Альбтраум-хирург
«Когда разум спит, фантазия в сонных грёзах порождает чудовищ…»
Франсиско Гойя.
14 октября. 1899год. Ингольштадт, Бавария, Германская Империя.
Перо скрипело по бумаге, выводя чернилами очередную роспись. Снаружи уже давно стемнело; сильный ветер барабанил в окна; мелкий дождь оставлял на стеклах маленькие крапинки. В тесном кабинете было тепло, даже слегка жарко, но я всё равно передернул плечами, сбросив с кожи мурашки, когда услышал очередной ветряной стон. Возле стола огромная книжная полка во всю стену высотой и длинной, проскрипела в ответ этому стону. Я с волнением взглянул на неё; не хватало ещё, чтобы эта махина свалилась на меня именно сегодня, в столь важный день. Важнее дней в моей жизни ещё не было никогда, а в случае успеха, этих важных дней будет целая череда. Несчастным случаям среди них не место.
Под слабым (и единственным в кромешной тьме кабинета) светом одинокой настольной лампы, перо поставило последнюю кривую чернильную линию. Я отложил его в сторону, снял очки, и протерев глаза, посмотрел на ночной город. В небе парили цеппелины, мигая лампочками. Дома потихоньку засыпали; ещё один ветряной порыв и свет в нескольких окнах сразу погас, будто ветер задул их как свечи.
Чернила с ручки капали прямо на стол, но я словно не хотел замечать растекшуюся лужицу. Откинувшись в кресле, мои мысли были обращены лишь в будущее конца сегодняшнего дня и дней, что последуют за ним. Буду ли я прославлен на весь мир или умру в его тени вечным изгоем? Лужица становилась всё больше и больше, как и мои сомнения.
Стук в дверь отбросил тревожные мысли на полку, где я хранил все остальные, что записывал каждый день и каждый час своей жизни. Я не успел и слова сказать, как дверь отворилась и в кабинет вошла медсестра Хельга Шуппе, белая рубашка, шапочка и юбка во мраке казались силуэтом призрака. Она тихо прикрыла дверь и под моим пристальным надзором прошла к столу, с каждым шагом приобретая всё более ясные очертания. Я глянул на неё исподлобья, на её ярко накрашенные алые губы и румяное лицо; её аккуратные руки, которыми она упёрлась о край стола. Затем я бросил взгляд на своё отражение, глупо выпуклое в алюминиевом колпаке светильника, и грустно опустил глаза на перепачканные в чернилах сморщенные пальцы.
Если сестра просто светилась молодостью и красотой, то тот человек, в светильнике, был ужасен, кроме того, в свои тридцать четыре он выглядел как старая развалина. Впалые щеки, темные и опухшие веки, бледная зарубцевавшаяся кожа. На некогда пышной, кудрявой шевелюре появились залысины, а корни волос начали седеть. Он сильно исхудал с их первой встречи, когда сестра ещё только пришла работать в университет и выглядел уже не как врач, а скорее, как пациент.
Оставив призрака в отражении, я поймал суровый, загадочный взор ярких зеленых глаз Хельги, и попытался вспомнить цвет своих.
- Сестра Шуппе, не напомните, какого цвета у меня глаза?
- Нездорового, доктор Рихтер. – спокойно ответила она. – А раньше были карие.
Точно, карие. Полка ещё раз скрипнула, подтверждая её слова.
- Вам бы поменьше работать, доктор.
- А людям бы поменьше болеть. – я убрал ручку в чернильницу и начал искать тряпку, чтобы вытереть пятно. - Особенно тем, кого я лечу.
- Если вы на пару дней приземлитесь, мир не исчезнет.
- Как знать, - и вправду, кто мог знать? - может и исчезнет.
- Тогда я точно буду уверена, что умерла, потому что доктор Йозеф Рихтер не вышел на работу
Сестра достала из кармана белоснежную салфетку, и промокнула ею чернильную лужицу. Испортила такую ткань, прибирая мои ошибки, и бросила её в урну. Свои ошибки я не выбрасываю, они приходят ко мне как духи рождества, каждую ночь, и я храню их на той же полке, что и остальные раздумья.
- Звучит как эпитафия. – ответил я.
Хельга криво усмехнулась. Эта кривая ухмылка, на её вечно невозмутимом лице, всегда добавляла ей и так бесконечного шарма.
- Может это она и есть.
Я отодвинул стул и с трудом встал из-за стола; в пояснице стрельнуло, плечи затекли; я чувствовал себя сломанной куклой, которую давно пора отдать в ремонт или выбросить в ту же урну, в которой чернела белоснежная салфетка.
Книжная полка снова скрипнула, а может это были мои суставы.
- Вам нужно заняться спортом, доктор.
- Вы же только что сказали, что мне нужно отдохнуть.
- Я сказала: поменьше работать.
Хельга проследила как я разминаю плечи и надеваю пиджак; как я морщусь от боли, вдевая руки в рукава. Она склонила голову набок, сдвинула брови, задумавшись, и затем сказала не в шутку, а уже всерьёз:
- Интересно, чтобы написали на вашей могиле, доктор Рихтер?
Полка опять скрипнула, протяжно и угрожающе. Застегнув пиджак и нацепив очки на острый нос, я улыбнулся, глянув на огромное сооружение.
- Может быть: «Не вынес тяжести своих сомнений»?
***
Внизу уже всё было приготовлено к началу.
Наверное, это был первый раз с того момента как я пришел преподавать в университет Людвига фон Майера, когда здесь было столько людей, пришедших посмотреть на операцию. Толпа не только из врачей и студентов, но и тех, кто с медициной был связан лишь тем, что имел степень доктора. Даже на моих лекциях не было столь многолюдно как сегодня. Однако из всех зрителей меня волновали трое или четверо и, к счастью, все они сегодня были здесь.
Одетые в строгие костюмы мужчины, рассаживались в аудитории на скамьях вокруг операционного стола. Ряды скамей взвевались высоко вверх под самый потолок; аудитория была огромна и занимала три этажа, тем кто сидел на верху приходилось пользоваться встроенными в парты биноклями (странно, раньше аудитория казалась мне гораздо меньше). То и дело кто-то спускался и поднимался; молодые уступали место страшим, чтобы те могли хоть что-нибудь увидеть; другие завидев знакомого, проталкивались к нему через толпу, извиняясь за отдавленную мозоль и испорченную обувь, недавно начищенную до блеска. Студенты шумно переговаривались, толпясь на втором и третьем этажах, прямо над входом в аудиторию. От количества прилизанных волос, закрученных усов и лакированных ботинок можно было сойти с ума; от шума болтовни и кашля, стука каблуков и тростей, скрипа железных конечностей можно было впасть в безумие.
Аншлаг удался на славу. Наверное, я слегка переборщил с приглашениями, но мне хотелось, чтобы охват моей работы был огромным.
Один из санитаров услужливо придерживал входные двери. Я попросил его об этом, потому как в последнее время доводчик начал заедать, двери сами собой закрывались и если это происходило, то изнутри уже было не выбраться. Аварийный выход был завален мешками с цементом, которые услужливые работники – нагло растягивающие ремонт здания - положили туда сегодня утром и обещали убрать к концу дня, чего так и не произошло.
Старательно намывая руки, я оттирал с пальцев чернильные пятна, а когда оттер, то снова начал мылить их. И ещё раз, и ещё раз. Проделывая такие операции раньше, я никогда перед ними не нервничал, но именно сегодня как на зло начал.
Рядом со мной доктор Егер, выглядывал из-за угла, рассматривая собравшийся народ.
- Целое море из глаз. – произнес он. - Терпеть не могу выступать на публику. Хоть я и преподаю здесь.
- В этом мы схожи, Лоренц. – я наконец-то отложил мыло и подставил руки под струю теплой воды. – Но сегодня мы не на экзамене, а на… презентации! Да, пожалуй, это слово отлично подходит.
Лоренц всё ещё глядел на огромную толпу людей, нервно стреляя глазами, то на одну сторону аудитории, то на другую.
- Презентация значит? – тихо произнес он.
- Она самая. Когда-нибудь мы должны будем явить миру, то, чем мы занимаемся, так почему бы не сегодня? И нам нужно показать старым пердунам и сопливым оболтусам, как правильно обращаться с инструментами.
Я заметил, что он, так же яростно намыливает руки, смывая мыло и намыливая их снова, и это меня немного успокоило. Приятно осознавать, что ты такой не один.
- Думаю, они уже чистые. – сказал я ему.
Молодой доктор посмотрел на меня, затем на свои руки и пытаясь скрыть своё волнение и показать мне невозмутимость, выронил мыло в раковину. После пары неудачных попыток поймать скользкий обмылок, он глубоко вдохнул, смыл пену с рук, а затем выключил воду так и оставив мыло пузыриться в раковине.
- Не стоит тратить время на мелочи. – сказал он твёрдо и мне оставалось лишь согласно кивнуть.
Мы подошли к двум тазикам, наполненным нашатырным спиртом. После мыла шла обработка, кисти по запястья опустились в холодную жидкость.
Я огляделся, ища знакомого среди всех собравшихся. Того, кого мне очень не хватало. Верного пса.
- Микаэль вообще собирается показаться сегодня?
Лоренц пожал плечами, так же сделали и медсестры.
- Доктор Бергман скоро приедет. – неуверенно ответила сестра Ирма Классен, будто не знала, стоит ли говорить об этом. - Он звонил и просил передать, что произошёл сбой в коде перфокарты его омнибуса прямо на мосту Герехтигкайт. Он уже вызвал другую машину.
- Вот, что бывает, когда доверяешь дело автоматонам. – сердито произнесла сестра Бруна Вебер и поцеловала серебряный крестик, висевший на её шее. После этого её веснушчатое лицо всегда озаряла благоговейная улыбка. Жаль, что моя вера не так крепка, дабы доверить её знакам и тотемам.
- А с его рукой у вас проблем нет, сестра Вебер? – спросил Лоренц, изогнув в улыбке пышные усы. - Она тоже механическая.
- Но она управляется его телом! И его разумом, вот что главное! Господь вернул ему эту руку!
- Вообще-то его руку сделали на фабрике протезов, да и приделать её было довольно легко. Так что зовите меня как обычно – доктор. – я перевел внимание на сестру Классен. – И долго вы собирались держать от меня в секрете тот звонок, сестра?
- Извините, доктор Рихтер, -, её пухлое лицо раскраснелось, она виновато уставилась на свои ноги, будто нашкодивший ребенок (хотя была старше меня на пятнадцать лет), - я не хотела вас беспокоить.
- Но от сюрприза не удержались?
- Извините, доктор. – лишь повторила она, всё так же виновато.
Я вовсе на неё не сердился, но был очень раздражен таким поворотом событий. Мой старпом как ни кстати бросил своего капитана.
Я не против того, чтобы Лоренц был моим ведущим ассистентом в эту ночь, но предпочел бы более преданного человека. Доктор Егер поистине замечательный ученик и врач, который загорелся моим исследованием, куда больше, чем Микаэль, но его страсть к моей работе начала вскоре нести сопернический характер. Я верю в то, что он хочет как лучше, верю, что он также как и я желает помочь всему миру, а не прославиться. Но он лезет и меняет то, что работает, считая, что вносит улучшения в и так безупречно функционирующий механизм. Забирает у меня пациентов и ведет свои записи, совершенно не желая делиться со мной своими находками, при этом постоянно лазит в мой кабинет, читая мои записи, думая, что я не замечаю. И я боюсь, что к концу сегодняшнего дня мы из соперников, превратимся во врагов. И если так, то я не уступлю! Это мой научный труд, и я докажу, что только мой способ лечения данной болезни, истинно верен и неоспорим!
- Не будем ждать доктора Бергмана. – твёрдо решил я. - У нас много работы и мало времени. Везите первого пациента.
- С кого начнем? – спросила сестра Шуппе.
- С госпожи Хойс, - я заметил, как Лоренц недовольно посмотрел в мою сторону, - она приехала аж из Франкфурта, да и заснула раньше всех, а значит и болезнь начнет скоро прогрессировать.
- Да поможет нам Бог. – шепотом добавила сестра Вебер.
***
Сестра Классен и пара санитаров ввезли каталку в операционную. Толпа замолкла как по команде, услышав скрип расшатанных колёс. Тело было закрыто белой простыней и казалось будто на всеобщее обозрение привезли труп. Даже перенеся его на операционный стол, никто так и не снял простыню. Хельга посмотрела на меня с укоризной, я лишь пожал плечами. Раз уж устраивать представление, то нужно поразить всех ещё в самом начале, иначе зрители утонут в тоске. Ради чего тогда я всех тут собрал посреди ночи?
Следом сестра Вебер и сестра Классен принесли различные инструменты: скальпели ножницы, зажимы, хирургическую пилу Джильи. Начищенная сталь блестела под светом множества ламп. Сестра Шуппе вкатила полку с электрокоагулятором и дефибриллятором, а один из санитаров нёс с собой стереотаксический аппарат.
Пока медсёстры подключали электроприборы, я вышел в центр операционной. И оглядев толпу, наверное, раз в пятнадцатый, проверил, сидит ли на месте доктор Людвиг Геринг. Старый хирург внимательно наблюдал за мной своим единственным живым глазом на механической голове.
- Добрый вечер, господа! – начал я. – Или скорее - доброй ночи. Знаю, вы все хотите спать и, к сожалению, вынужден предупредить - сон ваш сегодня будет беспокойным. Ведь вы увидите поистине невероятное событие! По-другому это никак не назвать. Я и мой коллега, доктор Егер, совершим несколько операций, в области хирургий, которая как нам раньше, казалось, была невозможной.
Чувствуя себя шпрехшталмейстером, я подошел к операционному столу и откинул простыню с головы пациентки. Зрители подались вперед, чтобы рассмотреть странный нарост на правой стороне её лица, и тут же большинство отпрянуло назад. Вся аудитория наполнилась волнительным гомоном.
На них пуговичными глазами, таращилась уродливая тряпичная кукла, напоминавшая новорождённого младенца. Оскалив маленькие зубки в виде застежки-молнии, странное существо мотало коротенькими ручками, безуспешно пытаясь ухватить меня за халат; половина тела тряпичного младенца приросла к голове пациентки и закрывало правую сторону лица; кончики нитей, торчащие из кожи женщины, напоминали волокна мышечной ткани.
Выждав долгую паузу, чтобы все могли всё рассмотреть и успокоиться, я продолжил:
- Сегодня я покажу вам, как правильно и надежно оперировать человеческие кошмары.
Тряпичный нарост начал громко плакать и эти крики казались до ужаса правдоподобными. Они скребли в самое сердце, вызывая жалость. Любой мог бы подтвердить перед судом, что он слышал плачь ребенка. Но эта была всего лишь ложь. Лишь нездоровый разум, снедаемый горем, тревогой и болезнью. Во мне не теплилось ни капли сочувствия. За год я повидал десятки таких существ и каждый словно дьявол пытался воззвать к моей доброте, чтобы потом завладеть моей душой и телом пациента. И каждый раз моим ответом был холодный, острый скальпель.
Я закрыл замочный рот куклы-отростка и снова обратился к толпе:
- Всё что вам нужно будет узнать, я расскажу походу операции, а на все вопросы -если они у вас останутся - отвечу после. Впрочем, на самый главный отвечу прямо сейчас.
***
Примерно полтора года назад в мою больницу пришёл пациент, он жаловался на то, что уже долгое время не может заснуть. Он перепробовал всевозможные порошки, отвары, напивался так, как никогда не напивался и всё равно не мог уснуть. Даже пара хороших ударов по голове, не смогли лишить его сознания. Когда он обратился ко мне, то на его лице уже были наросты.
Сначала я подумал, что это просто обычные волдыри и не предал им серьёзного значения. При этом я не исключил возможности того, что они и были причиной его бессонницы. Поэтому я срезал их, а затем прижег. Выписал пациенту лекарство и отправил домой. Но на следующий день он вернулся. Он так и не смог смокнуть глаз, а наросты на лице непросто вернулись, они стали больше и более того, приняли форму змеиных голов.
Я оставил пациента в больнице, чтобы понаблюдать за ним. С каждым днём ему становилось хуже, а я никак не мог понять, что с ним происходит. Я даже не мог сделать рентгеновский снимок, ведь змеиные головы обрели тела и пытались укусить любого, кто приближался к пациенту. Если честно, то тогда я подумал, будто это я давно не спал и понемногу схожу с ума. Слава богу, что медсестры и студенты-санитары тоже видели всю эту чертовщину. Сестра Вебер даже настояла на том, чтобы я вызвал священника, но и его визит ничем не помог. Одна из змей укусила его и к моему облегчению, яд что она впрыснула в тело святого отца был не только не ядовит, но и в принципе был не реален.
Вскоре пациент заснул – причём очень крепко, он почти впал в кому - и змеи начали расти по всему его телу. Они вырывались из-под кожи, лезли из глаз и ноздрей, опутывая его всего. Через день он превратился в большой змеиный клубок, а ещё через день скончался от остановки сердца. Выжила всего лишь одна змея, она успела скинуть кожу и слинять – кхм, извините -, но долго не протянула, уборщик размозжил ей голову черенком швабры.
Вскрыв тело, я обнаружил, что змеи, внутри были полыми. Угрозу они представляли лишь снаружи, да и то, как показал пример со священником, кроме укуса навредить ничем не могли. Все кроме той змеи, которой удалось отделиться от тела. Ветеринар, вскрывший её сказал, что змея вполне себе реальная и очень даже ядовитая. Он же сказал мне, что полых змей, да ещё и растущих из голов людей, и из их тел в огромных количествах, не существует. Тем не менее он никак не смог объяснить тот факт, что тело моего пациента было полностью покрыто змеями, и что даже внутри, он был набит ими как подарок конфетами.
Через пару часов после извлечения змеиных тел, они начали распадаться. Рубиновая пыль - всё что они после себя оставили. Кровь пациента, которую выкачивали змеиные отростки, превратилась в красивый красный песок.
Я же решил не медлить и начал исследовать мозг пациента. Раз змеи начали расти у него из головы и предвещала всю эту чертовщину бессонница, то проблема явно была с мозгом. У всего того, что произошло должно было быть научное объяснение. Ну или хотя бы его подобие.
По началу обследование не дало ничего конкретного. Я уже подумал, что ошибся и почти был готов приступить к другим органам, пока не заметил странную вещь. Незначительное отличие, которое так сразу и не увидишь. Правое миндалевидное тело было чуть большего размера чем левое и выглядело довольно необычно. Словно маленький клубок алых нитей оплел амигдалу и впился в неё как паразит, пытаясь сымитировать оригинал с зеркальной точностью. Под нитевой скорлупой была скрыта вполне здоровая амигдала. От миндалевидного паразита по всему организму разрослась целая нитевая сеть, каждая нить вела к внутренним органам и венам, из которых вылезли змеи.
Тут мне в голову пришла другая мысль, и с ней я отправился по разным клиникам, в разных городах по всей стране. Я искал пациентов.
Пациентов, пришедших в больницу с долгой, непрекращающейся бессонницей.
К сожалению, случаев подобным моему я не нашел. Живых по крайней мере. А вот морги были ими полны. Каждый из их сотрудников готов был поделиться со мной удивительной историей о странных трупах. Трупах, набитых крысами и скорпионами. Трупах, со множеством рук, растущих по всему телу. И множеством голов. К моему приезду всё обратилось в алый песок. В их мозгах, я также обнаружил миндалевидное тело в скорлупе из нитей. К тому же я выяснил, что случаев заражения не так мало, как мне бы хотелось.
Вернувшись домой, я начал старательно следить за подобными случаями. И уже через месяц в моей больнице оказался новый пациент. Благодаря тому случаю я понял о болезни немного, но то малое, что удалось подчерпнуть, использовал по максимуму.
Я составил каталог. Детских травм, фобий, краткосрочных кошмаров. И выяснил, что кошмары у нас могут быть разными, но их воплощение всегда одно и тоже.
***
- Приступим. Сестра Вебер, наркоз. Сестра Шуппе, скальпель пожалуйста.
- Разумно ли использовать наркоз, когда пациент и так пребывает в глубоком сне? – раздался голос с трибуны.
Доктор Майне из Берлинского университета - Шарите сидел, скрестив пальцы на толстом пузе. С большой настенной картины на него взирал Вильгельм II.
- Более чем. – ответил я. - Хотя пациент находится почти в коматозном состоянии и не чувствует боли во время операции, он может проснуться в самый неподходящий момент. Такое уже происходило. Поэтому наркоз в малой дозе необходим.
Я начал аккуратно обрезать нити с лица мисс Хойс. Кровь тонкими струйками текла по её лицу пока Лоренц не осушал их, прижигая места среза электрокоагулятором. Скальпель в руке двигался плавно, я будто фигурист на льду под наблюдением толпы, показывал свой лучший номер и ждал высоких оценок от жюри. Вся нервозность ушла моментально. Всё прошло как нельзя лучше, и я чувствовал прилив сил и уверенности, показывая всем остальным мастерство в том, в чём хорош (пока) только я.
Хельга держала извивающегося тряпичного младенца за руки. Он так сильно вырывался, что я чуть не порезал пациентке лицо. Маленький гадёныш! С каждой срезанной нитью он терял силы, а с последней он полностью размяк в руках медсестры. Хельга ногой пододвинула к себе ведро, и выбросила в него куклу. Прямо как ту салфетку. Избавилась словно от мусора.
- Доктор!
Взволнованный вскрик сестры Классен, заставил всю аудиторию повернуть голову в её сторону. Медсестра испуганно смотрела на пациентку и вскоре я понял почему. Живот госпожи Хойс начал увеличиваться в размерах, как грелка, заполняемая водой.
Я ожидал этого. И Лоренц, судя по всему, тоже. Он странно ухмыльнулся, глядя на распухший живот пациентки. И странно это ещё мягко сказано. Его улыбка пробрала меня до мелкой дрожи. Что он задумал? Неужели он вонзит мне нож в спину прямо сейчас?
Заметив, что я смотрю на него, Лоренц откашлялся и сказал:
- Думаю нужно вскипятить воду.
И как по сигналу воды отошли у пациентки.
- Новую налить или вам эта подойдет, доктор Егер? – спросила Хельга.
- Нам сейчас не до шуток, сестра Шуппе. – прошипел я. - Сестра Вебер, вы у нас отличница по акушерскому делу, так что за дело! И оставьте в покое Иисуса, он не джин, если тереть, то с креста не сойдет!
- А было бы не плохо. – ответила она, убирая крестик.
Сестра отодвинула простыню и раздвинула ноги пациентки. Через две минуты она поднялась и держала в руках тряпичного младенца. Так быстро. Раньше требовалось гораздо больше времени и как минимум кесарево.
- Поздравляю, это мальчик! – воскликнула Хельга.
В этот раз в зале даже засмеялись. Нервный смех, будто всё в порядке и вообще такое все видят каждый день. Хельга пожала плечами, когда я со злобой посмотрел в её сторону. И как ей удаётся быть спокойной, когда вокруг творится полная чертовщина?
- И ч-ч-что мне с ним делать? – сестра Вебер держала куклу на вытянутых руках.
Сестра Классен выхватила тряпичного младенца из её рук.
- Дай его мне.
- Осторожней, Ирма! – предупредил я.
Чёрт знает, на что способна эта тварь.
- Не волнуйтесь, доктор.
Она прошла мимо с столика с инструментами, и свернула в сторону умывальников.
- Пульс?
- В норме, доктор. – ответила Хельга.
Спокойствию сестры Классен тоже можно было позавидовать. Обычно она чуть ли не в обморок падает на подобных операциях, поэтому я редко пользуюсь её помощью. Видимо материнское сердце дрогнуло при виде этого уродца. (Сколько там у неё детей? Восемь?)
Живот пациентки стал нормальным. Я всё ждал, когда кошмар рассеется, но кукла так и лежала на руках медсестры, глазея пуговичными глазами. Ни пуповины, ни тяжелых родов. Он появился будто по волшебству. Ну, кроме того, что сестре Вебер пришлось вытащит его из матки госпожи Хойс. Раньше такого не было.
Живой кошмар….
Я думал, что это может произойти, и всё же хотел избежать подобного исхода. До этого я избавлялся от них простым движением скальпеля. Но что теперь, когда кошмар меньшее похож на живой предмет или животное? Когда видят все? Смогу ли я убить этого… ребенка?
- Йозеф, ты в порядке? - спросил Лоренц.
- Да. Заканчивай с её лицом. Хельга, проверь её пульс ещё раз.
- Он в норме, доктор.
Когда Лоренц сделал последнее прижигание, я надел на пациентку стереотаксический аппарат. Железная рама плотно села на голову госпожи Хойс, для такой маленькой женщины она у неё была довольно большая.
- С помощью аппарата, разработанного мной и доктором Бергманом, мы полностью исключили прямой физический контакт с мозгом пациента. Точный направленный радиоимпульс в определенную часть мозга, может её разрушить, без особого вреда остальному мозгу. Так как мы имеем дело с височной долей мозга, то аппарат настроен на дельта-ритм, третья и четвертая стадия сна, от одного до четырёх герц. Изначально он создавался нами для лечения опухолей, но пригодился и для амигдалотомии. К сожалению, убрать только миндалевидный паразит нельзя, здоровая амигдала также разрушается.
- Симптомы?
Этот механический голос нельзя было спутать ни с чем другим. Словно плохо настроенный патефон, каждое слово сопровождалось треском и шуршанием.
Доктор Людвиг Геринг - мой наставник, отец аугментоционной хирургии. Первый хирург, что успешно провел операцию по замене парализованной руки на механическую. Сотни ветеранов и пострадавших на заводах работников до сих пор боготворят его, как и фабрики мастерящие всё новые и новые протезы. Он был так стар и так не хотел умирать, что почти полностью заменил свое тело на механику. Всё что у него осталось от человека –мозг и правый глаз, по уродливому торчащий из гладкой золотой головы. Вместо рта Людвиг говорил через круглый динамик. С виду прославленный доктор был похож на оживший радиоприёмник.
- Хриплый голос, поражение кожи, рубцы, уплотнение мозговой ткани в средней височной доле, эпилепсия, нервно-психические расстройства. Жизни человека это не угрожает.
- Лечение? – протрещал голос доктора Геринга.
- Полного пока не существует. Но диметилсульфоксид, а также антиконвульсанты помогают временно справиться с симптомами. Также человек без миндалевидного тела перестаёт испытывать страх, но при ингаляции воздуха с тридцатипятипроцентным содержанием углекислого газа, пациента можно напугать.
Доктор Геринг кивнул, одобрительно или нет понять было сложно, но то, что он не ушёл и не высмеял меня уже было знаком того, чтобы я мог продолжить.
Настроив аппарат и сверившись с рентгеновским снимком головы госпожи Хойс, я направил точный импульс прямо в височную кору, под пута́мен и подал импульс. Аппарат начал тихо вибрировать, мигая жёлтой лампочкой.
- Данная процедура занимает около десяти минут. После чего мы отправим госпожу Хойс на рентген, чтобы убедиться в том, что операция прошла успешно.
Я снова посмотрел на Хельгу, готовясь задать ей тот же вопрос в третий раз, но она тут же ответила:
- Пульс в норме, доктор.
В норме. С одной стороны - я был рад, впервые пациент пережил момент, когда кошмар стал реален. И с другой - что тут было не так.
- Могу я задать вопрос, доктор Рихтер?
Я обернулся и увидел большого мужчину с ровной, и такой же большой, седой бородой. Доктор Ерков если я правильно помню. Голос его был словно гром, он вполне мог стать оперным певцом если бы захотел. Мне даже почудилось, что пациентка пришла в сознание от этого раскатистого баса.
- Что конкретно вызвало данный…кошмар? И вообще, как именно возникает эта болезнь? – спросил он.
- На второй вопрос я, к сожалению, ответить не смогу. За время моего исследования, мне так и не удалось приблизиться к разгадке этой тайны. Всё что я знаю, это как-то связано с кровью. Но вот первый ваш вопрос... на него ответить гораздо легче.
***
Госпожа Хелен Хойс была в браке трижды и в каждом из этих браков была беременна как минимум два раза. Она потеряла всех детей. Выкидыш, анемия плода, врожденный порок, травмы (один из мужей часто бил Хелен). И так каждый раз.
Это начало потихоньку сводить её с ума. Тем не менее при людях она держалась, не показывала своей боли. Всё несла в себе. Как она сама мне сказала: «Боль и горечь – это то, что до сих пор во мне живо». После третьего развода, она перебралась маленькую квартирку и стала шить куклы. Ухаживать за ними как за детьми. Считала их живыми. Пока ей не начали сниться кошмары, в которых сделанные ею куклы и впрямь оживали. Затем наступила фаза бессонницы. Она продолжалась два месяца и всё это время, Хелен думала, что окончательно потеряла рассудок.
Каждую ночь, её кошмар оживал. Маленькие куклы начали расти по всему её лицу и умирать на глазах корчась в агонии.
В прошлом месяце, мне пришла телеграмма от доктора Шенкера из психоневрологического университета во Франкфурте. Хотя сам доктор считал, что госпожа Хойс психически нездорова, я всё же попросил отправить её ко мне на обследование. И как видите не ошибся.
Я попросил Хелен рассказать свою историю, чтобы составить каталог кошмаров. Мертвые дети, всегда являются тряпичными куклами.
Болезнь проходит в три стадии.
Первая - бессонница. Она длится от двух до трёх месяцев, при этом миндалевидный паразит поддерживает тело человека в тонусе, не давая ему умереть от переутомления. И всё равно больной хочет спать, появляется нервозность, усталость. Тонуса хватает, только чтобы он передвигался и ел.
Вторая стадия – наросты на лице. Всегда с правой стороны. Так болезнь – по моему мнению – начинает активно использовать кровь больного для приобретения полной реальности, и разрастается по всему организму.
Третья стадия – глубокий сон. В этой стадии болезнь полностью завладевает всем организмом и начинает реализовывать самый яркий кошмар.
После чего рождается реальный кошмар, которому не нужно тело носителя чтобы жить. Обычно для этого хватает половины всей крови в теле. Сам больной при этом умирает. Процесс занимает ровно сутки.
Эта болезнь…она визуализирует наши страхи, фобии, переживания. У меня были пациенты с часами с кукушкой вместо головы и стрелками застрявшими в кишечнике. Климакофобы с маленькими наростами в виде ступенек на легких. Даже случаи подобные госпоже Хойс оказались не редкостью (кроме разве что естественных родов). И этой болезнью может заболеть каждый из нас.
***
Санитары увезли госпожу Хойс на рентген и вкатили каталку со следующим пациентом. По аудитории снова пронеслась волна голосов, взволнованных и удивлённых.
Как и в случае госпожи Хойс к голове маленького мальчика была пришита до ужаса уродливая кукла. Неудачная работа таксидермиста. Огромная волчья морда, едва напоминавшая настоящего зверя, бледные зрачки бешено дергались в припадке бешенства, из огромной, искаженной в улыбке, пасти стекала слюна.
Голова рычала, и даже укусила одного из санитаров. Волчья шерсть уже покрывала половину тела мальчика. На провой руке пальцы понемногу превращались в длинные изогнутые когти.
- Йонас Планк. Шесть лет. Пример краткосрочного кошмара. В отличие от госпожи Хойс, которая несла свои страхи с восемнадцати лет, и пациентов, с фобиями полученных ещё в детстве, данный тип кошмаров встречается у детей и особо впечатлительных взрослых. Два месяца назад, отец рассказал Йонасу сказку от трёх поросятах и мальчик, сильно испугавшись серого волка, после этого так и не смог заснуть. Как видите результат на лицо.
Я выбрал неудачное время для шутки.
- Где сестра Классен? Всё ещё водится с тем тряпичным ребенком?
- Согласен, её что-то давно не видно, - кивнул Лоренц с самодовольной ухмылкой (что же он задумал?), - сестра Вебер вы бы не могли позвать её, она вроде бы отправилась в сторону умывальников.
- Думайте, она решила искупать этого антихриста? – с презрением произнесла сестра.
- А может он спаситель? – сказала сестра Шуппе.
- Скажешь тоже, Хельга. Ладно пойду найду её.
- Йозеф, - Лоренц указал на волка, - тут уплотнение в шее волчьей головы, кажется кость, скальпелем и электрокоагулятором не возьмешь, нужна пила Джильи.
- Кость? Этого не может быть!
- Сам посмотри.
Я, стараясь не наткнуться на клыки, обошел операционный стол и пальцами прощупал место, которое указал мне Лоренц. Он был прав, явно прощупывалась кость.
- Видишь.
- Да. Странно. – мне это не понравилось. - Ладно, сестра, пилу Джильи пожалуйста.
- Сейчас…Доктор, я не могу её найти.
- О чем вы, сестра Шуппе, она лежит на столике вместе с остальными инструментами.
- Говорю, как есть, Йозеф! – громко прошипела она. – Пилы тут нет.
- И где…
Я не успел закончить. Оглушительный визг раздался оттуда куда ушла сестра Вебер. Он ударил по барабанным перепонкам, а весь ужас, что был вложен в него, дрожью прошелся по всему телу.
Бруна Вебер выбежала из-за угла поскользнувшись на луже и упала лицом вниз, разбив себе нос. Кто-то не выключил воду? Неужели мыло, что бросил в раковину Лоренц забило раковину? Он этим мне хотел насолить? Что за детские игры? И что так сильно испугало медсестру?
Она развернулась, всё еще лежа на полу и я увидел, что это вовсе была не вода из раковины. Заляпанными кровью руками, сестра Вебер начала вытаскивать крестик из-под воротника. Она сорвала его с шеи, направила перед собой, всхлипывая, шепча молитвы, которые, в стихшей, в страхе неизвестности, аудитории, звучали громче гулкого голоса доктора Еркова.
К ней что-то медленно приближалось. Руки сестры дрожали, молитвы и всхлипы становились всё громче.
- О-он покоит меня н-н-на злачных пажитях и-и водит ме-е-ня к водам тихим, подкрепля-я-ет душу мою, направляет мен-ня на стези правды ради имени свое…
Слова застряли у неё в горле. Странная фигура набросилась на сестру Вебер, быстро словно тень. Последний всхлип и хруст, который ни с чем не спутаешь. Хруст сломанной шеи. Теперь его эхо расползлось по всему залу и навсегда осело в моем сознании.
Существо поднялось и выпрямилось. С виду оно напоминало человека: руки, ноги, голова и даже гениталии. Оно вышло на свет, под лампу перед входом в аудиторию и впервые в жизни я увидел, как вечно невозмутимое лицо Хельги Шуппе исказилось в ужасе.
Уродливый тряпичный младенец, вырос. Он горбился, повернув голову на бок, и смотрел на всех нас пуговичными глазами сквозь отросшие нитевые волосы. В его левой руке висела пила Джильи, её навесные ручки болтались из стороны в сторону, и звонко бились друг об друга, как куранты, отсчитывающие время.
Когда Хойс-младший прыгнул на Хельгу замахнувшись пилой, Лоренц прикрыл её собой, и острая проволока тут же вонзилась ему в плечо. Хлынувшая кровь брызнула мне в лицо. В зале началась паника и я, поняв, что сейчас единственный выход будет перекрыт испуганной толпой, побежал к дверям. Возле них я оттолкнул санитара и двери за мной начали закрываться. Я видел, как люди бегут на меня; с гримасами ужаса на лице они пытались добежать пока двери не закрылись. Доктор Ерков, подволакивая свою железную ногу, упал и толпа прошлась прямо по нему. Он пытался остановить это безумие, но его громкий голос никто не слышал, но я отчетливо услышал хруст ещё одних шейных позвонков. Доктор Майне пытался залезть повыше и спрятаться, но кто-то толкнул его, и он упал с лестницы. И только доктор Геринг сидел и тихо смотрел на происходящий вокруг ад. Я поймал суровый, мертвый взор ярких зеленых глаз Хельги и попытался тут же их забыть. Как и образ кошмара, режущего её грудь скальпелем, которым я срезал его брата с лица их матери. Образ белой как снег формы Хельги, пропитанной кровью.
Испортила такую ткань из-за моих ошибок.
Двери окончательно закрылись, никто кроме меня так и не успел сбежать.
Толпа начала биться в них, пытаться выбить, кричать, чтобы я их выпустил. Но я не мог. Не мог, потому что они открывались внутрь и мне бы не хватило сил. Не мог, потому что тогда умер бы и я.
Крики помощи перерастали в крики боли. Я зажал уши, чтобы не слышать их, но они уже проникли в мою душу, и обвинительно называли меня трусом и ничтожеством. И они били правы, черт возьми!
Я побежал. Побежал в единственное место, где всегда чувствовал себя в безопасности. В свой тесный кабинет.
По дороге я наткнулся на молодого санитара
- Доктор Рихтер, у меня плохие новости: госпожа Хойс скончалась…
Последние его слова звучали уже далеко, я убегал от санитара всё дальше и дальше пока он безуспешно кричал моё имя. Сначала с негодованием, потом с мольбой о помощи. Потом он прекратил. Я понял, что Кошмар уже выбрался и идет за мной.
Забежав в свой кабинет, я закрыл его на ключ, и подпер ручку стулом. И стал ждать. Ждать невесть чего. Кошмар не остановили железные двери, и эта хлипкая картонка со стеклом е уж точно не справится. Я схватился за перо, чернила капали прямо на пол, но мне было плевать на растекшуюся лужицу. Мои мысли были обращены лишь в будущее конца сегодняшнего дня и дней, что последуют за ним. Буду ли я прославлен на весь мир как трус, неудачник и убийца, или умру в его тени героем, что проложил путь к славе трупами и горькой ложью?
Силуэт Кошмара возник за дверным стеклом. Оно тут же разбилось, в кабинет влетело что-то круглое и упало возле моих ног. Единственный остекленевший глаз на золотой голове доктора Геринга смотрел прямо на меня. Из динамика слышался треск и шипение, в котором моё сходившее с ума сознание, улавливало какие-то слова, но разобрать их так и не смогло.
Книжная полка скрипнула. Я с волнением взглянул на неё и в этот момент, все мои записи хлынули бумажной лавиной, погребая моё тело под завалами моих сомнений.
***
Доктор Лоренц Егер утер пот с лица, и оставил на лбу кровавый след. Он уже полчаса оперировал доктора Рихтера. Среза́л с его кожи другую кожу, отпиливал лишние конечности, бросал их в ведро, где они вскоре превращались в рубиновый песок. Он срезал уже, наверное, шесть Йозефов и только сейчас добрался до оригинала. Столько крови он не видел даже на войне, когда служил полевым врачом. Но как сказали ему в академии: «Если не хотите быть всё время по локоть в чужой крови, моче, дерьме и гное, то не становитесь врачом, юристом и политиком». Поэтому Лоренц не жаловался.
- Так что в итоге произошло, доктор Егер? – спросил доктор Ерков
Русский врач внимательно рассматривал вскрытый труп тряпичного человека, лежащий рядом с операционным столом, на котором лежал Йозеф.
- Доктор Рихтер пытался показать вам всем, чего он добился в так называемой им Альбтраум-хирургии. – ответил Лоренц.
- Альбтраум? - переспросил Ерков.
- На немецком это значит, «кошмар», Арсений. – сказал доктор Майне разглядывая вскрытую голову Кошмара. - Продолжайте, Лоренц.
- Где-то два года назад, Йозефа отправили в маленькую деревушку за городом для изучения странной эпидемии. Через месяц он вернулся и попросил у деканата разрешения использовать университетский подвал, для личных экспериментов.
- Тогда он и обнаружил эту странную болезнь? – протрещал динамиком доктор Геринг, вытаскивая золотыми руками тряпичное сердце, и кладя его на весы. – Сто пятьдесят граммов, вдвое меньше, чем у людей. Интересно…
- Хуже. Он её и привез в Ингольштадт.
Все три доктора разом посмотрели на него.
- Привёз?!
- Не спрашивайте, где он достал сам вирус, если это можно назвать вирусом. Доктор Рихтер всегда гонялся за славой, он хотел преподнести миру открытие, которое бы спасло миллионы жизней. Но где найти такую болезнь, где ты от и до будешь контролировать её протекание и лечение?
- Он нашел.
- Нашел, но не знал, что с ней делать. Вы прочитали его записи?
- Да, от корки до корки.
- Кое о чем Йозеф умолчал. Сестра Шуппе, скальпель пожалуйста.
- Например? – спросил доктор Майне.
- Например он не упомянул, что при разрушении миндалевидного тела, пациент не избавляется от болезни. Паразит вскоре отрастает снова, при этом у пациента, из-за отсутствия амигдалы, нарушаются эмоциональные реакции, появляется навязчивое стремление касаться вещей, брать их в рот, прожорливость и зрительная агнозия.
- То есть кошмары уходят лишь на время?
- Именно. Я заметил это когда принял одного из пациентов Йозефа, и тайком прочитав его записи, которые он держит в кабинете вместе со стереотаксическим аппаратом, провел операцию. Помогло лишь на время. Меньше, чем через два часа, пациент снова оброс маленькими струпьями на лице. Это, кстати, был один из немногих пациентов, что выбрался из подвала. Просто он об этом не помнил.
- Доктор Рихтер держал их в подвале? – удивился доктор Ерков. Лоренцу показалась будто от его голоса трескалась штукатурка на стенах.
- Держал, ставил опыты, заражал их, а потом пытался лечить. Доктор Бергман, возил к нему больных из психоневрологического диспансера. Микаэль и доктор Шенкер уже арестованы.
- То есть, все методы лечения, которые Йозеф описывает в своих записях…
- Бесполезны. Я пытался убедить его, что лекарства не существует и помочь ему в его создании, но он лишь отмахивался от меня, постоянно торча в подвале. Ему нужна была эпидемия, слава, а что потом его не интересовало.
- Как доктор Рихтер создавал штамм? – доктор Геринг взвесил тряпичные легкие. – Интересно…
- Из тел других пациентов. Они умирали, Йозеф брал кровь ожившего кошмара и переливал её другому пациенту, а от кошмара избавлялся. Пока не понял, что женщины, потерявшие детей отличный объект для исследования.
Лоренц вскрыл грудную клетку Йозефа, раздвинул ребра расширителем.
- Зажим.
- Когда это вскрылось?
- Только что. – ответила Хельга. – А, вы про дела доктора Рихтера. Вчера.
- Он, - Лоренц указал на тряпичного человека, - один из детей, тех женщин, сбежал из подвала, убил четырёх санитаров, сестру Вебер, Классен, двух врачей. Потом выбежал на улицу, где его застрелил полицейский. Сам Йозеф после увиденного заперся в кабинете и на него упала книжная полка. Я тут же сообщил вам. Решил не собирать толпу, у нас тут проблемы с дверьми.
- У него было две головы, когда я его увидела. – Хельга передернула плечами, но в лице так и осталось невозмутима. – У доктора Рихтера.
- Он сам стал своим же кошмаром. Подвал уже зачистили, лучше вам не знать, что мы нашли. Слава богу, живых пациентов удалось спасти. Пульс? - спросил Лоренц
- В норме, доктор.
- Доктор, Ерков, вы мне не про ассистируете? А то у нас теперь…мало рук.
- Вообще-то у вас их целое ведро, доктор Егер, - Ерков медленно, опираясь на трость направился в сторону умывальников. - Но, конечно, я вам помогу.
- Будет громкий скандал. – Геринг взвесил тряпичную печень.
- Поэтому я попрошу вас использовать свои связи, и дать мне время подготовиться. Я напишу научную работу и освещу все ошибки доктора Рихтера. С деканатом я уже договорился.
- Но как же лечение? Вы к нему подобрались? И что насчёт остальных заразившихся?
- С этим будут проблемы. – Лоренц прижег нить паразита на правом легком. - Неясно кто дал Йозефу вирус, и имеет ли он научное происхождение, более того, Йозеф, судя по тому, что сказал мне доктор Бергман, куда-то переправил некоторых пациентов. Так что нам нужно быть готовыми. А что насчёт лечения…лоботомия и ежедневная доза морфина.
- Лоботомия? – снова грянул громовой голос доктора Еркова из-за угла с умывальниками.
- Вы меня услышали! – холодно произнес Лоренц. - Стереотаксический аппарат Рихтера-Бергмана не сработал. Лоботомия в левой височной доле мозга притупляет эмоции, память…
- Делает из людей овощей. – сказал доктор Майне. - А морфин заставит их проживать один и тот же день.
- И тем не менее метод работает. Тем более он ещё не до конца освоен. У лоботомии могут быть большие перспективы. Паразит воздействует на мозг, проникает в органы, от него просто так не избавиться, нужно вырезать нити, исходящие от миндалевидного тела. В зависимости от поражения организма, это может быть операция на легких или всего тела, включая кости. В целом можно лишь замедлить его развитие, а значит ему нужно перекрыть доступ к памяти человека. Пускай кошмар останется в вечном цикле, живет одним моментом. Я уже провел пять таких операций со вчерашнего дня и ни один из пациентов больше не превращался в кошмар, и не рождал его в своем теле.
Доктора переглянулись.
- Это жестоко. Мне не нравится. – сказал доктор Ерков.
- Мне тоже. – согласился доктор Майне.
- И мне, если честно – кивнула Хельга. – Но что ещё остается?
- Сестра Шуппе права. – прошипел динамиком доктор Геринг. – И доктор Егер тоже. Болезни нужен контроль, поводок. Хотя бы на время. Возможно, в будущем, мы сможем обратить этот процесс впять.
- Когда найдем лекарство. Или надежный метод, безопасно и эффективно лечить ожившие кошмары. – сказал Лоренц.
- Разумеется.
- Так как нас теперь называть? Альбтраум-хирурги? – спросил Ерков. – Я правильно сказал?
Лоренц скривился.
- Мне не нравится это название. Оно означает – «Кошмарный хирург».
- Но ведь это можно трактовать по-разному. – улыбнулся доктор Майне. – Как хирург, что лечит кошмары…
- Или как хирург, который в них является. - закончил Лоренц. - Прямо как Йозеф.
- Так будем же первыми, но не вторыми! – прогремел доктор Ерков.
- Тогда начинайте прижигать нити, доктор. Сестра, принесите орбитокласт.
Хельга ушла и через минуту вернулась со стальным молотком и ножом для колки льда. Лоренц взял инструмент, вставил кончик ножа в глаз Йозефу, и начал тихонько стучать молотком по ножу.
И под это ритм, Йозеф Рихтер навсегда застрял в своём самом кошмарном дне.
