Пандора
*
— У нас кажется проблема! — говорит Адам, всматриваясь вглубь отсека.
— Что там такое? — я стараюсь, чтобы голос не выдал волнения, которое, как ни странно, возникло. Почему, хотел бы я знать. После всех этих тренировок, тестов и муштры. Я ведь готов к любым неожиданностям! Мне не стоит волноваться, даже если там полчища инопланетных тварей. К тому же Адам идёт первым.
— Я не вижу, чтобы тут где-то был выключатель, — заявляет он. — Поэтому доставай свой чёртов фонарь!
— А включатель ты искать не пробовал? — я привожу рубильник в верхнее положение. В отсеке мигают осветители, а потом замирают в зеленоватом спектре.
Адам просто молча идёт дальше, поддевая носками ботинок встречающиеся на его пути предметы. Не знаю почему, но меня это раздражает. А ещё мне кажется, что не увидеть рубильник мог только слепой и Адам специально сказал «у нас проблемы», чтобы я подёргался.
«Ничего у него не выйдет! — говорю я себе. — Не в этот раз, дружище!»
*
Мы уже несколько часов исследуем заброшенную станцию «Пандора» и пока не нашли ничего, что хоть как-то пролило бы свет на причину гибели работавших тут людей. Мы и людей-то этих не нашли.Точнее того, что от них могло остаться. Если честно, я этому даже рад.
Мы методично проходим отсек за отсеком каждый модуль, не забывая при этом о мерах предосторожности. Разблочили отсек, осмотрели и снова заблочили. И так пока не пройдём всю «Пандору». Станция, надо сказать, просто огромна: двадцать четыре модуля и в каждом порядка двадцати отсеков. Тут есть лаборатории, хозяйственные помещения и склады, комнаты для персонала и всякое такое. Как город или типа того. Ладно, как полгорода. Города ведь тоже бывают разные. Я не силён в метафорах.
В этом отсеке раньше была комната отдыха персонала. Похоже, здесь работало много женщин — всюду разбросаны какие-то брошюры о фитнесе и глянцевые журналы. Хочешь — не хочешь, но постоянно наступаешь на улыбающиеся лица каких-то красоток. По моим наблюдениям, красота редко бывает индивидуальной. Красота — это штамп, эталон, что-то максимально обобщённое. Чем женщина красивее, тем больше обезличена.
Я чувствую тонкий сладковатый запах, как от акварельных красок. Стены и потолок выглядят шероховатыми и старыми. Местами обшивка повредилась и свисают провода. Адам осторожно обходит их, старясь не задевать. Под ноги он ясное дело не смотрит. В отличие от меня.
— Ты наступил на лицо этой куколке, — говорю я.
Адам смотрит на журнал, потом на меня и говорит:
— Да и пофиг! Я ещё и нассать могу. Что за тупые бабы тут работали?!
В его голосе слышно раздражение. Ещё бы — столько времени тут убили даром. Я и сам подустал, однако грубость Адама меня задевает. Я не подаю вида. Даже — не знаю зачем — изображаю что-то наподобие одобрения: киваю и улыбаюсь. И то и другое делаю вяло, но делаю. На самом деле меня подбешивает то, как Адам воспринимает женщин. Как грязь. Зато они его любят, уж не знаю за что.
Когда мы учились в школе, я всегда был типа джентльменом: старался помогать девчонкам, проявлял участие, если того требовала ситуация. И самого большее, чего я достиг — титул короля френдзоны в старших классах. Адам же всегда был бездушным и эгоистичным. Вот сколько я его помню, он именно такой. И кто же, как ни Адам увёл у меня мою первую девчонку! Точнее, формально она ещё не была моей девушкой, но я думал, я планировал. И Адам прекрасно знал о моих намерениях.
Это было против правил, но я проглотил обиду, потому что это был её выбор. С какой стати мне было бороться? Ей понравился Адам. Мой лучший друг. А теперь и мой напарник. Я должен доверять этому человеку. Верю ли я, что в случае опасности он прикроет меня, а не прикроется мной?
— О чём задумался? — спрашивает Адам.
— Прикидываю, сколько мы уже прошли и сколько осталось.
— И сколько?
— Не знаю. Я сбился со счёта.
— Ты придурок! — Адам криво ухмыляется. — Мы сейчас в модуле «Дельта», а вот номер отсека ты сейчас пойдёшь и посмотришь.
Я посылаю его подальше, подкрепляя посыл характерным жестом. Кто из нас двоих придурок — это ещё большой вопрос. Это ведь не я провалил финальный тест в выпускном классе.
— Ты посмотри маркировку у тех мониторов справа, а я здесь пока, — говорит Адам.
По пути к мониторам я думаю, что он снова примеряет на себя роль лидера. А она ему совсем не к лицу.
*
На стене два больших монитора. Они немного выпуклые и скруглённые, напоминают потухшие глаза какого-то доисторического существа. Кажется, что в их глубине вот-вот вспыхнет хищный проблеск. Глупость какая-то лезет в голову!
На белой табличке, похожей на большой кусок сахара, серебром выведена греческая буква «Дельта» и цифра «20». Значит, мы в последнем отсеке модуля.
Я вдруг замечаю то, чего не замечал раньше: прямо под номером и буквой мелким шрифтом что-то написано. Читаю: «Дельта обозначает первый элемент человеческого вмешательства, направленный на изменение мира, находящегося в первобытном состоянии».
— Эйо, чувак! Посмотри-ка, что здесь! — кричу я Адаму.
— Надеюсь, ты нашёл что-то полезное, а не как обычно, — отзывается он.
Он подходит ко мне, безжалостно наступая на женские лица своими огромными ботинками. Наверное, это даже доставляет ему радость.
— Так и знал, — констатирует Адам и садится на пол. — Нужен передых.
Тут не поспоришь. Я порядком вымотался. Сажусь рядом, подбираю фото девушки в бикини и говорю:
— Она мне кое-кого напоминает.
Девушка стоит на пляже, позади неё океан, который впадает небо. Небо такое синее, что на него аж смотреть больно. Глаза у девушки тоже синие, огромные, немного мультяшные. Идеальный контур лица, как у фарфоровой куклы и тёмные длинные волосы. Но, несмотря на эти красивости, девушка до странности похожа на Еву, с её восхитительно неправильной внешностью.
Адам фыркает и отворачивается. По его кривой усмешке можно заключить, что он понял, на кого я намекаю. Еву лучше не упоминать на случай прослушки.
В наши скафандры встроены чипы, которые фиксируют всё, однако прослушивать их станут лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Например, если кто-то из нас погибнет. Это что-то наподобие «чёрного ящика» на борту самолёта. Но даже несмотря на то, что вероятность прослушивания минимальна, сам факт записи весьма дисциплинирует.
По мне так лучше обсуждать что угодно, только не Еву.
*
— На самом деле, мне всё здесь кажется странным: это задание, сама станция, даже эти надписи под маркировкой отсека.
— Это просто расшифровка сакрального смысла греческого алфавита, — говорит Адам. — Я думаю, раз станция называется «Пандора», тут все были повёрнуты на греческой мифологии. Может они сами прыгнули в космос, потому что осознали своё уродство. Знаешь, как а в древних Афинах сбрасывали со скалы всех некондишен.
— В Спарте, — автоматически поправляю я. — Со скалы сбрасывали в древней Спарте.
— Да пох где. Ты меня понял. Хочешь выпендриться своим интеллектом?
— Ладно, какая разница, — говорю я, а сам думаю: «Когда это Адам успел узнать про сакральный смысл греческого алфавита?»
Адам будто читает мои мысли. Он начинает рассказывать, как прогуливался с Евой и она забивала ему этим голову. Адам никогда не упустит возможности похвалиться своими победами. Похоже, что Ева на полпути к тому, чтобы украсить его джентельменский список. Конечно, он ничего такого не говорит и если Ева прослушает наш диалог, он, вероятно, покается ей даже милым. Но я-то знаю Адама и понимаю, к чему идёт дело. Ева такая умная, неужели же она и правда могла запасть на него? Женщины непостижимы, как само мироздание.
*
Переход между модулями довольно тонкий процесс. И, надо сказать, малоприятный. Тут гравитация снижается, а наши скафандры, хоть и оснащены на этот случай, всё рано передвигаться тяжело. По ощущениям похоже на бег во сне, как будто через силу, превозмогаешь невидимое препятствие, а всё твоё тело при этом сопротивляется.
Это случилось между модулями «Дельта» и «Эпсилон». Я зашёл в шлюз и сразу почувствовал ожидаемый дискомфорт. К тому же было темно. Как только я двинулся вперёд, мои ноги соскользнули вниз. Я успел зацепиться руками, но меня буквально тошнило от ужаса. Эти мгновения впечатались в моё сознание, как челюсть каннибала в породу палеолита.
С чудовищной силой меня затягивало в неведомую черноту. Я держался из последних сил, дыхание перехватило и я не смог бы закричать, даже если бы захотел. Моё сознание перешло на новый режим: всё замедлилось. Я успел подумать, что горд по крайней мере тем, что не кричу и не прошу о помощи. Хотя бы умру как мужчина. Я успел вспомнить, что никогда не говорил Еве, какие красивые у неё глаза. Адам смотрел на меня — в его взгляде была растерянность. Я успел подумать, что, возможно, он не будет даже пытаться помочь мне. Просто проводит меня в последний путь этим своим бессмысленным взглядом, и никто не посмеет его упрекнуть в моей смерти. Всё спишут на несчастный случай.
На самом деле Адам колебался всего лишь мгновение, а потом с безупречной сноровкой втянул меня внутрь шлюза. Он что-то говорил, а я сидел, потрясённый, и не слышал его.
Я был потрясён не тем, что едва не лишился жизни. Как ни странно, гораздо сильнее впечатлил меня этот огромный поток мыслей, промелькнувший за какие-то доли секунды. И больше всего оглушила уверенность, что Адам даст мне умереть, здесь на «Пандоре». Я как будто даже не сомневался, что он именно так и поступит. Почему, почему, во имя Амстронга и Гагарина, я так решил? Откуда пришла эта уверенность?
— Ты придурок, — доносится до меня голос Адама.
— Я знаю, знаю...
*
Мы идём через модуль «Эпсилон». После эпизода моего падения Адам стал ещё более взвинченным. Он постоянно пытается зацепить меня. Или мне кажется, что он пытается. Разумеется, это последствия стресса. Я знаю Адама всю свою жизнь: он спорит просто для того, чтобы выпустить пар. В его характере есть нечто, не позволяющее признавать собственные страхи и слабости. Это «нечто» и принуждает Адама говорить мне, что я никогда не стремлюсь к чему-то большему, что я довольствуюсь малым, что у меня нет амбиций.
— А с чего ты вообще взял, что амбиции — это хорошо? — Спрашиваю я, понимая бессмысленность собственной провокации.
Ведь Адаму только этого и надо.
— Если бы не я, — говорит он, — ты так и сидел бы в той конторе. За гроши ты перекладывал бы бумажки.
— А с чего ты взял, что мне нужны были нужны эти полёты?
— Ты сам знаешь, какие возможности это открывает перед нами!
— Сегодня я видел эти возможности. Нет, я их прочувствовал. Имел, так сказать, счастье!
— Ты сам лохонулся, что не зацепил страховочный трос. Это полностью твой косяк. Ты шёл туда, как будто в сортир, а мы тут на минутку в открытом космосе. Нужно думать башкой!
— Я согласен, сам лох. Но я сейчас говорю про другое. С чего ты взял, что человеку вообще нужно достигать чего-то? Может, я буду счастлив в покое и стагнации?
— Нужно идти дальше. Нужно развиваться, расти. Нужно искать возможности и реализовывать их.
Адам меня бесит. Я даже не знаю, как реагировать на его бредни. Ведь это просто иллюзия, что, достигнув чего-то, ты станешь на порядок счастливее. Счастье — это ощущение, его нельзя купить и разменять на победы. Всё своё мы носим с собой внутри! Это только кажется, что вот сейчас я полечу в космос и тогда стану счастливым. Вот даст мне та тёлка и тогда. Вот получу научную степень и тогда. Вот закончу школу и тогда. Ты достигаешь цели и понимаешь, что ты остался таким, как был, а счастье снова ускользнуло. И достижения тут ни при чём!
Адам всё говорит и говорит: «... девушка и отлично, пусть хреновая, но главное, что есть. С работой так же. Платят и отлично. Пусть мало, ну и ладно. Ты будешь ныть, но ничего не станешь менять!»
— С чего ты взял, что я несчастлив, довольствуясь малым?
— С того! Если бы ты был счастлив, то ты бы не ныл.
— Это беспредметный разговор, — говорю я, — потому что ничего нельзя доказать или опровергнуть.
— Ещё как можно, — на губах Адама снова эта его мерзкая ухмылка, — вот ты скажи, ты счастлив?
— В данный момент — нет.
— И вообще — нет, — язвительно резюмирует Адам.
— Но я стремлюсь к счастью. Именно к счастью, а не к каким-то там достижениям.
— Что бы делаешь, чтобы стать счастливым? — говорит Адам. — Если бы я тебя спросил, что мне сделать, мой дорогой друг, чтобы стать счастливым, ты нашёлся бы с ответом? У тебя нет цели, нет метода, нет пути. И да, у тебя нет амбиций. Но правда в том, что если ты спросишь меня, что нужно сделать, чтобы стать счастливым, я отвечу по пунктам: это, это и это. Я знаю, чего я хочу и как этого достичь.
— Но с чего ты взял, что «это, это и это» сделают тебя счастливым?
— Меня делает счастливым уже то, что я у меня есть конкретный план и цели. В отличие от тебя.
Это просто софистика: слова ради слов, спор ради спора. И Адам никогда не заставит меня согласится с ним, даже если формально я буду кивать, как паралитик.
Поразительно, Адам только что спас мне жизнь, но тем сильнее я ненавижу его. Такое странно чувство: он и так редкий сукин сын, так теперь я ещё ему и обязан. И не чем-то там, а жизнью!
— О, смотри, опять такая надпись! — Адам указывает на белую табличку.
Мы в последнем отсеке блока «Эпсилон». Надпись под греческой буквой гласит: «духовный элемент „движение разума“ или „сила духа“ в нём зиждется начало жизни».
*
Мы благополучно переходим в модуль «Дзета», минуя опасный шлюз. То отверстие, которое показалось мне разверзшейся пучиной мрака, в действительности было люком сброса. Во всех шлюзах он был надёжно задраен. Я же, с моей удачей, оказался именно в том месте, где мне меньше всего хотелось бы. Но не суть: теперь я внимательно осматривал шлюзы. Рычаг, открывающий люк сброса, располагается на левой панели от входа. Теоретически, я мог сам его задеть и не заметить. Но вероятнее всего он просто был открыт ещё с тех времён, когда тут работали любители глянцевых женских журналов. Полагаю, если бы Адам не подоспел вовремя, меня засосало бы во что-то наподобие мусоропровода. «Пандора» плюнула бы мной в открытый космос.
Через пятнадцать секунд я потерял бы сознание. Через две минуты — наступила бы смерть. Не самая мучительная смерть, надо признать. Но всё же.
В модуле «Дельта» всё тоже самое: много хлама и никаких зацепок. Я до сих пор не понимаю, зачем нас сюда прислали. Несколько раз я пытался вспомнить подробности недавнего разговора с Евой. Как мне кажется, разговор был именно о «Пандоре». Однако всякий раз, когда я пытаюсь вспомнить какие-то детали, у меня точно начинается приступ мигрени. Должно быть, тоже последствия стресса.
Я сказал про это Адаму, но тот только пожал плечами. Мой друг не из тех парней, которые задумываются.
Я иду за ним и размышляю, сколько раз подвергался унижениям по его вине. Я так долго закрывал на это глаза! Как говорят психологи: «Не забыл, а вытеснил». Интересно, если бы Адам оказался на моём месте, стал бы я его спасать? Во всяком случае, я бы попытался. Но с моей удачей велика вероятность, что у меня бы всё вышло куда зря. Адам даже не осознаёт, насколько ему опасно бродить по заброшенной космической станции с таким напарником, как я. Эта мысль мне почему-то понравилась. Я вспомнил фразу: «Если ты можешь сделать что-то случайно, то почему ты не можешь сделать это специально».
— Чего ты усмехаешься? — спрашивает Адам.
— Да так, — отвечаю я.
Модуль «Дзета». Надпись: «Символическое значение — убиение ради жертвоприношения».
— Кстати Ева рассказывала, — горит Адам, — что «дзета» седьмая буква алфавита, потому что шестой была «дигамма», но её по каким-то соображениям удалили. Это объясняет, почему один модуль выпал из нумерации.
— Очень познавательно, — говорю я, а сам думаю, что Адаму не стоит так уж выпендриваться своей дружбой с Евой.
Ох, уж мне это мелочное тщеславие! И зачем только Ева с ним общается? Он же полный кретин, надутый пузырь и только!
*
Не то чтобы у меня был какой-то план, но, когда Адам вошёл в шлюз и оказался над люком сброса, я «случайно» задел открывающий его рычаг. Рычаг поддался легко, как будто только и ждал моего касания. Знак судьбы — не иначе.
Мгновение и Адам висит над чёрной бездной. Разумеется, никакой страховки он не предусмотрел. Ну, и кто из нас придурок? Адам смотрит на меня, я — на него.
— Помоги мне, — выкрикивает он, надтреснутым от волнения голосом.
— Давай руку, чувак, — отвечаю я, но остаюсь неподвижным, как статуя правосудия.
Глаза Адама расширены от ужаса. Он падает в чёрную бездну.
— Нет, Адам, только не это! — кричу я, потому что знаю, что теперь запись наших разговоров наверняка прослушают. Я испытываю невероятный триумф. Нечто сопоставимое с наркотическим опьянением. Адама больше нет! Это свобода. Это счастье. Больше того — это начало новой жизни.
Однако внезапно, в этот потрясающий миг эйфории, в памяти как будто развязывается узелок и приходит понимание того, что всё произошедшее — просто симуляция, тест. Последний разговор с Евой — это инструктаж. Какой же я кретин!
Через секунду я просыпаюсь рядом с Адамом. Он сбрасывает с себя датчики и матерится, как сапожник.
Ева смотрит на нас — и этот взгляд я не забуду до конца своей жизни.
*
— Думаю, ты и сам всё знаешь, — говорит Ева, — но я должна информировать тебя в устной и письменной форме. Так что... По результатам теста «Пандора» тебе категорически противопоказано быть в одной команде с Адамом. Помимо этого, в течение месяца будет назначена комиссия, которая рассмотрит вопрос о твой профессиональной пригодности. Результаты будут направлены письмом до востребования на твоё имя. Но ты же понимаешь, что в сложившихся обстоятельствах...
Она не договорила.
Ева выглядела расстроенной. Смущённой. Потерянной. Тоска в глубине её синих глаз была похожа на чувство вины. Ведь именно она руководитель и ведущий разработчик теста «Пандора».
Мне было неприятно, что из-за меня Ева чувствует себя неловко.
— Всё нормально, — сказал я. — Береги себя.
И ушёл. Вероятно, навсегда. Из этого кабинета. Из жизни Евы. Из СВОЕЙ жизни «до Пандоры».
*
Закатное солнце золотило горизонт. В траве стрекотали сверчки. Запах позднего лета, полный тоски о чём-то потраченном. Сердце бьётся бесцельно, но радостно, как бывало в детстве. Я созерцал мир, без мыслей, упрёков и вопросов. У меня появилась цель, над которой я почти медитировал, когда ко мне подошёл Адам. Он заговорил первым.
— Ты в порядке?
— Более чем, — ответил я. — В каком-то смысле я даже рад, что всё так сложилось.
— Дурацкий тест, — в голосе Адама звучало сожаление поддельное, как улыбка стриптизёрши.
Я вынужден кивнуть в знак согласия. У меня нет ни малейшего желания спорить.
— Там всё было странно, — продолжает он. — Я, как мне теперь кажется, с самого начала понимал, что всё это симуляция.
— Помнишь те таблички с расшифровками алфавита? — Пытаюсь подыграть ему. — Это же чистой воды провокация.
Адам прямо-таки воодушевился:
— И когда ты падал, тебя как будто тянуло вниз! Я сразу заметил эту странность. Просто тебе не сказал.
— Ну да, какая-то гравитационная аномалия...
— Мы оба знали, что это просто тест, так ведь?
— Похоже, что так.
— Ой, — Адам смотрит на часы, словно вспомнил что-то. — У меня встреча, как бы не опоздать.
Он как будто намеревается уходить, но вдруг, резко развернувшись, подходит ко мне почти вплотную и говорит:
— Знаешь, для меня всё это обернулось даже в плюс. В заключении написали, что все нарекания в мой адрес снимаются, поскольку — не помню как там точно, но что-то типа — твоя пассивная агрессия провоцировала меня и всё в таком ключе.
В этом весь Адам: двух слов связать не может, зато какое самомнение!
— Они пока решают, но мне шепнули, что велики шансы положительного вердикта.
Его слова настолько ядовиты, что я буквально чувствую запах горького миндаля. Тот самый, с нотками ванили, который исходит от цианида.
И кто же тебе шепнул, дружище? Не иначе как Ева.
— Ну и отлично, — говорю я. — Мне ничего не шептали, но я думаю, что и со мной тоже всё будет в порядке. Бывай, чувак!
Мы не пожимаем друг другу руки. Я смотрю ему вслед.
Теперь я точно знаю, что больше всего в жизни я хочу увидеть, как Адам падает в чёрную бездну. Как там, на «Пандоре».
А вообще, штампы, явные противоречия, логические и мотивационные нестыковки, попытки философствовать к месту и не к месту — хочется посоветовать ГГ пройти обследование, не шизофреник ли он, а автору стать немного более зрелым, что ли. Подростковые переживания не то что сквозят, рассказ прямо слеплен из них
Понравилась сама идея; понравилось, что ключевой твист был неожиданным, некоторые описания были удачными — например, размышления главного героя про женщин.
Вердикт: неплохое начало
титул короля френдзоны в старших классах это что вообще такое?
Знаешь, как а в древних Афинах что за «а»? сбрасывали в Спарте вроде, там было геев много
много канцеляризмов, пространные никому не нужные описания
читать откровенно скучно
Какой ужас, вот это я понимаю — канцеляризмЪ)