Хель

Вскоре ветер утих. И теперь тишину морозного январского вечера нарушал только хруст снега под сапогами.

Здесь не было слышно ни артиллерийских залпов, ни выстрелов, ни криков умирающих людей. Казалось, война обошла эти места стороной. Поросшие изморозью поля, перекошенные деревенские домики и испуганные лица встречавшихся им стариков – вот, пожалуй, и все, что разведчики смогли увидеть сегодня.

К старикам Кашин давно привык. Он и не помнил, когда в последний раз видел стоящую у домов молодежь. В это время единственной защитой для людей была старость. Молодых война сметала быстро.

– Глядите, – прошептал Федя, показав на замершую речку, где в двухстах метров от них один местный рыболов как ни в чем не бывало сидел у проруби. – Товарищ капитан, как думаете, поляк или уже фриц?

– Не забивай себе башку всякой ерундой, – отмахнулся Никифоров.

– Не, я серьезно. А вдруг мы уже в Германии?

Услышав это, идущий позади Кашин улыбнулся, хотя и сам задавал себе тот же вопрос.

С тех пор как они отошли от Вислы, время словно ускорилось. Поля, реки, маленькие сельские дома, высокие здания и разрушенные заводы сменяли друг друга так быстро, что порой бойцы даже не успевали спросить, какой город они только что освобождали. Никто не решался гадать, что их ждет на следующий день. Можно было пройти десятки километров, не встретив ни малейшего сопротивления, и тут же наткнуться на укрепленный рубеж.

Однако сегодня разведчикам везло и вместо вражеских укреплений на пути встречались лишь сугробы.

Идя по колено в снегу, Кашин уже не раз пожалел о том, что в свое время вообще подписался на все это. Сидел бы сейчас в штабе, переводил немецкие радиограммы и попивал трофейный шнапс. Так нет же, сам вызвался на фронт, да еще и со своими тремя курсами иняза загремел в разведгруппу к Никифорову, которую часто посылали на задание чуть ли не за день до основного наступления. Поэтому сейчас можно было спокойно наткнуться на фрица, справлявшего нужду где-нибудь в кустах, не говоря уж о минах и засадах.

За годы войны такие всплески негодования во время походов вошли у Кашина в привычку и вскоре сменялись мыслями о доме и родных, от которых сержант не получал известий вот уже несколько месяцев. Думал он и о своей прошлой жизни в Ленинграде, об учебе в Герцена и даже девушках, с которыми тогда гулял.

Тем временем отряд, обойдя замершую реку, вышел с перелеска на старую дорогу. Вдали виднелась ограда из колючей проволоки.

– Пробираемся тихо, может немчура отсюда еще не свалила, – прошептал капитан.

Подойдя ближе, Кашин разглядел за оградой несколько одинаковых бледно-серых зданий. Вместе они напоминали больничный городок: со своими скверами, лавочками и бетонными дорожками, что соединяли здания между собой. И вдруг он увидел двух солдат в эсэсовской форме, проходящих вдоль парка.

– Что эти твари здесь делают?! – сплюнув, пробурчал капитан. – Так… Коценко, Зурин, обойдите-ка вокруг, посмотрите что там и бегом сюда.

Через несколько минут бойцы вернулись.

– Там с другой стороны несколько домов. А дальше поле и дорога, – доложил старшина Коценко. – Местных не видели и фрицев тоже. Даже караула толком нет, только эти два ходят. Наверно, драпанули все недавно. Черт его знает, что это за место. На штаб не похоже, да и для лагеря маловато. Может госпиталь…

– Ладно, плевать. Все равно дорога у нас одна. Придется зачищать, – пробурчал капитан.

Основной отряд укрылся за деревьями в засаде, в то время как Коценко, миновав ограду с двумя бойцами, уже поджидал караульных на углу одного из зданий.

Но неожиданно из окна напротив послышался крик:

– Die Russen sind da!

– Твою мать, – выругался капитан. – Федя.

Долго объяснять не пришлось. Притаившийся в кустах снайпер Федя тут же уложил первого караульного из винтовки. Второй, однако, оказался смышленым и упал на землю, спрятавшись за своим мертвым другом. Тем временем кричащий из окна едва не изрешетил угол, за которым укрылся Коценко, но вскоре заглох после пущенной старшиной гранаты. Второй караульный, не успев спрятаться получше, к тому моменту уже лежал с пробитой головой.

Началась зачистка, в ходе которой отряд Никифорова уничтожил еще трех немецких солдат. Последнего застрелили уже в коридоре центрального здания.

Проходя мимо, Кашин остановился и взглянул на него. Это был хорошо сложенный светловолосый человек с петлицами штурмбаннфюрера СС. Удивительно, но на его лице не просматривалось ни намека на зверства, что творили эти подонки. Будь на нем сейчас не эта серая форма, а простой костюм, он скорее походил бы на учителя или инженера.

И вдруг лежащий приоткрыл глаза и потянулся окровавленной рукою в свой китель. Кашин тут же всадил в него пол-обоймы из трофейного «вальтера». Немец обмяк, так и не успев достать пистолет. Нагнувшись к убитому, сержант поднял край кителя и, вместо оружия, увидел в руке офицера тонкий потертый блокнот.

– Зачем ты полез за ней? – прошептал Кашин, подняв тетрадь.

– Петя, иди сюда, – послышался крик Никифорова.

Завернув за угол коридора, Кашин увидел своих товарищей, стоящих у массивной стальной двери с выгравированной на ней странной эмблемой в виде перевязанного лентой меча.

– Что тут написано? – спросил капитан, показав на табличку у двери.

Подойдя поближе, Кашин прочитал с немецкого:

– Аненербе...

– Чего?

– Что-то про наследие предков. Дальше я не разберу. Тут сокращения какие-то, – развел руками Кашин.

– Ладно, плевать, – пробурчал Никифоров. – Коценко, тащи сюда гранаты. Посмотрим, что там.

– Товарищ капитан, может быть сначала в штаб сообщим? – покосившись на табличку, спросил Кашин. – Мы же не знаем, что с другой стороны. Просто так бы такую дверь не поставили…

Никифоров в ответ лишь отмахнулся.

– Отходим. Коценко, давай.

Через минуту раздался взрыв. Рвануло так, что едва не рухнул второй этаж. Тем не менее сама дверь и ее стальная коробка остались почти невредимыми и упали только из-за обвала стены вокруг. Заглянув в образовавшийся проход, бойцы увидели еще один коридор, уходящий далеко вглубь здания. Настолько далеко, что снаружи оно казалось многим меньше.

– Ну вот, – усмехнулся капитан. – Стоило из-за этого гранаты переводить. Че стоите? Пошлите, посмотрим, что там.

Под горящими сверху лампами стены и пол словно светились, всюду покрытые белой краской. Коридор здесь был как в больнице, но без дверей и окон. Сплошная белая стена заканчивалась поворотом налево. Дальше проход преграждала решетка, повозившись с которой, разведчики вышли в большой зал.

Мельком оглядевшись, Кашин с удивлением уставился на одну из стен. Она полностью состояла из прозрачного стекла, так что можно было легко разглядеть комнаты, что были за ней.

– Смотрите, там кто-то есть, – закричал Федя, ткнув пальцем в стекло.

И действительно, в углу крайней комнаты сидел мальчик, испуганно озираясь по сторонам.

– Он нас не видит, – проговорил капитан. – Наверное, с другой стороны стекло темное. Отсюда эти твари наблюдали за людьми, словно за животными в клетках. Нужно его освободить.

Однако разбить стекло оказалось не так-то просто. Лишь после нескольких выстрелов в упор зеркальная стена разлетелась на куски.

Увидев их, мальчик бросился бежать. Догнать его удалось только в коридоре.

– Спокойно, – прокричал Никифоров, обняв вопящего ребенка. – Все хорошо. Мы ничего тебе не сделаем. Петя, да скажи ты ему.

– Czy mowisz po polsku… Sprechen Sie Deutsch? - поочередно выкрикивал Кашин.

– Я… я вас не понимаю, – сквозь слезы, пропищал мальчик.

– Ты что русский? – улыбнулся Никифоров. – Как тебя зовут?

– Витя, – ответил мальчик.

Разведчики вывели ребенка на улицу уже затемно. К тому же поднялась метель, так что идти дальше не представлялось возможным. В итоге капитан решил обустроить ночлег в том же здании, на втором этаже, где было что-то вроде актового зала. Бойцы расположились на небольшой сцене, покидав туда матрасы, найденные на складе в подвале.

К этому времени Витя немного успокоился и уже не пытался бежать. Укутавшись серым покрывалом, он хватал и быстро пережевывал поданный ему хлеб, словно боясь, что его сейчас отнимут.

– Ты сам откуда будешь? – спросил капитан.

Проглотив хлеб, мальчишка поднял свое бледное исхудавшее от голода лицо и, покосившись на Никифорова, проговорил:

– Из Харькова.

– А сюда как попал?

– Нас с мамой, папой и Катькой в вагон затолкали и….

Мальчик снова зарыдал. Схватившись за голову своими маленькими ручонками, он все плакал и плакал, не в силах остановиться. На этом расспросы пришлось отложить.

После ужина капитан подозвал к себе Кашина и отправил их с Федей следить за дорогой в крайнее здание комплекса. Полазив по этажам, бойцы нашли кабинет с нужным обзором и кинули жребий, кому караулить первым. В итоге проигравший Федя уставился в окно, а сержант развалился на кресле в углу. Однако, несмотря на накопившуюся усталость, он долго смотрел в потолок, не закрывая глаз.

Какое-то странное чувство никак не давало ему заснуть. Вот уже пару часов, с того самого момента как он увидел ту зеркальную стену, ему казалось, что он забыл что-то очень важное. Настолько важное, что все их задание не имело никакого смысла по сравнению с этим. И тут он вспомнил о тетради, что взял у офицера.

Порывшись в вещмешке, Кашин нашел тот блокнот. Однако здесь сержант столкнулся с трудностью. Ведь чтобы не выдавать позицию, свет в комнате зажигать было нельзя. К счастью, в паре метров от него на столе лежала небольшая лампа. Спустив ее на пол, Кашин улегся сам и, убедившись, что включенная она едва освещала до уровня окна, открыл тетрадь. Беглая немецкая пропись сперва показалась ему нечитаемой, но вскоре он приспособился и начал переводить более уверенно:

Если вы читаете эти записи, я должно быть уже мертв или арестован. Иначе бы они никогда не оказались у вас в руках.

Хочу сразу отметить, что хоть описанное мною относится к сведениям особой важности, я никогда не имел цели навредить своему отечеству. Напротив, для его сохранения, как и сохранения жизни на земле, в том виде, какой она нам известна, считаю необходимым упомянуть о происходящем здесь.

Этот блокнот может показаться вам личным дневником, хотя я начинаю его многим позже изложенных ниже событий, так как по своему скудомыслию ранее не видел в наших исследованиях никакой опасности. Надеюсь когда-нибудь вымолить у Господа прощение за содеянное нами.

Комендант центра Вольфсангель

Хансс Лиммер

9 декабря 1944 г.

***

Оно попало к нам в феврале 43-го. Я не знаю, откуда его привезли. Ходили слухи, что во время раскопок в Норвегии наши ученые дошли до немыслимой для человека глубины и нашли там старую гробницу. Однако нам запрещалось об этом спрашивать.

В мои обязанности входили охрана и хозяйственное обеспечение, поэтому я не принимал непосредственного участия в исследованиях Драйнса. И все же я прекрасно помню тот день, когда впервые увидел за стеклом эти впалые красные глаза, перекошенную клыкастую пасть и синюшную кожу. Ростом оно было чуть более метра. Кто-то даже пошутил, что нам привезли гнома. Вместо имени ему дали длинное кодовое обозначение, однако между собой мы называли его «объект».

Уже к концу марта, по мере контакта с людьми в ходе обследований, объект полностью перенял наш цвет кожи, его лицо округлилось и начало походить на человеческое. Доктор Драйнс так и не смог дать этому объяснения.

В апреле начались эксперименты по «социальной адаптации». Первой к нему подселили русскую семью, привезенную из Аушвица: мужчину, женщину, девочку и мальчика по имени Витя (тогда я не думал, что мне придется запомнить это имя).

Площадка для исследований представляла собой множество комнат, соединенных между собой проходами. Так что русские могли попытаться скрыться от объекта в дальних помещениях. Однако не сделали этого.

Нас поразило, насколько быстро объект сблизился с подопытными. Уже через пару дней их страх полностью прошел, появились первые признаки привязанности к этому существу. За это время объект перенял у них язык, хотя до этого никогда не слышал русского. Больше всех он общался с мальчиком и вскоре внешне стал походить на него (как ни странно, никто из русских этого не заметил). Они играли вместе по нескольку часов, шутили и даже спали, укрывшись одним одеялом.

2 мая при утреннем обходе мы нашли их тела: мужчина, женщина, их дочь и сын, лежали на полу. Вернее лежало то, что от них осталось. Тем временем объект сидел в углу одной из комнат, полностью переняв облик убитого им мальчика. С тех пор всем новым подопытным он представлялся именем «Витя».

Прочитав это, Кашин вздрогнул от ужаса. Сперва он дернулся к стоящему у окна Феде, но потом вновь взялся за тетрадь:

Я сбился со счета, сколько их было. В течение года мы каждый месяц подселяли к нему новых подопытных из различных национальных групп: русских, евреев, поляков, цыган и даже немцев. Никто из них не выжил.

Своими физическими характеристиками объект значительно превосходил любого человека. Однако он никогда не атаковал сразу, сначала внимательно изучал свои жертвы, учился у них, заставлял их поверить в свою безопасность и только потом убивал.

Главной загадкой для нас оставалась причина этих убийств. Она крылась совсем не в борьбе за выживание. При заселении подопытных объект не испытывал недостатка в пространстве и пище и понимал, что они не несут ему угрозы. В связи с этим его действия поначалу казались нам бессмысленными.

Тем не менее доктор Драйс был уверен, что это существо можно контролировать. Несколько раз он звонил в управление, прося разрешения начать подготовку объекта к диверсионным операциям в тылу врага.

Но уже к лету 44-го, в связи с тяжелой обстановкой на фронтах, финансирование значительно урезали. Вскоре из лагерей нам перестали поставлять расходный материал. Мой последний телефонный разговор с Зиверсом состоялся 14 ноября. К этому моменту управление потеряло к нам всякий интерес.

Вскоре я начал замечать странности в поведении персонала, особенно самого доктора Драйнса. В наших с ним личных беседах он все больше говорил о неких подземных существах, что якобы следят за миром мертвых. Я не придавал этому особого значения до тех пор, пока однажды ночью не увидел доктора за стеклом рядом с объектом. Они шептались на неизвестном мне языке.

На тот момент Драйнс полностью утратил способность к здравому мышлению. В ответ на мои упреки относительно грубых нарушений требований безопасности, он заявил, что отныне находится под защитой богини Хель. Спустя три дня, во время утреннего обхода, я нашел его труп в той же самой комнате. А объект сидел в углу и улыбался мне через стекло.

По инструкции я сразу сообщил об этом в управление. Они обещали прислать комиссию для расследования. Однако к там так никто и не приехал.

Две недели назад произошел новый инцидент. Один из сотрудников лаборатории напал на моего заместителя. Мы не успели его схватить и допросить, так как спустя несколько секунд он, крича что-то не своим голосом, проткнул себе вилкой горло.

И это далеко не единичные случаи. Здесь я не буду останавливаться на каждом эпизоде с летальным исходом. Замечу лишь, что сотрудники, когда-либо имевшие контакт с объектом, начали впадать в приступы истерики, часто сопровождающиеся беспричинной агрессией.

1 декабря, перед объявлением карантина, состоялся мой последний обход блока, где находился объект. Тогда впервые наши взгляды встретились. Невозможно описать, что я увидел в его глазах. Быть может, я тоже схожу с ума, но теперь мне стала понятна причина всех этих убийств.

Если ад существует, тогда в Норвегии мы до него докопались. И нашли там то, что не должно было попасть в наш мир...

После текст обрывался. И лишь спустя две страницы другой ручкой было небрежно написано:

Сегодня мы застрелили четверых сотрудников, пытавшихся открыть дверь и прорваться к объекту. Остальные давно сбежали. Я этому не препятствовал. Нас осталось только шестеро. По крайней мере, оставшимся людям я могу доверять.

Эта тварь сидит там без еды уже больше месяца. Но я знаю – она жива. До этого я боялся заходить в тот блок, чтобы не попасть под ее влияние. Но сегодня нужно с этим покончить.

Комендант центра Вольфсангель

Хансс Лиммер

18 января 1945 г.

***

– Ты что оглох… Эй, Петь! Да что ты там вычитываешь? Говорю, раз все равно не спишь, покарауль пока пять минут, а я отлить схожу, – вдруг послышался голос Феди над головой.

Кашин повернулся, посмотрел на товарища и вышел из комнаты.

– Стой! Куда ты? У нас же пост, – кричал ему в след Федя.

Но сержант уже бежал со всех ног.

Добравшись до второго этажа главного корпуса, он увидел Витю, сидящего на матрасе возле обступивших его разведчиков. Немного повеселевший мальчик что-то рассказывал бойцам.

– Кашин, твою мать, ты что тут делаешь? Я же вас караулить отправил, – удивленно пробурчал стоящий сбоку Никифоров.

Словно не слыша капитана, Кашин подошел вплотную к ребенку и проговорил:

– Посмотри мне в глаза.

– Что? – непонимающе ответил мальчик.

– Я сказал, посмотри на меня! – заорал на весь зал Кашин.

Витя немного повернул голову и взглянул в глаза сержанту. Спустя мгновенье Петр Кашин достал свой «вальтер» и застрелил мальчика на глазах у ошарашенных товарищей.