​Мама больше не позвонит

Лиза стояла у свежего земляного горба, тупо глядя на серый камень с черно-белым овалом портрета: мама вечно молодая, красивая, с улыбкой вечности, наверное, она даже не видела Лизу, направив блаженный взгляд на белесое небо. Да и незачем ей было звонить, она была спокойна и счастлива, в своем новом мире, ей тепло и удобно в деревянной коробке, на дне, у самого сердца планеты.

Лизе же было холодно. По лицу бил колючими каплями дождь, ведь она забыла зонт дома, и теперь ее волосы, собранные в тугой хвост, и тоненький плащ, едва прикрывавший колени, насквозь промокли. Лизу била мелкая, противная дрожь, горло же стальной хваткой душили рыдания. Она, как мраморная плакальщица, высилась посреди серо-черных камней, будто обрубленных неведомым вихрем Смерти, местами обглоданных до крестов, и так же, как могильные камни, молчала.

Дождь кончился. Плач отпустил, накрыло странное, дурманящее облегчение. Лиза постояла еще немного, затем выдернула из могилы ужасные пластиковые цветы, что зачем-то натыкала мамина подруга, и двинулась к кованной калитке, ведущей в мир живых, на автобусную остановку.

Кроссовки тонули в размякшей жиже и смешно чавкали, но Лиза не видела и не слышала ничего вокруг. В кармане она грела рубчатые ключи от маминой квартиры, в которой ее ждал мамин пес, мамин единственный друг, «сыночек» - как называла она его, Босска. Лиза швырнула цветы в ближайшую мусорку, забитую колбасными шкурками и бутылками водки, и вышла на желтоватую от свежего известкового щебня дорогу.

Впереди, среди кривых древесных стволов блестел от капель красный бок китайского автобуса. Машина тарахтела, водитель с кондукторшей жевали пирожки с кладбищенской кафешки, запивая горьким кофе. Лиза забралась в дрожащий салон и села на пластиковое, отшлифованное миллионом спин кресло. Вскоре машина тронулась и повезла ее в сырой и заплаканный город.

Босска был огромным черным овчаром, со стоящими, как у Бэтмена, ушами и широким розовым языком. Мама завела его лет семь назад, когда Лиза умотала учиться в Москву, чтобы не было тоскливо в их опустевшей двушке. Щенком купила на рынке за смешные «тыщу рублей», среди таких же черных медвежат, взяла первого, кто на нее гавкнул – рассказывала она по телефону, который больше не позвонит. «Настоящий Босс» - смеялась она, ведь так любила детективное кино и ей всегда нравилось, как суровые мужчины называли начальника непереведенным «босс». Мыла его человеческими шампунями для «длины и объема», затем вычесывала его плотную, но мягкую шерсть, валяла и делала уродливых животных, потому что руки у мамы тряслись после инсульта, затем раздавала этих крошечных чудовищ подругам. Благо, когда вернулась Лиза, в квартире не осталось ни одной валяной тварюшки, которые пугали ее чуть ли не сильнее, чем мамин труп.

Умерла мама внезапно, когда Лиза была в командировке по работе, не выдержав второй инсульт. Три дня ее тело пролежало на кухне, между столом и диваном, вытянувшись по струнке, словно перед самым важным парадом в ее жизни. Ее нашли соседи, заслышав жуткие завывания пса за тонкой панельной стенкой хрущевки.

Когда Лиза ступила в потустороннюю тишину квартиры, ей стало совсем плохо. Закружилась голова от давящего одиночества, всюду мерещился трупный запах, смешанный с собачьим дерьмом. Не снимая обуви, Лиза шагнула в кухню, где на том самом проклятом месте лежала черная громада. Перед псом стояли нетронутые миски с водой и с сухим кормом.

Пес не шевелился, лапы вытянулись вдоль морды, уши обвисли, будто приспущенный флаг. Лиза видела, как ходили его бока от дыхания под лоснящейся шерстью. «Что мне с тобой делать?» - думала Лиза, глядя псу в глаза, похожие на маслины. Босска же не ответил, лишь посмотрел куда-то в бок, словно то существо, что расправилось с матерью, все еще стояло там.

- Босска, – произнесла Лиза, не узнавая собственный голос, ослабевший и тихий, как мышиный писк. – Пошли гулять, Босска…

Босска не шелохнулся. Лежал с таким видом, будто под его брюхом раскрылся портал в настоящий Ад, и теперь только его черное тело, истощенное скорбью, прикрывало ужасную дыру.

- Вставай, - проглотив горький ком в горле, Лиза сделала глубокий вдох. – Вставай, кому говорю!..

Босска все лежал на месте смерти хозяйки, и молчал особой, собачьей печалью.

- Ну что же ты гулять-то не хочешь! – отчаявшись, Лиза схватила собаку за кожаный ошейник и потащила вперед черную, пятидесятикилограммовую тушу. В ладони впились холодные заклепки, пес сопротивлялся всем весом, тянул назад, как осел в приступе тупого упрямства. Босска уперся передними лапами и пытался прижать голову к полу. – Давай, паразит, вставай!

Пес захрипел, рванул мощную шею, ошейник скользнул по ушам, по морде и остался в руках Лизы. Пес тряхнул головой, освободившись от уз, снова улегся на чертово место. Лиза же шлепнулась назад, опрокинув миски, на лицо попали комочки кладбищенской грязи с кроссовок. По полу текла неровная лужа мутноватой воды. Пес глянул на нее с какой-то досадой, раздумывая о чем-то своем, но никак не собирался вставать.

Лиза толкала его в бок, тянула за лапы, в одни момент даже ущипнула со злости, но он не вставал, не вставал, огромный черный пес не встал со своего места. Лиза вся взмокла от пота, дыхание ее сбилось, на коленях появились темные пятна влаги, и джинсы в этих местах мерзко прилипли к ногам. Вокруг рассыпались градины сухого корма, размякшие до коричневой кашицы, запахло совсем гадко - кислым запахом подгнившей плоти. Лизе хотелось выбежать из квартиры, броситься в холод улицы, дышать ее мокрым воздухом, лишь бы не быть здесь.

И только когда она, глотая собственные сопли, утомленная бесполезным действом, опустилась рядом с ним, только тогда Босска поднял голову.

- Вставай уже, – всхлипнув, выдавила из себя Лиза, утыкаясь лбом в колени. – Ну вставай…

Он закрыл глаза и поднял морду вверх, прижав уши словно сверху давил не пыльный потолок хрущевки, а сияло просторное небо лесов, и Босска был вовсе не овчаркой, а настоящим волком. Однако завыл он совсем не как волк, завыл он тщедушным голосом, на тонких гортанных нотах, человеческих нотах. Все сжалось внутри у Лизы от этого полного настоящей скорби собачьего плача, все сжалось в липкий мерзкий комок.

Она достала телефон и нашла сообщение, что мать выслала ей пару месяцев назад, пока та была в отпуске:

- Лизк, привет! – зазвучал такой далекий голос, преодолевший космические расстояния времени. Лиза помнила этот разговор, она наперед знала, что скажет ей, но все равно слушала, как в первый раз. – Как ты там? Хорошо отдыхаешь? Босска вон в саду яблоки для варенья сожрал, всю корзину, представляешь? Из чего теперь варить – черт его знает. Паразит, вот паразит…

Босска смотрел на видео и скулил, словно сам не верил своему счастью. Уши его поднялись, он дрожал всем телом от восторга, что внезапно накатил на него, завилял хвостом, смешно приседая на задние лапы.

- Пойдешь мать встречать? – задыхаясь от невыплаканных слез спросила Лиза. Пес тявкнул, и взгляд его черных увлажненных глаз бил ее в самое сердце. Босска тявкнул еще раз, в этот раз совсем нетерпеливо, она потянула руку, чтобы коснуться его головы, но пес увернулся. – Вставай, Лиза, теперь ты вставай…

Злосчастную квартиру Лиза продала в тот же месяц. Подыскала себе однушку, что располагалась чуть дальше от работы на пару остановок, с ремонтом не первой свежести, зато с мебелью. Однако за домом оказался широкий тополиный сквер, Лизе подумалось, что как, наверное, неуютно по первой будет Босске гулять на новом месте, вдали от каждого помеченного дерева родного двора, но она отогнала эти мысли. «Лучше здесь, чтобы он обо всем позабыл» - так решила она, и была совершенно права.

Жизнь потекла новой, неизвестной рекой. Лиза гуляла с псом по скверу два раза в день, спала после ночных прогулок без задних ног, не видя ни снов, ни даже простых образов. Босска верно замирал на коврике рядом со скрипучим диваном, упершись мощными лапами в стенку, иногда поскуливал совсем тихо, совсем как щенок – к нему-то сны приходили, наверное, даже цветные. Каждый день он сидел у двери и ждал мать домой, словно мог дождаться.

- Да забудь уже, - говорила ему Лиза, но Босска продолжал смотреть на нее честными-честными глазами, безмолвно требуя. - Не придет она, забудь…

Не выдерживая такого напора, она брала телефон и включала видео снова и снова, пес радостно гавкал, будто что понимая, носился от двери к кровати, сшибая на своем пути стулья.

- Умерла она, умерла, ты пойми, - говорила ему Лиза, но пес будто не хотел слушать. По щекам текли горячие слезы, она смахивала их рукой, а они все текли и текли. Рядом появлялась собачья морда, и вот уже к ее лицу тянулся розовый, как жвачка, язык.

Осатанев от такой жизни, полной незримого присутствия умершей матери, чей голос, твердящий одно и тоже, теперь был даже в ее беспокойных снах, Лиза решилась. В один вечер, собрав все свое мужество, как тогда, в тот день, когда она пыталась растолкать оцепеневшего от горя пса, Лиза удалила видео с телефона.

- Все, хватит. Хватит, я говорю, - утвердила она скорее для себя, нежели для собаки. Вздохнула и ощутила, что скованное в камень сердце забилось с новой, легкой силой. – Она умерла.

Босска крутился рядом, переступая лапами, поскуливая и прикусывая брылы, высказывая свое нетерпение. Он надеялся, он никогда не прекратит надеяться - она знала. Даже сама Лиза отчего-то ждала, мгновение назад, но теперь нет.