Мара Акайша

Примечание: Дорогие господа, перед вами находится дневник девушки, которая по доброте нашего хозяина находилась на его попечении. Многие из нас считают, что в некоторых записях оттуда есть прямые доказательства вины в её злодеяниях. Поэтому великодушно прошу вас, судьи, прочитайте и вынесите достойный приговор.

5 декабря: Здесь живут духи неумерших людей.

8 февраля: Мне нравились цветы в его садах.

9 февраля: Он принял меня за девушку, живущую вдалеке отсюда.

13 апреля: Я рассказала о своих фиолетовых штанах.

1 мая: Надо мной провели красивый обряд.

Сегодня: Без улыбки я не могу сказать тебе «привет».

5 декабря

Извини меня за то, что редко пишу в тебя, дневник. То, что со мной происходило эти долгие и мучительные месяца, не заслуживает никаких записей. Я старалась изо всех сил не видеть этих людей, не смотреть на них, в их глаза, в их черные рты, но сегодня я не удержалась. Кто-то стоял у моего окна и улыбался. Я сказала «отойдите», и этот кто-то засмеялся, так громко, что у меня зазвенели уши. Сморщенные пальцы начали медленно водить по стеклу, и звук этого ужасного скрипа отдавался у меня в груди. Прости меня, прости, что не писала тебе, мой дорогой дневник.

Я всё ещё живу одна. Матушка не хочет приезжать сюда — она говорит, что весь город опорочен злыми духами. Так много писем я отсылала ей о том, чтобы она вернулась, или чтобы она взяла меня с собой, или чтобы она прислала мне помощь, но всё, что я получаю, это маленькие весточки от нее из двух или трех строк. Последнее, что она мне прислала, был конверт из Парижа с несколькими французскими банкнотами. И вот сегодня, в этот ужасный-ужасный день, я впервые за такое долгое время вышла за пределы своего дома для того, чтобы обменять наконец-то все эти присланные матушкой иностранные деньги.

По правде говоря, средств у меня и так хватало, — почему я захотела ступить за порог именно сегодня? Тот человек в окне сильно меня испугал — я всегда пугалась их. Однако, что-то изменилось во мне. Вместо уныния, что приходит после страха, у меня появились новые силы. Это не было злостью или ненавистью, что-то другое. Будто бы этот улыбающийся человек скрипом своих пальцев о стекло разорвал частицу моей души, которая отвечала за негодование, и даровал мне путь к свободе. Отнюдь, я всё ещё боялась, но, шагая по резиновому снегу, — мои сапожки промокли, — мне было всё равно, что со мной произойдет.

В месте обмена валют мои франки не приняли. Только лишь в этот момент мои руки начали дрожать, а банкноты вываливаться из них. Человек в шляпе стоял сзади, и мне казалось, что он смотрел мне в спину. Как только я поднимала на него глаза, он опускал свои вниз, но не далеко, чтобы всё равно видеть меня, глупую девушку, собирающую бумажки с грязного пола. Мои немецкие марки я так и не обменяла.

По пути назад я видела деток, они катались на санях и нарочно врезались друг в друга. Один из них назвал меня «тётей». Я дошла до своего дома и остановилась. Сейчас я всё ещё не могу вспомнить, закрыла ли я свою дверь или нет. Тогда она была открыта, немного, внутри же всё было как обычно. Я легла на постель в ожидании, что улыбающийся человек вернется. Пока что он не пришел.

Сейчас уже поздний вечер, и вот я пишу. Думаю, моя матушка никогда больше не приедет сюда. Я не верю в то, что здесь живут злые духи. Я ещё не видела здесь зла, — только глупость, черные рты глупцов, черные глаза глупцов; забери меня мама. Если бы ты только прочитала то, что я здесь пишу, ты точно бы забрала меня. И вот я снова боюсь, и вот снова я слышу скрип, но я не вижу откуда он идёт. Прости меня, дневник, что не писала тебе. Ты моя единственная любовь. Я выберусь отсюда, я обещаю, и отныне я буду записывать в тебя только радостные события моей жизни. Я обещаю, мой любимый.

8 февраля

Розы, пионы, лилии, магнолии, лаванды и тюльпаны, белые маки, гвоздики, ромашки, гиацинты, лютики — многих из них не увидишь в холодном феврале. Но сегодня я видела их всех! Миллионы цветов, которые не умирали от мороза и липкого снега, распластались по красивому саду. В зимнее время обычно их закрывают лапником, а стебли обрезают, но там растения стояли непокрытые, во всей их красе.

Жаль, что в цветах я разбираюсь не так, как мне хотелось бы. Тот садовник, которого я там встретила, рассказал мне столько интересного про садоводство. Очень добрый человек. Правда, когда я спросила его о том, почему все цветы не умирают, он лишь пожал плечами и сказал, чтобы я обратилась с этим вопросом к хозяину поместья. Я и не думала этого делать, но всё же решилась прогуляться вокруг огороженной территории имения. Хозяин видимо очень богатый человек, — живые изгороди, белокаменные дорожки; вдалеке стояла усадьба — самая большая из которых я видела.

Идя вдоль ограды, я случайно наткнулась на место, где она закончилась. Я немного растерялась и хотела уже пойти обратно, но мой взгляд приманило нечто чудесное. Это был небольшой пруд, который был весь покрыт цветущими лотосами. В этот момент я точно поняла, что природа не могла самостоятельно сделать этого. Каков же тот хозяин, что может управлять цветением растений?

Я очень долго любовалась лотосами и не заметила, как ко мне подошел мужчина. Я извинилась перед ним за то, что бездумно забрела сюда. Он как-то странно улыбался или, может быть, пытался сдерживать свою улыбку? Он сказал, что является дядюшкой здешнего хозяина, и мы с ним поговорили о том и об этом. Мне вроде бы нравилось с ним разговаривать; у него был немного чудной рот — он бегал из стороны в сторону — было даже забавно. Я сказала, что люблю цветы, а он ответил предложением работы в этом саду. Возможно мне нужно было отказать, но моё сердце вмешалось, и я согласилась.

Завтра я поеду туда опять, но в этот раз мне придется встретиться с хозяином имения. Видимо только он напрямую выдает разрешения для работы в его садах. Я конечно же сильно волнуюсь, прямо-таки как тогда, когда я решилась уехать из родного города. Мое волнение не проходит и сейчас. Что если я никуда завтра не поеду? Я могу опять исчезнуть, как тогда в родном городе. Меня опять никто не будет видеть, и через некоторое время все они забудут обо мне. Как хорошо, что люди забывают.

Нет, прятаться не буду, никогда не буду. Пусть боюсь я, пусть глаза мои слезятся, пусть колени мои дрожат, пусть я заикаюсь, но я всё равно должна идти — по улице, пролеском, через косые дома, вдоль ручейка, проходя коровий скот, а там — долина, хутора, зеленная изгородь, розы, пруд, усадьба, хозяин. Я сделаю это не ради себя, а ради тех цветов!

9 февраля

Вот я сижу и думаю, что же мне написать. Столько всего сегодня произошло, и мне будто бы хочется сохранить это всё в секрете. Хочется лелеять эти воспоминания в своей голове и никому не рассказывать о них. Хотя, если хорошо подумать, то многого сегодня и не происходило, только казалось так. Проснувшись в своей гостинице, я даже не волновалась о грядущем дне, моё тело начало одеваться; моё платьице, мои сапожки, моя шубка — и я выбегаю, несусь со всех ног, улыбаюсь холодному солнцу. Меня притягивает тот чудесный сад.

И вот я у ворот, и вот я у порога усадьбы, и вот он. Я не знаю сколько мы с ним говорили. Пришла я в полдень, а ушла уже под темень. Должно быть часов пять или может шесть прошло там. Я не знаю, что писать, не знаю. Было очень весело и хорошо. Завтра я переезжаю жить в его имение. Думаю, что писать сюда долгое время я не буду.

13 апреля

Сегодня на одном из кустов роз потускнели цветки. Мой дорогой хозяин был в недоумении и испуге. Бедный, он помчался в сад и упал на колени перед испускающим дух кустиком. Растения вокруг, говорю я ему, забирают силы у этих роз, — он не поверил, но цветы мы всё же пересадили. Боюсь, что они умрут, сказал он. Глаза его заслезились и покраснели, мой бедный-бедный хозяин. Мы зашли в дом, и я его успокоила.

Он подобрел. За обедом он показывал мне фокусы с исчезновением столовых приборов — он засовывал вилку себе в ухо, и она пропадала, а потом начал гнуть ложки и глотать их. Мы смеялись, он прикоснулся пальцем к эклеру, и он пропал, — меня это испугало. Из утренней грусти по приближающейся смерти роз в дневное веселье с моим шутливым хозяином — таков у нас был каждый день. Серьезное утро, беззаботный день и радостный вечер — это было нашим расписанием. Пропавший эклер оказался у хозяина во рту.

Мне хотелось удивить его чем-нибудь. Я не могла и тысячной части того, что мог он. Ему, мне кажется, нравилось со мной общаться, слушать меня и мои глупые истории. Сразу же после обеда я рассказала ему про мои старые фиолетовые штаны. Я была так рада, когда он начал смеяться, и я даже ни капельки не чувствовала стыда за сказанное. Мне так хотелось взять его за руку в этот момент, но к нам зашел дядюшка и начал курить трубку. У дядюшки седели волосы с каждым разом, как я его видела. Дым он пускал из носа, зажмурил один глаз, а другим смотрел на нас. В последнее время он был очень молчалив. В окно светило солнце и было безоблачно. На небе вдруг появилась радуга.

Смотри, прошептал он, и я смотрела. Это ты сделал? прошептала я в ответ. Он кивнул, а я подумала про себя немного его подразнить. Дым табака долетел до нас и устремился прочь через приоткрытое окошко. Я спросила его, сможет ли он сделать радугу прямой линией. До этого улыбавшись, он сделал серьезное лицо, напряг его и закрыл глаза. Очень медленно и постепенно семицветная радуга начала выпрямляться к верху, секунда за секундой то, что давало имя радуге, исчезало и теперь, начиная от горизонта и заканчивая верхней точкой небосвода, все цвета мира выстроились в вертикальный луч, и на этом моменте мое сердце с необычайной скоростью начало громко биться. Заворожённая чудесным явлением, я не заметила того, как к нам сзади подошел дядюшка. Он сжал мочку уха хозяина. Вертикальная радуга пропала с безоблачного неба.

Ближе к вечеру я пошла проведать цветы. В самом центре сада я окинула взглядом каждый из кустов и заметила кое-что необычное. Все бутоны были повернуты в мою сторону.

1 мая

Меня положили на стол и завязали глаза. Кажется, я выпила вина до этого. Я лежала так четверть часа, и на меня что-то капало. Потом все капли с меня вытерли приятной тканью. Голос дядюшки сказал мне снять повязку. Я сняла, открыла глаза и увидела несколько дюжин мужчин во фраках, они начали хлопать в ладоши, радоваться и звать меня выйти в сад. Все они улыбались, и мне тоже очень сильно захотелось улыбаться. В круговороте этой веселой толпы я начала выходить из комнаты. Обернувшись, на секунду я увидела лицо хозяина, стоявшего поодаль и не принимавшего участия в торжественном шествии. Его глаза были широко раскрыты, а рот был округлен. Он смотрел в пол.

Я не помню, что происходило в саду.

Сегодня

Прости меня, мой дорогой и любимый дневник, я так долго тебе не писала. Он забрал тебя у меня, но твой дух всё равно здесь со мной на этих маленьких листочках. Ты мой единственный и любимый, так много всего поменялось, а я даже и не рассказывала тебе. Прости, что не делилась с тобой, я знаю же, что ты всегда меня поймешь. Ты всегда так смирно лежал и терпел мои записи в тебя, я царапала тебя пером, пачкала чернилами, а ты просто лежал и слушал, ты мой единственный любовник.

Во мне закипает ненависть к всем ним, с каждым ударом сердца я всё больше вхожу в царство ярости и гнева. Мой родной город зовет меня, люди, что там живут, что имеют черные рты, призывают меня. Они кричат: «Мара!» — но это не я, это не я. Гремят барабаны, звенит струна, они кричат, я расставляю руки и хочу танцевать, но я не могу встать. Я закрываю глаза и вижу себя в своем родном доме, и вижу в окне ходят люди, кружат, кричат, распевают пьяные песни. «Выходи Мара».

Этот хозяин, этот маг, этот человек, которого я так любила, этот трус, этот маленький ребенок в теле взрослого, он покарал меня за то, что я сделала. Его сад умер, каждый цветок с наступлением лета потух. И я стояла посреди этого мертвого сада и смеялась во весь голос. Мои маленькие цветочные детки упали на землю и испустили дух, а я радовалась их свободе. Искусственная жизнь заслуживает смерти, подумала я.

Я никогда не рассказывала тебе, кем был хозяин, я не писала его имя, я держала все секреты в себе, — те люди обошлись со мной по-зверски, я, наверное, заслужила. Мои действия привели меня к этому моменту? — спрашиваю я, но не получаю ответа, никто меня не рассудит. Когда я пришла к нему вся измаранная в останках умерших растений, он залился слезами прямо как строптивый ребенок, я прижала его к груди и сказала: «Больше никакой магии». Я назвала его по имени, а он раскрыл свои красные глаза, наполненные животной жалостью. Больше никакой магии.

Десятки мужчин, что были тогда на обряде, я помню все их лица, они собрались вновь через несколько дней всё в тех же черных фраках, их серые глаза смотрели на глупую девушку, неуклюже собирающую последние цветочные трупики. Меня тянули за руки и ноги, я не хотела уходить. Я не хотела уходить отсюда. От одной лишь мысли того, что мне придётся вернуться в свой гнетущий город, я начала сходить с ума. Меня заперли в этой комнате, в которой я сейчас и сижу. Если они меня не выпустят, то я должна буду

***

Глупый хозяин только что зашел ко мне и забрал все мои исписанные листочки — как забавно! Он говорил не писать мне больше — как смешно! Но самое смешное и самое грустное было то, что я не смогла разозлиться на него. Войдя сюда, он посмотрел на меня своими тускнеющими глазами, я не смогла сдержать свою улыбку, когда увидела его. Я стала походить на его дядюшку, волосы мои недавно поседели, а губы начали хаотично двигаться из стороны в сторону. Когда-то давно в моей родном городе, в моем родном доме, у моего окна стоял улыбающийся человек. Я не помню его лица, но сейчас я поняла к кому принадлежала эта улыбка. Он улыбался так же, как улыбался дядюшка. Он улыбался так же, как улыбаюсь сейчас я.

Моя голова идет кругом, а перед глазами я вижу лицо матушки. Оно мне ничего не говорит. Оно никак не тревожит меня. Оно бессмысленно для меня. Под платьем меня щекочет небольшой росток. Лишь он один сохранился после геноцида цветов. Я положила его сейчас на тебя, дневник, он так мило двигается из стороны в сторону. Извини, что я лью на тебя свои слезы, чернила плывут, но этот ребеночек, он подполз к слову «матушка» и обводит его кругом. Моя маленькая деточка, я буду твоей матушкой, я и этот дневник будем твоими маменькой и папенькой. Я посажу тебя в землю, и ты произрастешь и станешь самым красивым цветочком во всём мире.

За окном кричат моё имя и называют меня Марой. Я знаю секрет чудес хозяина, я знаю, что мне нужно сделать. Я буду землей для моего деточки, и он будет расти во мне. Они заберут тебя у меня опять, мой дорогой, и поймут, что у меня на уме. Как жаль, что ты ничего не сможешь сделать, только лежать и быть читаемым.