Кто не знает историю Оливера Палмера

- Нет, вы только на него посмотрите, сколько тебе лет?

Старик понурившись сидел перед тарелкой с творогом. Его челюсти немного подрагивали, хотя он ничего не жевал. Аппетита не было. Бабушка строго на него смотрела.

- Ну чего молчишь? Может ещё что под старость придумаешь? – и заботливо полила творог мёдом, который заблестел в тёплых объятьях солнца, мягко ложившихся на тарелку из окна.

- А что мне теперь? Мне теперь терять нечего.

- Ишь затеял! Огород копать пойдём, говорю. Тебе вот, для здоровья полезно будет. Нашёлся, космонавт. Рассказать кому, так со смеху помрут. Послезавтра внуки твои приезжают. А он под старость решил в космос полететь. Ну дела…

- Мне уже врачи всё сказали. Огород не огород. Всё одно… э-э-х! – махнул в сердцах дед и сказал: - а ведь всю жизнь мечтал! Когда если не теперь?

Бабушка демонстративно прохаживалась по кухне. Лицо её было печально. Она порывалась что-то сказать, а потом вдруг замирала. Её руки то взмывали в стороны, то снова приземлялись на талию.

«Как ракеты» - думал старик, ковыряясь ложкой в тарелке.

- Послушай, ну куда тебе в космос? Что ты там ищешь?

- Я порой вспоминаю нас в молодости, когда нам было по двадцать. Когда ракеты только начинали взмывать и уноситься в космос. Тогда всё казалось возможным и простым. Это был золотой век, дорогая! А сейчас что?

Занавески легонько шевелились. Из приоткрытого окна доносился свежий запах утра, травы и спокойствия.

Старик встал из-за стола, дрожащей рукой взял пачку сигарет и вышел на залитый солнцем двор. Он сел на крыльце, ногой опрокинул топор, который меньше всех был виноват в сложившийся ситуации и выцветшими глазами уставился в небо.

Облака энергично, призывно неслись куда-то вдаль. Подумать только. Существует возможность обогнать их. Подняться в тысячи раз выше. Пробиться сквозь белую завесу и устремиться дальше, туда, где пронзительный голубой цвет неба блекнет. Где выход из тихой гавани встречает ошеломляющим простором свободы.

За спиной скрипнула дверь. Мягкая родная рука легла на плечо.

- Иди-ка ты лучше полей помидоры, - ласково сказала бабушка. – А я пока займусь пирогом.

- И то верно! А все-таки, было бы хорошо.

- Да, разумеется хорошо, – жена ушла в дом, лишь с кухни послышалось: - И смотри не жалей! По четыре лейки под куст!

Ночью дед ворочался из стороны в сторону. Его старческий разум, словно масло на сковородке, постепенно плавился от беспрестанных дум. Одеяло казалось слишком тёплым. Да ещё что-то назойливо ныло под коленными чашечками. А что уж говорить о просыпающемся жаре в груди. Дед ощупал своими утерявшими гибкость пальцами рёбра. Все на месте. Приложил руку к сердцу – стучит. Что же это за напасть? То в холод бросает, то в жар.

Спальня озарилась светом. Со светом пропали и все звуки. Тиканье старых часов на стене с полосатыми обоями. Скрип оконных ставней от гуляющего ветра. Рыжий кот грациозно запрыгнул на кровать, потревоженный без всякого предупреждения. Он вальяжно развалился в ногах хозяев и для приличия мурлыкнул пару раз.

- Ну чего ты вертишься как уж на сковородке? – раздраженно бросила бабушка

- Уже и удобно лечь нельзя, - забурчал в ответ дед, щурясь - Свет-то зачем включила? Теперь и не уснешь. Да ещё рыжий в ноги лёг. Не пошевелиться, ни подняться.

- Куда тебе подыматься, время-то видел? Спи давай.

- Не спится мне.

- Ты всегда в девять часов уже храпишь, а сегодня не спится ему. Опять затеял что-ли про космос?

- Что? С чего ты взяла? Куда мне уже.

- Ты мне брось это. Внуки завтра твои приезжают. Очень редко сейчас у нас бывают. Давай-ка спать.

- Конечно, давай спать.

Свет схлопнулся – и вновь тишина, наполненная звуками дома.

Из темноты стали проявляться предметы. Очертания становились отчётливей. Когда можно было рассмотреть семейную фотографию на противоположной стене, со всей семьей в сборе, дед услышал мерное дыхание своей супруги. Он нежно на неё взглянул, поправил съехавшее с плеча одеяло и медленно поднялся.

Вышел во двор.

Ночь была тёплая и прекрасная. Одна из тех летних ночей, которые гонят все плохие мысли прочь. Ночь, которая будоражит мечты и воспоминания. Тихая и спокойная.

Дед решил прогуляться. Так и пошёл в трусах по огороду, надев калоши. Голова сама против воли поднялась вверх. Он вдруг ощутил себя молодым. Почувствовал на мгновение тот запал, то восхищение, с которым он когда-то смотрел на звёзды. Вот так и прожил всю жизнь не поднимая головы. Жизнь была счастливой, но все-таки такой ли она была?

Боль в шее напомнила о том, что ему не семнадцать лет и сейчас уже давно не стоит вопрос, поступать ли на конструктора ракетной техники. Он посмотрел на свой живот, который за время жизни сполз и скруглился временем, словно булыжник на дне ручья. Вытянул руки, бледные в свете луны. Дотронулся до кожи, которая словно старый пергамент готова была захрустеть. Редкие волосы на голове трепетали в ночном ветру как листья осени, что вот-вот сорвутся и улетят.

Ему стало жаль себя, своё тело. Он все как-то не замечал, как оно менялось. А теперь вот, стоя ночью в огороде, вдруг явственно это осознал. Что не бежать ему больше босиком утром с ветром на перегонки, что больше не получится сыграть в футбол, а затем сладко затянуться табаком. Отчего сердце конечно будет метаться в груди, как сумасшедшее.

Он и не подозревал, как раньше легко взбирался на тот холм, который сейчас в серебре лунного света будто сгладился, сжался и уже не казался столь крутым. Как странно, раньше все казалось большим, но преодолевалось легче. Теперь же все наоборот.

- Какой к чёрту космос, - сам себе, ночи вокруг, дремавшим помидорам и двум сверчкам в сердцах сказал старик.

Ночь, помидоры и сверчки молчали. Они знали, что человеку нечего ответить.

На следующее утро дом ходил ходуном. Двое маленьких внуков, как волчки крутились вокруг стариков. Их энергией можно было питать запуск целого космодрома. Голоса и смех наполнили дом сверху донизу. Кот зашился в самый дальний угол и подозрительно наблюдал за малышнёй.

Третий внук, совсем уже взрослый, увлеченно рассказывал о своих успехах. Он приехал в чёрной элегантной форме пилота. С одной тонкой красной полосой на груди, что говорит, о том, что он вот-вот готов к настоящей работе.

- Ещё месяц – и первый полёт! Но я уже садил корабль на Луне. Пока только в тренажере! – бабушка восхищённо улыбалась, лицо её озаряла искренняя улыбка. - Там все как в жизни. Целых два дня мы моделировали процесс погрузки-разгрузки груза, а затем взлёт и возвращение на Землю. И все это время ни ногой с тренажёра. Прием пищи и сон там же. Даже есть вероятность возникновения внештатных ситуаций.

Дед оживился. Вопрос за вопросом он осыпал внука. Будущего космонавта. Они подробно обсудили проходившую тренировку в тренажёре. А затем внук долго рассказывал, в какую компанию он хотел бы попасть и как много хотел бы сделать для мира.

Затем в дело вступал старик и уже внуку объяснял, как устроена ракета. Конечно, он и сам прекрасно знал устройство. Но, одно дело знать в теории, другое дело слышать от человека, который проектировал корабли. От начала и до конца они пересчитывали косточки одному из сложнейших и величественных проектов человечества.

- Даже другие пилоты не так интересуются этим, - сказал старший внук и улыбнулся, когда третья чашка чая была выпита, а от второго куска пирога остались лишь крошки на тарелке.

- Не у каждого внука дед – инженер-конструктор ракетостроения.

- Это точно. Практически на твоих ведь ракетах летать будем, здорово!

Кот наконец вылез из своего убежища и умудрился где-то выцепить кусок вяленой колбасы. Вместо того, чтобы его благополучно съесть, самым наглым образом катал его по полу у всех на глазах. Но все были слишком заняты, чтобы сделать ему замечание.

Внуки в доме стариков.

Это как гром среди ясной погоды. Словно выглянувшее на пару часов солнце во время затянутого тучами неба. Всё в доме звенит, дребезжит, движется. Кто-то кого-то зовёт, кто-то смеётся – самый настоящий гвалт.

И вот, когда истории рассказаны, еда съедена, жалобы обжалованы, счастье разделено. Все довольные садятся вместе, радостные от простого присутствия рядом, и находятся в естественном молчании или же в совершенно незначительном говоре.

Ранним утром автомобиль стоял у крыльца. Чемоданы уже уложены в багажник. Прощался только самый старший. Его братья и сестры ещё спали. Впереди у них лето.

- На два года теперь. Не скоро увидимся. Надеюсь, вы обо мне услышите!

- Пиши!

И машина зашуршала колёсами по гравийке. Два силуэта провожали её взглядом до поворота, обнявшись.

***

Последнее что он видел перед собой - это склонившиеся над ним лица. Лица, которые были неизменно рядом большую часть его жизни. Одни были испещрены глубокими морщинами, как и его собственное, повидавшее на своём веку. Другие молодые и нежные, как напившиеся росой весенние подснежники. Старик смотрел на плечи родных фигур. Из одних рвалась неуёмная молодость, которая являла собой здоровье и силу, другие уже слегка согнулись под тяжестью лет, как гнётся берёза при сильном ветре.

Слов никто не говорил.

Внезапно свет начал блекнуть. Сначала старик подумал, что теряет сознание. Он поднял голову к потолку, где словно пиксели, выгорали целые куски, вспыхивая белым светом и мгновенно чернея. Паника охватила его разум, ворвалась штормом ужасающего осознания. Конец близок.

Стены рассыпались, куски штукатурки отрывались и взмывали вверх, словно гравитация вдруг пропала. Жена, с которой он прожил всю свою жизнь растворялась перед ним как мираж. Из последних сил, больше не чувствуя своего тела он вскинул к ней руки. Но они словно застряли в водовороте красок и материи. В хаотично распадающемся мире, он смотрел на своих близких, чьи лица медленно исчезали.

Сначала темнота накрыла всё непроницаемым куполом. А затем сильнейший удар головой! Судорожный вдох. Лоб заныл пульсирующей болью. Глаза никак не могли поймать фокус.

В памяти всё ещё стояла другая картина, будто фотокарта. Слезы непроизвольно текли с глаз. Непонимание происходящего и застигнутое врасплох бессилие вызвало эмоциональный всплеск.

В это же мгновение показалось, что заканчивается кислород. Частое дыхание раскочегарило кровоток. Сердце заработало будто огромные меха. И вот уже человек, лежащий в некой капсуле забился в агонии, пальцами терзая свою плоть, кулаками пытаясь пробиться из сковывающей его тесноты. Локоть, кулак, колено, лоб – всё вспыхнуло болью одно за другим и всё сразу, отрезвляя и охлаждая. Воздуха не хватало, человек почти задохнулся, когда нечто, сдерживавшее его, съехало в сторону, и он услышал спокойный голос.

- Мистер Палмер! Пожалуйста, успокойтесь и дышите. Главное дышите. Да, вот так, глубокий вдох, затем выдох.

Воздух отрезвлял. Он был таким сладко приятным и насыщенным, каким может быть только для почти задохнувшегося человека.

С трудом разбирая слова, изнывая от жажды и озноба, мужчина попытался пошевелиться. Руки плохо слушались, а ног он и вовсе не чувствовал. Куча проводов и трубок были подведены к его телу.

Страх вновь окатил его ледяным душем. Озноб пробежал по всему телу, от чего провода затряслись.

- Это какое-то безумие. Где я? Умер?!

- Нет, мистер Палмер. Вы ещё живы. И я настоятельно рекомендую вам успокоиться и оставаться неподвижным до прибытия медицинского специалиста. Он прибудет через несколько минут.

- Я помню, как был в больнице.

- Симуляция жизни номер двадцать три завершена. Главный процессор уведомил экипаж о вашем пробуждении. Сейчас к вам прибудет медицинский специалист.

Оливер покосился на собеседника слева от себя, все было словно в белой пелене. Руки этого человека быстро строчили по клавиатуре рядом с капсулой. Иногда он прерывался на размышления. Два монитора освещали его лицо с двух сторон в полутьме отсека, чётко вырисовывая идеальные черты лица.

- Какая ещё симуляция? Где моя семья и куда меня перевезли?

- Позвольте я вам объясню. Данный ковчег имеет название «SpherePoint-11» и является одним из ста сорока четырёх других таких же ковчегов. Напоминаю, что мы направляемся в галактику Андромеда и находимся сейчас в межгалактическом пространстве. До прибытия, при условии стабильного сжатия пространства, осталось 460 лет. Если двигатели продолжат терять мощность, около ста тысяч лет. Более подробную информацию вы сможете узнать у ваших коллег, а также у бортового помощника, когда пройдете курс восстановления. Вы меня не помните, но мы встречаемся с вами уже в 23-ий раз.

- Господи… Но там ведь мои родственники. Моя семья… Они все, просто исчезли?

- Не беспокойтесь. Вам все объяснят совсем скоро. Моя задача обеспечить вам стабильное возвращение в реальным мир. Все остальное – задача других членов экипажа. Вы получите ответы на все ваши вопросы, поверьте мне. А сейчас просто лежите смирно.

Это всё бред, какая-то болезнь мозга. Это всё просто в его голове, в безумном старческом сознании. Или нет, всего лишь сон. Сон ведь всегда реальный, пока ты в нём. Сейчас, пройдёт несколько мгновений – и он проснётся в своём доме. Этого ведь не может быть!

Оливер слегка приподнялся. А затем, по мере того, как удивление нарастало, почти сел. На сколько хватало взора, во все стороны расходились одинаковые капсулы. А стену венчал колоссального размера иллюминатор высотой в сотни метров и шириной не меньше километра.

За колоссальным стеклом виднелась галактика. Она казалась такой близкой и в тоже время бесконечно далёкой. Миры, цивилизации, жизни – всё было перед взором этого человека, что мечтал слетать в космос в виртуальной жизни.

- Невероятно…

- Это точно! Я наблюдаю эту картину уже сто восемьдесят лет – и знаете, что я вам скажу, мы действительно приблизились. Андромеда стала немного крупнее визуально.

- А вы? Вы человек?

- Вы совершенно верно подметили. Нет, я автоматический бортовой помощник, если вам угодно, искусственный интеллект.

Через несколько минут пришли медики. Трое человек, две женщины и один мужчина. Они аккуратно уложили Оливера на антигравитационные носилки, и они отправились в медицинский отсек.

Масштабы поражали. Поражало и то, что он удивляется этому уже не в первый раз. А также внезапная нагрузка на мозг. Он жил свою, как он думал, единственную жизнь. Прожил её достойно. Были хороший моменты, были и плохие, но чёрт возьми, он даже вырастил дочку и двух сыновей. Внуки недавно были в его доме. Затем болезнь, больница и смерть?! И всё это, всего лишь игра. Сладкий сон, чтобы коротать время. А может добровольный эксперимент, шутка судьбы.

И всё же, вот он, левитирует над полом за сотни тысяч световых лет от дома. От дома ли? И сколько всё это длится? Где настоящая, реальная, жизнь? Одни вопросы, что роятся в голове как стая шмелей. Бессвязные и хаотичные, как у душевно больного, как во время бессонных ночей, когда думаешь обо всём сразу и ни о чём конкретно. Обрывки фраз взметались как фейерверки, и через мгновение тухли. Другие словно безумное веретено крутились вокруг своей оси, будто их прикололи к стенке сознания колом и придали ускорения. Нету единого фокуса, нету понимания. Он чувствовал себя как бессмысленно вырванная из контекста фраза. Без прошлого, без будущего, окунутого с головой в леденящее настоящее.

Медики в футуристической одежде идут рядом с ним, улыбаясь ему, будто старому приятелю. Чего вы смотрите? Я умер, отвалите от меня все. Он вновь чувствует руки, такие послушные и тёплые. Чистая молодая кожа, чёрные волоски. Он провёл рукой по щекам. Щетинистый бархат, а не сухой пергамент встретил его пальцы.

А память? Должен ли он помнить всё это? Жену, детей, свой дом в поле. Ведь всё было по-настоящему.

Медик женщина украдкой и с интересом посмотрела на него. В её глазах читалось сочувствие и снисхождение. Словно он несмышленыш, который должен пройти своё «боевое крещение» в жизнь. Будто то, что его смерть отобрали у него – это нормально. Ему всего лишь не хватает серого вещества на осмысление этого. И это пробуждало в нём бешенство. Что его жизнь была ненастоящей. Сейчас ему было всё равно, почему и зачем он её прожил, по своему ли желанию или нет, просто жаль что она закончилась. Фильм длиной почти в век.

Металлические стены проплывали, совершенно не цепляя сознания. Коридоры, редкие голоса и обрывочные фразы, зажигающиеся лампы, шипение дверей отсеков, тьма за иллюминатором, яркие экраны, консоли, голограммы. Запах технологий. Давно забытый, но не стёртый из памяти. Везде стоял полумрак в этом спящем царстве, что летит в вечности навстречу неизведанному.

Сон стал медленно укутывать человека. Веки тяжелели, и через мгновение он отстранился от всей этой внезапности, навалившейся словно лавина.

Затем пробуждение. Над ним нависло лицо девушки, которая резко отстранилась, будто испугалась, когда он открыл глаза. Она медленно села в кресло напротив.

- Оливер Палмер, как вы себя чувствуете?

Оливер промолчал, но кивнул, мол, всё хорошо.

- Ваше состояние здоровья просто замечательное, учитывая, что ваш возраст составляет две тысячи семьсот семнадцать лет, - она улыбнулась приветливо. Вы пройдёте месячный курс реабилитации. Вас ждёт здоровое питание, физические упражнения, а также полный доступ к жилым отсекам корабля. Вы заступаете на свою очередную смену, длительностью в один год. Членов экипажа пробуждают раз в девяносто лет, как и предписано на кораблях-ковчегах.

- Сколько я прожил лет сознательных?

- Ваш реальный возраст, - она листала голографический планшет, - тридцать шесть лет. Позже вы, если захотите, сможете ознакомиться со своими жизнями. Многим это бывает интересно. Вы хотели бы узнать кем вы были?

- Какая уже разница?

- Всё же я загружу информацию и записи ваших жизней в «квантум» в вашей каюте. Вы всё равно потом меня попросите, поверьте, - девушка вновь улыбнулась.

Она молодая и здоровая. Чёрные волосы вились ближе к шее. Голубые глаза и смуглая кожа. Весьма необычная внешность.

- Я бы хотел, можно вас попросить...

Она слегка будто сконфузилась и крутанулась на кресле к столу:

- Вот, - мягко сказала она, - посмотрите на себя.

Оливер нетвёрдой рукой взял зеркало, из которого на него посмотрел чужой человек. Глубокие удивлённые глаза с чётким разрезом, ровные брови. Свет красиво ложился на лицо, тени очерчивали каждый изгиб.

- Это я, - он видел, как губы из зеркала сказали эти слова, и слеза прокатилась по щеке.

- Ваш врач назначит вам курс реабилитации с ежедневным расписанием. Через месяц, вы приступите к вашим прямым обязанностям. Память, настоящая ваша память, будет восстанавливаться, тогда как память гибернационной жизни будет пропадать. Если вы захотите, вы сможете сохранить вашу прошлую жизнь или удалить её. Но пока не беспокойтесь об этом.

- А куда мы летим?

- Мы летим в Андромеду. Вы всё обязательно вспомните.

- Зачем?

Она слегка задумалась.

- Затем же, зачем и всегда. Ради новых горизонтов.

Оливер закашлялся и попытался усмехнуться.

- Я не мог полететь из-за такой ерунды.

- Правда?

- Да. А сколько тут человек?

- На одном ковчеге – шестьдесят пять тысяч членов экипажа. В постоянной гибернации находятся все кроме двух тысяч, которые обслуживают корабль. Все смены, как я уже говорила, длятся год. Затем вновь гибернация. Хотя есть некоторые, которые добровольно отказались от неё, посвятив жизнь кораблю.

- Знаете, всё это как-то…

- Фантастично! Согласна. Такое чувство возникает у всех людей, а всё из-за того, что виртуальное пространство представляет собой менее технологично развитые эпохи, в целях экономии вычислительной мощности. Вам сейчас кажется, что вы попали в будущее. Да ещё и после смерти. Вы испытали немалый стресс, но всё это вы уже проходили. Как проходили ещё тысячи до вас и будут проходить ещё много раз до самого прибытия. Все под медицинским контролем, естественно, в изученных нами рамках. Есть только настоящее – и оно здесь и сейчас.

- Слетал блин в космос.

- Простите?

- Ничего.

***

Через месяц Оливер Палмер уже несколько раз выходил в открытый космос. Здесь он совершенно другой. Межгалактическое пространство очень тёмное. Ни звёзд, ни планет – просто вакуум. И лишь с носа корабля можно наблюдать потрясающую панораму галактики Андромеда. Электрическими дугами она разогнала тьму вокруг себя и величественной спиралью, неоновым янтарём, застыла перед кораблём отважных исследователей.

Память действительно возвращалась. А жизнь, прожитая в гибернации, отходила теперь на второй план. Становилась как блеклый сон. Оливеру было жаль терять воспоминания, но все-таки он пытается смириться с тем, что он тот, кто он есть. Что это часть работы. Часть социального исследования личности. И что через одиннадцать месяцев он вновь отправиться жить новую жизнь. Новое приключение. Ненастоящее, но чем ещё заняться, когда лететь ещё сотни лет, вот если бы не забыть старую.

Чудеса технологий.

В каюте он любил вечерами смотреть свои прошлые жизни. Он был таким разным человеком – и всё же прослеживалась общая нить. Интересы, таланты, способности.

Действительно, невозможно было отличить эти жизни от настоящей. Да и где гарантия, что это так же не обман? Тактильные ощущения, запахи, вкус – всё это генерировало специальное устройство, которое стимулировало определённые участки мозга людей. Все-таки это не подделка, просто другой опыт.

Созданное виртуальное пространство для всех поселенцев одного из ста сорока ковчегов. Сто сорок сфер, как астероидный пояс, с каждой секундой приближались к цели.

Психолог старался отвязать его от воспоминаний последней жизни. Он объяснял, что нет смысла переживать о своей семье, что осталась там. Ведь теперь Оливер изучает ещё более ранние свои жизни и далеко не с таким трепетом. По-крайней мере лишь со здравым интересом, как при просмотре кинофильма. То есть дело всего лишь в памяти. Но сердцебиение усиленно учащается лишь при воспоминаниях о последней жизни. И это нормально, говорит психолог. Время лечит, а память и здравый рациональный смысл должны перевесить всё остальное.

Человек разумный!

Как многого он достиг. И как много ему предстоит. Но главное это то, кем он является сейчас, в этот самый момент. Осознать хотя бы долю процента этого, принадлежность себя к миру, к человечеству, к разуму – и голова идёт кругом.

Оливер жил, как часть грандиозного, и одновременно являлся ничтожным сам по себе. Кто он такой? Всего лишь остаток того человека, который однажды отправился покорять космос, новые рубежи, другую галактику. Те мечты – уже давно не его. Что толку от количества прожитых жизней. Они все забываются, выцветают, а с ними и чувства. Но собранная им статистика идёт на благо общего. Так и получается, что один он всего лишь пшик, звёздная пыль, невероятным образом обладающая сознанием. Но как часть ковчега – он всё человечество.

- Оливер! – в столовую зашёл усатый мужичок добродушного вида.

- Привет Биггз.

- Слыхал новость? Двигатели удалось перезагрузить. Мы будем в Андромеде через 400 лет! Ты подумай только. После двух тысяч лет, осталось совсем ерунда. Теперь они работают стабильно.

- А нам что с того? Мы прилетим туда уже другими людьми.

- Что ты имеешь ввиду?

- Биггз, ты меня отлично понимаешь.

Они помолчали.

- Оливер, тебе надо развеяться. Ты постоянно думаешь и думаешь, ходишь отстранённый, ни с кем не говоришь. Поверь, до добра это тебя не доведёт. Мы здесь все в одной лодке, и у нас только один выход. Причалить в Новом мире. Начнём там все сначала, разве не об этом ты мечтал, мы мечтали?

- Я ни о чём не мечтал.

Оливер Палмер блуждал по коридорам. Ему встречались люди, множество людей, все статные и красивые. В форме одиннадцатого ковчега, на плечах – гербы. На левом всегда Земля. А на правом уникальный герб одного из ковчегов.

Ковчег жил своей жизнью. Шестьдесят пять тысяч судеб переплелись в маленькой рукотворной сфере. И Оливер был среди них. Он пробирался через отсеки, общался, шутил, размышлял и, незаметно для себя, оказался в отсеке гибернации.

Отсек размещался по всей окружности корабля. Белые капсулы спящих пассажиров ровными рядами расходились в две стороны пока хватало взора. Оливер шёл через ряды. Его шаги тонули в огромном открытом пространстве.

Он опустил руку, провёл по нескольким капсулам. Словно хотел прикоснуться к сущности этих людей, увидеть их настоящими.

Оливер понял, почему его всегда тянуло сюда. Что именно через месяц после пробуждения не давало ему покоя. Среди этих одинаковых капсул, до микрона точно размещенных рядов, находилась его семья. Конечно он всё понимал, что они чужие люди. Которых он уже вряд ли узнает в будущем. Но они так убедительно сыграли свои роли в его жизни. А он сыграл для них.

Вероятно, они когда-нибудь поговорят на планете в другой галактике как незнакомцы. Встретятся внезапно по велению предназначения и вновь разойдутся в этом таком большом мире.

Но сейчас, одно единственное желание, вызванное душевным порывом, терзало его душу. Он хотел убедиться, что его жена, дети были настоящими. Вначале он несколько часов ходил среди рядов, всматриваясь в лица, будто искал отклик в сердце. Но сердце молчало. Все были такими похожими, возвышенно-спокойными.

Затем он стал искать автоматизированных помощников. Когда нашёл одного, стал просить его помочь в поисках. Но тот всё время повторял, что не располагает возможностью обнаружить, как именно связан человек и его виртуальная сущность. Однако капсулы записывают жизнь человека, сохраняя её в едином хранилище. И эти данные – личное дело каждого, доступ к ним имеет только сам человек, находящийся в криосне. Связать реального человека и его виртуальную жизнь всё же можно, но для этого нужна колоссальная вычислительная мощность.

- Так запусти, чёрт возьми, все квантумы, пусть считают, мне нужно знать!

- Я имею право не выполнять приказы, идущие в разрез с моими прямыми должностными инструкциями, мистер Палмер. Вычислительной мощности персональных компьютеров не хватит для обработки данных, а промышленные – заняты расчётами курсов и поддержкой деятельности корабля. Всё, что я могу сделать – это предложить вам характерный анализ, чтобы определить по поведению человека среди сохранённых жизней, наиболее подходящие. Но их может быть очень и очень много.

- Мне кажется есть способ получше.

Оливер Палмер, несколько недель разрываемый неотвратимостью своей судьбы, сжигаемый чувствами к своей «ненастоящей» жизни просто существовал. Теперь его можно сравнить разве что с потухающим углём, с выскочившей из пламени искрой. Он перестал есть, пропустил уже несколько занятий поддержания здоровья. Ночи стали бессонными и бесконечно долгими. Люди старались подбадривать его, но безуспешно.

Состояние Оливера называли «запутанность». Медицинский термин, который появился во время перелёта. Оно характеризуется отстранённостью, замкнутостью и безразличием. Человек терялся в реальностях, не понимал ценности жизни и смысла существования. Само слово время и реальность пугало его, вызывая соответствующую реакцию в организме.

Таких людей обычно насильно погружали в криогенный сон, чтобы они не мучались. Но только в том случае, если они начинали представлять трудности.

Одним вечером, у себя в каюте, Оливер подкидывал энергопластину пистолета на ладони, который он когда-то взял в полёт. Кто знает, с чем предстояло столкнуться в Новом мире. И кто бы мог подумать, что пистолет пригодится именно сейчас. Но у него нету выбора. Добровольно записи капсул ему никто не отдаст. Конечно, это безумие. Конечно, его обезвредят, но ведь и терять уже нечего.

Оливер Палмер направился в медицинский отсек. Пистолет складывался и помещался в кармане. Сегодня он был спокоен и уверен в себе. Приветствовал своих коллег, сделал комплимент нескольким медсестрам, и прошёл к главному врачу посткриогенной реабилитации.

- Оливер! – сказала та самая девушка, которая приняла его по пробуждении, - Рада видеть вас, вы давно не заходили. Как ваши дела? С работой справляетесь?

- О да, всё просто замечательно. Но я к вам по делу.

- Слушаю вас.

- Мне нужен доступ к архивам жизней пассажиров.

Врач нахмурилась и ответила:

- Прошу прощения, но я вынуждена вам отказать. Вы знаете правила.

- Знаю, именно поэтому я вас не прошу. – Оливер достал пистолет, который на глазах собрался из коробочки в готовое оружие.

- Оливер, мы так близки к цели. Я прошу вас, не нужно рушить себе то, что так долго строилось. Скоро всё это закончится, мы долетим – и навсегда забудем о криосне. Будем жить своей жизнью!

- Я свою прожил. Мне большего не надо. Мне нужно только увидеть их…

- Кого увидеть?

- Родных.

- Они вам не родные, Оливер! Они всего лишь пассажиры! Проснувшись, они всё забудут, и вы всё забудете.

- Нет!

- Оливер, если вы положите оружие, мы поговорим. Попытаемся решить все проблемы. Другого выхода нет.

- Есть, вы отдадите мне записи. Я должен убедиться. Что всё было по-настоящему, понимаете?

- Всё и было по-настоящему! В криосне вы остаётесь собой. Но какая разница, кто эти люди здесь? Почему это так важно?

- Потому что я любил их и больше ничего не хочу забывать. Это всё неправильно.

- Для этого и есть архивные записи. Чтобы вы могли вспомнить. Но дать доступ к другим, я не имею права. Вы подумайте, ваши, как вы полагаете близкие, являлись таковыми только во время последней фазы гибернации. Другие были до этого. До них были ещё. Вам не нужно их искать, Оливер. Оставьте это! Вы тяжело переносите пробуждения, потому что в реальности у вас никого нету на этом корабле. Но возможно есть на других ковчегах? Вы не одни, Оливер.

- Отдайте мне, их, прошу!

- Вас поймают очень быстро. Вы всё равно ничего не успеете. Уже сейчас сюда направлена охрана. Скоро вас поймают, сдайтесь и прекратите всё это.

Оливер смотрел на девушку. На её встревоженное, умное лицо. Смотрел на свою руку, держащую пистолет. И понимал, что никогда не выстрелит. Да и за что? За то, что он привязался к виртуальным копиям. И продолжает верить, что будет жить счастливо и дальше после пробуждения.

Дверь кабинета распахнулись, вбежали семеро, в боевых чёрных скафандрах. Широкоплечие, высокие и в шлемах. Вряд ли среди них даже были люди. Эта мысль, осознание неотвратимости ситуации, и ярость на всё вокруг молнией ударили в Оливера, и он с разворота яркой зелёной вспышкой пронзил одного из них. Он лишь успел заметить раскалённый оранжевый обод на скафандре и как коридорная лампа светилась через прожжённое отверстие.

Оливер больше ничего не успел. Шесть лучей прошли через его плоть как через масло. Одежда слегка загорелась и тут же потухла. Он знал, что он ещё жив. Слышал разговоры, чувствовал жжение в груди. Но не мог дышать.

Он закрыл глаза, а когда открыл вновь – то увидел молодую девушку. Она вся словно светилась, такой счастливой казалась.

- Я всё ещё жив? Умереть вообще возможно?

Она улыбнулась очень красиво, на эту улыбку можно было смотреть вечно.

- Я нашла тебя!

- Как?

- Общими усилиями. Кто не слышал на ковчеге историю Оливера Палмера?

- Теперь я спокоен.

- Стоило того?

Он дотронулся до шрамов от выстрелов на груди, а потом коснулся её щеки. Она не отвела голову, не моргнула, просто смотрела ему в глаза.