Когда бог смеётся

Тридцать седьмой блаженно потянул затёкшую спину, отчего кресло под ним немного скрипнуло. Отодвинул рабочую станцию, перевёл взгляд на окно. Ярко светило летнее солнце, так и манившее покинуть тесную комнату. Со двора кампуса, где жил и учился Тридцать седьмой, отчётливо слышались голоса других молодых людей, определённых на одну кафедру. Кампус Г-1903 ничем не отличался от аналогичных заведений, созданных по всей стране, всему материку, находящемуся под контролем людей. С рождения детей помещали в подобные интернаты, где они жили и проходили обучение за счёт государства на полном пансионе и под неусыпным наблюдением. Каждый кампус традиционно состоял из двадцати независимых кафедр по девяносто девять воспитанников и менее. Тридцать седьмой обитал в четвёртой, а потому полное его имя звучало как Г-1903-04-37. Под ним юноша официально числился во всех ведомостях и рейтингах, но в обиходе, при общении с другими сверстниками, его называли просто «Тридцать седьмой», ибо, очевидно, последние две цифры имени в рамках кафедры не повторялись.

Очередной тест был завершён. Юноша встал, гибким щупальцем ловко подхватил худи, и выходя, захлопнул дверь рукой. Как и многие обитатели кампуса, Тридцать седьмой с рождения обладал разными верхними конечностями: правой рукой, как у человека, и левым щупальцем, как у шарота. Разумные расы, долгое время воевавшие друг с другом, оказались генетически полностью совместимы. И хотя боевые действия спустя двести лет с начала конфликта не завершились мирным договором, по крайней мере официально, большинство и тех и других давно перемешались, в результате чего все дети без исключения появлялись на свет гибридами, то есть существами, имевшими органы как человека, так и шарота. Разной была лишь степень соответствия первому или второму виду.

Тридцать седьмой вышел из подъезда жилого здания. Перед ним расстилался парк со множеством ухоженных деревьев, декоративных кустарников, идеально подстриженных газонов. Юноша глубоко вдохнул и бодрой походкой направился вглубь парка по знакомой дорожке, настолько ровной, словно вычерченной линейкой на листе бумаги. Прохладная тень накрыла Тридцать седьмого. На улице климат не контролировался, а развесистые кроны деревьев скрывали солнце. Он накинул, предусмотрительно захваченное с собой худи, которое держал в руке. По обеим сторонам асфальтированной дорожки с регулярными интервалами стояли абсолютно одинаковые скамейки. Некоторые пусты, на других сидели по одному-двое молодых людей, попадались и целые группы. Тридцать седьмой лично знал всех, а потому, проходя мимо, здоровался кивком головы. Ему отвечали тем же. Вскоре Тридцать седьмой успешно достиг цели прогулки. Парк закончился. Далее простиралось чистое поле. Оно располагалось за территорией кампуса, и силовой барьер отделял его, вернее, непроходимым прозрачным куполом был накрыт кампус. Здесь тоже стояла типовая деревянная скамейка. Она была занята. Девушка сидела спиной к Тридцать седьмому. Её обнажённые плечи отливали серебристым металлическим блеском – цветом, характерным для окраски чешуи шарота. Густая русая коса длиной примерно до пояса свободно свешивалась. Тридцать седьмой умерил шаг, хотя сердце бешено заколотилось, пытаясь вырваться из груди. Он старался подкрасться как можно тише. Когда до девушки остался буквально один шаг, юноша резко выбросил щупальце, прикрыв ей глаза:

– Пятнадцатая, угадай кто?

– Тридцать седьмой?! Какая приятная неожиданность! – девушка легко отстранила гибкую конечность молодого человека рукой, а щупальцем, не оборачиваясь, притянула юношу за шею.

– Ага! А я как раз рассчитывал тебя встретить именно здесь! На нашем месте!

Конечно, происходившее было традиционной игрой, и оба отчётливо понимали это. Какая могла быть неожиданность встретить возлюбленного в уединённом месте, выбранном ими давным-давно? Или как можно застать Пятнадцатую врасплох, если её хвост, в отличие от аналогичного продолжения позвоночника Тридцать седьмого, был полноценным, то есть имеющим все нервные окончания шарота, позволявшие прекрасно «видеть» приближение врага со спины, точнее «слышать» своеобразным эхолокатором.

– Как думаешь, что там? – девушка указала рукой вдаль, где посреди поля виднелось высокое здание со множеством одноэтажных пристроек.

– Незачем нам знать об этом. Мы же обсуждали не раз. Всё необходимое нам рассказывают. Раз про башню ничего не говорят, значит, не нужно, не существенно…

– Нет в тебе духа авантюризма, – перебила друга Пятнадцатая, широко улыбнувшись во весь рот и непроизвольно выставив напоказ клыки шарота, которые, несмотря на размер и очевидное предназначение, всегда притягивали взор юноши. Он мог восхищаться ими вечно. – Мне вот очень любопытно. Наши предки не покорили бы галактику, если бы родились домоседами, как ты, Тридцать седьмой!

– Кто имеется в виду? Люди? Шароты?

Девушка заметно смутилась. Вопрос расовой принадлежности старательно избегался в обучении. Нет, на биологии проходили строение тел и тех и других. А на «общаге» философию и религию обеих рас. История подавалась нейтрально: не было наших и ваших, просто констатация фактов по типу сражение такое-то, десант там-то, уничтожение и геноцид гражданских одними и другими.

– Неважно, – наконец отозвалась Пятнадцатая, уходя от прямого ответа, – я же не об этом! Мне бы очень хотелось покинуть кампус, отправиться в неизведанные края. Хоть к башне! Посмотреть весь мир, а не только чего показывают.

Последнее слово девушка произнесла, немного растягивая гласные. Вероятно, тем самым стараясь подчеркнуть категоричное несогласие с вынужденной необходимостью видеть лишь то, что кто-то счёл целесообразным включить в типовую программу обучения.

– Мы и так скоро покинем альма-матер, ты же знаешь! – Тридцать седьмой обнял рукой девушку.

Она прижалась к юноше, в словах которого была правда. День Итогового теста уже назначен. Жизнь в кампусе приближалась к концу.

– Ты же не бросишь меня? – Пятнадцатая посмотрела прямо в глаза молодого человека. – Мы и дальше будем вместе. Всегда!

– Я… сам… нет, – с трудом подбирая слова, выдавил из себя Тридцать седьмой, а затем, как бы оправдываясь поспешно добавил. – Мы же не знаем, что нас ждёт? Вдруг отправят в разные концы материка.

Девушка немного отстранилась и, почувствовав не только физическое, но и начавшееся психологическое отдаление, Тридцать седьмой пообещал:

– Сделаю всё возможное, дабы нас не разлучили!

Оба грубо нарушали одно из главных правил кампуса: никаких телесных контактов между особями разного пола! Они вполне могли заслуженно получить штрафные баллы за подобное пренебрежение к установленному порядку. И здесь больше рисковал Тридцать седьмой. Подруга – отличница, в сводной ведомости кафедры никогда не выпадает из «голубой» зоны. Пара штрафов ненамного бы повлияла на итоговый результат. А вот юноша едва превышал порог «красной», то есть зоны отстающих учеников, и малейшее нарушение вполне могло спустить на самое дно, а тогда… Они не знали, что тогда! Но инстинктивно боялись! На занятиях постоянно внушали: «красные» неполноценные, им нет места в цивилизованном обществе! Таким юноше представлялся Девяносто третий, казавшийся при непосредственном общении больше похожим на неотёсанного неандертальца, чем на образованного человека, но всегда непостижимым образом оказывавшегося одним из лучших несмотря на врождённую агрессивность. Например, он постоянно хвалился, как за ночь прихлопнул пятерых муханов! Пятерых! Насмерть!

Тридцать седьмой не понимал, как вообще может прийти в голову идея причинить вред муханам, пушистым прямоходящим животным, ростом чуть менее двадцати сантиметров. Этих безобидных и сообразительных существ приручили ещё в незапамятные времена, и Тридцать седьмой не мог представить диких муханов. Для него зверьки всегда являлись исключительно домашними помощниками, живой альтернативной механической бытовой техники. В кампусе маленькие существа делали всю черновую работу: убирались, чинили мелкие поломки, стригли газоны, красили. В нижней части каждой двери всегда располагалась малюсенькая дверца, через которую муханы в любое время приникали в помещение. Тридцать седьмой любил наблюдать, как они работают.

Вот такое безобидное создание убил Девяносто третий и его никак не наказали! Более того, вскоре он поднялся в «голубую» зону и продолжал, ничуть не смущаясь, рассказывать про ночной «подвиг». Однажды в парке в кругу друзей Девяносто третий в очередной раз смаковал подробности, уверяя: не так просто прихлопнуть мухана – требуется очень резкое движение, рука не подойдёт, только щупальце, благого у него их два! И надо же именно в этот момент маленькое существо убиралось рядом со скамейкой. Девяносто третий скривил гримасу: типа сейчас, посмотрите, как это будет и взмахнул щупальцем… Мухану пришёл бы неизбежный конец, но, на его счастье, мимо проходил не кто иной, как Тридцать седьмой, успевший резко выбросить гибкую конечность и принять удар негодяя на себя. Мухан пискнул и убежал, а Девяносто третий пробормотал нечто вроде извинений и презрительно отвернулся. Нет, в драку полезть он не мог. Запрещено правилами! Штрафные баллы. Бить муханов можно, а своих нет. По крайней мере, при свидетелях. Парадоксально, но именно этот случай определил дальнейшую судьбу как самого Тридцать седьмого, так и Пятнадцатой.

***

Итоговый тест оказался не столь сложен, как интуитивно боялся Тридцать седьмой. Молодой человек методично отмечал правильные ответы, мандраж давно улетучился, уверенность в положительном итоге росла с каждой минутой. Юноша уже нисколько не сомневался, всё закончится хорошо, его имя окажется если не в «голубой» зоне, то, по крайней мере, очень далеко от «красной».

Юношу уже не волновал сон, виденный накануне. Странный, принципиально невозможный. Подсознание часто выделывает подобные фортели, перемешивая реальные события и персонажей, выдавая такую нелепую комбинацию, аж дух захватывает. Тридцать седьмой не мог долго уснуть, волновался, ворочался, потом вроде забылся, но, казалось, он в некой полудрёме, не спит ещё полностью. Раздался едва слышимый шорох. Малюсенькая дверца открылась, в неё просунулся мухан. Обычная, сто раз случавшаяся ситуация в реальности, а потому вполне логичная и для сна. Зверёк осмотрелся и быстро засеменил по полу в сторону Тридцать седьмого, вскочил на прикроватную тумбочку. До сих пор ничего особенного не происходило, такие же события вполне могли быть и наяву, но затем маленькое существо пристально посмотрело на юношу и поклонилось! Молодой человек был готов поклясться, то было не какое-то случайное движение, а именно сознательный почтительный поклон, как показывали на обучении в старых фильмах. Затем мухан произнёс: «Правильный ответ на последний вопрос – человек». Зверёк бросил быстрый взгляд по сторонам и поспешно ретировался обратно через малюсенькую дверцу. Чего и говорить, сон идиотский. При первом взгляде домашние помощники могли показаться разумными, но кланяться, а тем более говорить, безусловно, не умели. Тридцать седьмой знал это точно. Зверьки попискивали, общаясь между собой. Все животные издают те или иные звуки, но человеческая речь им недоступна, кроме бессознательного подражания, как у некоторых пород попугаев, конечно. Нет необходимого развития головного мозга и речевого аппарата.

Тест подходил к логическому концу. Завершающий раздел «Психология и социология». Надо сказать, самые нелюбимые и потому трудные для Тридцать седьмого науки, а может, наоборот, трудные и нелюбимые по этой причине. Он стал заметно медленнее выбирать ответы, по несколько раз перечитывая вопросы, дабы ещё и ещё убедиться, что правильно понял, чего спрашивают. Юноша бросил взгляд на таймер: времени достаточно, а он почти закончил. Необычно. Как правило, Тридцать седьмой укладывался впритык, а тут самый важный, Итоговый тест, а времени дано больше чем надо. Или он просто сегодня чрезвычайно хорош?! Всё! На экране появился последний вопрос. Тридцать седьмой быстро прочитал, рефлекторно протёр глаза, пробежал по строчкам медленнее, снова и снова. Нет, так и есть, короткий тупой вопрос без правильного ответа, гласивший: «Кем вы себя считаете?» Ниже варианты: «А. Шарот», «Б. Человек», «В. Мухан».

«Абсурд, – Тридцать седьмой не верил глазам, – как можно спрашивать подобную чушь? Допустим, не мухан. Это я точно знаю. Хотя если вспомнить сон, то раз говорю со зверьками на одном языке, то почему не быть муханом-переростком?» Он улыбнулся про себя, хотя сейчас совсем не до смеха: ведь крайне неприятно, когда работа сделана, а единственный вопрос вызывает затруднение. Таким образом, один из вариантов отпадал, можно сказать, автоматически. А вот другие два… В кампусе вопрос расовой принадлежности никогда не ставился ребром, более того, старательно обходился, ведь все ученики – гибриды, сочетавшие черты обоих видов. Задать подобный вопрос – это глупее, чем спросить ребёнка: кого ты больше любишь, папу или маму?

Тридцать седьмой не мог сделать выбор. Он переводил взор, то на правую руку, то на левое щупальце. Как можно предпочесть одну конечность другой? Ведь обе удобны и незаменимы! Время неумолимо заканчивалось. Перед глазами неожиданно всплыл зверёк из сна.

«Нет, – Тридцать седьмой энергично затряс головой, стараясь прогнать наваждение, – это был лишь сон. Сказочный и сумбурный. Не разговаривают муханы, не сдают тесты. Надо сосредоточиться! Да и откуда зверьку заранее знать вопрос, а тем более ответ? Грежу наяву. Собраться! Или ещё сплю?»

Юноша ущипнул пальцами левую конечность. Щупальце дёрнулось.

«Больно. Тест наяву, без сомнений. Надо отвечать! Может, вопрос имеет два правильных ответа, – внезапное озарение снизошло на Тридцать седьмого, – ведь так бывает. Как, например, из курса физики про ученика на эскалаторе. Он движется относительно наблюдателя на полу вестибюля и одновременно стоит относительно эскалатора. Может, и здесь так? Неважно, какой ответ отметить. Главное – обосновать и выбрать». Молодой человек резко ткнул в первый вариант по списку – «Шарот». На экране всплыла надпись «Принять ответ, завершить тест» и ниже предупреждение «Внимание! После нажатия у вас не будет возможности вернуться и внести изменения».

Тридцать седьмой вновь заколебался, и тут в класс открылась маленькая дверца, в неё вошёл мухан, начавший деловито подбирать на полу едва видимый мусор. Война войной, а обед по расписанию!

«Наверное, даже если будут рушиться стены и потолок, зверьки не перестанут работать, – подумал Тридцать седьмой и невольно позавидовал, – вот ведь как у них всё просто, ни тебе тестов, ни каверзных вопросов». – Ему на мгновение захотелось уменьшиться, стать маленьким, пушистым, беззаботным.

Конечно, подобное чудесное превращение не могло случиться. Молодой человек отвлёкся, перестал думать о вопросе, он наблюдал за зверьком, совершенно не осознавая, что находится в шаге от провала теста. Так бы и случилось, но мухан поднял головку и посмотрел Тридцать седьмому прямо в глаза. Во взгляде было столько неприкрытой боли и жалости, что молодой человек вздрогнул. Юноша не сомневался – взор, направленный через весь класс, предназначался именно ему и мог звучать примерно так: «Ну, что же ты, я же говорил, предупреждал!»

Тридцать седьмому стало не по себе, он вернулся в реальность. Тикали последние секунды, отведённые на работу, и юноша решился. Он изменил ответ на «Человек» и нажал «Принять ответ, завершить тест». Через секунду все экраны в классе погасли, положив конец испытанию дня.

***

Проснулся Тридцать седьмой не в своей комнате, а в какой-то палате. Причём как он не старался, не мог припомнить, как в неё попал и когда собственно уснул. Последнее воспоминание касалось теста и класса, где тот проводился. Складывалось впечатление, юноша отключился прям по завершении работы. Забегая вперёд, надо сказать, именно так и было. Усыпляющий газ запустили в помещение для облегчения транспортировки.

Постепенно отходя от принудительного наркоза, Тридцать седьмой огляделся. В палате, кроме его кровати, стояли ещё три. Две заняты, одна – пустая. Юноша с трудом встал и, пошатываясь, подошёл к ближайшей. На ней спал незнакомый молодой человек. Заботливо висящая на торце кровати зелёная бирка гласила «Г-1903-03-52». Нетрудно было догадаться, перед ним такой же выпускник кампуса, только с третьей кафедры. Второй спящий оказался также собратом с зелёной, как и у Тридцать седьмого биркой – «Г-1903-03-66», а вот на пустой красовалась голубая с самым ненавистным именем – «Г-1903-04-93». Именно Девяносто третьего юноше хотелось видеть меньше всего, тем более в качестве соседа.

Дверь в палату открылась, и несколько муханов торопливо втолкнули в помещение каталку. Тридцать седьмой посторонился, уступая дорогу. Зверьки остановились со своей ношей у пустой кровати, один из них деловито нажал на какие-то кнопки, ложе пришло в движение и путём нехитрых манипуляций переместило тело с каталки на кровать. Юноша старался не смотреть, ибо понимал, привезли Девяносто третьего, а встречаться с ним взглядом не испытывал ни малейшего желания. Тем не менее не посмотреть было физически невозможно. Когда все стоят и что-то дружно разглядывают, разве вы не остановитесь поглазеть?

На кровати действительно возлежал Девяносто третий собственной персоной. Без сознания и… без правого щупальца. На месте конечности шарота рука! Самая настоящая, обычная, человеческая. Бинты скрывали плечо, но можно не сомневаться, сустав тоже прооперировали.

– Топы вперёд, – услышал Тридцать седьмой звонкий голос. Это проснувшийся Шестьдесят шестой выглянул из-за его спины. – Сперва «голубые», а потом и до нас «зелёных» доберутся. В принципе справедливо. Лучшие должны быть первыми. Да, не переживай так, и до тебя дойдёт очередь!

Соседи оказались осведомлённее Тридцать седьмого. Они успели побывать на вступительном занятии. Юноша же проснулся не первым в палате, а последним. В целом пропуск был несущественным и на следующий урок Тридцать седьмой отправился вместе со всеми. Как же разительно отличались новые занятия! Они вроде бы повторяли старый материал, но подача шла принципиально иная с главным посылом: «Человеческая раса подверглась неспровоцированной агрессии шаротов. Долг каждого направить все силы на борьбу с ненавистными захватчиками!» Теперь были плохие и хорошие, наши и ваши. Кадры геноцида шаротов по отношению к людям всячески осуждались и требовали отмщения. Истребление же людьми мирных шаротов называлось вражеской пропагандой, не имевшей ничего общего с реальными событиями.

Такое информационное давление изо дня в день давало плоды и Тридцать седьмой стал всё чаще замечать, у него во время занятий зреет ненависть к захватчикам, а кадры нападения шаротов вызывают всплеск адреналина и желание немедленно начать крушить противника. Вечером же, предоставленный самому себе, юноша успокаивался и, глядя на левое щупальце, задумывался, а хочет ли он променять столь удобную конечность на руку? У него и так есть правая. Зачем себя ограничивать? Чем мешает хвост? Какое отношение к патриотизму имеет наличие конечностей или внутренних органов пусть и враждебной, но разумной расы?

Тянулись дни. Занятия сменялись операциями, и вскоре очередь дошла до «зелёных», сначала до Шестьдесят шестого, а через день до Пятьдесят второго. Это были первые хирургические вмешательства в их организмы, а вот у Девяносто третьего прошла последняя. Теперь тот выглядел как человек. Не осталось ни малейшего намёка на шарота. Он приступил к реабилитации и занимался физическими упражнениями как в тренажёрном зале, так и в дендрарии, расположенном на крыше здания. Тридцать седьмой там часто его замечал, поднимаясь наверх, дабы среди зелёных деревьев смотреть в безбрежную даль. Здание с палатой оказалось той самой высоткой, которую он видел вместе с Пятнадцатой, сидя на скамейке в кампусе. Теперь же юноша приходил смотреть с крыши на территорию родного кампуса. Там копошились маленькие чёрные точки, человечки. Может, новенькие, а может, отстающие, которых не перевели в башню. Иногда ему казалось, что он ясно видит даже «их» скамейку и одинокую девушку, сидящую на ней. Тридцать седьмому очень хотелось верить, это именно она, Пятнадцатая провалила по какой-то неведомой причине Итоговый тест и теперь скучает, дожидаясь второго шанса. Юноша давно убедился, в башне девушки нет. Он не понимал, как такое возможно с её отличными результатами? Как надо накосячить в Итоговом тесте, чтобы одним махом перечеркнуть все прошлые прекрасные оценки и упасть из «голубой» зоны прямо в «красную»? Именно об этом он ежедневно размышлял, сидя на крыше высотки в дендрарии и непрерывно глядя на кампус вдали.

Однажды юноша задержался дольше обычно. Рядом никого не было, выпускники разбрелись по своим «кельям». Солнце садилось, заметно похолодало. Тридцать седьмой плотнее укутался в худи.

– Её там нет, – раздался голос справа.

Юноша вздрогнул от неожиданности и повернул голову. Никого! Лишь мухан на дальнем конце скамейки.

Тридцать седьмой уставился на зверька.

– Нет… её… там, – делая большие паузы между словами, повторил мухан. Затем его речь заметно ускорилась, став нормальной, – какой же ты такой тормозной, прям как на экзамене, если бы я не пришёл, наверняка оказался бы в пролёте!

Молодой человек не спал, он точно знал это. Пушистое животное реально говорило с ним на одном языке!

– Так не бывает, – жалобно промямлил Тридцать седьмой, – мне что-то вкололи?

– Чего не бывает?

– Звери не разговаривают. Умом тронулся. Не иначе.

– То, что все в этом здании в той или иной степени сумасшедшие – это факт! – мухан как ни в чём не бывало подошёл ближе и не торопясь уселся. – Наша раса намного древнее и людей, и тем более шаротов. Мы маленькие, голосовые связки крохотные, потому наша речь для вашего уха вроде писка, а вот это, – зверёк протянул маленькую лапку, в ней блестело какое-то устройство, – меняет тембр голоса, и ты начинаешь меня нормально слышать.

– Вы разумны?

– Так. – твёрдо произнёс мухан, – ещё оскорбление, и я, несмотря на огромную симпатию, оставлю тебя одного с твоими проблемами.

– Не понял.

– Ты спас мне жизнь, когда закрыл от щупальца Девяносто третьего. Я – тебя на экзамене, подсказав правильный ответ. Получается, мы вроде как друзья.

– Ага. – согласно качнул головой Тридцать седьмой. – «Если допустить, происходящее не бред больного воображения, то всё логично. Зверёк в парке, ночью в комнате, на Итоговом тесте в классе и сейчас на скамейке вполне может быть один и тот же. Хотя все муханы внешне одинаковые. Я помог ему, он мне. Секунду!» – у юноши внезапно созрел вопрос, – за ответ, конечно, спасибо! Но разве это сравнимо со спасением жизни? Мне кажется, по-хорошему, ты ещё должник!

Зверёк аж подпрыгнул. Тридцать седьмой видел насколько муханы ловкие, но чтобы взмыть так резко и высоко.

– Жизнь за жизнь, я сделал для тебя не меньше, – возмутился мухан, как видно оскорблённый до глубины души, – где бы ты оказался, если бы я не пришёл на помощь?

– И где? – переспросил юноша.

– Ой, – буквально пискнул зверёк, – ты же ничего не понимаешь в происходящем. Хотя вполне мог бы догадаться.

Теперь оскорбился уже Тридцать седьмой:

– Я не такой тупой, как ты пытаешься меня выставить. Не хочешь отвечать, не надо. Не очень-то интересно.

– Прости, не горячись, – зверёк примирительно положил мягкую, тёплую лапку на щупальце Тридцать седьмого, – ко многим вещам я настолько привык, что они кажутся очевидными, известными всем. – Он напрягся, – скажи, что ты делаешь в башне?

– Ну, как, – замялся юноша, усиленно пытаясь сформулировать лаконичный ответ, – учусь, тренируюсь, становлюсь человеком. Да, именно, человеком. – Тридцать седьмой был доволен тем, что подобрал верное слово, но затем вспомнил соседей по палате и с грустью взглянул на щупальце, – мне должны операцию сделать, не скажу, что это приятно, скорее наоборот.

– Вот-вот, – подхватил мухан, – операции! Вам заменяют органы шаротов, пришивают руки и ноги. А откуда они берутся не думал? Органы не растут на деревьях! Посмотри вокруг, видишь хоть одну печень, кисть или бедро? Может не сезон? Нет!

– Что ты хочешь этим сказать?

– Всё просто, чтобы пересадить тебе орган, его надо у кого-то изъять!

– Погоди… – страшная догадка озарила Тридцать седьмого.

– Понял? Да? – встрепенулся мухан, – Твоя подруга вместе с завалившими последний тест в тех пристройках внизу у башни. Это такие хранилища запчастей для вас людей! У них оттяпали, тебе пришили. Ненужное в утилизатор и на поля. Видишь, какая пышная трава вокруг. Неспроста!

– Не может быть! Это… жестоко… неправильно, – юноша не мог подобрать слов, – Нелогично. – Тридцать седьмой не отошёл ещё от шока. Однако переживал молодой человек отнюдь не за всех несчастных, а лишь за подругу. – Она же всегда и по всем показателям лучшая. Как один тест мог всё изменить?

– Здесь как раз всё логично. – нравоучительно заметил мухан. – Сам рассуди. Мозг не пересадишь. А потому самое важное: кем объект себя идентифицирует. Судьбу решает даже не итоговый тест, а самый последний вопрос в нём. Если ты человек – отлично. Руки, ноги пришьём. Шарот – враг, путь один – утилизатор.

– Но почему сразу не сказать, зачем ждать до башни? – Тридцать седьмой цеплялся за соломинку и пробовал предложить своё более гуманное решение. – Можно же в кампусе рассказать про захватчиков, привить ненависть с первых шагов.

– Не, ты заблуждаешься. – отрицательно покачал головой мухан. – Если так сделать, то будет очень много тех, кто приспособится: шаротов в мыслях, но на словах выдающих себя за людей. Индивид! – зверёк встал и вытянулся, чем напомнил Тридцать седьмому преподавателя или политика на экране, – должен сам определиться, без давления, не зная последствий. Тогда он будет предан своей расе до конца. – Мухан сел и более спокойным, несколько заговорщическим тоном продолжил, – к тому же если все или почти все выберут сторону людей, то где брать запчасти? Видишь, всё рационально и продумано!

Тридцать седьмому нечего оказалось возразить. Жестокая логика поражала. Он не мог представить, что было в голове у тех, кто придумал такую схему отбора. Кем надо быть? Впрочем, ответ на последний вопрос имелся – Девяносто третьим! Вот кто идеально подходил. Неудивительно, что тому простили убийство беззащитных муханов и подняли в рейтинге. Всё верно. Таких Система и хочет воспитать!

– Теперь понимаешь, подсказав ответ на последний вопрос, я спас тебе жизнь! – прервал задумчивость Тридцать седьмого мухан. – Формально мы квиты, но я не могу тебя бросить на произвол судьбы, ты обязательно завалишься. Будешь бежать?

***

Звук шагов гулко отдавался от стен, казавшегося бесконечным подземного тоннеля. Впереди бежал мухан, за ним Тридцать седьмой и Пятнадцатая. Маленький проводник перемещался столь проворно, что юноше и девушке приходилось время от времени переключаться с быстрого шага на бег трусцой, дабы не упустить из виду маленького зверька, прекрасно ориентирующегося в хитросплетениях лабиринта, каковым представлялись бесконечные коридоры, то и дело ответвляющиеся в разные стороны. Относительно низкий железобетонный потолок вынуждал Тридцать седьмого часто пригибаться. Тем не менее пару раз он всё же больно стукнулся головой.

Тоннель начинался прям под башней. Им не пользовались десятки, а то и сотни лет. Мухан, не вдаваясь в подробности, пояснил: они в уцелевших подземных коммуникациях древней системы обороны, про неё давно забыли и забросили, и если бы не атомные реакторы, питавшее сооружение электричеством, то сейчас ничего бы не работало, ни освещение, ни вентиляция. А так хоть воздух затхлый, но вполне пригодный для дыхания, да и свет присутствует, пусть даже изредка попадаются полностью тёмные коридоры. Вскоре беглецам пришлось убедиться, имеются и другие функционирующие системы.

Тридцать седьмой встречал по пути следования множество дверей, некоторые открыты и за ними служебные помещения с приборами, или хранилища со стеллажами, чаще пустыми, или другие коридоры. То и дело попадались таблички на таинственном языке. У всех без исключения дверей имелась специфическая особенность, столь неожиданная, что молодой человек обратил на неё внимание, только когда одна из дверей преградила путь. В них отсутствовала маленькая дверца внизу для мухана! Открытие поразило Тридцать седьмого, он никогда не видел подобных дверей и не мог помыслить о существовании необычной конструкции. Муханы – часть системы обслуживания, живые роботы-уборщики. Им требовался доступ!

Толстая массивная стальная дверь, преградившая путь, была абсолютно гладкой. Ни углубления, ни банальной ручки, ничего, чтобы позволило беглецам ухватиться рукой и открыть проход. На стене по соседству не имелось ни типичного пульта управления, ни гидравлического рычага.

– Другого пути нет? – взволнованно спросил Тридцать седьмой, испугавшись, что их путешествию пришёл конец и придётся возвращаться или дожидаться преследователей здесь.

– Нет, – ответил мухан твёрдо. Он не был удивлён и опасений не испытывал. – Только через Командный центр, обходные тоннели завалены, там не пройти.

С потолка ударил тонкий луч и стал быстро «бегать» по Пятнадцатой, та попыталась уклониться, но мухан решительно потребовал остаться на месте, так словно он здесь был главным: «Сканер. Не двигайся! Сожжёт всех!» Девушка замерла. Затем луч «ощупал» Тридцать седьмого и последним мухана, которого «осматривал» дольше всех, так что маленькое существо даже пискнуло нечто неразборчивое. Наконец, луч погас, а неприступная дверь открылась сама собой. Юноша разочаровался. Он ожидал увидеть большое помещение со множеством кожаных кресел, гигантских мониторов, бесконечных панелей управления, ведь Командный центр как-никак. Но ничего подобного, за дверью оказались такие же коридоры, как и ранее. Видимо, центр был велик, не укладывался в одно помещение, а может, дробление сделали специально из целей безопасности. В любом случае преграда устранена и надо двигаться дальше.

Примерно через час троице пришлось подниматься. Взору троицы предстало нечто вроде глубокого каньона, плотно застроенного странного дизайна домами. Все здания частично или полностью разрушены. Когда-то здесь был город, как водится большой и процветающий, но война и беспощадное время сделали своё дело. Не засыпаны землёй лишь несколько улиц, но и те представляют жалкое зрелище. От былого величия не осталось и следа.

Тридцать седьмой не раз в кампусе, и позднее в башне, видел кадры с ужасными последствиями бомбёжки городов. Душераздирающие картины не могли оставить равнодушным. Однако в любом фильме сквозила и надежда. Люди, разгребающие завалы. Хмурые лица, полные решимости бороться, восстановить город, жить лучше прежнего. Здесь же надежды не осталось и следа! Никто и никогда не будет тут жить, земля завалит город до конца. О нём забыли, как забыли его жителей. Навсегда!

Троица медленно продвигалась по заваленной улице, стараясь идти тише и не переговариваясь, словно боясь разбудить мертвецов, уснувших вечным сном в своих домах, ставших для обитателей склепами. Полустёртые вывески, истлевшие надписи, все на незнакомом Тридцать седьмому языке. Юноша крутил головой, стараясь рассмотреть их, и тут его осенило: «Подземный комплекс с Командным центром, как и город построены шаротами! Вероятно, здесь пришельцы смогли недурно обосноваться, рассчитывая владеть землёй людей вечно». Очевидное объяснение, пришедшее в голову молодого человека, тем более отдельные символы он почти узнал. Да, они сильно отличались от языка шаротов, который преподавался в кампусе, но и сходные элементы в написании имелись.

Беглецы вошли в дом, спустились, вновь оказавшись в тоннеле. На этот раз путь был дольше. Зато преград не встретилось. Ближе к концу дня троица благополучно поднялась снова наверх, очутившись в чистом и светлом помещении. Люк, через который они вошли, неслышно скользнул и вернулся на место, так, что его оказалось нельзя отличить от узора на полу.

– Туда, – ткнул маленькой ручкой мухан, – мне нельзя «светиться». Помните: вы бежали одни! Моё участие должно остаться неизвестным.

Не успел Тридцать седьмой возразить, как мохнатый комок быстро исчез в малюсенькой дверце ближайшей двери.

– Ладно, пойдём, посмотрим вокруг, – юноша потянул щупальцем Пятнадцатую, – наш друг навряд ли желает зла, иначе не стал бы помогать.

Девушка согласно кивнула и последовала за молодым человеком.

Здание чистотой и порядком напоминало кампус или башню. Очевидно, муханы и здесь старались изо всех сил. Единственное отличие – шик. Помещение заметно богаче обставлено. Подобную роскошь Тридцать седьмой видел лишь на экране, когда показывали правительственные здания.

«Вероятно, мухан привёл нас к человеку, занимающему высокий государственный пост, – вновь осенило юношу, – неужели к самому Первому гражданину, – сердце Тридцать седьмого забилось чаще, – он сможет помочь и даже остановит зверства в башне, о которых ему не рассказывают и про что простые обыватели, конечно, не знают и не задумываются, откуда у них новые руки и ноги».

Толстое щупальце обвилось вокруг шеи Тридцать седьмого, другое проворно скользнуло по поясу, обхватив конечности, не давая пошевелиться. Ещё секунда – юноша крепко прижат лицом к холодному мраморному полу. Разряд тока, и молодой человек отключился.

***

– Так-так, не желаете быть людьми! Похвально! – Шарот вольготно развалился в роскошном кресле за богато украшенным большим столом из чистого дерева, у дальнего конца которого стояли два примитивных стула с привязанными к ним Тридцать седьмым и Пятнадцатой. – Хочется поверить, – задумчиво произнёс шарот, – но чересчур невероятно, то, что вы рассказываете. Я никогда, – он поднял кончик одного щупальца вверх, – не слышал ничего подобного. Убежать из башни! Просто непостижимо! Знаете, – шарот резко наклонился вперёд и открыл глаза, причём не как человек одновременно, а по очереди, сначала левый, потом правый – мне кажется, вы меня обманываете, уж не агенты ли разведки? Хотя слишком юны, – спокойно рассудил он, по сути разговаривая сам с собой вслух, – да и охрана скрутила вас легко, настоящего диверсанта не застать врасплох. Впрочем, неважно. На континенте есть соответствующее оборудование и умельцы, способные вывести кого угодно на чистую воду. Давайте о главном, – шарот уставился на Тридцать седьмого, – каково соответствие?

– Тридцать три процента, – бойко ответил юноша не задумываясь.

– Негусто, – задумчиво протянул шарот, и, вычев в уме из ста, заключил вслух, – получается почти на семьдесят человек. Маловато, хотя и выше установленной нормы. Потенциально можешь претендовать на место в Сообществе. Но скрытно вывозить такой заурядный образец, каковых полно на континенте. Рисковать. Нерационально. – снова сам с собой заговорил шарот, – а у твоей подруги? Судя по облику немного поболее.

– Шестьдесят два, – не дав вставить слово Тридцать седьмому, произнесла Пятнадцатая.

Ответ буквально прогремел на всю комнату, вызвав эффект разорвавшейся бомбы. Шарот непроизвольно издал чмокающий звук. Цифра, озвученная девушкой, никак не вязалась с внешним видом. Тридцать седьмой тоже был удивлён. Он никогда не спрашивал подругу об этом и хотя знал про чешую на плечах, полнофункциональный хвост, но в остальном Пятнадцатая от человека почти не отличалась и тут шестьдесят два процента шарота!

В комнате повисла тишина. И в этом безмолвии стакан, доселе безмятежно стоявший на столе, зашевелился, медленно пополз к краю, затем также неторопливо стал подниматься, пока не завис на уровне глаз.

– Телекинез, – выдавил из себя шарот, – невероятно! Простите, – он перешёл на почтительное обращение, – я не мог знать. Такая уникальная и практически утраченная нашей расой способность! Её людской генетический мусор нас фактически лишил. Внутреннее строение наверняка почти на сто процентов соответствует идеалу, а мозг точно! Сегодня же обоих отправят на континент! Немедленно!

– Спасибо, – поблагодарил Тридцать седьмой.

Слова давались ему с трудом. Он не менее шарота был потрясён способностью подруги.

– Это вам спасибо. Один случай на сто тысяч, да что там, на миллион! Не сомневайтесь, Правительство позаботится. Полное социальное обеспечение. Отдельный дом, сад, лучшие продукты. Медобслуживание целиком за счёт государства. Эти людские обрубки. Руки, ноги, так сказать, – шарот скривил гримасу отвращения, – заменят бесплатно. Будете не только внутренне, но и внешне идеальны! Даю слово!

В этот же миг сильные щупальца подхватили Тридцать седьмого и поволокли прочь из комнаты вместе со стулом. Он пытался сопротивляться, кричать, что не желает лишаться правой руки, а ноги вполне устраивают, но никто не слушал. Юноше вкололи дозу успокоительного, и молодой человек отключился.

Тридцать седьмому снилось, что лежит он на операционном столе, а доктор-человек и доктор-шарот, по очереди отрезают от него «чуждые» органы. Вот сталась одна голова. Глаза тоже отправляются в корзину, а юноша видит происходящее как бы со стороны. Только мозг без черепа на операционном столе. Доктора спорят и тут… Тридцать седьмой проснулся и закричал. Мохнатая мордочка склонилась над ним, заслонив небо.

– Чего орёшь? – спросил мухан, – всё получилось как нельзя лучше. Скоро нас подберёт корабль, и мы будем дома.

– Да?

– Да. Шароты, как я и предполагал, тайно погрузили вас на транспорт и отправили по морю на свой континент. Я же пробрался и сбросил контейнер с тобой и Пятнадцатой в воду, пока судно блуждало тумане.

– Не могу пошевелиться, – Тридцать седьмого волновали не столько детали спасения, сколько собственное состояние.

– Наркоз. Странно, что ты так рано пришёл в себя. Должен ещё минимум шесть часов быть в отключке.

– Корабль? Откуда вообще взялись шароты? – мысли юноши путались, он перескакивал с одной темы на другую.

– Торговое представительство Сообщества шаротов.

– Торговое? Мы же воюем? – молодой человек пытался сконцентрироваться, но всё равно целостная картина не складывалась.

– И? – ответил вопросом мухан. Однако, поняв, что ничего не услышит от юноши, пояснил. – Имеются полезные ископаемые, добываемые только одном на материке, контролируемом людьми, а есть – исключительно на другом, том, что под властью Сообщества шаротов. Торговля неизбежна и надо заметить – выгодна обеим сторонам. Правительства давно договорились о безопасных маршрутах. Грузы почти не проверяют, досмотр формальный, иначе как бы шароты смогли вывезти тебя с территории людей? Скажи спасибо жадным владельцам торговых караванов! Когда идёт война, ресурсов добывается мало, но оттого они дороже. Во много раз! И тот, кто контролирует этот бизнес, зарабатывает баснословные доходы. Теперь представь, будет мир. Поставок больше, цена меньше. Плюс торговля станет доступна многим, а не кучке избранных. Значит делиться. Им это надо?

– Корабль? – изменил тему Тридцать седьмой, внезапно вспомнив, с чего началась их беседа при пробуждении.

– Что корабль? – не сразу смог переключиться мухан, продолжавший думать об экономике и политике. – Ты про спасение? Да, скоро прибудет наше судно?

– Муханов? – переспросил молодой человек, уже догадывающийся об ответе спутника, но хотевший получить подтверждение.

– Конечно, кого же ещё?

– У муханов есть корабли?!

– У нас много чего есть. – услышал сквозь дрёму Тридцать седьмой.

Наркоз продолжал действовать и силы бороться со сном у юноши иссякли. Он опять провалился в бездну фантазии. Шарот и человек играли в шахматы. Когда один из них брал фигуру соперника, то не просто снимал с доски, а разрывал пополам, высыпал из неё деньги к себе в мешочек, а поломанную статуэтку выбрасывал. Оба игрока смеялись. Тут Тридцать седьмой заметил, что сам стоит на доске. Он пешка. Рядом такие же люди-фигурки, напротив – шароты. Вот одного из них схватил игрок. Малюсенькое существо активно сопротивлялось, изо всех сил упиралось щупальцами, но человек разорвал тушку без труда, высыпал деньги и отбросил окровавленные останки. Ход игрока-шарота. Навстречу Тридцать седьмому двинулась вражеская пешка. Он с ужасом узнал в ней Пятнадцатую. Любимая сражалась за противоположную сторону! Игрок-человек ответил ходом слона. Фигурой был Девяносто третий. Он воинственно кричал, размахивал руками и стал приближаться к полю Пятнадцатой. Та не шевелилась. Тридцать седьмой похолодел: ещё секунда и слон побьёт пешку. Он дёрнулся, попытался сдвинуться, задержать Девяносто третьего..., но не мог пошевелиться. Ведь ход не его! Не может пешка идти, куда заблагорассудится. Только вперёд и лишь когда отдадут приказ! Юноша закричал что есть мочи и… проснулся.

Как и все последние дни, ярко светило солнце. Лучи пробивались сквозь густую крону дерева, под которым лежал Тридцать седьмой, вызвав воспоминание о беззаботной прогулке в парке кампуса. Молодой человек пошевелился и сел. Рядом на траве Пятнадцатая. Она спит. Грудь девушки ритмично поднимается и опускается.

«Жива! Как хорошо, что сны заканчиваются! – выдохнул про себя юноша, – с моими кошмарами лучше вообще не спать. Жаль это только невозможно!»

Он повернул голову и увидел мухана. Тот тихо сидел немного в стороне.

– Проснулся? Самое время! Я уж думал уйти, не попрощавшись, – маленькое существо встало, – Вот и закончились злоключения. Вы в безопасности. Это ваш дом. – мухан указал за спину Тридцать седьмого.

Юноша оглянулся. Действительно, в метрах пяти за ним возвышалась двухэтажная постройка с прозрачными стенами. Внутри детально можно рассмотреть комнаты. Их убранство максимально походило на привычную обстановку жилых помещений кампуса.

– Располагайтесь, а я пойду, – мухан развернулся, явно намереваясь покинуть лужайку у новоявленного дома.

– Постой! Куда? Где мы? – поспешил задать вопросы Тридцать седьмой. Он волновался, опасаясь, опять что-нибудь случится.

– У меня на Родине. – ответил мухан и видя, юноша не понимает, добавил, – на планете три континента. Один заняли люди, второй – шароты, а третий в ходе войны почти полностью ушёл под воду. Остались лишь небольшие островки. На одном из них мы и находимся. Это нейтральная, запретная территории. Здесь живут свободные муханы. Теперь это и ваш дом.

– У вас есть своя земля? Корабли. Может и правительство имеется?

Тридцать седьмой до сих пор ошибочно воспринимал помогавшего ему мухана, как уникума, мутанта, единственного в своём роде. Юноша не предполагал, что подобных разумных зверьков великое множество.

– Конечно! А как же иначе? – мухан искренне удивился. – Ладно, потрачу на тебя ещё, поверь драгоценного времени.

И тут зверёк рассказал такое... Планета на самом деле не Земля, а родной мир муханов. Работящие, не знающие лжи, жадности, пороков существа, трудящиеся исключительно на общее благо. Однажды они замахнулись на самое сокровенное – жизнь! Из крошечного земноводного путём генной инженерии и направленных мутаций удалось за две сотни лет вырастить близкое к себе не только по росту, но и по разуму существо! У подопытных сформировалось своё общество, жестокое, первобытное, отягощённое порочными страстями. Так появились шароты. Недаром в подземелье и в разрушенном городе надписи показались похожими на диалект шаротов. То исходный образец – язык муханов. Именно им принадлежали покинутые постройки.

Муханы не беспокоились: это лишь зачатки цивилизации шаротов, неизбежный максимализм и примитивизм первых стадий развития высокоорганизованного общества, надо подождать, не вмешиваться, дать эволюции время… Но дети решили, они лучше и сильнее родителей. Муханы – прошлое, шароты – будущее планеты. Началась война. В первые же дни погибли миллиарды. Сотни городов сгорели или были погребены под тоннами земли и пепла. Но муханы смогли устоять и, казалось, чаша весов склонится в их сторону, но тут произошли два события, решившие исход не в пользу муханов.

Первое – шароты смогли разобраться в генных модификациях, сделавших из примитивных животных разумных существ, то есть их, шаротов. Они не только поняли, но и создали биологическое оружие, вирус снижающий мыслительную активность и одновременно размер существ. Понятно, зараза действовала избирательно, лишь на муханов. Те становились всё меньше и меньше, мысли примитивнее.

Второе – на планету высадились люди, привлечённые богатыми полезными ископаемыми. Шароты сговорились с ними, и двойного удара муханы не выдержали. Война была проиграна, а вирус довершил дело, превратив некогда великих учёных в мелких уборщиков мусора, практически в домашних животных.

Вскоре победители разругались. Новая война, уже между шаротами и людьми. Скорее всего, последние взяли бы верх, но оказалось, вирус влияет не только на муханов, но и на людей. Правда, те не глупели и не уменьшались в росте, но у них стремительно стирались различия вроде группы крови или резус-фактора, они стали генетически совместимы с шаротами. Появились межрасовые связи и мутанты с чертами обеих рас. Война продолжалась, но ни шароты, ни люди не могли взять верх.

– Ну про экономику я говорил в прошлый раз, – закончил рассказ мухан.

– Трудно поверить, неужели это правда?

– Увы, – тяжело вздохнул пушистый зверёк, – Люди и шароты истребляют друг друга, хоть их теперь и не отличить без хирургии, мы деградируем.

– Зачем ты нас взял с собой? – внезапно задала вопрос Пятнадцатая. Она проснулась несколько минут назад и слышала большую часть рассказа. – Ты же мог бежать на родину один. Мы только мешались.

– Твоя правда. Как я сказал и готов повторить – муханы давно не те, как раньше. Многие стали такими же жадными себялюбцами, как люди или шароты. Никто и палец об палец не ударил бы, дабы подобрать меня в море, тем более специально послать корабль. А чтобы я здесь делал без денег? Также как в кампусе убирался, только у родного богача?! Никому не нужен бедный мухан! За вас же отвалили кучу монет, плюс процент сборов от посещения зоопарка. Это ежемесячно. Вполне приличная сумма. Могу не работать и жить безбедно.

– Постой! Какого зоопарка? – напрягся Тридцать седьмой.

– Этого. Ваш дом в нём – центр. Он под силовым полем, вам ничего не угрожает. Муханы будут приходить, приводить детишек, любоваться перемешавшимися коварными захватчиками и неблагодарными бунтарями…

– Ах ты гад, – до молодого человека теперь дошло, почему дом с прозрачными стенами, – предатель, воспользовался доверием – сейчас я тебя проучу.

Юноша кинулся на мухана, но острая боль пронзила плечо. Он упал.

– Автоматическая защита. Вам не дадут причинить вред ни одному члену общества. – мухан сложил лапки на груди.

– Какая же ты… – ругнулась Пятнадцатая, – Ты же всё задумал с самого начала, с первого дня обманывал.

– Неправда! – возмутился зверёк, – вот что ты хотела?

– Я…, – только заговорила девушка, как мухан перебил:

– Лежала на складе, ожидая разборки. Твоя цель – остаться в живых. Разве сейчас ты мертва? Нет! В целости и в безопасности. А ты, недалёкий друг, – зверёк обратился к Тридцать седьмому, – Чего желал? Не отвечай. Щупальце сохранить и быть с ней. Клешня на месте, она рядом. Так в чём обман или предательство? Вы получили что хотели!

С этими словами мухан развернулся и пошёл прочь. У него много важных дел. Выбрать себе домик с балконом, лучше с двумя. Обязательно большим с садом. Нанять прислугу. Придумать какое-нибудь занятие, увлекательное хобби. Теперь он мог позволить себе не работать. Никогда.