Когда рельсы задрожат

Щёлкнул выключатель, и в окне загорелся свет. Так происходило каждый вечер, и сегодняшний не стал исключением. Человек, живший на краю мира, на станции, многие годы не видевшей ни одного поезда, провожал ещё один день.

Это было одноэтажное деревянное здание – старое, слегка покосившееся, но ухоженное. Смотритель, единственный человек на станции (и единственный её работник), каждое лето красил свой домик, обшитый досками, в зелёный цвет. То же самое он делал и с постройкой, гордо именуемой вокзалом – такое «звание», конечно, льстило неприметному сарайчику.

«Вокзал», домик, пара теплиц, несколько ветряков и солнечных батарей – вот всё, что осталось от когда-то большого и людного поселения. Хозяйство содержалось в идеальном порядке. Смотритель каждый день наводил чистоту, а если где-то что-то ломалось – чинил. За годы, проведённые в одиночестве, он освоил множество профессий. Его учителями стали книги и фильмы.

Последним человеком, с которым смотритель общался живьём, был врач, посетивший станцию четыре года назад. Доктор приехал один, на большом старом внедорожнике, который только и мог преодолеть сотни миль, отделяющие станцию от обитаемых земель. В разговоре со смотрителем врач долго удивлялся, как это человек может жить в таких условиях много лет в полном одиночестве. Осмотрел хозяина станции, сделал анализы – компактная лаборатория находилась прямо в машине. Всё обследование заняло день. Вынес вердикт: полностью здоров. От ночлега отказался, поспешил уехать. «Места здесь гиблые. И вы бы лучше перебирались отсюда», – сказал напоследок доктор, и без долгих прощаний закинул свои инструменты в багажник, запрыгнул на водительское место, завёл мотор и отчалил домой, на «большую землю». Смотритель провожал глазами удаляющуюся машину, и мысленно, неосознанно для самого себя, молил степь простить врачу недобрые слова о гиблых местах. «Хороший всё-таки человек этот доктор, пусть он доедет туда, где его ждут, без приключений», – думал человек, живущий на станции.

Смотритель не делал себе поблажек. Он привык жить и работать, как если бы от него зависела судьба всего мира. Дни напролёт он приводил в порядок помещение вокзала, ухаживал за растениями в теплицах, проверял состояние энергосистемы. Порой он ловил себя на том, что действует машинально, как робот. Но этот автоматизм не беспокоил, скорее наоборот – делал его более уверенным в себе.

По вечерам он позволял себе небольшой отдых, который заключался в чтении литературы или просмотре старых фильмов. Книг было не очень много – пара шкафов. В основном, издания, оставшиеся от жителей, когда-то населявших это место. Меньшая часть – книги, которые присылали с «большой земли» люди, заинтересованные в поддержании работоспособного состояния станции.

Особое место среди всех томов занимала «Иллюстрированная энциклопедия поездов». Это было издание для детей, старое, с большими цветными рисунками и фотографиями – подарок отца. На пожелтевших страницах из плотной бумаги была вся история железнодорожного транспорта от первых паровозов до лёгких машин на магнитной подушке. Часто по вечерам смотритель садился в кресло, брал «Энциклопедию», разглядывал картинки – гадал, каким будет поезд, который приедет на его станцию. Ему хотелось, чтобы это был паровоз – старинный, ритмично пыхтящий, чадящий густым чёрным дымом. Настоящих поездов смотритель не видел ни разу в жизни – когда он родился, станция бездействовала уже два года.

Матери он не помнил совсем (умерла от болезни лёгких, когда он был младенцем), а образ отца почти стёрся из памяти. Папа исчез, когда смотритель был девятилетним мальчиком. В один из вечеров, таких же, как сегодняшний, тихих вечеров на исходе лета, он вышел из дома, сказав, что скоро вернётся. Не вернулся. Пропал. Сын искал его, опрашивал немногих оставшихся в поселении жителей – безрезультатно.

Но то, что забывал человек, помнили фотографии. Альбомы с чёрно-белыми потускневшими карточками хранили прошлое. Вот первые поселенцы прибывают на эту землю, их лица светятся надеждой. Люди мечтали попасть сюда, и вот они здесь – на фронтире, на переднем крае известного мира, за которым – неизведанные земли, полные чудес. Вот разгружают составы с брёвнами для стройки. Где-то тут – будущие родители, мама и папа, пока ещё не вместе. Потом – первые свадьбы и первые дети, рождённые в поселении. Степные дети. Радость. Новая жизнь. Но что-то начинает меняться, медленно, необратимо. Выражения лиц становятся другими. Будто кто-то постепенно стирает улыбки с фотографий. Люди ещё верят, что всё может быть хорошо, но в их дома уже вполз дух упадка. Вполз – и обосновался, почувствовал себя хозяином, а людей – незваными гостями, которых нужно поскорее выпроводить. Новых снимков всё меньше. Последнее фото сделано около сорока лет назад.

Смотритель с детства знал, чем он будет заниматься, когда вырастет. Раньше станцией заведовал его отец, и когда он пропал, сын сразу занял его место. Отец рассказывал, что перебои в работе станции – временное явление, и скоро поезда снова начнут прибывать и отправляться. Юноша верил, что так и будет. Когда последние жители уезжали, он остался. Сначала было страшно, часто хотелось сбежать, бросив всё. Но примерно через месяц жизни в одиночестве он получил подтверждение того, что его дело – важное и нужное. С «большой земли» пришло послание, в котором смотрителя просили не оставлять свой пост. Взамен обещали поддержку. Так он и жил здесь, единственный человек на сотни миль вокруг. Единственными его компаньонами были степные насекомые, редкие птицы, да ещё нанороботы, рассеянные по рельсам и шпалам, чинящие железнодорожное полотно. Этих малюток не разглядеть, очень уж они малы, но было приятно осознавать, что они, как и сам смотритель, постоянно делают своё дело.

Не выживали люди в этих краях. Может, прав был заезжий доктор, и сама земля здесь стремилась избавиться от человека, сгубить его, свести в могилу? Кто вовремя понимал это, бежал отсюда, не оглядываясь. А непонятливые эту землю собой удобряли. Но смотритель – иное дело. Другой давно бы повредился рассудком, живи он столько лет без живого человеческого общения, но хозяина станции безумие обходило стороной. Степь как будто берегла его, давала силы, отводила хвори – для чего?

Раз в месяц над станцией зависал вертолёт, доставлявший посылки с запасом продовольствия. Иногда в ящиках, неспешно опускавшихся на парашютах, обнаруживались и другие дары небес, например, одежда и предметы личной гигиены, медикаменты для аптечки, бутылки с крепким алкоголем, редко – книги или видеокассеты с фильмами. Вертолёты никогда не снижались настолько, чтобы дать смотрителю возможность увидеть людей, сидевших внутри. Заслышав шум крутящихся лопастей, хозяин станции выходил на улицу, поднимал голову, приветственно махал рукой, глядя в небо. Надеялся, что кто-то машет в ответ. Зыбкость этой надежды он осознавал – летающая машина вполне могла быть беспилотной. Но всё равно смотритель любил представлять себе их – пилота (обязательно усатого, добродушного человека лет пятидесяти) и его помощника (парня, недавно окончившего лётные курсы).

Небесные гости всегда посещали станцию днём. Сейчас же был вечер, поэтому смотритель удивился, услышав знакомый звук. Сначала не поверил своим ушам, но звук становился громче – сомнений в том, что это был вертолёт, не оставалось. Сердце забилось. Он вскочил из мягкого кресла, бросил фотоальбом, который рассматривал до этого, на стол, выбежал на улицу. Да, в небе действительно сиял огонёк, но он уже удалялся – гости улетали. А на землю летела посылка – одна, маленькая. Предчувствуя недоброе, смотритель схватил приземлившуюся коробку и поспешил в дом. Там он распаковал послание. Внутри была только видеокассета. Больше ничего.

Включил старый видеомагнитофон, засунул в него кассету. Нажал на кнопку воспроизведения. На экране появился человек в военной форме. Он начал свою речь, обращённую к смотрителю: «С вами говорит полковник Ю. Во-первых, мы все благодарны вам за то, что вы делали. Хочу, чтобы вы знали – это действительно было важно. А во-вторых…» Человек на экране искал слова, через пару секунд нашёл их и продолжил: «К сожалению, мы проиграли. Мне печально сообщать вам это, но людей на планете больше не осталось. Вы – последний. К тому моменту, как вы получите эту кассету, меня тоже не будет в живых. Никого не будет. Произошли некоторые события и мы… В общем, ваша служба окончена, вы свободны. Больше нет нужды оставаться на станции. Поезд не приедет». Конец записи.

Смотрителя словно приковали к экрану. Нажать на «стоп» не догадался – настолько выбило из колеи это послание. Он стоял и смотрел на стекло телевизора, из которого минуту назад вещал полковник.

Ступор прошёл быстро. Нужно было что-то делать. Первая мысль – бежать. Но куда? Что случилось на «большой земле», угрожало ли это смотрителю? Идти на смерть? А если всё это было шуткой, и ничего там не случилось? Да и что могло произойти? На самом деле, что угодно – вторжение инопланетян, восстание машин, эпидемия смертоносного вируса – память подсовывала варианты конца света, виденные в фильмах. Да какая вообще разница, что случилось, факт один – кроме смотрителя, на земле людей не осталось.

Можно идти вперёд, на неизведанные земли. Стать первопроходцем. Но для этого нужен транспорт, нужны запасы продовольствия, нужно снаряжение. В необходимом количестве на станции этого не было, а транспорт и вовсе отсутствовал. Смотритель кинулся в подвал – там стояли два больших холодильника с продуктами, на стеллажах разместились банки с консервированными овощами. «Хватит, чтобы пережить зиму. А там – посмотрим», – успокаивал себя он.

Но успокоиться не вышло. И тут он воскликнул, громко, обращаясь не только к самому себе, но и к дому, к станции, к степи: «Да что это! Это конец, всё, конец всему!» Тело затряслось. Такого чувства он не испытывал никогда в жизни. Его предали. Бросили.

Что-то шипящее изливалось из солнечного сплетения, жгло, поднималось к горлу и выше, туманило разум, заставляло часто дышать. Привычные вещи вокруг стали чем-то иным, потеряли свой смысл. Внутри будто проснулось маленькое чудовище, оно скреблось, царапалось, требовало разбить, сломать что-то, как-то навредить себе и всему миру – другого способа успокоить монстра не было. Смотритель вскочил, выдрал провод видеомагнитофона из розетки, в ярости швырнул аппарат на пол. Несколько раз с силой наступил на него – пластмасса треснула на третий удар. Схватил покорёженную чёрную коробку, швырнул её в стену. Метнулся к шкафу, вытащил молоток, потом – опять к магнитофону. Удар, ещё удар, и ещё. Размахивался и бил, и рычал зверем, так что горло драло, а на глазах выступили слёзы. В этом вопле, крике, рыке он проклинал всех, посмевших бросить его здесь одного – отца, и военного с видеозаписи, и всё человечество. Степь смотритель проклинал тоже, обвинял её во всём случившемся. И станцию, и железную дорогу, и поезд, в ожидании которого прошла жизнь. Он вновь и вновь опускал молоток, мстил миру, приводил приговор в исполнение, пока не превратил магнитофон в мешанину из кусков пластмассы, деталей электроники, плёнки – кассета всё это время находилась внутри, и тоже попала под раздачу. Последние удары были уже не такими сильными. Чудовище внутри насытилось, успокоилось.

Смотритель стоял на коленях перед грудой мусора. Помутнение уходило, разум трезвел. Понемногу он начал понимать, что сделал. Хлынули слёзы, жгучие, очистительные, тело содрогалось от рыданий, с солью выходила наружу скверна. Вдруг стало легко. И тут он понял, что никакого монстра внутри не было. То, что казалось чудовищем, было частью его самого, неизвестной частью. Теперь, только теперь, первый раз по-настоящему оставшись наедине с самим собой, смотритель узнал себя.

Он вышел на крыльцо, нырнул в приятную прохладу. Вокруг раскинулась бесконечность. Небо стемнело, и внизу, в траве, проснулись ночные жители. Тысячи насекомых гудели, стрекотали, жужжали, и все их песни сливались в единую симфонию. Жизнь в степи бурлила, меж стеблей и травинок разыгрывалась трагедия смертей и рождений, и её участникам не было никакого дела до человека, жившего на станции – в их мире ему просто не находилось места. А в вышине мерцали звёзды и блестела луна. Небесные светила безучастно взирали на землю, и им было всё равно, чьим домом станет эта планета.

Дом. Место, куда возвращаются. Откуда уходят, чтобы вернуться. Очаг и кров, приют и причал, малая родина и порт приписки. Дом – это фундамент, стены и крыша, окна и двери, цветы в горшках и посуда на столе, книги и фотоальбомы, это звуки и запахи. Для смотрителя домом была станция, и она же – всей вселенной.

Он сошёл с крыльца, ступил на землю. Шаг, ещё шаг. Смотритель медленно шёл в темноту, а вокруг него оживали призраки, поднимались из целины тени всех, кто когда-то жил здесь. Рядом стояли отец и мать, чуть дальше – другие поселенцы, укутанные в темноту. Нет, это были не галлюцинации. Он просто ощущал присутствие, знал, что возле него кто-то находится, и они благодарны ему за всё, что он делает, за ожидание, за надежду. Они живы, и будут жить до тех пор, пока у станции есть хозяин. Чувство присутствия угасало, но бесследно оно не прошло – до этого смотритель был словно пустым сосудом, а теперь ощущал какую-то наполненность.

Он слушал пение ночных насекомых, и оно пробуждало в нём спящее доселе, но всегда жившее в его душе знание: неважно, что произошло с большим миром, не имеет значения, кто или что пришло на смену человечеству. Пускай он – последний представитель своего вида на земле. Место смотрителя – здесь, на станции. И он останется на посту, пока не исполнит свой долг до конца. Он будет делать всё, что делал до сих пор. Жить так, как если бы не получал сегодня мрачное послание.

Делать свою работу, потому что так надо. Надеяться, что рано или поздно наступит день, когда рельсы задрожат – сначала еле заметно, потом сильнее. Степную тишину нарушит слабый шум, и вдалеке, у самого горизонта, появится точка. Она начнёт увеличиваться, шум станет громче, превратится в грохот, а точка вырастет в большую стальную машину. И тогда на станцию, замедляясь и тяжело дыша, как запыхавшийся от непривычно долгого бега грузный зверь, вкатится он – первый за долгие годы поезд. Нужно просто ждать и всегда быть готовым к его прибытию, и тогда это обязательно, непременно, неизбежно произойдёт. А если нет… Если нет, то для чего каждый вечер на дальней станции будет загораться свет в окне?