Как родная меня внучка провожала

− Ну что, Алексей Петрович, свое шестидесятилетие уже успели отгулять?

− Так точно, два дня назад как отметил. Хорошо посидели.

− Вот и славненько. Мы же все понимаем, не дергали вас. Чай не звери какие-то. А раз уже спраздновали, то получается, что пришел и ваш черед родине послужить. Она вас, так сказать, вскормила и вспоила, образование дала, пора теперь и долги отдавать.

− Да я, собственно, и не отказываюсь.

− Отказаться, положим, официально у вас и не получится. За уклонение статья соответствующая в уголовном кодексе имеется. Вы наверняка должны об этом знать. И наказание там исключительно одно − высшая мера, без вариантов. Есть, конечно, уникумы, которые в бега подаются в места безлюдные или малонаселенные, но это, прямо скажем, не для вас. Вы же человек городской, в тайге максимум пару дней в одиночку протянете. А так вас еще полгодика в учебке помуштруют, все прибавка к сроку жизни. Бывает, конечно, и там естественная убыль, но это исключительно единицы. Впрочем, не вы первый, не вы последний. Ну а после учебки, тут уж как фишка ляжет, плюс, как вы знаниями военными овладеть успели. Некоторые умудряются лет по десять еще повоевать, ну а кто-то даже до линии боестолкновения добраться не успевает. Так-то вот.

− Я, в принципе, так себе все и представлял.

− Приятно с понятливыми людьми общаться. Вы по своей бывшей специализации кто будете?

− Программистом на седьмом транспортном узле служил.

− Значит, скорее всего, бортинженером на десантный бот пойдете. Там этого компьютерного добра выше крыши, будет чем заняться и на учебе и после. Сейчас выписываю вам предписание − явиться на призывной пункт в ближайший понедельник. Так что у вас еще целых три дня есть для завершения гражданских дел, это не считая сегодня, которое средину даже не перевалило. Все, можете быть свободны.

* * *

− Деда, а ты в понедельник уже на совсем уедешь и я тебя больше никогда не увижу?

− Ну почему же? После обучения, через полгода, мне по закону отпуск в две недели положен перед отправкой в действующую армию. Куда же мне в отпуск этот ехать, как не к вам? Потом еще, если хорошо учиться буду, увольнение могут дать. А уж я очень в этом постараюсь, охота на тебя повзрослевшую посмотреть.

− Хорошо, деда. Только ты там, пожалуйста, поаккуратней будь, говорят это может быть опасно.

− Всенепременно, моя конфетка. А теперь спать, завтра в садик рано вставать. Я еще тебя туда поведу, не хочу, чтобы нас с тобой за опоздание отругали.

* * *

Полгода в учебке пролетели стремительно, как пуля. Они там, а если точнее, на полигоне, тоже просвистывали, и снаряды с минами для создания антуража случались. Учения максимально приближенные к боевым действиям, как любил повторять их ротный старшина. А еще: «Тяжело в учении, легко в гробу». Юморист одним словом армейский, с единственной лычкой на погонах, правда, широкой и вдоль, а не поперек. Не взлюбил этот хохмач-самоучка Алексей Петровича с самого начала его появления в учебке. А за что? Старшина и сам бы наверно не ответил. Может за излишнюю интеллигентность, может еще за что? Вобщем, в наряды и на тумбочку дневальным Алексей Петрович, однозначно, чаще других ходил, но и не роптал при этом. Надо, ведь, согласно Устава: «стойко переносить все тяготы и лишения военной службы». Он и переносил, внешне по крайней мере. Внутренне такая обстановка для Алексей Петровича однозначно чуждой была. Он-то и в детский сад даже дня не ходил, дома практически всю жизнь прожил. А тут... Ну а для некоторых других получалось, что казарма, что дом родной − все едино. Взять хотя бы Саныча или Сан Саныча в зависимости от обстановки. Их кровати с Алексей Петровичем одна над одной ярусом стояли. Так вот у Саныча на все случаи шутки и прибаутки находились и почти всегда с матерком, но так как-то и по месту, и делу, и изящно-витеевато притом, что Алексей Петрович даже хотел временами позаписывать некоторые санычевы перлы. И вёл себя Саныч, как шутил, чуть что не по нем, то сразу обидчику по мордам. И не важно, кто против него, амбал ли двух метровый или такой же как он метр в кепке. И бивали его не раз по началу. А он с пола поднимется, юшку кровавую с лица утрет, заржет словно жеребец, и опять на противника наскакивает. Через пару недель с ним уже никто и не связывался. Себе дороже. А вот Алексей Петровича Саныч не понятно с чего уважал и опекал. Так что к бывшему программисту седьмого транспортного узла никто в казарме не приставал, исключая, конечно, старшину. Тому сам бог велел. И погиб Саныч так же, как жил, с усмешкой. Реально ведь, так все и вышло. Тренировались они на полигоне гранаты бросать. В окопчике двое курсантов и инструктор. Пока вместо настоящего боеприпаса алюминиевые чушки кидали − все хорошо шло. А как реальную гранату выдали, то Саныч свою далеко и удачно метнул, а у коллеги его она, как тот кольцо выдернул, из рук и выскочила, и прямиком в окопчик под ноги их и упала. Время шло. Первым отвис Саныч (хотя это инструктору следовало), и накрыл гранату своим телом, улыбаясь при этом. Вот и вышло, как майор в военкомате говорил, про естественную убыль в учебке.

Это все на предпоследнем месяце обучения вышло. ЧП в роте, все наказаны, никаких поощрений до конца срока. Вот и не получилось у Алексей Петровича из учебки в отпуск домой съездить. Так все полгода за забором с колючкой провел. Хотя нет, на объединенный день всех родов войск было у него единственное увольнение в город. Тогда его, впрочем, всем давали, даже тем, кто на гауптвахте, как Саныч в свое время, сидели за употребление тормозной жидкости во внутрь, так и за самоволки. В восемь утра будущих защитников Отечества через КПП выпустили, но уже к восьми вечера надо было обратно вернуться. Так что к родным Алексей Петрович в тот день ну никак не успевал добраться. А вот по окончанию учебки − это святое: на целых две недели на побывку домой, это еще не считая дороги. Внучку повидать, да и сына с невесткой то ж. Дом, правда, тот уже не за ним числился. После шестидесяти ты вообще мало чем официально имеешь право владеть, личные вещи и одежда не в счет.

Алексей Петрович стоял перед дверью в уже не свой дом и медлил. Как его встретят? Узнает ли внучка? Военному люду не нужны сомнения, так ротный учил, Алексей Петрович, вспомнив это, резко нажал кнопку звонка. С той стороны послышалось шаги и традиционное: «Кто там?», − от внучки. Зря родители разрешают ей к двери подходить, − подумал Алексей Петрович, но ответил:

− Это я, Лешик, твой деда. Позови маму или папу, чтобы дверь открыли.

− Мой деда на войну уехал, вы всех врагов, что ли, там победили? И тебя отпустили?

− Позови маму или папу, сказки трудно через дверь рассказывать.

Через некоторое время дверь открылась, на пороге стояла невестка:

− Здравствуйте, Алексей Петрович. Как добрались?

− Да нормально, в общем-то.

− Хорошо выглядите, подтянутым стали, служба вам, несомненно, на пользу пошла.

− Точно, подтягивались каждый день − вот и подтянулся.

Алексей Петрович пробыл в своем бывшем доме, но с настоящими родственниками ровно положенные две недели. По большей части ходил гулять с внучкой: в зоопарк, цирк, театр кукольный и просто в парки. С сыном, невесткой и, разумеется, внучкой в один из выходных в лес по грибы сходили. Как конфетка радовалась любому найденном грибу, даже мухомору. Вобщем, отпуск у Алексей Петровича, с его точки зрения, удался, в действующую армию ехал он со спокойным сердцем. След после себя в жизни оставлен, и не только в совершенствовании программного обеспечения транспортного узла номер семь.

По приезду в действующую армию, назначили Алексей Петровича бортинженером на десантный бот, как в свое время и предсказал майор из военкомата. Первый его бот спаркой оказался, у пилотов, штурмана и бортинженера по два кресла рядом стояло с дублирующим функционалом. На местах этих инструктора в первых трех вылетах к линии боестолкновения сидели. Для рядовых десантников такой роскоши предусмотрено не было. У них и так пол-отделения из «старичков» состояло, а остальные − новобранцы, как и Алексей. Тогда на Зееловском направлении шли жаркие схватки с большой убылью личного состава, как, впрочем, и всегда когда пополнение в части прибывало. Словно природа сама стремилась все привести к общему знаменателю.

После трех относительно удачных полуучебных, полубоевых вылета к линии фронта и обратно, перевели Алексей Петровича на обычный бот, не спарку. Бот тот сильно потрепанным оказался, одно прямое попадание и два по касательной. Ходовая, правда, и планер в норме, но с управлением огнем и просто управлением пришлось изрядно повозиться. Больше месяца в прифронтовой ремонтной базе с тем ботом пришлось провозиться в компании еще трех техников. Здесь Алексей Петрович на практике увидел как бортинженеры в боевых условиях выкручиваются для устранения повреждений, когда запасных частей под рукой не оказывается: и сопротивления самодельные из бумаги с использованием карандашного грифеля находил, и нестандартные выпрямители высокого напряжения с какой-то другой техники снятые и в портянки замотанные, чтоб не коротило об корпус, к которому их прикрутить никакой возможности не было. Да много еще чего, голь на выдумки хитра, или захочешь жить − и не такое удумаешь. Вот все это они больше месяца и приводили к виду, изначально конструкторами спроектированному. Хотя, что-то и оставляли как есть, если и в рембазе запчастей нужных не оказывалось.

Потом уже и сам Алексей Петрович такие решения на практике в боевых условиях не раз применял, когда один, без инструктора летать на боте начал. И в общем-то удачно, более десяти лет возил десантников на задания и обратно, практически без ранений для него все это обошлось, без тяжелых уж точно. Каждый год в отпуск к сыну с внучкой, ну и невестке в придачу на две положенных недели ездил. А куда еще? К курортам он как-то и на гражданке не смог привыкнуть. Внучка за год его практически забывала, но вспоминала быстро или заново узнавала. Весело и занимательно им вместе было класса где-то до пятого, потом уже у нее другие интересы пошли, но Алексей Петрович не роптал. Как говорится: «Каждому овощу свой фрукт». С сыном у них особого душевного контакта уже давно не случалось, так, только по бытовым вопросам. Они даже практически не переписывались, только с днем рожденья друг друга поздравляли. Про невестку и говорить не приходилось − чужая кровь. Оставалась только внучка, собственно ради нее он и возвращался в свои бывшие пенаты каждый год на побывку.

Возвращался пока мог... До десятого отпуска совсем немного оставалось, чуть больше месяца, но не срослось. В тот вылет они в засаду попали, как из-за горы вывернули, так по ним сразу с земли две ракеты пошли. Времени на маневр уже не хватало. Алексей Петрович успел еще до попадания десантный модуль отстрелить, а сам, да и пилоты, катапультироваться так не успели. Зато все сразу закончилось, безо всяких мучений, как он иногда и мечтал. Силовая одновременно с боекомплектом рванули, со стороны красиво, но не внутри.

В компьютерной таблице о невосполнимых потерях личного состава напротив фамилии и инициалов Алексей Петровича значилось:

− реальный срок дожития после 60 лет − 10,93 года;

− прогнозируемый срок дожития − 3,67 лет;

− интегральный индекс здоровья на момент гибели в ед. ВОЗ − 0,76;

− интегральный индекс здоровья в 60 лет в ед. ВОЗ − 0,41;

− затраченные средства на содержание в м.р. − 2,73

− реальная прибыль гос-ва/ПФ в м.р. − 4,18

− ...

Смотря на эти данные, однозначно получалось, что после шестидесяти лет жизнь Алексей Петровича исключительно в гору пошла. И прожил он значительно дольше запланированного, и здоровье свое за это время кардинально поправил, как за счет пребывания в экстремальных условиях, так и из-за ежедневных физических нагрузок, и, к тому же, еще и пользу отечеству и родному пенсионному фонду принес. Чем не заслуженный итог? Лет семьдесят назад, когда война только началась, по таким материалам любой, даже самый мелкий, региональный лидер мог легко передовицу в местную газетенку тиснуть. О дальновидности и прозорливости планов правительства, что молодые должны детей рожать и воспитывать, экономику вперед двигать, а людям в возрасте сам бог велел этих молодых от иностранной агрессии защищать и собой закрывать. Но сейчас это было уже не актуально, война так плотно вошла в жизнь и быт, что стала такой же заурядной вещью, как выходные, отпуск, налоги и, разумеется, смерть.

Алексей Петровича выдали его сыну с внучкой в районном военкомате в виде праха в урне с армейской символикой. Процедуру провел тот же самый майор, что их отца и деда в свое время призывал. К урне прилагался еще похоронный формуляр и денежный аттестат с последним неполученным довольствием. Теперь оставалось только отвезти урну в колумбарий в их семейную ячейку. По дороге отец решил закурить и попросил сумку с урной дочке пока понести:

− Вот дедушка тебя в детстве на руках носил, теперь твой черед настал. Он сейчас не тяжелый.

− Конечно, пап. А когда тебе шестьдесят будет, тебя тоже в армию призовут?

− А куда ж деваться? Призовут, разумеется, если война к тому времени не кончится. Хотя это вряд ли.

− И я тогда потом тебя так же, как дедушку, когда-то понесу?

− До этого еще ой как далеко. Давай поживем пока.