Искра

Когда динамик в кабине его космической капсулы начинает сипеть помехами, сквозь которые с трудом прорывается: «Искра-9», прием, как слышно?», Денис понимает, что дело плохо. До очередного сеанса связи еще три часа, этот график не нарушался ни разу. Что из этого следует? Нештатная ситуация.

Авария на космическом аппарате? Неполадка в центре управления полетом? Смелая инициатива начальства? Одинаково скверные варианты.

«Искра-9» на связи. Пылают оранжевым тумблеры и лампочки. Иллюминаторы, за которыми сияет в обрамлении вечной ночи далекая и прекрасная Земля, запотели капельками питьевой воды. Светятся мертвенным зеленоватым сиянием экраны – Денис знает, что похож в этом сиянии на ожившего мертвеца. Его блекло-синий теплозащитный комбинезон выглядит скучноватой, но надежной смирительной рубахой. Это были очень долгие и одинокие четыре месяца.

- «Искра», у нас плохие новости, - плюется словами динамик. – Три часа назад произошел критический сбой вычислительных мощностей Центра, в результате чего суперкомпьютеры дали твоему кораблю неправильные команды. Ты мог почувствовать толчок.

- Даже не проснулся.

- В результате незапланированного маневра «Искра» сожгла почти все горючее. Ты пуст, Денис.

- Но подождите, ведь не настолько же…

- Да, ты не сможешь вернуться на Землю.

Денис молчит несколько секунд: непросто подобрать нужные слова, когда с неба на тебя свалился самосвал кирпичей. Еще сложнее найти путь наружу, отталкивая от себя настырных оранжевых убийц, вдыхать сухую горячую пыль, набирая в сдавленную грудь воздух для крика.

Но самое трудное – смириться с тем, что пути наружу нет вовсе.

- Наверняка можно провести расчеты, найти оптимальный курс… – проговаривает он сухими губами, хотя уже знает ответ. Решение принято. Спасательная операция признана нерентабельной.

- Прошедшие часы мы только этим и занимались, «Искра». Ответ отрицательный. Считалось, что неполадки такого рода полностью исключены… В общем, ничего не выйдет. Ты слишком далеко от Земли. Теперь это поездка в один конец, «Искра».

- Только не отключайтесь, - просит он. Ладонь легонько касается динамика, словно за ней – живое человеческое тепло. – Постойте, не…

- Ш-ш-ш-ш-ш.

Связь прервана. Земля потеряла еще один пилотируемый космический аппарат – именно так напишут в газетах. Аппарат, а не человек, такое случается. Чуть позже по телевидению все-таки выйдет короткое сообщение, цветной улыбающийся портрет в черной рамке. Родителям придут соболезнования в конверте из плотной бумаги, с сургучной печатью и гербом Академии. Представился бледный, часто мигающий отец за своим столом, мама в цветастом фартуке снимает и тут же надевает очки – и Марика, боже мой, Марика, которая…

Которая что?

Он летит в плотной тишине, безмолвном океане вакуума. Передатчик молчит, индикаторы все так же весело мигают огоньками. «Летучий Голландец» потерял курс и смысл существования, но в остальном системы в полном порядке.

- Земля, - шепчет Денис бортовому компьютеру, - пожалуйста, мне очень нужен курс на Землю.

«Недостаточно топлива. Проложить другой курс?»

Он стучит кулаком по черной решетке. Десятки лет назад подвижники и романтики мечтали о свободном поиске среди светил и планет, о безмолвном полете в абсолютной тьме, о новых мирах и причудливых созвездиях… Но в действительности более или менее точно получилось только с темнотой.

И он будет лететь так еще дни, если не недели, пока не выработают свой ресурс твердотопливные генераторы кислорода, и жилая капсула не растеряет тепло от его раскаленного сердца. В какой-то момент остановится вентилятор, застынет вода с этиленгликолем, циркулирующая сквозь агрегаты, а он все будет лететь, медленно сходя с ума, царапая кожу и вырывая волосы, зная точно, что этот путь не ведет никуда…

А потом замерзнет прямо в кресле, превратившись в неподвижную человекообразную сосульку. Может, стоило бы закончить все прямо сейчас?

- Ш-ш-ш-ш, - говорит динамик. – «Искра-9», вы на связи, алло?

- Алло! – кричит Денис так, что закладывает уши. – Господи боже, алло!

- В общем, у нас тут было вроде как голосование, «Искра»… Денис, прости.

- Не понял вас, Центр!

- Мы решили, что бросать тебя вот так, на долгую и, в общем-то, скверную смерть будет… не по-людски.

С той стороны некоторое время молчат, и Денис слушает статику. Слушает так внимательно, что в ушах начинает звенеть.

- Мы решили удаленно отключить твои системы. Жизнеобеспечение и прочее… Начисто.

- Но ведь тут все погибнет! – говорит он только чтобы не молчать. – Растения, бактерии... И я… Как же я?

- Денис, парень… - голос в динамике меняется, прежний диспетчер заменен и убран. – Мне жаль, но давай смотреть правде в глаза. Полет провален, убытки серьезны, а про медиа-освещение я даже не говорю. Пора разгребать мусор. Мы можем то, что мы можем – и это не так уж много. Но если есть способ заменить твое долгое, грязное угасание чем-то более быстрым – почему бы и нет?

- Мой старый учитель когда-то говорил мне, - шепчет Денис в теплый раструб микрофона, - Он говорил, что если есть выбор «умереть сразу, или помучиться» - лучше выбирать «помучиться». Мало ли что может произойти за это время?

- Сейчас за пультом не твой учитель, - чеканит голос. – И я говорю: через десять минут мы отключаем корабль. Сеансов связи больше не будет. Прощай, «Искра-9».

- Какие же вы все-таки… - начинает он, но с той стороны веет только безразличным холодом космоса. Живая ниточка оборвалась окончательно.

За оставшиеся мгновения Денис успевает немного пополнить резервные аккумуляторы – полностью заряженные, они бы смогли обеспечивать корабль энергией в течение почти четырнадцати часов. Отключает всю аппаратуру, кроме подогрева скафандра, который – весьма предусмотрительно – уже на нем. Несколько секунд смотрит на щиток шлема: опустив его, можно выгадать себе еще пару десятков теплых минут. За это время он успеет еще несколько раз прокрутить перед глазами короткий ролик собственной жизни.

Денис качает головой, оставляет щиток поднятым и сдвигает дверцу пищеблока. Открывает тюбик с икрой, и еще один – со смесью хлеба и масла. Выдавливает каплю пастообразного фуэта с резким запахом, наворачивает тонкий жгут на шприц с клюквенной настойкой. По правилам, этот праздник разрешался ему только после завершения миссии, полной передачи собранных данных на Землю – это должно было произойти через шесть месяцев – но для него миссия уже закончилась, а Земле он больше не нужен. Отчего бы не отметить?

В голове, взбудораженной запахами, медленно проплывают давно забытые места и когда-то встреченные люди. Желто-серая, шершавая, раскаленная близким солнцем Барселона; серьезный и пасмурный Берлин, с ярким турецким тюрбаном, сползшим на каменное ухо; просторный, широкоплечий, словно советский майор, Минск; крошечная, как игрушка, Рига, полная сирен и чаек…

И ребята, разные и непохожие, как города, как страны – и такие же любимые. Основательный медленный Бьорн, смешливая Адель, умный и сосредоточенный Каспар, пухлый черный Тайрон с характером, как наждачная бумага – все они остались там, в неприветливой черной глубине космического моллюска, под одним из слоев перламутра самой лучшей жемчужины во Вселенной. И он больше не взглянет в облачное земное небо, не почувствует теплого дождя на закрытых веках, не плюхнется на стул в кафешке среди запахов зелени на Кришьяна Барона… Никогда, никогда.

- Я хотел домой, - бормочет он себе два с половиной часа спустя. Последние крохи тепла из аккумулятора уходят в тело. - Я просто хотел вернуться домой. Неужели это так плохо?

Круглый индикатор, похожий на далекую Землю, пенится зелеными пузырьками, указывая остаточный заряд. Три процента – рекомендуется подключение к источнику питания. Но источника нет. Его отключили далекие соплеменники, разом превратив Дениса из живого и веселого увальня в абстракцию. Тень самого себя – очень замерзшую и отчаявшуюся тень.

Что-то такое было у одного из классиков прошлого века, что-то про путешествие на корабле-призраке… «абсурдным было думать, что судно идет к земле» — да, это оно. Абсурдным было думать, что судно идет к Земле…

Ему почудилось вдруг, что он снова не один, что кто-то большой и сильный отстраненно, но, в общем, доброжелательно наблюдает за ним издалека. И этот кто-то вдруг пожал плечами, хмыкнул и самым обыкновенным голосом сказал: «А помнишь, когда…»

…Она подскочила к Денису на перемене – первый курс это был, или второй? Нет, точно второй, на первом он еще курил. А тогда она – белые кеды, джинсы, диск моно-наушника на небрежно выбритом рыжем виске – как-то внезапно оказалась в его поле зрения, разом заполнив и забрав это поле целиком.

- Мой незнакомый хмурый друг, - подмигнула девушка зеленым хитрым глазом, - не будет ли у вас сигаретки?

- А я не курю, - сказал Денис солидно, как и положено молодому человеку восемнадцати лет. – Вредно это.

- Ты в космонавты метишь, что ли? Вредно, слыхали? – захохотала странная девушка, хлопнула его по плечу и сбежала по ступенькам, почти не касаясь их своими тертыми «конверсами» и вертя головой, словно та была на шарнирах.

- Кто это вообще? – спросил Денис у пространства.

- Марика, с филологии, - пробасил сзади Бьорн. – Шизанутая, как все говорят. Что, понравилась?

- Рыжая, - сказал Денис невпопад, глядя туда, где в пестрой толпе мелькал, пропадая и вновь выныривая, гибкий силуэт. – Почему она всегда только рыжая?

- Это же твоя память, Ден, - однокурсник пожал плечами и отступил, пропадая в мерзлом тумане. – Так ты ее запомнил.

Денис рванулся, ломая замершие в окоченении мышцы, и пришел в себя. Отсек был полон инея и тусклого, истекающего последними искрами, света. И он слышал кого-то еще. Он был на борту не один.

- Это как сон, - удивленный голос Адели проткнул онемелую реальность, и Денис дернулся было в кресле, но привязные ремни держали крепко. Смутная тень мелькнула в полутьме. – Такой классный сон!

- Ты что это задумал, Рыбаков? – требовательно спросил Каспар. Его квадратные очки отражали желтые блики аварийного освещения.

Он услышал в дальнем отсеке серебристый смех Марики и похолодел.

- Галлюцинации, - сказал он хрипло, прислушиваясь к тяжелым шагам друзей. – Недостаток кислорода или просто стресс? Уже неважно. Пришло время покинуть колыбель. Пора.

Он отстегнул ремни и потянулся за кислородным ранцем. Переключил мерцающий, как маяк, тумблер из режима вентиляции. Через прозрачную дверь глянул на манометр в шлюзе – триста. Включил подачу кислорода в скафандр, опустил щиток и ткнул нужную кнопку на панели.

«Люк шлюза открыт».

Шлюз был крошечный, только-только одному поместиться. Денис механически отстегнул от стены бухту страховочного фала, нажал кнопку закрытия внутреннего люка. Сбросил давление, задрал голову, став похожим на выглядывающего в полночь из колодца отшельника. В полночь – потому что сквозь прозрачную внешнюю крышку люка была видна только истыканная белыми точками тьма, она царапала окна снаружи стылым дыханием. Она смотрела на него.

Дениса затрясло, локти и колени заколотили по стенкам – организм пытался использовать мышечные сокращения, чтобы обеспечить мозг энергией.

«Давление – ноль».

Непослушной рукой он стукнул по кнопке открытия внешнего люка, миновал обрез шлюза и…

Тишина. Нельзя полностью понять, что это, пока не услышишь. Пока не попадешь в открытый космос. Говорят – в лесу. Говорят – под водой. Но там понимаешь, что ты все еще дома, все еще – на Земле. Незнакомые, хоть и родные пустоты молчат, но ты знаешь, что они в принципе способны издавать звуки.

Космос был нем. Полыхали яростным белым светом неизвестные солнца, рассыпались по небосклону – в который превратилось все вокруг, насколько хватало глаз – голубоватые скопления. Да если бы мимо неторопливо проплыла армада стремительных и опасных линкоров неведомой цивилизации – это ни на гран не поколебало бы ослепительную тишину, которая завернула Дениса в себя, словно в плотный футляр.

Он парил в податливом черном ничто, медленно отдаляясь от корабля с так и не закрывшимся – заряд иссяк окончательно – шлюзом, забыв о ненужном фале. Он словно покидал дом – то немногое, что осталось у него от дома. Сердце колотилось перегретым мотором, было жарко, на щиток падали капли пота, но даже это не могло заглушить величественности картины, которая не гасла, а наоборот, с каждой секундой все росла и расширялась.

Грандиозная и необъятная пустота – в ней и сам чувствуешь себя иначе. Здесь нет эталонов длины и веса, не с чем сравнить собственную ничтожность. Это как стоять на краю обрыва в сильный туман: смотришь вперед и вниз… а там ничего нет. Денису показалось, что он и сам растет, увеличивается, заполняя вакуум. Смешным и жалким виделся ему исчезающий где-то внизу (или вверху) белый корпус корабля. Он смотрел на это творение рук человеческих – и его рук тоже – но уже слабо понимал, что это, и для чего предназначено. Если здесь можно парить просто так, в одном скафандре и почти без воздуха, то для чего строить что-то большее?

Зашипел в ухо динамик шлемофона, но он даже не вздрогнул. Здесь, посреди застывшей огненной красоты, все казалось понятным и простым.

- Деня?

- Марика? –прошептал он и увидел, как запотел изнутри шлем. Вот и все, чем она была здесь. Вот то, что мы есть для других: короткие слоги чужого дыхания. – Как ты тут оказалась?

- Должно быть, ретранслятор твоей «Искры» случайно поймал мой сигнал… - она фыркнула. Для нее, конечно, в этом не было ничего невозможного. – Чем занимаешься?

- Лечу, - сказал он чистую правду. – Очень далеко.

- Это-то понятно, - хихикнула она, и Денис почти наяву увидел рыжее облако ее волос, тяжелой медью блестящее на солнце. – Когда на Землю?

- Похоже, не в этой жизни.

- Ну и ладно, не говори. А я соскучилась, между прочим! Мы тут с ребятами как раз вспоминали тебя, так вот, я сказала…

Денис вдруг понял, что космос – и правда океан, и вовсе не в переносном смысле. Его далекие предки пускались по нему в плаванье, понимая, что скорее всего не вернутся назад, потому что эта угрюмая бесконечность воды имеет свой разум и волю. Да, иногда океан выбрасывает на берег сундуки с золотом, сделанные из чужого горя, но это не показывает его расположения к берегу или людям. И океану, и космосу плевать на этих крох, копошащихся в теплом мелководье своего уютного залива – они убивают равнодушно, походя. И стоит ли отчаиваться?

- Это хорошо, что вспоминали, - сказал он невпопад, хотя наушник уже давно молчал – да и включался ли вообще? – Значит, я есть. Значит, я еще с вами.

Он тысячу раз мог погибнуть дома, на твердой Земле, попав под машину или не вывернувшись из смертельного пике на испытаниях, заразившись гонконгским гриппом или установив бракованный имплантат. На помойке, в мягком тепле гниения и нищеты. Вместо этого ему в лицо дышит блестящая чистота далекого космоса, и подмигивают издалека колкие звезды. Эта альтернатива нравится ему куда больше.

Сожалеть? Бояться?

Ни за что.

Денис стоял – точнее, висел – на пороге чего-то настолько большего, чем самоубийственный космический полет, что этому не могло быть описаний; люди, которые могли бы их дать, еще не родились. Но этого и не требовалось – вся информация вливалась в него потоком солнечного света, безжалостной радиацией, плавя и превращая в нечто совершенно другое.

Он заподозрил что-то, когда от его остывающего дыхания в десятке парсеков образовалась пылевая туманность, а капелька пота прожгла дыру в скафандре и стала многотонной глыбой-метеоритом.

Заподозрил, но не понял.

А потом с кончика его пальца в толстой перчатке сорвалась раскаленная оранжевая искра и зажгла новое солнце.

***