Когда не работает Лопиталь

- Саньк, а Саньк!

Почти не поворачивая головы, Витька свистящим шёпотом звал друга, сидящего за партой сзади. Он бы спросил и у соседа, но тот, как назло, умудрился подхватить ангину прямо перед контрольной.

- Саньк!

- Ну чего тебе?

- Тут под пределом получается бесконечность делить на три. Чё с ней делать?

- Ну пролопиталь её.

- Про… чего?

Преподаватель нахмурилась и многозначительно кашлянула. Санька помолчал немного, но всё же продолжил ещё более тихо:

- Правило Лопиталя. На прошлой же неделе проходили. Бери производные…

- Два идиота, блин, - послышался девичий шёпоток справа. – Лопиталь работает только для неопределённостей. А бесконечность делить на три – это…

- Караваева! Тишина в аудитории!

Все трое сразу же умолкли, но Витя продолжал коситься на Олю Караваеву и смог прочитать по губам:

- …бесконечность.

Ну а чего, бесконечность так бесконечность. Чёрт их разберёт эти начала анализа. Всё равно никогда в жизни не пригодятся. Витя записал ответ, глянул на часы, убедиться, что больше ничего не успеет, сдал листок и вышел из аудитории.

Последняя пара. Делать было нечего, даже домой особо не хотелось, тем более погода хорошая. И натянув ветровку, парень вразвалочку двинулся прочь от институтского здания.

Сзади послышались ещё шаги. Он обернулся. Оля. Тоже закончила раньше, но в отличие от него, конечно же, целиком и полностью. Витя притормозил, давая ей поравняться с собой.

- Спасибо.

Девушка улыбнулась, отчего у Витьки сразу потеплело на душе.

- Позволишь тебя отблагодарить?

- Как?

- В Макдак отведу. Я как раз пообедать не успел. Пошли?

Оля прыснула, оценив столь щедрое предложение, но потом, всё ещё веселясь, кивнула.

- Пошли.

***

- И ты всё это помнишь? Спустя столько лет?

Оля лежала, прижавшись к Вите. Хотя бы потому, что иначе поместиться в спальник вдвоём было трудно. Парень улыбнулся, но в его голосе чувствовалась обида:

- Первый день, когда мы вместе. Неужели ты забыла?

- Ты же знаешь, я помню только ерунду. Вроде математики, - она повернула голову и посмотрела Вите прямо в глаза. – А мы с тобой – не ерунда.

Он фыркнул, соглашаясь с аргументом, и начал расстёгивать спальник. Девушка сразу заныла:

- Да подожди ты. Рано же!

- Я тебя и не тороплю. Лежи, ещё полно времени, пока все остальные вскребутся.

Парень оделся, натянул толстенные боты и, ёжась от холода, выбрался из палатки. Перед ним расстилалась совершенно нетронутая снежная целина, чуть дальше – небольшой перелесок и горы.

Не часто удавалось остаться вот так, наедине с природой. Ну и что, что позади несколько палаток, Санин храп и подготовка к очередному этапу похода. Здесь и сейчас можно представить, что ты один на всей Земле. Витя даже удивился, с чего бы его вдруг потянуло на философию. Абстрактные вопросы всегда были Олиной вотчиной. Видимо, она на него плохо влияет. Парень усмехнулся своим мыслям, и в этот момент сзади раздался шорох.

Вопреки собственным уверениям девушка не стала досыпать и вылезла следом за Витей. Встала за правым плечом, приобняла и чмокнула в шею. Точнее, попыталась, зарывшись в воротник его куртки.

- Люблю тебя.

Витя хотел сказать то же самое, но промолчал. Не потому, что не чувствовал. Просто ему всегда было трудно говорить важные вещи. Они казались самоочевидными, ненужными. Оля редко обижалась на его молчание. А Витя сказал совсем иное, с ноткой жалобы:

- Знаешь, я сегодня чувствую себя таким маленьким.

- Почему?

- Среди всей этой природы. Нас занесёт снегом, и никто даже не заметит. Я не людей имею в виду, люди-то будут искать, а планету. И вот этот простор, он давит на меня. Как на букашку.

Оля посерьёзнела, посмотрела на горизонт, где начинала сгущаться туча, и ответила:

- Зря ты отметаешь людей. Так пренебрежительно ещё, мол «люди-то будут». Именно что будут! Какой бы огромной ни была планета, она всего лишь камень. А человек, сколь бы малой букашкой ни казался, обладает волей. И наша воля делает нас больше любого из тех камней, - она показала на небо, - и шаров плазмы. Мы больше вселенной, а значит мы бесконечны.

- Властелины мира?

- Нет, речь вообще не о власти. И не о силе. Мы ведь действительно слабее. Речь о нашей способности достичь всего, чего мы захотим. Это разные вещи.

- Иногда ты меня удивляешь, Олька.

- Не одного тебя природа настраивает на такие разговоры.

- Кстати, о природе. Тебя не настораживает вон та туча впереди?

- Да ладно тебе, зря что ли шли? Только что говорили о всемогуществе человека. Уж эта-то тучка нам точно должна быть по плечу.

Витя согласно кивнул и отправился будить остальных.

***

- Вит, хватит болтать! Заткнись и иди вперёд!

Саня пытался перекричать буран, но у него это выходило с трудом. Витя же всегда отличался зычным голосом. И он продолжал и продолжал говорить, вновь и вновь переживая сегодняшнее утро, будто пытался добиться прощения, услышать, что он всё сделал правильно. Но когда ровно то же самое ему вдалбливал Саня, он не обращал внимания на слова друга.

- Вит, ты дурак! Ты тут не при чём! Мы все плюнули на прогноз! Мы все сюда попёрлись.

Витя резко остановился и зло посмотрел на друга:

- Вот только выберемся, похоже, не все! Но тебе же плевать. Своя шкура цела и нормально, да?

Саня едва удержался от того, чтобы не выбросить вперёд уже сжатый кулак. Несколько раз глубоко вздохнул – успокоиться и перевести дух. Потом взглянул на Витю со смесью жалости и раздражения:

- Мы найдём её, слышишь ты меня, чёрт тебя подери! Иди вперёд. Иначе мы сами сдохнем…

И Витя пошёл. В глубине души он понимал, что ни в чём не виноват. Хорошо – виноват не больше других. Но продолжал убеждать себя в том, что что если бы настоял тогда на своём, то ничего этого бы не было. Но он никогда не умел переспорить Олю. Раз она сказала, что туча им не страшна – значит так и будет. А остальные – уже не важно, что они думали тогда и что думают сейчас.

Буран накрыл их на середине маршрута. Возвращаться было поздно, да и бессмысленно – они уже находились в центре стихии. Шли медленно, по цепочке, но даже это не помогло. Никто не смог вспомнить, в какой именно момент Оля исчезла.

Когда-то давно, может, даже до их знакомства, Витя читал Санина. Того самого, полярника, автора романов об Антарктике. Тогда подобные вещи казались чем-то далёким и малореальным. Ну как можно отойти на десять метров от вездехода и пропасть? Да, нынче вездехода не было, но и температура никак не минус шестьдесят. Утром даже до минус двадцати не дотягивало. Поход обещал быть простым.

И только сейчас он понял, насколько коварна пурга. Видимость околонулевая, следы замело. Они пытались идти назад – пусть не следы, но уж трек GPSсохранился. Не помогло. Оля где-то отбилась от маршрута и шагнула в сторону. Хватило бы нескольких метров. И теперь они плотной группой прочёсывали окрестности – рискуя потерять ещё кого-то, но осознавая, что помощь придёт не раньше, как закончится буран.

- Сюда!

Один из парней, метрах в пяти впереди, призывно махал рукой. Кажется, махал рукой – Вите даже с такого небольшого расстояния виднелся лишь силуэт. Он подбежал и только тогда заметил распластавшееся на снегу тело.

- Оля!

Она дышала, но редко-редко, и почти не шевелилась. Витя пытался нащупать пульс. Помощи было ждать неоткуда.

***

Женщина устало прислонилась к дверному косяку. Она выглядела не неряшливо, но запущено, будто давно забыла про собственную жизнь, подчинив себя иной цели. Раньше в её глазах было страдание, потом решимость, сейчас осталась только глубоко запрятанная обида на жизнь и попытка найти справедливость там, где её по определению нет.

- Витя, я же всё понимаю, - она вздохнула. – Я знаю, что ты не виноват. Или… Или я уже просто не хочу искать виноватых. Она просто не хочет тебя видеть.

- Она винит меня, ведь так? – парень сказал это спокойно, озвучивая давно известный ему факт.

- Конечно, нет! Дело не в тебе. Она никого не хочет видеть. Я даже на улицу её вывезти не могу.

- Тогда пустите меня к ней. Я хочу помочь.

- Ты уже помог.

После случившегося многие скинулись на Олино лечение. Витя оставил почти все личные сбережения. Да, жизнь ей спасли. Но кое-кто сказал бы, что на жизнь это мало похоже.

- Я не об этом. Я люблю её, Анна Александровна. Что бы ни случилось – люблю.

- Хочет ли она твоей любви?

- Хочет или нет, но я нужен ей. Хотя бы позвольте просто поговорить. Может, я смогу убедить её, что жизнь ещё не закончилась.

Олина мать отступила вглубь квартиры и пропустила Витю. Он, кивнув, скинул обувь и прошёл в такую знакомую комнату. Теперь она изменилась. Кровать отодвинута к стене. Рядом с мягким креслом соседствует инвалидное.

Оля полусидела в кровати. Если это вообще можно назвать сидением. Правую ногу ей ампутировали целиком, левую – по колено. Руки тоже не остались целыми, все конечности отправились под пилу и скальпель. И это только внешнее. С пневмонией боролись месяц, почки не восстановились до сих пор – трижды в неделю приходилось ездить на диализ. То, что Оля выжила, было чудом. Или проклятием.

Она скользнула взглядом по вошедшему и снова уставилась в стену.

- Зачем ты пришёл?

- Я пришёл к своей девушке. Как мне кажется, достаточная…

- Да хватит! Мне тошно и без твоего рыцарства! Благородство он разыгрывает. Неужели я не понимаю?

- Очевидно, не понимаешь! Я люблю тебя. Может, я говорил это недостаточно часто, но говорил. Что изменилось с тех пор?

- Я! Я изменилась! Или не видно?

- Знаешь, Олька, когда я начинал с тобой встречаться, то ещё не дошёл до той степени отчаяния, чтобы снижать требования к избраннице до двух рук и двух ног. Я тебя полюбил за другое.

- А толку-то? Я теперь ничего не могу. Кусок мяса, обрубок.

Витя промолчал и отошёл к окну, всматриваясь в летнюю улицу. Сейчас та жуткая зима казалась сном. Оля понадеялась было, что он уйдёт, оставив её наконец в покое, но парень лишь подбирал слова.

- Помнишь утро того злополучного дня?

- Серьёзно? Теперь ты заставишь меня вспоминать?

- Заставлю, - он вернулся и сел на край кровати. - Я очень хочу, чтобы ты вспомнила. Только не день, а именно утро. Мы стояли тогда у палатки, и ты, именно ты, убеждала меня, что человек всемогущ и бесконечен.

- Вот только я уже не человек. Сколько от меня осталось? Половина? Треть человека?

Витя рассмеялся.

- Ты и правда помнишь только ерунду. А самое важное рассказываешь мне и забываешь. Говоришь, от тебя осталась треть? Но ведь это вообще ничего не меняет.

- Почему?

- Потому что здесь не работает Лопиталь. Бесконечность, делённая на три, всё равно остаётся…

Он умолк, давая закончить фразу впервые за долгое время улыбнувшейся Оле:

- Бесконечностью.