Майское наваждение

Май выдался на редкость жарким с самого начала. Солнце вовсю припекало, намекая на традиционные праздничные шашлыки. По его зову за город двинулись многие тысячи урчащих машин, под завязку набитые людьми вперемешку с пакетами с едой и бутылками.

Гриша, недавно преодолевший двадцатипятилетний рубеж, не был исключением. По первому же приглашению он вылетел из дома. Серебристая "Королла" покинула едва разлепивший глаза город рано утром и в числе первых счастливчиков взяла курс на крупнейший дачный кооператив.

Спустя несколько часов Гриша сидел на шезлонге, почесывал живот и с блаженным выражением лица следил за плывущими по небу облачками, напомнившими ему куски сладкой ваты. Гриша даже причмокнул от их аппетитного вида. Справедливости ради стоит отметить, что даже при желании он уже не смог бы запихнуть в себя даже крохотный кусочек сладости. Желудок до краев наполняли ароматные кусочки мяса, обильно сдобренные алкоголем.

Друзья куда-то разбрелись, и на полянке рядом с мангалом Гриша остался один. Он даже порадовался этому – теперь никто не помешает вздремнуть. Откинувшись на спинку, Гриша закрыл глаза.

Громкое жужжание ворвалось в сознание за секунду до того, как им завладел сон. Гриша, крайне возмущенный этим, открыл глаза и увидел нарушительницу спокойствия – толстобрюхую пчелу, которая вилась над ним и не желала улетать. "Ишь, зараза, сама как пыльцы нажрется, никто ее не трогает", возмутился Гриша и в гневе замахал руками.

– Слышь, ты, того-этого! – прикрикнул он и наконец попал ладонью по мохнатому боку. Пчела была всерьёз оскорблена таким обращением и незамедлительно впечаталась жалом в Гришин лоб.

– Ай!!!

Гриша подскочил с места и принялся яростно и отчаянно материться, так что на шум сбежались друзья.

– Нпмгв, якнр чоцяморчт-ир? – с озабоченным лицом произнес хозяин дачи, бочкообразный Петро. Гриша уставился на него, замолчав на полуслове.

– Чего-чего? – переспросил он и на всякий случай ковырнул мизинцем в ухе.

– Лрамочю, тклеюнв, – вздохнул Лехич, лучший друг Петро, – лыцз чоры чыющвит ек срдки.

Гриша сглотнул.

– Так, все, мужики, я спать, – пробормотал он и нетвердым шагом направился к домику. Друзья проводили его взглядом, пожали плечами и вернулись к своим делам. Ну, перебрал человек, с кем не бывает?

Гриша проснулся измученный. Беспокоило его не столько похмелье, сколько тяжёлые, какие-то липкие сны, после которых он был рад проснуться несмотря на головную боль, тошноту и жажду. Опустошив бутылку с водой, Гриша пошел к умывальнику и остановился перед зеркалом, оценивая масштабы разрушения. На лбу, прямо посередине, появилась ярко-красная точка. Кожа вокруг заметно припухла. Умывшись, Гриша присел на крыльце домика и подставил лицо освежающему ветерку.

Рядом на скамейке обнаружилась газета, прижатая к сидению тяжелой металлической лейкой. От нечего делать Гриша вытащил ее и поднес к глазам. Холодная волна мурашек стремительно пронеслась по спине.

Ни слова! Ни единого слова из напечатанного Гриша не понимал. Он узнавал буквы, помнил звучание каждой из них, но не мог сложить их даже в слоги. Жуткий сон вовсе не прервался, а пустил свои ядовитые корни в реальности.

Гриша сидел, боясь пошевелиться, и лихорадочно соображал. Идти сдаваться друзьям – не вариант, утащат в больницу, а добрые врачи сдадут в дурку. Эта перспектива настолько потрясла расшатанный алкоголем разум Гриши, что он незамедлительно принял решение – бежать, подальше, в безопасное место, например, домой, где он жил один.

Вернувшись в домик, Гриша собрал вещи и оделся. Лежащий на диване Лехич поднял голову и пробурчал что-то вопросительное. Гриша только замахал руками – мол, спи-спи, всё нормально, а сам до дрожи боялся, что Лехич что-то заподозрит. К счастью, друг зевнул, перевернулся на другой бок и продолжил спать. Не теряя больше ни минуты, Гриша выскочил из домика, покинул участок, прикрыл за собой калитку и зашагал по усыпанной гравием дороге в сторону автобусной остановки.

В автобусе Гриша тщательно сохранял невозмутимый вид, молча расплатился с кондуктором и уткнулся в смартфон. В нынешнем состоянии единственным приемлемым видом досуга остались игры, коим он и посвятил все время пути. Когда рядом кто-то начинал говорить, Гриша изо всех сил напрягал слух и пытался вникнуть, но проклятые слова ускользали снова и снова.

Оказавшись наконец в своей квартире, Гриша понял, что жутко устал. Голова гудела, боль прокатывалась свинцовым шаром от затылка до укуса на лбу. К ноутбуку Гриша даже не притронулся – без понимания текста за ним делать нечего. От безысходности он включил телевизор (оказывается, эфирная жвачка может быть еще бессмысленнее) и наконец задремал под песню иностранного исполнителя, смысл которой не понял бы и в нормальном состоянии.

Щекотка резко выдернула Гришу из сна. Он открыл было рот, чтобы закричать, но от удивления и страха даже перестал дышать.

Перед ним на полу сидела огромная, размером с человека, пузатая пчела. Ее передняя лапка касалась голого бока Гриши, вылезшего из-под футболки. На темных фасеточных глазах сверкали блики. Прозрачные крылья едва заметно подрагивали, издавая тихий треск.

С ужасом Гриша осознал, что неспособен пошевелить ни единым членом. Странное оцепенение охватило тело. "Спокойно, Григорий", сказал он себе, "у тебя сонный паралич, а значит, это всё лишь сон".

– Проснулся, несчастный? – вдруг насмешливо произнесла пчела. Гриша не понял, откуда именно звучит голос, но коротко кивнул. Голова мгновенно отозвалась острой болью.

"Да я же не так много выпил, чтоб белочку ловить", мысленно простонал он. Пчела убрала лапу и насмешливо фыркнула.

– А я вроде и не белочка, Григорий, – отозвалась она с укором.

"Я же речь понимать разучился, с какой стати мне вообще с ней говорить? Да и не бывает таких больших пчел", не унимался Гриша, продолжая отчаянно посылать нервные импульсы в руки и ноги, которые оставались непреклонными.

– С такой стати, что это – первое и последнее предупреждение.

Пчела придвинулась ближе, и ее жуткие жвала нависли над вжавшимся в диван Гришей.

– Зря ты, Григорий, запустил себя. Знаю, по выходным в тренажерку ходишь, не о том речь. Вот это место ты запустил, – пчела прикоснулась лапой к виску Гриши и слегка постучала. – Вот ты куда после школы хотел поступать?

"На переводчика. А тебе какое дело?"

– А вот такое. Считай, что мироздание тобой недовольно, – пчела пару раз цокнула, будто у нее был язык. – Ерундой всякой занимаешься, бухаешь, тупеешь... Мозгу это не на пользу, цепенеет, сдаёт. Скоро совсем хватку потеряешь и всё, считай, что миру конец. Нельзя лениться, слышишь? Ты нам нужен!

Пчела схватила Гришу двумя лапками за грудки, приподняла и несколько раз тряхнула. От приступа головной боли он готов был орать, но из оцепеневшей глотки не вылетело ни звука.

– Работай над собой, Григорий, – назидательно сказала пчела. – Да, больно, да, тяжело, но иначе никак. И друзей с бухлом шли подальше. Если им так хочется, пусть у них мозги застывают, а ты свои береги.

Лапки разжались и Гриша полетел вниз, но дивана за его спиной почему-то не оказалось. Следом пропала и кошмарная пчела, и вся комната, а Гриша всё летел и летел, пока чернота не сменилась светом.

Утреннее солнце пробилось в щель между шторами и принялось методично нагревать Гришину щеку. Спустя секунду он вскочил на ноги и только после этого открыл глаза. Вокруг знакомая квартира, мебель на месте, пчелы, слава богу, нигде нет. Неужели приснилось? Гриша нащупал пальцами место укуса: отёк почти спал. Озаренный воспоминанием, он схватил со столика пульт и нажал на кнопку.

– Доброе утро, дорогие телезрители! В эфире...

– Приснилось! – во весь голос закричал Гриша и даже подпрыгнул от радости. Он перевел взгляд на пол и побледнел. Шесть грязных следов от тонких лап отчетливо виднелись на ковре. Не отрывая от них взгляда, Гриша поднял руку с пультом и выключил телевизор.

– Схожу, пожалуй, в книжный, – сказал он вслух, – куплю большой англо-русский словарь. Надо же когда-то начинать...