ты еще не бог… люди не поклоняются тебе. Если бы ты был богом, я бы ослеп и оглох, глядя на тебя, - обронил полушепотом купец.

Монстр с интересом взглянул на собеседника.

- Верно. Пусть это и суеверие, но верно… И пока этого не произошло, я прошу тебя, Джозеф, средний сын из Красного Аршина, остановить меня.

***

Мол замер с надкушенным куском пирога.

- Что?

- Да. Именно так. Летикус попросил меня найти способ уничтожить его. И рассказал свою историю… Он действительно был лекарем из небольшой деревни на границе Синего Королевства с Империей. Одиноким и молчаливым, но отзывчивым. Всю его деревню сожгли. Не император, а наш король – причина никому неизвестна. Летикус загодя отправился в город за лекарствами – это его спасло… Но еще работая в родной деревне, лекарь заметил, что ему нравится бывать с детьми. Они словно наполняли его силами, делали день светлее. Чем дольше он находился рядом, слушал и трогал их, утешал и лечил, тем лучше себя чувствовал.

Джозеф сделал паузу, глядя в огонь камина.

- В итоге Летикус стал рабом своего дара, своей слабости, которая открылась не сразу. Сам он считал, что кто-то из его дальних родных был монстром. Лекарь ходил по деревням, предлагая свои услуги. Лечил всех, но особенно долго осматривал детей. «Я воровал годы их жизни, разгонял и ускорял в них чистое счастье – и питался этим сладким нектаром», - признался он… А потом он просто не смог остановиться. Брал всё больше и больше, ощущая, что умеет многое, то, что человек не должен уметь. Пока одним утром не проснулся и понял, что если так пойдет дальше, то ему придется «съесть» души тысяч детей Синего Королевства, может, и Империи. После чего дорога в Горнило будет открыта, он уже начал видеть первые сверкающие ступени, ведущие туда. Будут ли рады боги такому новичку? Богом чего его объявят? И тогда лекарь почуял, что кто-то ходит за ним по пятам и собирает сведения, разнюхивает. Летикус решил, что это последний шанс, поворот перед дорогой в никуда, перед падением в собственную бездну.

***

Джозеф с ужасом слушал монстра, глядя на детей на земле. На девочку со свернутой шеей.

- Они ведь такие искренние. Настоящие, - голос Летикуса смягчился. – Улыбаются, когда хорошо. Грустят, когда плохо. Активны и жизнелюбивы, изобретательны и не злопамятны. Они любят жизнь и дружбу, еще не испорчены деньгами, похотью, вином и войной. Разве есть звук лучше детского смеха? Дети – лучшее, что есть у мира. И это лучшее… я решил поглотить, потому что природа дала мне такую возможность. И это неправильно.

- Как я могу тебя убить? Почему я? - глухо спросил Джозеф.

- Это мог бы сделать другой, но наши судьбы уже однажды сошлись. Как вы, бывшие солдаты, говорите, рок повелеет – случится. В первый раз ты пришёл почти фатально для меня. Сегодня – второй раз, и ты вновь попробовал меня убить. Надеюсь, при третьей нашей встрече ты сможешь закончить дело, Джозеф из Красного Аршина.

Купец ощутил, как бешено стучит сердце.

- О чём ты?

- А ты не понял? Именно твой отряд пограничных войск сжёг мою родную деревню Тенетники тогда. Я чувствую исходящий от тебя дым и кровь моих знакомых на твоих руках… Джозеф, найди священное оружие или другого ифата. – Вдруг слабый свет звезд, который был на поляне, погас, а лицо Летикуса вспыхнуло обжигающе ярко, глаза залились чернотой. Голос лекаря стал значительно ниже и объемнее. – Иначе я приду и заберу твоих детей, где бы они ни были, за какими стенами ты бы их ни спрятал, Джозеф из пограничного отряда. Именно там ты познал, как обманывать и копить деньги, так? Именно там получил первое состояние, когда обирал переходящих границу. В твоей природе находить лазейки. Поторопись с новой миссией, времени у тебя не много.

Ослепительная вспышка. На поляне остался лишь Джозеф и мёртвая Карла.

Именно тогда, отчаянно моргая, чтобы прогнать черные пятна перед глазами, и с ужасом ощущая, как по щекам из ушей течет кровь, купец окончательно понял: перед ним стоял ифат. Полубог.

***

- Сначала я поведал об увиденном голове хутора, чтобы не подумали на меня. Был момент, когда родители схватили меня и хотели пытать, чтобы я рассказал, куда дел детей, зачем убил Карлу. Но голова хутора – пусть его дороги всегда будут светлы – осадил их и рассудил, что я не тот, кто им нужен… Потом я вернулся в свою деревню и первым делом с охраняемым караваном отправил детей в белокаменный Старил, к своему брату. Потом рассказал старосте и всем встревоженным жителям, что увидел и узнал. Утаив лишь личную встречу с Летикусом, обещание убить его. Странный ритуал я будто наблюдал со стороны, прячась за деревьями…

Тогда наш священник – служитель Светоча – назвал монстра Едок Детей. Имя осталось, народ запомнил его. Другие деревни со временем узнали то же, слухи донесли до них мой сказ… Но самое обидное, что половина продолжала думать, что именно их обойдет эта напасть. И вообще, что Летикус Едок Детей – всего лишь высший вампир или человекоподобный монстр, но уж не ифат. «Побольше железа, святой воды, топоры поострее – и всё», - болтали мужчины. Многие матери думали, что сумеют удержать детей дома, случись что. Они-то не знали про сонные чары.

Но я не обращал на них внимания. Я твердо решил обойти все деревни в этой части света и найти того, кто готов мне помочь… Священное оружие или ифат – вот что я искал. И заодно я делюсь с такими людьми, как вы, Мол, правдой. Вы заслуживаете знать, что за вашими детьми могут прийти.

Мол откинулся на спинку стула, запустил руки в волосы.

- Значит, этот Летикус просто родился таким?

- Да. Он раскрыл дар случайно и развивал его.

- Ужасно… Насколько далеко вы продвинулись в поиске решения, Джозеф?

Купец ответил негромко:

- Белая Башня осталась глуха к моим просьбам, как и судьи Старила. И никакого священного светлого орудия я не нашел. А время утекало, я боялся за детей, не хотел, чтобы они отвечали за мои ошибки, за то, что я делал в пограничном отряде. И я…

- Вы обратились к другой стороне, - сокрушенно догадался Мол. – К красным или чёрным богам…

***

Старик Мол посмотрел на догорающий костер.

- Я попрощался с Джозефом и пожелал ему удачи. Потом рассказал кое-что из услышанного старосте. Что? Да, не всё. Во многое я сам поверил лишь спустя время, да и детей у меня не было, знаешь ли… Какое-то время дети пропадали в селах. Но уже через год о Летикусе Едоке Детей мало кто вспоминал. Видимо, купец преуспел в своих поисках. Чего бы это ему ни стоило, бедняге.

Мол глубоко вздохнул, прикрыл глаза.

- Все-таки мы часто делаем то, чего не хотим и что нам вредит. Или делаем во благо другому, а получается во вред. Так устроен человек. Это его природа.

Погоди уходить. Есть ещё три важные вещи. О них я узнал позже.

Первое. Тот служитель Светоча сделал свои странные выводы из рассказа Джозефа – и придумал жуткий, ужасный план. Он посоветовал всем родителям Красного Аршина… испортить своих детей. Жестоко обращаться с ними, сводить вместе, приучить к алкоголю, лени и жестокости. Таким образом спасти от Летикуса… И нашлись люди, которые послушали его. Развращали и били детей пуще прежнего. Да. Мир наш полон безумных людей, который воспитывают безумных детей...

Второе. Я поспрашивал. Джозеф больше не возвращался в свою деревню после нашей встречи. Его лавка закрылась, а жена уехала в Старил к детям.

Наконец, десять лет спустя после пропажи детей и последствия популярного учения того служителя – испорченных детей ведь Едок и правда не съел, они остались в деревнях – начали сказываться. Королевство не могло набрать большое ополчение для новой войны. Западные и южные деревни не сумели дать солдат. То поколение назвали «потерянным». Потому что оно исчезло в чреве Едока Летикуса, а также было испорчено родителями, сбежало и сбилось в несколько жестоких банд, которые составили отряды Козыря и помогли начать гражданскую войну. Король умер, к власти пришел регент, Синее королевство потеряло юг и Чернозем, Империя сдвинула границы на несколько десятков лиг, а тут и на Севере появился тиран-колдун...

Но это уже совсем другая история.