У нас в крови

Загорелся индикатор экстренного торможения. Истерично взвизгнула резина, и Егора бросило вперёд, грудью на руль. Не увидел! Рубашка мгновенно прилипла к спине. Матерясь, он выскочил из машины… Вот скотина! Жирный кот так и сидел, лениво постукивая хвостом по асфальту, в каком-то полуметре от капота. Даже не обернулся!

Егор отёр рукавом лоб и с трудом подавил желание пнуть холёную дрянь. Он даже представил себе, как именно у кошака подогнутся толстые задние лапы, если ему хорошенько наподдать, как тот всё-таки сгруппируется в последний момент и с урчанием отпрыгнет в сторону.

Кот повернулся и поднял на него глаза. Baby-blau. Голубые, как у младенца. А по-русски… Сизые, что ли? Почти такие же, как у той немецкой недоучки, которая уже сто лет как гнила где-то под Штральзундом. И ладно бы просто гнила – нет ведь. Даже из гроба продолжала распространять плесень своих псевдонаучных взглядов. Егор шикнул, притворно замахнулся ногой, и кот, сверкнув младенческой сизостью, ретировался в кусты.

Егор сел обратно в машину, перенастроил систему распознавания препятствий в более чувствительный диапазон и включил автопилот. Повыпендривался маленько на ручном управлении – и хватит. Автомобиль мягко двинулся вперёд.

Тупой кот. В этом он тоже похож на ту немку. Оба тупо сидели на месте, пялились в одну точку и даже не думали посмотреть по сторонам.

«Изделия из пластика представляют собой куда меньшую опасность для окружающей среды, чем принято считать. Более того, пластик стал частью биотопов и домом для многих организмов».

Это она на полном серьёзе!

«Пластик пробрался вплоть до наших клеток, но организм умеет защищаться. Когда частичка проникает внутрь, клетка обволакивает её мембраной, отгораживая от цитоплазмы. Чтобы попасть, скажем, в почки, микропластику придётся преодолеть пять или шесть барьеров, что маловероятно. А на деле – невозможно».

И эту ересь в 2021 году опубликовала «Биогра». Господи, в 2021-м, не в 1921-м же! Всё-таки оборудование уже было, РЭМ- и СЭМ-микроскопами в пределах 0,4 нанометра с органикой работали. А потом…

Мысли о конференции назойливо барабанили в затылок. Егор снова вспомнил фотографию женщины из презентации своего немецкого коллеги. Cизые глаза и длинный нос, слегка клюющий вниз… Рита Маисдорф.

Автомобиль нырнул в переулок и ловко остановился рядом с домом. Егор выставил программу самостоятельной поездки обратно в аэропорт и вышел из салона. Достал чемоданчик из бесшумно открывшегося багажника и грохнул его об асфальт. Одно из колёс издало подозрительный звук.

И ещё эта Рита улыбалась. Широко улыбалась, невинно. Немки умеют улыбаться так, что сразу прощаешь им и носы, и любые другие недостатки. А русские женщины почему-то не умеют. И Алёнка не умеет. Зато она, с ровным носиком и по-детски круглым подбородком, умеет выводить из себя своими вопросами. Тоже, между прочим, невинными. И ведь по сути – вот если взять фразу отдельно – ничего такого в них нет, этих её вопросах.

«Вадик защитился? Ну надо же! А сколько уж он писал докторскую? Всего-то? М-м… А ты сколько пишешь?»

И ведь ей не объяснишь, что работа Вадика – профанация. Ну стал он кормить своих крыс микропластиком, когда всё это началось. Ну протоколировал даты смерти. И что? Медицине от этого толк какой? Правильно. Ровно такой, что теперь известно, как быстро дохнут крысы, если их кормить микропластиком в количестве стольких-то грамм. А пока Вадим, патологический отличник, главврач Клиники сосудистой хирургии, потчевал грызунов, он, Егор Вакуленко, бывший троечник, оперировал людей. Потому что у него, Егорки-троечника, оказался Дар. Божья искра. То есть не его это заслуга, надо так понимать. Совершенно случайно у него железная спина, твёрдая рука и ловкие пальцы. И вот такие бы данные – да Вадиму, он бы давно поднялся до уровня мирового светила! Ага. В заднице бы у него светило!

Чемодан громыхал по дорожке, мощённой булыжником. Одно из колёс упрямилось, и Егор то и дело раздражённо дёргал за ручку. Тым-дым-дым-кр-р-рых-х. Тым-дым-дым-кр-р-рых-х. Он рванул проклятую тарантайку, раздался хруст, и колесо вместе с креплением вылетело из днища. Егор развернулся, вдавил до упора задвижную ручку, схватился за текстильную петлю и швырнул чемодан. Тот беспомощно шлёпнулся на газон, защёлки расстегнулись от удара, содержимое вывалилось наружу. Металлическая крышка, покрытая чёрным лаком, блеснула на солнце, как кожа морского животного.

Кит со вспоротым животом, набитым кусочками яркого пластика. Вот на что это было похоже. Снимок с китом тоже показал немецкий коллега – сразу после того как продемонстрировал улыбающуюся немку. Умно! А потом герр Зутер позвал на сцену его, Вакуленко. Как к доске вызвал. И он, Егор, на своём троечном, неуклюжем немецком рассказывал участникам Международной конференции по проблемам пластика, как долго уже наблюдает детские инсульты, инфаркты и лёгочные эмболии, каких размеров достигают конгломераты с микропластиковыми ядрами и какие методы лечения он считает эффективными в данной чрезвычайной ситуации. Финальную сцену в этой складной драматургии сыграл тот же Зутер: с горечью в голосе резюмировал, как сильно всё-таки ошибалась немецкая, да и вся европейская наука, поверив сто лет назад Рите Маисдорф и её последователям. И как unentschuldbar – непростительно, – как жутко Европа виновата перед остальным миром. В частности – перед Россией.

Егор не мигая смотрел на мёртвого кита с отломившимся колесом. В переулке стояла тишина.

А потом зал взорвался аплодисментами. Столько спасённых жизней! Родители не забудут! Конечно, не забудут. У них теперь жёсткое расписание на гемофильтрацию. Это всё, что медицина и он, герр Вакуленко, может им предложить, помимо своих – совершенно случайно – талантливых рук. А ещё герр Вакуленко знает, что вскоре и этого не сможет им дать, потому что аппаратов мало, рук у него – только две, а число случаев растёт в геометрической…

– Егор! Ты чего там? – Алёна высунулась из окна второго этажа. – Чё такое с чемоданом-то?

– Да в кошака одного метился, он нам на газон нагадить хотел, – Егор сам удивился, что с такой лёгкостью соврал, и с неохотой посмотрел наверх, приставив ладонь козырьком.

– Совсем, что ли? Ты же любишь кошек!

Егор пожал плечами. Он осторожно прошёл к чемодану по влажной траве, запихнул обратно разноцветные кишки и подхватил ношу двумя руками. Как спящего ребёнка или невесту. Или больное животное. Несколько капелек росы скатились по чёрному лаку.

***

– Ну, с приездом! – Алёна убрала за ухо выбившуюся прядку.

Она вообще была какая-то растрёпанная. И смотрела виновато. Любовника, что ли, завела?

– Ты только на кухню пока не заходи. Думала, успею до твоего приезда всё убрать. У нас это… крупяная моль завелась. Я всё перебираю.

– Да выкинь не глядя всю бакалею, иначе потом опять двадцать пять.

– Егор, ну жалко же.

– А свой труд тебе не жалко? Делай как знаешь… На вот тебе гостинец, – Егор достал из чемоданного брюха жестяную баночку и вручил её Алёне, вяло чмокнув в губы.

– «Бэйс»! Откуда, Егорыч? Они возобновили производство в Германии? – Алёна отёрла руки о домашнюю кофточку, бережно взяла банку и тут же вскрыла её. Пахнуло паприкой. – Боже! Слу-ушай… Ну ты вообще-е, – Она вытащила горсть полупрозрачных от масла чипсов и запустила их в рот, запрокинув голову.

– Производство так и не возобновили. Это ещё раритетные – «переложка». У них же новая упаковка дороже самих чипсов оказалась. Так что… – Он развёл руками.

– Ошень шаль. Фкуснотиша! Таких больфе ни у кого нет!

– По мне так – чипсы как чипсы. Но рад, что угодил.

Егор прошёл в гостиную, по пути бросив взгляд на кухню. У стен громоздились выпотрошенные стеклянные контейнеры. Шкафы темнели пустым нутром. Рядом с одним из них стоял туго набитый пластиковый пакет с уже заклеенным верхом.

– Алён, ты зачем крупы-то в пакет ссыпала? Это же не потенциально опасные отходы.

– Как – не опасные? Зараза такая! Эта моль тут всё заполонила!

– Не надо было тратить на это пластиковый мешок. Вытащила бы сразу всё на улицу, в биобак высыпала. Эти мешки не для таких случаев! – У Егора заходили желваки.

– Ну всё, завёлся.

– Да, завёлся, – Он задрал подбородок. – Потому что это я выковыриваю из людей то, что осталось от таких вот пакетиков! Понимаешь? Да ни черта ты не понимаешь! Тебе же главное – чтоб чипсы вкусные, да? Откуда вообще у нас эта крупяная моль взялась? Может, ты опять чего-нибудь на своих чёрных сайтах прикупила? Что там у тебя любимого, а? Чипсы «Бэйс», мюсли «Скороежка»? – Он рванул к жёлтой кухонной урне с надписью «Для рециклинга» и вытряхнул содержимое.

По полу разлетелись пустые блистеры, крышечки от лекарств. Последним из пакета выпал рваный пластиковый лоскут, повернувшись к Егору надписью «…жка».

– Это что? А?

– Я же не знала, что там могут быть… – Алёна покосилась на упаковку.

– Ах ты не знала? Может, ты не знала и то, что именно из-за этого дерьма всё началось? Вот у нас с тобой в крови коктейльные соломинки и подгузники наших прабабушек плавают, а эта самая упаковка – она же у наших правнуков сосуды – как пробкой! – Он хлопнул кулаком по раскрытой ладони. – Если мы вообще успеем родить! И если они выживут – если мы их родим! И проверять это на собственном ребёнке я пока не собираюсь!

Алёна беззвучно пошевелила губами и отвернулась.

– Алёна! Алёнушка! Опомнись! Всё хуже, чем мы думали! На этой конференции – я расскажу тебе сейчас, что там было, – ребята показывали снимки тканей: печень, жировые отложения, почки, плацента – всё усеяно микропластиком! Он у нас в крови уже при рождении! Видела бы ты эти конгломераты в тоненьких, нежных совсем сосудиках… А скоро, Алёнушка, милая моя, за детками массово последуют старики, потому что у них и так атеросклероз!

Её плечи судорожно ходили туда-сюда. Егор грубо развернул Алёну к себе и, срываясь на шёпот, начал выплёвывать ей в лицо:

– Все скажут: от того и мрут старики, что атеросклероз. А я тебе открою секрет, Алёна. Наши ребята сделали вскрытие пары сотен последних инсультников и инфарктников. И вот что оказалось: им бы жить да жить ещё! Но у них в артериях пробки из пластика и холестерина! Эту дрянь уже по-умному назвали – холесто-полипропиленовыми бляшками, о как! Чья мама первой попадёт ко мне на стол? Твоя или моя? А за стариками и мы потопаем ровными рядами! И вымрем совсем не потому, что плохо размножаемся, – это мы очень даже! ого-го как даже! – а потому, что гадили много, и теперь получаем своё дерьмо обратно – внутривенно. Ты это понимаешь? – Он тряхнул Алёну, и её голова глухо стукнулась о стену.

– Ы-ы-ы! – вырвалось из её груди. – Ы-ы-ы! – Она оттолкнула его и бросилась в гостиную, а потом – вверх по лестнице.

Хлопнула дверь. Потом снова открылась, и сверху раздался срывающийся голос:

– А когда… когда ты, кстати, закончишь свои опыты, призванные спасти наш дерьмовый мир? И когда тебе деньги платить начнут нормальные за это твоё суперменство?!

Наверху опять хлопнула дверь.

В тишине Егору было слышно лишь учащённое биение собственного сердца. Сначала кот. Потом чемодан. Теперь вот жене чуть голову не разбил. Что же это? А ещё врач… И про опыты она права. И про деньги… Егор присел и стал собирать мусор. На упаковке от «Скороежки» виднелась какая-то надпись, сделанная чёрным маркером. Он сложил кусочки и прочёл: «Хрусти с удовольствием! Твоя Нина».

***

Вадим ходил по кабинету, иногда останавливался и покачивался с носка на пятку. Он слушал.

– …Получается, в те самые годы, когда в Европе ограничили производство полиэтиленовых пакетов и одноразовой посуды, эта Рита Маисдорф выдала: да чё вы, ребята, паритесь? На пластиковых отходах чудесно живут всякие водоросли, грибы, губки. Им даже нравится. А люди волшебно фильтруют микропластик! Разумеется, все ей с удовольствием поверили. А тут ещё первая пандемия началась, медицинские маски тоннами стали производить. Пластиковые соломинки запретили, а маски одобрили. На ходу переобулись… И вот оттуда корни, Вадим.

– Что там Зутер говорит по прогнозам? – Вадим прекратил своё броуновское движение.

– Да чё он скажет? Он меня спрашивал, что да как. Какая статистика по России, какая динамика.

– Почему это вообще у нас-то началось?

– Потому, Вадик, что мы идиоты. Полтора столетия скупали их мусор и хоронили его в землю-матушку. В Европе мало места, а у нас мно-ого: горы-долы, равнины-хреновины. Ну вот мусорок-то и начал через грунтовые воды просачиваться, – Егор развёл руками.

– А переработчики-нейтрализаторы что рассказывали?

– В Европе они давно неплохо работают. Да и у нас много биозаводов сейчас. На личинках хрущака, на огнёвках. Жрут быстро, выделяют двуокись углерода. Только они что жрут? Пластик последних десятилетий. А сегодняшняя катастрофа – из-за древних этих залежей. Концентрация микропластика в воздухе – примерно как пыльцы в начале цветения какой-нибудь ольхи. Воду надо дополнительно фильтровать. Про мясо, рыбу я вообще молчу. Лучше не есть.

– А чего они решили нам помогать? Набраться опыта заранее, прежде чем их накроет? – Вадим опять начал ходить туда-сюда.

– Ясен пень.

– Ну и что нам делать? – Вадим вопросительно посмотрел на Егора. – Молчишь? Давай так. Нам присвоили статус экспериментальной клиники и дали добро на опыты. Даже самые смелые и… эм… не самые этичные. Но это между нами. Выкладывай, что ты там вынашиваешь?

– Я уже выносил и родил гемофильтрацию. Немцы вон заинтересовались.

– При всём уважении к твоему изобретению: это круто, но очень дорого. Да и долго. Мы не сможем обслуживать поток клиентов, люди начнут умирать у нас в отделении, и тогда полетят шапки вместе с головами, – Вадим провёл большим пальцем себе по шее. – Ты лучше скажи, какие опыты ставишь для своего диссера?

– Да что ж ты!.. Какие опыты, когда у меня дети вон опять в «сетке» – с обеда до середины ночи! Все срочные, все критичные! Я хирург! – Егор ударил кулаком по столу и резко встал, нависая над Вадимом. – Всё. Мне уже «мыться» пора.

– Ты поосторожней с руками-то своими, хирург, – Вадим тоже встал и холодно посмотрел на него снизу вверх. – Так и не застраховал пальчики свои?

– Не застраховал! – Егор развёл руки в стороны и потряс кистями. – Как отшибу их, на «Леонардо» полностью перейдёте. Не все проекции могёт, зато робот! Не кушает, не какает и – самое главное – за-стра-хо-ван! А я буду слушать пластиковый шелест Чёрного моря в трущобах Лазаревского!

– Клоун ты! – бросил вслед Егору Вадим.

***

– Так, флотации больше не вижу… Кать, не спи. Где заплата? – Егор выжидающе посмотрел на ассистентку поверх очков с электронной лупой.

– Сейчас, Егор Андреевич, – Катя осторожно подала аутовену.

– Вшить попробуешь? Хороший доступ.

Катя испуганно замотала головой:

– Нет, у неё всё такое маленькое, я не смогу.

Егор хмыкнул и перевёл глаза на рану.

– Смотри: вот тут П-образный шов... Вкол делаю снаружи заплаты и изнутри артерии… Тут всё. Кончик заплаты кладу поверх артерии. Поняла? Давай обвивной делай… А я говорю, сможешь! Свободнее стежки клади… Всё. Отойди. Делаем пробное кровопускание.

– Наружная есть… Внутренняя есть… Общая сонная… Тоже нормально.

– Ну всё тогда. Заканчивайте без меня. Надеюсь, зажимы помнишь как снимать?

– Конечно помню, – Катя опустила глаза.

– Вот и ладненько. И внешний шов красиво лазером потом отшлифуйте. Девочка же, – Егор пристально оглядел ассистентов и вышел из бокса.

Пока санитары снимали с него очки и операционную одежду, он смотрел через стекло. Крохотную девчушку было почти не видно за склонившимися врачами. Ещё полтора года назад он выполнял каротидную эндартерэктомию только глубоким старикам. А тут – четырёхлетка. Слева – окклюзия полимерной бляшкой. Две ишемические атаки с нарушением речи… – Он кивнул санитарам и пошёл в душевую.

Часы показывали далеко за полночь. Ещё пара дней в таком режиме – и его самого госпитализируют. Зачем он вообще домой возвращается? Поспать шесть часов рядом с обиженной Алёной? Неделю уже в молчанку играет…

***

До дома оставалось минут пять, когда служебный электромобиль тряхнуло и бортовой робот оповестил сонного Егора о столкновении с препятствием третьего порядка. Неужели опять?! В свете фар Егор увидел судорожно дёргающееся животное размером с кошку.

Он выскочил из машины, подбежал к серому комку, под которым растекалась чёрная лужа. Так и есть: кот. Хвост беспорядочно бил из стороны в сторону, лапы плотно прижались к телу. Егор слегка повернул к себе морду кота: на него взглянули закатывающиеся сизые глаза. Как у Риты Маисдорф. Из раны на шее толчками фонтанировала кровь.

– Да что же это, – пробормотал Егор, поднимая совсем лёгкое тельце. – Потерпи, я сейчас, – Он переложил кота на локтевой сгиб левой руки, а большим пальцем правой зажал сонную артерию, двигая её к поперечным отросткам шейных позвонков. Кровотечение остановилось, и кот с обнажённым зубным рядом под приподнятой щекой притих.

Егор быстро сел обратно в салон, скомандовал автопилоту закрыть за ним дверь и продолжить путь домой на максимально допустимой скорости. Краешек сознания зацепился за ощущения под рукой: кот был вовсе не толстым, просто очень пушистым.

Окна второго этажа горели – Алёна не спала. Видимо, зависла над своими дизайнами.

Он вбежал в коридор:

– Алён! Алён, срочно спустись! Мне нужна твоя помощь! Я тут сбил…

На лестнице послышались быстрые шаги. Алёна влетела на кухню и застыла, уставившись на окровавленного кота.

– Распознаватель препятствий отказал, видимо. Вот, краем бампера шею рассекло. Ну не стой! Убирай всё со стола! Давай мне… Господи… Ничего же нет. Неси заколки. Самые тугие. Нож с тонким лезвием. Нет. Да, этот. Спирт принеси. Спицы есть? А крючки для вязания? Вилки десертные давай. Пинцеты, щипчики – все, какие найдёшь у себя в косметичке! Фонарик! Простыни! Аптечку тащи…

Алёна металась по дому и подносила всё, что требовал Егор. Когда поток просьб иссяк, она остановилась у стола и шёпотом спросила:

– Ты что, сейчас кота оперировать будешь?

Егор внимательно посмотрел на неё:

– Нет, есть буду.

Алёна поморгала и нерешительно улыбнулась. Егор затрясся и услышал, как из его собственной груди вырывается дикий, ненормальный смех.

– Ну ты и дура! – еле выдавил он сквозь слёзы.

– Сам дурак! – с трудом ответила Алёна, которую теперь тоже потряхивало от хохота.

Они отдышались и посмотрели друг на друга. Без смеха.

– Тебе придётся помогать. Начинаем, – скомандовал Егор. – У меня уже руку свело. Первым делом достань из аптечки шприц… И ампулы мне все покажи. Там какие-то анальгетики и успокоительные должны быть.

Алёна старалась, очень старалась. Егор видел в её глазах восхищение, хоть и смешанное со страхом. Крови она не боялась давно – с тех пор, как ей пришлось в лесу перетягивать бедро Нинке, напоровшейся на арматуру. Только тогда она получала его инструкции по телефону, а сейчас – напрямую. А этот другой страх – он возникает всегда, когда человек понимает, что от его действий зависит чья-то жизнь. Пусть и кошачья.

– Егор, посмотри сюда. Это что такое просвечивает?

Егор перевёл глаза туда, куда она показывала.

– Не может быть.

В рваный край пережатой артерии проглядывал конгломерат. Маленькая аккуратная пластобляшка.

– Это… полимеро… ну, она, да?

Егор высвободил конгломерат и положил на блюдце.

– Поэтому у него такие замедленные реакции. Он был в предынсультном состоянии. Возможно, оглох. Ещё бы пару недель – и… – Он поднял глаза к потолку.

– Повезло коту. Вне очереди попал к Вакуленко на эндартерэктомию.

***

Когда пациент был плотно спелёнат и уложен между туго свёрнутых простыней, Егор и Алёна опустились на пол кухни.

– Можно я сегодня буду спать прямо тут? – Алёна растянулась во весь рост на полу.

– Можно, Алён. А я рядышком. Можно?

Она молча прижалась к Егору.

– Я ведь не заказывала «Скороежку».

– Я в курсе. Нинка так и продолжает тебя благодарить?

– Откуда знаешь?

– Следы хреново заметаешь. Зато ты хороший ассистент.

– Правда?

– Глаз-алмаз! Недаром ты отличный дизайнер, – Егор поцеловал её в голову. – Ты уж прости меня. Я после той конференции сам не свой… Шишка, наверное, осталась? – Он осторожно потрогал её затылок.

– Забудь, – Она вывернулась из-под его руки. – Егор… Мы в полной заднице, да?

– Именно там.

– Все твои крысы после новых инъекций умерли. Я всё записала в протокол.

– Я прочёл утром. Этого следовало ожидать – мой энзимный «суперрастворитель» всё ещё слишком токсичен. Спасибо, что помогаешь, возишься…

– Я же всё равно из дома работаю. Мне несложно. И ещё я хотела тебе сказать… Ты только не злись. В подвале придётся всё перебирать и мыть.

– Почему? – Егор приподнялся на локте.

– Потому что я спустила туда тот злополучный мешок с крупой. Вывоз мусора же нескоро. И эта тварь – ну, моль – прогрызла пакет и вылезла. Она там везде сейчас.

– Этого ещё не хватало!

– Я не знала, что личинки крупяной моли жрут пластик. Только сегодня прочитала в интернете, что у них в кишечнике какие-то бактерии живут, которые позволяют его переваривать. Так же, как у огнёвок, которые на перерабатывающих заводах используются. Вот им здорово живётся, да? Лопают пластик – и ничего у них не забивается! Нам бы так!

– Что ты сейчас сказала? – Егор схватил Алёну за плечо и вытаращил глаза. – Да ты гений, Алёнка! Бактерии! Что же я раньше-то?.. – Он хлопнул себя по лбу, вскочил и заметался по кухне.

– Ты чего, Егор?

– Можно выделить эти бактерии из кишечника личинок и попробовать подсадить их! Сначала крысам! Да хоть коту вот этому! Он мне должен, между прочим! – Он показал пальцем на спелёнатое тельце. – А потом…

Алёна привстала и округлила глаза.

– Смотри: пластик попадает к нам в организм в основном через воду и еду, частично – через воздух. Но лёгкие ещё более-менее справляются, мы выкашливаем большую часть обратно с мокротой. Если использовать какие-то экологичные респираторы, проблема решена! А то, что попало в желудок, попадает в кишечник и там всасывается. Именно оттуда микропластик находит выход в кровоток. И всё – капут. А вот если бы у нас в кишечнике тоже жили бактерии, которые умеют переваривать пластик, то организм очищался бы!

– Ты что, хочешь… как его… пробиотик сделать? Из флоры этих гадких личинок?

– Именно! Выделить бактерии, адаптировать их под человека, рассчитать дозировку, – Егор загибал пальцы правой руки, – а потом развести и расфасовать по капсулам! Всё! Алё-ё-ёнка! – Он расцеловал её в обе щеки.

– Кота раньше крыс не отдам! – Алёна угрожающе подняла указательный палец.

– Как скажешь, о великая спасительница мира! – Он картинно приложил руку к сердцу. – Только молчок! Поняла? Даже Нинке ни слова!

Алёна кивнула и без сил опустилась обратно на пол. Уже светало.

***

Егор чуть не лопнул от нетерпения, отираясь у дома Дианы. Он ждал половины десятого, чтобы позвонить в её дверь. Диана, хоть и себе на уме, всегда была простой девчонкой – даже сейчас, когда стала доктором биологических наук и возглавила крупнейший исследовательский институт страны. Единственной сложностью в её характере было отношение ко сну. Она ещё в школе слыла «совой» и вечно зевала на первых уроках. Теперь Диана могла позволить себе тот режим, который ей подходил. Причём аргументированно: исследования циркадных биоритмов легли в основу её диссертации.

Ровно в девять тридцать он нажал на кнопку видеозвонка. Диана тут же открыла: тоненькая, как и в школе, с гладким свежим лицом, она, казалось, была неподвластна времени.

– Отлично выглядишь, Диан! Ну точно – законсервировалась!

– А спать потому что надо так, как надо! – засмеялась она. – Вот и вся консервация.

В гостиной пахло кофе.

– Я думал, ты не пьёшь кофе, – съязвил Егор.

– А мне он не для бодрости, а для пищеварения нужен, – невозмутимо парировала Диана. – Стимулирует!

– Вот о пищеварении я и хотел с тобой поговорить, – он решил сразу взять быка за рога.

Егор рассказывал о конференции по микропластику, коте и крупяной моли почти полчаса, а когда умолк и наконец-то сделал глоток остывшего кофе, Диана кивнула:

– Теоретически это возможно. И теоретически у меня в институте есть человек, который сделает тебе такой пробиотик. Но практически… Понимаешь, мы – не черви. Ты же знаешь, что бактериальная флора кишечника отчасти определяет наше поведение? Это ещё Франциска Мэндерс в своих исследованиях доказала. Тоже немка, между прочим. Вот у меня флора ленивая. Поэтому я и пью кофе по утрам. А пополнять свой «зоопарк» я больше – ни-ни. Помнишь, был период, когда я агрессировала и со всеми ссорилась? В то время я пользовалась модным пробиотиком, который заставил работать кишечник как по часам. Вот только я перестала нормально спать и вечно злая ходила. Это была уже не я.

– Хочешь сказать, если нам подселить бактерии личинок, мы станем себя вести, как они?

– Я этого не говорила. Просто хочу предупредить тебя, что изменения в поведении и, в первую очередь, пищевом, будут однозначно. И тебе надо тщательно проверить какие.

– У меня не осталось времени, Алён. У нас не осталось. Когда ты последний раз была на ангиографии?

– Ой, – отмахнулась она, – вот только не надо меня пугать.

– Я тоже «просто хочу предупредить тебя», – Егор поднялся. – Так я могу рассчитывать на конфиденциальность моего… м-м-м… заказа?

– Сделаем, Егор. Быстро, чисто, конфиденциально. И не подпускай к себе близко Вадика. Не успеешь оглянуться, как он присвоит все твои достижения. Как был в школе «крошкой Цахесом», так им и остался.

***

Егор слушал Вадима, положив ногу на ногу и покачивая стопой. Пятиминутка явно затягивалась. Вроде бы у Егора не было причин пребывать не в духе: критичных больных в сетке не значилось, кот стараниями Алёны шёл на поправку и уже второй день как сам вставал поесть, Диана отзвонилась и пообещала прислать «заказ» через сутки. Но на душе скреблись сизоглазые кошки. Вадим, как назло, то и дело косился в сторону Егора, словно пытаясь прочесть его мысли.

– Ну и последнее: не стесняемся делиться идеями по выуживанию микропластика из организма. Если нужна помощь – обращайтесь! Вот Егор Андреевич у нас крыс на свои личные средства зачем-то заказал. А ведь мог ко мне обратиться! – Вадим выразительно посмотрел на Егора.

– На личные средства – потому что в личных целях, – выпалил Егор. Теперь у него была пара секунд, чтобы придумать отговорку.

– В личных? Крыс?

– Совершенно верно, Вадим Маркович, – Егор скрестил руки на груди. – Я завёл кота и решил воспитать из него крысолова. Пусть потренируется, прежде чем сразится с исчадиями моего подвала.

В кабинете раздались смешки.

– Так, ладно. Планёрка закончена. Все свободны, – Вадим махнул рукой, словно признавая своё поражение, а потом громко добавил, глядя на Егора: – И помните: это дело государственной важности. Бюджет – тоже государственный.

***

После обеда в кабинет к Егору легонько постучали.

– Можно? – В дверном проёме появилась заплаканная Катя.

– Заходи. Что случилось? – Егор встал.

– Егор Андреевич, если вам про меня плохое скажут, то имейте в виду: я не воровка! – Она тут же разревелась.

– Подожди. Ты о чём?

– У моего Димочки врос ноготок. Я взяла списанные кусачки, хотела завтра вернуть. А тут… этот досмотр.

– Какие… Какой досмотр?

– На входе-выходе теперь который. Вадим Маркович распорядился. Я домой на обед пошла… Я же совсем рядом живу… Ну и… – Поток слёз стихийно размывал по её щекам тушь.

– Так, сядь. Успокойся.

– Я ведь ни разу ни бинтика, ни шприца… И вот именно сегодня – на тебе! Как назло… Вы мне верите?

– На, глотни водички. Конечно, верю. Скажем, что я разрешил. Понятно? Не будет тебе ничего. Это Вадим под меня роет.

– Спасибо, Егор Андреевич. Добрый вы. А почему… почему вы думаете, что он под вас роет?

– Хочет узнать, зачем мне крысы, и выиграть грант. Я действительно кое-что придумал, но не расколюсь, – он подмигнул Кате. – Ты ведь меня не выдашь?

– Да вы что? Да я за вас… Спасибо огромное!

– Тебе спасибо. Ты сама не знаешь, как меня выручила.

Как только Катя припудрила распухший нос и смущённо выскользнула в коридор, Егор набрал номер жены. Она тут же приняла вызов:

– Егор? Как хорошо! Только хотела тебе звонить!

– Всё нормально?

– Слушай, тут машина какая-то у нашего дома стоит. Часа три уже. И мужик время от времени из неё покурить выходит.

– Всё ясно. Я потому и звоню. Это Вадик твой любимый меня мониторит.

– Во-первых, не любимый. А во-вторых, чего мониторит?

– Он про наш крысиный заказ разнюхал. Видно, поставщик сболтнул. Как мир спасти, выведать хочет. И бабла срубить.

– Вот гадёныш!

– Мне очень приятно слышать это из твоих уст. А то всё «Вадик-Вадик»…

***

Егор залпом осушил стакан воды и прошёлся по кабинету. Отлично! Теперь «гадёныш» ещё и слежку устроил. Чуйка хорошая, что и говорить. Ну ничего. Завтра придёт посылочка от Дианы и… Блин! Он даже вспотел. Егор снова бросился к телефону:

– Диан, это я!.. Да, срочно! Минутку буквально! Ни в коем случае не привозите мне завтра заказ на вашей служебной машине! Слышишь? Ты была права про Вадика… Да, следит… Я автокурьера пришлю. Хорошо?

Егор вылетел в коридор и направился в ординаторскую. В дверях он чуть не столкнулся с Катей.

– Вот тебя-то я и ищу! – Он отвёл её в сторонку. – Кать, теперь мне нужна твоя помощь. Ты как-то говорила, что твой брат заведует системой по развозке еды на заказ и забору тары?

***

Месяц спустя

Закат выдался особенно красочным. Цветовая раскладка – да и только: от оттенка щёк здорового младенца до окраса воспалённых гланд. Алёне как дизайнеру натуралистические сравнения не нравились, и Егор предпочёл придержать их при себе. Тем более что красота неба была обманчивой – лишь очередное доказательство тому, что в атмосфере накопилось слишком много мельчайших частиц микропластика, преломляющих лучи солнца. Поэтому Егор просто протянул жене бокал шампанского:

– Ну, за первые успехи?

– Давай! Чтоб и дальше так – лопали и не дохли! – Алёна задорно дзынькнула бокалом и отпила глоточек.

Всё-таки чудесная у него жена. Искренняя. Язвительная – да. Но зато всегда знаешь, что у неё на уме.

– Егор, я вот думаю: если на человеке всё получится, тебе ведь Нобелевскую дадут. Сто процентов! – Для убедительности она энергично кивнула.

– Спасибо, что веришь в меня, Алён. И терпишь так долго… Кстати, не пора ли нам переходить на более крупных животных? – Егор кивнул в сторону свернувшегося клубочком кота.

– Бампи? Ты что! Рано же ещё! Или найди другого – наш только-только оклемался! – Алёна даже встала поближе к коту.

Смешная. Как будто он прямо сейчас собирался схватить Бампи и влить ему в глотку пробиотик.

– Ну ладно. Не будем пока рисковать. Я в лабораторию на минуточку и спать, Аленёнок, – Он ткнулся жене носом в шею и поспешил в подвал.

Крысам жилось как у Христа за пазухой. После успешного осеменения их кишечника флорой огнёвок они с одинаковым удовольствием лопали и обычные продукты, и кусочки из прессованного микропластика. В помёте, который Алёна раз в три дня отправляла в институт под видом пустой тары от заказанной еды, микропластик уже не определялся. За всё время эксперимента погибла лишь одна крыса – от зубов распоясавшегося кота.

Бампи демонстрировал чудеса кошачьей регенерации и даже не хромал – несмотря на запоздало выявленный перелом бедра, который поначалу не предвещал ничего хорошего. С Алёной у него случилась любовь с первого взгляда, а вот с Егором, хоть тот и был его спасителем, Бампи на контакт не шёл. Животина как будто знала о планах Егора и выражала свой протест, не желая становиться подопытным экземпляром.

Вот и сейчас Бампи недовольно постукивал хвостом, наблюдая, как Егор листает электронный опытный протокол.

– Не боись! – бросил в его сторону Егор. – В червяка не превратишься. Обещаю.

Кот перестал бить хвостом, словно осмысливая сказанное, и посеменил к выходу. Егор закрыл протокол, активировал его защиту и хотел было последовать за Бампи, как вдруг задумался. Планшет с протоколом имел три системы безопасности, а пробиотик просто стоял в холодильной камере. Да ещё подписанный. Укради его кто-то из подвала – и плакала «нобелевка».

Он открыл камеру и окинул взглядом склянки с пробами помёта и колбу с оптимизированным раствором пробиотика. «Не стоит класть все яйца в одну корзину» – или как там говорят? Егор вынул колбу и поднялся с ней наверх. Повертелся у кухонного шкафа с посудой и тарой и остановил свой выбор на непрозрачной бутыли с изображённой на ней россыпью фруктов. Егор довольно хмыкнул: даже если кто захочет найти – ни за что не догадается.

Он перелил пробиотик и задвинул его далеко к стенке кухонного холодильника на полку, где стояли другие бутылки и контейнеры с недоеденным обедом. Плотно закрыл дверцу и поднялся наверх.

– Алён, ты спишь?

– Сплю.

– Я пробиотик поставил в холодильник с продуктами к самой задней стенке. Пусть пока там будет, так надёжнее. В бутылке из-под мультивитаминного сока. Не перепутай. Хорошо? А потом холодильный сейф закажем.

– Как скажешь, Егор. Спокойной ночи. Давай тоже ложись – завтра рано вставать.

***

Алёна проснулась с головной болью и лёгкой тошнотой: третий бокал шампанского перед сном явно был ошибкой. Егор уже ушёл на работу. Егор… Тяжело ему. Слишком эмоциональный, слишком вспыльчивый, слишком талантливый.

Бампи жалобно мяукал и тёрся о ноги: просил есть, ясное дело. С тех пор как он пошёл на поправку, его аппетит рос с каждым днём.

А вот ей завтракать не хотелось. Мучила жажда. Алёна налила воды из фильтра и сделала пару глотков. Приступ тошноты снова подкатил к горлу, закружилась голова.

Она схватилась за стол и немного постояла, положив ладони на его гладкую поверхность. Егор утверждал, что это помогает. Метод сработал, а вот завтрак явно отменялся.

Алёна достала еду Бампи и, зажав нос рукой, наложила её в мисочку. Кот тут же зачавкал так, будто его не кормили неделю.

Алёна вышла на порог дома подышать утренним воздухом. Прохлада сделала своё дело – полегчало. Можно было садиться за дизайн садового участка, который она обещала завершить до вечера. Раздалось дребезжание стекла – соседка выносила ящики с пустой тарой. Алёна махнула ей рукой и поспешила обратно. Надо было тоже выставить бутылки и банки. Автозаборщик приезжал ровно в восемь утра. Не успеешь – терпи до следующей недели, складируй тару.

Алёна выкатила на тележке два ящика, поставила их на тротуар, задумалась и поторопилась назад. В холодильнике тоже надо было провести ревизию. В дверке обнаружилось недоеденное заплесневелое варенье. У задней стенки стояло несколько бутылок с соками и йогуртами. Она открыла одну из них, и в нос ударило чем-то перебродившим. Тошнота мгновенно вернулась, и Алёна едва донесла до ванной содержимое желудка. Чтобы ещё раз побаловаться шампанским – нет уж!

Когда немного отпустило, она вылила остатки испорченных продуктов в унитаз, ополоснула стеклотару и тоже вынесла на улицу. Как раз вовремя: в их переулок уже заворачивал заборщик. Теперь можно было браться за дизайн.

Уже сидя за рабочим столом, она вспомнила.

***

Егор, конечно, повозмущался, но быстро успокоился:

– Ладно, я сам виноват. Это была дурацкая идея – поставить экспериментальный пробиотик в холодильник с продуктами. Хорошо, что не выпила. Закажем новый «коктейль» у Дианы. Позвони ей сегодня! Всё, не переживай.

– А эти бактерии теперь никому не навредят?

– Нет. Они быстро дохнут.

Алёна облегчённо засмеялась. Тугой комок в желудке мгновенно расправился. В животе заурчало, и она решилась наконец-то перекусить. Нужно было что-то лёгонькое, быстро усваиваемое. Она потопталась у открытого холодильника и выудила бутылку с фруктовым питьевым йогуртом. Запах показался ей немного необычным, но приятным. Она сделала жадный глоток.

Горло снова сжалось в рвотном рефлексе, и она выплюнула остатки йогурта на пол. Вкус был не просто ужасным – отвратительным. У неё навернулись слёзы. Бампи подбежал к лужице, принюхался и начал жадно лакать.

– Ненасытный извращенец, – выдавила из себя Алёна, отпихнула кота и ушла за водным пылесосом.

***

К вечеру Алёне снова нездоровилось. В животе урчало, мутило. Когда внизу послышались шаги Егора, она даже не встала с кровати.

– Ты чего тут? Всё в порядке? – Егор зашёл в спальню и присел на краешек постели. – Бледненькая что-то… – Он провёл рукой по её щеке.

– Да всё это шампанское… Утром голова кружилась, тошнило, даже один раз вырвало, но быстро отпустило. А потом хлебнула прокисшего йогурта – и опять мутить начало.

– Можно? – Егор достал из прикроватной тумбочки фонарик и посветил ей в глаза. – Язык высуни. Хм. Приходи-ка завтра ближе к вечеру на ангиографию, хорошо? И в лабораторию на кровь. Я всё напишу.

– Ты у меня инсульт подозреваешь?

– Алкогольное отравление на фоне полной абстиненции. – Он улыбнулся. – Но вот бляшку твою я б ещё раз посмотрел. Считай, что профдеформация. Ты дозвонилась до Дианы?

– Не-а. Раз пять ей звонила.

– Когда именно?

– В четверть девятого. Потом в полдевятого и без пятнадцати. Не брала. А после обеда у неё автоответчик сработал два раза.

– Диана до девяти дрыхнет. У неё с этим строго. Позвони завтра в полдесятого. Думаю, она как раз будет завтракать и ответит. Спи давай. Завтра наверняка полегче станет, – Он подоткнул ей одеяло. – Но на ангиографию приди!

– Егор… Ты чудесный врач. Не слушай меня. Деньги, «нобелевка»… Не это главное.

Он растерянно кивнул, выключил свет хлопком в ладоши и вышел из спальни. Проваливаясь в сон, Алёна отметила, что Егор ещё немного постоял с той стороны двери.

***

Наутро ей действительно стало лучше. Не просто лучше – Алёна чувствовала себя прекрасно. В теле ощущалась лёгкость и гибкость, дышалось свободнее, голова была ясной и свежей. Запахи не раздражали, а наоборот – пробуждали аппетит.

Егор забыл c вечера налить воды в фильтр, а её опять мучала жажда. Пара глоточков водопроводной? Она нерешительно замерла. Ну не умрёт же она на месте? Алёна открыла кран на полную мощь, потом ослабила струю и налила треть стакана. Вкус у воды был божественный. Чуть сладковатый, свежий, ароматный. Жаль, что фильтр делал её такой безвкусной.

Булочки показались пресноватыми, зато кусочки копчёной рыбы просто таяли во рту. И ещё хотелось мидий. Много. Жуя бутерброд, Алёна набрала номер доставки еды и заказала к обеду мидии в чесноке. Настроение улучшалось с каждой минутой. Не утро, а волшебство!

Телефон завибрировал. Она вывела вызов на настенный экран в гостиной. Точно! Как она могла забыть!

– Диана! Как хорошо, что ты сама позвонила! У нас тут авария! Я случайно вылила наш усовершенствованный пробиотик в унитаз! Представляешь? – затараторила Алёна.

– Я так понимаю, ты хочешь заказать новый? – засмеялась Диана.

– Точно! Слушай, я у Егора уже спрашивала, но тебя как биолога тоже спрошу: эти бактерии – они точно никакой беды не наделают? Ну… снаружи?

– Нет, что ты. Без субстрата, в который мы их поместили, они быстро погибают. Ты же обратила внимание на консистенцию пробиотика? Субстрат имитирует нейтральную кишечную флору. На вид как йогурт.

– Как йогурт? – У Алёны похолодело в животе.

– Ну да. Даже пахнет так же – кисломолочным.

– А разве запах не такой противный, ну как… э-э… перебродивший сок? Чуть алкоголем отдаёт?

– Нет, а что?

– Диана… – Алёна села на диван. – А что… чисто теоретически… будет, если человек глотнёт этого «коктейля»?

– Он сильно концентрированный, поэтому… Даже не знаю. Наверное, сначала ему станет плохо, так как новые бактерии начнут расчищать себе место и вытеснять старую флору. Начнётся интоксикация. А потом… хм… Потом, наверное, ему станет хорошо, так как бактерии начнут очищать организм от пластика. Они выделяют ферменты, которые, попадая в кровь, растворяют полимерные бляшки. Человеку станет легче дышать, общее состояние улучшится.

– А потом? – Лицо Алёны горело.

– Потом? Ну… Я предполагаю, что начнут меняться вкусовые привычки. Но не могу сказать, как именно. И поведенческие. Вот это всё Егору и нужно выяснить, понимаешь? Новую флору надо интегрировать так, чтобы она минимально сказывалась на поведении человека и приносила максимальную пользу.

– А если вдруг случится, что...

– Звоните мне. Подберём антибиотик. Только надо сразу, так как эти бактерии… как тебе сказать… очень уж любвеобильные. У них период расселения – где-то сутки. Вообще, неплохо бы вам такой антибиотик иметь дома на всякий случай. Ну ладно, я всё поняла! Коктейль приготовим, доставим через разносчика еды! Мне в институт бежать надо.

– Спа… спасибо.

У Алёны дрожали руки. К горлу подступала тошнота.

– Вызываю Егора! – крикнула она в телефон.

Послышался гудок, который тут же прервал автоответчик, просивший перезвонить через четыре часа. Так случалось, когда у Егора были длительные операции.

Нужно было собираться и ехать в больницу: убедиться, что она ошиблась. Алёна уже поднималась по лестнице вверх, когда услышала шуршание в подвале.

Она замерла. Неужели кто-то всё-таки залез к ним? Стараясь не скрипеть половицами, спустилась с лестницы, взяла в шкафчике газовый баллончик и тихонько двинулась в подвал. Дверь в лабораторию была приоткрыта. Кто бы это ни был, он орудовал внаглую, но почему-то в полной темноте. Алёна взяла в зубы баллончик, хлопнула в ладони и отскочила от входа в лабораторию. Включилось освещение, но шуршание не прекратилось. Она осторожно просунула голову в дверной проём.

Посреди комнаты сидел Бампи, рвущий зубами рулон пакетов с надписью «Для потенциально опасных отходов». Он урчал и жадно заглатывал куски пластика.

***

Когда Егор вышел из операционного бокса, ему навстречу бросилась Катя.

– Егор Андреевич, очень срочно! Вы должны это узнать до того, как встретитесь с Вадимом Марковичем! Смотрите! – Она показала ему электронный блокнот с анализами и снимками сосудов.

– Прекрасные показатели. После гемофильтрации? И сосуды ничего! Совсем маленькая бляшка — вот тут. Чьё это?

– Вашей жены.

– Не может быть! У неё же перекрытие было на сорок процентов... Она была здесь?

– Приезжала. С котом в переноске. Вы оперировали, и её принял Вадим Маркович. Взял все анализы и провёл ангиографию. Потом она пулей вылетела из смотровой, забрала кота и убежала куда-то. Мне сунула в руку записку. А Вадим Маркович, он… рвал и метал. Кричал что-то про утаивание открытий государственной важности. Короче, пока он бесился, я через сервер скопировала все данные.

– Они точно Алёнины?

– Точно. И это ещё не всё, – Она провела рукой по блокноту. Вот.

Егор опёрся рукой о стену. Алёна была беременна.

– По… поздравляю! Это такое сча… И… вот… – Она достала из кармана кителя сложенный листок.

«Ты идиот! Мультивитаминный сок и мультифруктовый йогурт – две СОВЕРШЕННО разные вещи. Я в институт к Диане».

***

– Жду от тебя разъяснений, Вакуленко! – Вадим едва поспевал за бегущим Егором.

– Мне нечего тебе сказать!

– Нет уж изволь!

– Да отстань ты! – Егор рванул на себя рукав, за который его схватил Вадим. – Это несчастный случай! Уйди, я прошу тебя!

– Я… могу как-то помочь? – Вадим снизил голос.

– А зачем? Чтобы потом опять всё захапать? Как пост свой захапал, да? Ты же ещё со школы… Списывал всё вечно – только чистенько! Тебе – «пять», мне – «четыре», тебе – «четыре», мне – «три»! На этот раз – выкуси! – Егор показал ему кукиш и выбежал на улицу.

***

В институте его приняли холодно:

– Диана Владимировна просит немного подождать, – вежливо сказала секретарша.

– Вы обалдели? У меня там жена! Беременная!

– Прошу вас, – Она снова указала в сторону комнаты ожидания.

Егор стукнул кулаком по стойке и прошёл мимо протестующей секретарши сквозь раздвижную дверь.

– Егор, зачем так врываться? – Навстречу уже шла Диана.

– Какого чёрта, Диан? Это же я!

– Пройдём-ка. Остынь.

Она провела его по коридору мимо своего кабинета. У одной из дверей остановилась, приложила бейдж к считывателю. Дверь открылась, и они оказались в просторном помещении с приглушённым светом. Одна из стен была застеклена. За ней на мягком «уголке» сидела Алёна. Перед ней стояла тарелка с мидиями, которые она ловко разделывала щипчиками, ела сама и угощала нетерпеливого кота.

– У Алёны развивается светобоязнь, так что…

Егор рванулся к стеклу и застучал по нему.

– Алёна! Алёнушка! – Он пытался поймать взгляд жены.

– Она нас не видит и не слышит. И думает, что её тоже не видно. Но это уже детали…

– Отпусти Алёну сейчас же, ты, гадина! – заорал он на Диану.

– А с чего ты решил, что я её заперла? – Диана невозмутимо подошла ближе. – Она сама попросила поместить её в безопасный бокс. Ключ у неё.

– Что? Я не понимаю. Мы же не знаем… во что она… какие будут последствия… Ей нужно лечение, беременность придётся прервать!

– Она была уверена, что ты скажешь именно так, и решила пока воздержаться от контакта с тобой. Я объяснила ей, что лечение экспериментальным антибиотиком и беременность несовместимы. Несмотря на все риски, Алёна решила рожать. – Диана наклонилась к Егору и добавила: – Егор, нам это только на руку! Добровольный реципиент! Это наш шанс!

– «Наш» шанс?.. Так ты… Она моя жена! Человек ты или кто?!

– Человек. И ты человек. И делаем мы всё это ради людей. Точнее, новой расы, которая сможет не просто жить на этой планете, но и полностью очистить её.

– Что ты несёшь? Какая но… новая раса?

– Homo plastophagus – «человек, поедающий пластик», – Она широко распахнула ресницы и посмотрела на Егора. Невинно. Как Рита Маисдорф.