Alisabet Argent

Приди ко мне, муза!

Автор:
Наталья Ревкова
Приди ко мне, муза!
Работа №162
  • Опубликовано на Дзен

Писатель Веня Демидов сидел перед чистым файлом вордовского документа, болтал ногами, поглядывая в соседнее окно, не промелькнёт ли там его Муза, и с аппетитом грыз гелевую ручку. Он обдумывал завязку очередного детектива из серии «Сыщик без погон Домна Карапетян расследует…»

Перевалило за полдень. С утра работа не спорилась, и Веня позволил себе отдохнуть и побездельничать за сериалом. Потом плотно пообедал – покушал мамину селёдочку с луком, борщик, две паровые котлетки из курочки, и даже добавил ложечку коньяку в кофе и съел полторы зефирки. И всё равно в голову ничего не шло абсолютно, хотя мама сказала, что зефир покупала в магазине «Азбука вкуса», а курочку – на рынке.

От хороших продуктов в желудке у Вени всегда было благостно, а мысли роились, словно трудолюбивые пчёлы. Всегда, но не сегодня.

Он вздохнул, отложил любимую авторучку с вдохновляющей надписью: «Газпром», и отправился на кухню к другу-холодильнику. Вот в «Газпроме» Веня всегда хотел бы работать, ну или хотя бы писать суровую мужскую прозу про его работников… Или на худой конец про депутатов Госдумы… Ну или хотя бы про ментов и бандитов. Но не вся проза успешно монетизируется, и приходилось писать женские детективы под псевдонимом Авдотья Кукушкина.

– Что, Дота? Не пишется нам с тобой? – спросил он вслух, включая свет в крошечной семиметровой кухне. (Что поделать, старый уютный дом с двором-колодцем был откровенно темноват, а глаза Вени от долгого сидения за компьютером регулярно становились временно подслеповатыми и требовали досветки.) Только бы мама не узнала. Она сразу отправит в поликлинику к офтальмологу, а врачей и поликлиник Веня не переносил с детства.

Он поморгал, убеждая себя, что делает таким образом гимнастику для глаз, открыл холодильник, и сердце его ёкнуло и ушло примерно в лодыжку. В холодильнике не было кефира, который мама наказала обязательно пить на ночь!

У Вени сразу пропал интерес к маленьким пирожным из кулинарии, которые были спрятаны в дальнем углу холодильника как последнее мотивирующее и вдохновляющее средство.

Мама придёт как часы, в шестнадцать ноль-ноль. Принесёт что-нибудь к ужину и завтраку и обязательно проверит холодильник!

Вот тебе и написал первую главу с завязкой…

Завязка… Пожалуй, это будет убийство во время прямого эфира программы «Доброе утро, Россия»… Точно! Оно! Такого не придумает даже его вечный конкурент, фантаст Лёня Курочкин!

– Да, Дота, да! – сказал Веня громко. – Придётся нам с тобой резво бежать в «Пятёрочку». Иначе мама наваляет нам на десяточку.

Он часто говорил сам с собой. Вернее, с Авдотьей Кукушкиной, в шкуру которой вживался, когда писал от её имени свои детективы.

Авдотья была тёткой ушлой, прожжённой. Всю жизнь она проработала в торговле – сначала продавщицей, потом завскладом – и видела всех и каждого буквально насквозь. И даже пенсия не подкосила её – Авдотья взялась раскрывать убийства своих многочисленных родственников и знакомых, из коих многие были ворюги и мерзавцы, за что и гибли пачками. Вот что значит вовремя выйти на пенсию, когда человек ещё полон сил, идей, планов…

Веня подошёл к кухонному окну, бросил взгляд в такое далёкое и одновременно близкое окно соседнего дома. Там иногда появлялся вдруг томный силуэт черноволосой женщины с ажурной зелёной шалью на плечах, его Музы. Он следил за ней в оба окна, она вдохновляла его лучше зефира в шоколаде.

Но сегодня Музы в окне не было, и Веня быстренько сгрёб со стола банковскую карту и скидку «Пятёрочки», надел штиблеты, напялил кепку и, по причине летнего полдня, отправился в магазин в полосатой домашней рубашке и слегка помятых льняных брюках.

По дороге его осенило, как именно случится убийство. Вот двое ведущих заваривают в кадре отвратительный чай «Янус». Он – красный пакетик чёрного чая, она – зелёный пакетик чая с бергамотом. Обычная рекламная акция в утреннем эфире. Он и она прихлёбывают. Она начинает:

– Какое утро без чашечки чая!..

– Особенно если это «Янус»! – подхватывает он.

А в это время глаза у неё уже лезут из орбит, накрашенный рот перекашивается…

Режиссёр переключает камеру на него, а её пытается оттащить из кадра ассистент.

Но чай обязательно нужно показать во второй раз, таков рекламный контракт, и камера наезжает, отъезжает… Ассистент не справляется с тяжёлым обмякшим телом, не успевает… и зритель видит торчащую из-под стола ногу в кроваво-красной туфле!

За размышлениями Веня даже и не заметил, как посетил «Пятерочку» и снова оказался перед запертой «парадной» дверью в свой двор. Дверь запиралась от туристов, и магнитный ключ от неё висел у него на связке.

Веня вытер пот, выступивший от мысли, что ключи забыты, нашарил в кармане штанов связку, пикнул кнопкой магнитного, вздохнул и засеменил к своему подъезду, размахивая фирменным пакетом с красной надписью «Пятёрочка».

Он уже миновал половину двора, над которым привычно торчал кусок неба, напоминающий запятую, когда сзади раздался глухой удар чего-то тяжёлого об асфальт. Словно мешок с картошкой кинули из окна.

Тут же заорали дети, завизжала на все голоса сигнализация приткнутых в тесном дворе машин.

«Совсем обалдели соседи, – подумал культурный Веня, которому мама не разрешала ругаться плохими словами даже мысленно. – То пакеты с мусором из окон кидают, теперь вот на картошку перешли».

Мимо него пронеслась с вытаращенными глазами вездесущая тётя Глаша из второго подъезда.

«Тоже, поди, волнуется. Дворник уже неделю как запил, кто теперь грязь убирать будет? Если картошка гнилая, то это какая вонища будет теперь во дворе?» – вздохнул Веня и вошёл в подъезд. – Не двор, а клоака, хоть бы уже убили кого-нибудь, что ли? Всё сюжет для романа!»

***

К себе на шестой этаж Веня поднимался пешком. Останавливался на каждом пролёте, постанывал, жалел себя, изображая одышку. Но мама велела ходить по лестнице пешком, а одышка получалась жалкая и неубедительная. Всё-таки сорок лет – только бабе век, а не мужику. Он и лысеть-то начал едва-едва, и строен ещё вполне, хотя мама всё сетует на сутулость и намечающийся животик. Да где он намечается-то?!

Веня открыл дверь в квартиру, снял штиблеты, кепку, пригладил перед зеркалом ещё совершенно тёмную и густую шевелюру. Подмигнул себе. Понёс пакет на кухню, сунул туда руку и нашарил… плавленый сырок.

Заглянул в пакет – кефира не было. Правда, сырок был как раз нужной марки – «Домик в деревне»! Но где кефир?!

Пакет из «Пятёрочки», значит, в магазине он был… Проклятая рассеянность!

– Вот это, Дота, мы с тобой натворили… – пробормотал Веня. – Ну, ничего, время ещё есть.

Он покосился в окно, высматривая Музу, но там опять никого не было. Зато сквозь приоткрытую форточку донёсся зудящий вой медицинской сирены.

Веня снова взял, уже выложенные на край кухонного стола, карты, прошёл в тесную прихожую, напялил штиблеты и кепку. Снял штиблеты, вернулся за почти не использованным пакетом. Снова надел штиблеты. Наконец дверь выпустила его с глухим хлопком, похожим на выстрел.

«Там на всё про всё будет секунд пять, – думал он. – Оттащить ведущую, убрать её чашку с чаем. А если убийца – помощник режиссёра, он быстренько выплеснет отравленный чай и вымоет чашечку!»

***

Во дворе всё было не так, как обычно: слишком суетно, пафосно, шумно. Аккуратно толпились соседи. Какой-то крепкого вида мужик рисовал мелом на асфальте неровный овал вокруг белой простыни, из-под которой торчали чьи-то грязные ботинки.

Веня остановился перед неожиданным препятствием, одной половиной мозга размышляя, что бы это могло быть, другой – продолжая прорабатывать завязку будущего романа.

Вдруг соседи расступились, и он увидел её, свою Музу!

Веня знал, что живёт она в доме напротив, но вот так, лицом к лицу, они никогда не сталкивались. Теперь он видел, что глаза её почти чёрные, блестящие. Она куталась в свою ажурную зелёную шаль, смотрела на Веню и не замечала его!

Он замер.

Растолкав соседей, к простыне на асфальте пробилась бригада скорой помощи – докторица и два медбрата с носилками. Докторица сдёрнула простыню. Муза трагически закрыла лицо руками.

– Простыню-то отдайте, она денег стоит, – попросила соседка из второго подъезда тётя Глаша.

Оглушённый увиденным, Веня сдал назад. Под простынёй лежал распластанный труп соседа-художника, с которым они пересекались пару раз на презентациях и даже здоровались. Фамилия его была Волков, а имя Веня запамятовал.

– Из окна выбросился, – донеслось до него, как сквозь вату.

– Жена-то – вдовою осталась…

«Муза! – промелькнуло в голове у Вени. – Это же его жена – моя Муза!»

Ему стало неловко и муторно. Как же так, его Муза – жена трупа художника? Да ещё именно такого художника, вечно одутловатого от пьянки, не в меру бездарного конъюнктурщика, что подрабатывал портретами средних офисных клерков.

То есть… она же одинока стала сейчас? Её же утешать теперь надо? Как же так? А кто утешит и вдохновит его?

К такому раскладу Веня был тем более не готов. Он попятился и тихонько ретировался в свой подъезд. Муза оказалась коварна. К тому же кефира он опять не добыл, а это грозило репрессиями, к которым стоило подготовиться хотя бы морально.

***

Следующий день взошёл сер, за окном моросило. Веня встал, позавтракал совершенно без аппетита и удовольствия мамиными блинчиками, поливая их сгущёнкой и запивая кофе.

– Вот так, Дота, – приговаривал он, допивая вторую чашечку кофе. – Остались мы с тобою без Музы. Но мы всё равно возьмём зонтик и пойдём делать утренний променаж.

Авдотья Кукушкина, как всегда, ничего не ответила. А ведь могла бы сказать, что сегодня сыро и можно бы остаться дома и пораньше приступить к работе – вчера-то совсем ничего не написали! А по контракту требуется выдавать по дамскому детективу раз в три месяца!

Но Авдотья молчала, и Веня пошёл обуваться. Правда, по привычке вернулся от двери глянуть в окно. Тщетно – Муза исчезла. И, возможно, теперь уже навсегда…

Веня промочил штиблеты, но проделал оговоренный мамой крюк до магазинчика цветов, потом зашёл за кефиром и даже купил его. Но на обратном пути нечаянно заглянул в магазин разливных напитков и выпил пива, а потом ещё и пятьдесят граммов водки «на посошок». А когда вышел – дождевые облака рассеялись, осталась лишь привычная питерская хмарь, которую, впрочем, уже сдувало ветром.

Веня бодро поспешил во двор, позабыв, что там ещё не стёрлось мелкое безобразие на асфальте, да и соседи бродят туда-сюда стадами, как антилопы в далёкой и жаркой Африке.

Судачащие соседки застали его врасплох.

– Бедняжка, – поминали они художника. – Говорят, у него картины даже поляки заказывали.

– Здравствуйте, Вениамин Львович! – это заметили его, Веню.

Пришлось здороваться дыша в сторону, чтобы не доложили маме.

– Вы же его знавали, художника этого?

– Знавал, – пробурчал Веня. – Гениальный творец, ничего не скажу плохого!

– Ему даже премию обещали. Государственную!

«Ах ему ещё и премию!» – раздражённо подумал Веня.

И вдруг увидел Музу, входящую в подъезд, где жил ненавистный пройдоха-конкурент Курочкин, писатель-фантаст, что норовил перехватить у Вени выгодные заказы и переквалифицироваться в писателя женских детективов. Неужто Муза пошла к нему? Но – зачем?

– А ведь второго дня ещё один творческий выбросился, – судачили соседки.

– Тоже художник?

– Что ты, Валя! Художники редко из окон прыгают. Тот рокер, они пошустрее будут.

– Ну, рокер – это конечно, – поддакнула соседка. – У них, говорят, звезда такая особенная. Только название я забыла.

Веня ощутил, как его снова бросает в пот. Двое! За два дня! А если это убийство? А если и его вот так убьют? Рокер, художник… Следующим должен быть писатель! К бабке не ходи!

Он попятился, оступился, замер, задрал голову и уставился в запятую неба. Что же делать? Бежать? Куда? На курорт? На загнивающий Запад, в Финляндию?

– А вы как, Вениамин Львович? Как ваш роман продвигается? – поинтересовалась тётя Глаша.

– Мой роман… – пробормотал Веня. – Мой роман – он… Он…

Какое-то страшное предчувствие сжало холодной рукой его чуткое трепетное сердце. Ну или печень. Кто его там разберёт после дешёвой разливной водки?

В общем, нехорошо сделалось Вене. А тут ещё соседки обступили и не давали воздуху. Ему показалось, что сам двор надвинулся вдруг со всех сторон, а запятая неба покрылась трещинами, словно разбитое мальчишкой стекло.

– Мой роман… – бормотал он жалобно. – Мой…

И тут вдруг небо потемнело на миг, и за его спиной раздался смачный шлепок чего-то тяжёлого об асфальт!

Веня ощутил слабость в коленях и лёгкое помутнение зрения. Он дрожал и боялся обернуться.

– Совсем обнаглели!

– Это из двадцать пятой квартиры!

– Надо же, старую картошку не могут до мусорного бака донести! Из окон уже кидают!

– Совсем распустились!

– Нет, это из двадцать седьмой квартиры, я по окну вычислила!

Веня обернулся и узрел шестидесятилитровый мусорный пакет, набитый проросшей картошкой. Пакет от удара лопнул, картошка рассыпалась по двору и вроде бы уже даже начала вгрызаться толстыми зелёными ростками в асфальт.

– А дворник-то! Запил! Кто убирать теперь будет!

Веня попятился и под крики соседок шмыгнул в подъезд.

***

Роман не писался. Кое-как пережив визит мамы, Веня достал коньяк. Выпил без закуски. Запил кофе. Ещё раз налил. Его затошнило и вырвало.

Веня понял, что болен, и испытал ужасное облегчение. Недомогание – это мягкая постель, щебетание мамы, докторица на дом, где её вполне можно стерпеть. Это на своей территории они – монстры. Там они защищают казённые двадцать квадратов кабинетного пространства. А дома, в двойных бахилах, с маминым «Не забудьте помыть руки, милочка, у нас всё стерильно!» – они становятся испуганными, уютными, безобидными.

Веня выпил стакан воды с третью ложечки соды, полежал на диване, пристроил на голову мокрое полотенце.

– Завтра мы позвоним маме в десять и скажемся больными, да, Дота? – сообщил он Авдотье Кукушкиной, чтобы не беспокоилась.

Неожиданно пришло слабенькое вдохновение, и он сел к компьютеру.

Веня понял, кто будет убийцей. Некий студент, подрабатывающий младшим менеджером в фирме «Янус», юный и наивный, борец за чистоту чайного листа… Ведь все знают, что в дешёвых чайных пакетиках – едва ли не мусор, но рекламируют, пьют. Вот студент и решил связать с чаем в пакетиках серию убийств, чтобы таким образом заставить людей обратить внимание на качество этого в общем-то прекрасного напитка. Ведь качество падает! Постоянно! Ужасающе! Этакий наивный чайный «Гринпис»…

«Смерть за пакетик чая!» – отличное название для детектива!

***

Веня работал до прихода мамы, недомогание прошло. Разве что, поднимая глаза к окну, он больше не надеялся увидеть Музу. Вернее, надеялся, но с каждым разом всё слабее.

«Ничего, мы с Дотой справимся и без Музы», – думал Веня, укладываясь в постель в положенные одиннадцать часов. Желудок его успокоился, жизнь налаживалась, роман писался.

Он лежал и мечтал, как допишет этот детектив и возьмётся наконец за серьёзную книгу. За книгу… О небе над двором-колодцем, так похожем на запятую. О пустых и чистых листах в Ворде. О том, как хочется писать великие книги, а выходит муть, потому что… Потому что…

Потому что в жизни положено переступать через себя.

Когда редакция «Альфа-книга» завернула его третий детектив из жизни питерских ментов, сказав, что подобный юмор уже был в «Улицах разбитых фонарей», а трупов маловато и вообще как-то вяло… Он переступил. Продался.

Редактор намекнул на его бодрый и уверенный стиль письма, помахал перед носом очередной глупой дамской книжонкой – вот, мол, детектив, вот то, чего хочет читатель… И он, Вениамин Демидов, изменил своей Музе.

Она так и осталась в его окне. Но если раньше он мечтал о случайной встрече, то теперь стал бояться её. А ведь говорил себе когда-то, что вот, мол, разведётся с первой женой и встретит Музу во дворе! И вроде нечаянно заговорит. А потом...

А потом мечтал, что разведётся со второй женой…

А Муза всё ждала, терпеливо маяча в окне в своей зелёной ажурной шали. И вдруг – исчезла…

Веня уснул. Ему снилось, как он женится на Музе, а мама говорит, что больше не будет приходить каждый день инспектировать бельё и холодильник. Ну разве что – через день, или даже через два, но уж по четвергам – обязательно! Ведь у него теперь есть настоящая жена.

И это и было счастье: мама только по четвергам и Муза не в окне, а за спиной с подносом, где чашечка кофе и домашние пирожные.

***

Он, конечно, проспал. И не пошёл делать променаж. И вообще провалялся с книжкой в руках до самого обеда, оправдывая себя тем, что Донцову надо прочесть как конкурента, а Устинову – как подрастающего конкурента.

И даже поднявшись, он не уселся за ноутбук, а включил телевизор.

– …Уже третье убийство в одном и том же питерском дворе, – сказал ему прилизанный диктор в дорогих очках.

Веня побледнел и бросился к окну.

Там снова толпился народ, снова эксплуатировали тётиглашину простыню, и крепыш в штатском рисовал новый овал.

Веня сел на диван. Коленки у него мелко тряслись. Мелькнула мысль: «Неужели фантаст? Курочкин?»

Но ведь это же хорошо, что писатель уже убит? Значит, угроза уже миновала? Значит, следующим будет актёр? Или это убит настоящий, мужской писатель, а следующий будет – женский? Что если убийца думает, что он, Веня, это та самая Авдотья Кукушкина, и охотится за ней? А найдёт – разбираться не станет?

Бежать! В Финляндию! Там он – никто! Диссидент! Скажет, что бежал от преследования властей. Что детективы его не печатали. Имя его не хотели ставить на обложку! Что в России – только духовное рабство и никакой свободы творчества! А ведь и верно – его же заставили писать всё это кукушкинское отродье! Соблазнили нищенскими гонорарами! Какое унижение! Его, интеллигента в третьем поколении!

Веня вскочил, распахнул шкаф, начал кидать на пол глаженные мамой рубашки.

Как это всё хлопотно… Может, бежать без вещей? А мама их потом пришлёт? А деньги? Если сейчас раздербанить вклад в «Альфа-Банке», проценты-то пропадут!

Проклятая страна! Проклятый режим! Вот как зажали рабочего человека! Всё, решено! Срочно на Финский вокзал, в Финляндию! Как Ленин! В шалаш!

В дверь постучали.

Веня, пребывая в экзальтации и чувственном раздрае, дверь распахнул не спросив.

***

На пороге стояла Муза.

– Вы к… ко… – спросил Веня, – …му?

– К вам, – ответила Муза и надвинулась на него грудью, проникая в квартиру.

– А за… – растерялся он, – …чем?

– У меня есть к вам очень серьёзный разговор, – сказала она и прошла, не разуваясь, на кухню.

Туфли у неё были блестящие, кроваво-красные. На высоком тонком каблуке.

Веня потащился следом. Муза включила на кухне кофеварку, достала из холодильника тщательно замаскированный кулёк с пирожными. Она была как мама, такая же мудрая, со всепроникающим взглядом.

– А как вас зо?.. – спросил Веня.

– Как зовут? – переспросила Муза. – Аделаида.

Она поставила на стол кофе и разложила пирожные.

– Кушайте, это же ваши любимые, Вениамин Львович. Я знаю.

– Вы на счёт похорон? – догадался он.

И подумал, что, наверное, Муза – старшая по подъезду и собирает какие-нибудь деньги в помощь трём внезапно убившимся соседям. Это ж какие расходы у родственников!

Он испытал такое нервное облегчение, что аж вспотел.

– Тысячи хватит?

И испытал ещё большее облегчение, когда она кивнула.

Веня отхлебнул кофе и взял пирожное.

– Я вам очень соболезную, – сказал он с чувством. – Я знал вашего мужа. Он был хороший художник.

– Скверный, – перебила она. – Он рисовал только то, за что ему платили. Когда мы с ним поженились, он весь был в мечтах, в сюжетах. А потом пошли заказы на картины для чиновников... Мне кажется, в последние годы он совсем разучился рисовать.

– Да? – радостно удивился Веня. – Ему было приятно это слышать о спесивом коллеге, который хвастался ему гонорарами.

– Да, – кивнула она и чуть прикусила пирожное.

«Экономная», – радостно подумал Веня.

– Вы знаете, а ведь я даже решила на днях изменить ему, – сказала Аделаида. – Я подумала, что рокер – это другое. Это нерв, борьба, взрыв…

«Зачем она мне всё это рассказывает?» – забеспокоился Веня.

Нехорошее предчувствие кольнуло, но перебивать он не решился. Да и любопытство зудело – его всегда цепляли порочные стороны человеческой жизни.

– Я решилась, надела свою любимую ажурную шаль и пришла к нему…

Муза замолчала.

– Так вы – изменили? – Веня спрятал глаза и откусил сразу половину пирожного.

– Ах, если бы всё было так просто, Вениамин Львович!.. Он оказался такой же пустышкой и бездарностью, как мой муж. Сребролюбивым певцом дешёвых песен. На злобу давно минувшего дня. «Рок-н-ролл умер, – сказал он мне. – И я зарабатываю, распевая на его похоронах!»

– Как страшно! – поразился Веня.

И только тут вспомнил, что и художник, и рокер…

Что-то мокрое и холодное зашевелилось у него в груди.

– А писатель-фантаст? – спросил он неуверенно. Голос дрогнул. – Он тоже продался золотому тельцу?

– А как вы догадались? – Муза глянула пристально и даже отставила чашечку из гарнитура, подаренного Вене мамой на вторую свадьбу. – Я искала того, с кем могу связать жизнь, я же – муза. Я же на самом деле муза. Не верите?

– Верю! – выдохнул Веня. – Но почему же они…

– Почему они не выдержали и убежали от меня в окно? – переспросила она в лоб.

Он кивнул, давя ком в горле.

– Они испугались настоящего вдохновения, я думаю. Мой муж не мог даже спать со мной в одной комнате последние десять лет. Ночевал в своей мастерской, неделями не появлялся дома. Пил. Я постоянно торчала у окна, высматривая его.

Веня кивнул. Да, он видел её у окна, любовался, вдохновлялся.

– Когда неделю назад муж заболел простудой, он вынужден был лежать дома и каждый день смотреть на меня. – Муза отставила чашку, сжала длинные белые пальцы. – Он не выдержал этого! Не смог находиться рядом со мной. Он… Он... Он уже не вдохновлялся мной, а впал в ужас! – Теперь она теребила кончики шали. – Я тоже не могла больше быть с ним... Я пришла к рокеру.

Она встала. Повернулась к окну и продолжила с надрывом:

– Рокер сказал, что всегда любил меня. Что писал свои скверные песни, глядя, как я, печальная, стою у окна. И я сказала: ну, вот я пришла к тебе! Пиши же! Но он – тоже испугался. Пытался вытолкать меня за дверь. Сказал, что молодым он уже писал по безмерному и юному вдохновению и его отовсюду гнали и даже клали в психушку.

– И вы ушли? – прошептал Веня.

– И я ушла. Грустная, раздавленная. Ешьте пирожные. А потом он… А на следующий день – муж…

Муза всхлипнула.

– И вы пошли к писателю? – помог ей Веня, быстро прикидывая, сможет ли использовать этот сюжет в очередном расследовании Авдотьи Кукушкиной.

– Да, – сказала Аделаида просто. – Я пришла к нему. Мы в этом колодце – все так близко друг к другу… Он тоже много лет смотрел на меня через окно. И много лет писал, вдохновляясь лишь абрисом моего смутного облика. И вот я предстала перед ним вся. Он – фантаст, он был крепче. Я сказала, что буду с ним, что вдохновлю его на великие книги. Он согласился. Но когда я сняла шаль, а потом и платье. Я же – женщина, а не просто муза. Мне же надо, ну, вы понимаете. Немного любви и ласки, чтобы осветить избранника гениальностью моего дара. А он… Он… Увидев всю мою силу…

– Он прогнал вас!

– Хуже! Он не выдержал моей красоты… Ослеплённый, он кинулся к окну. И… И…

Аделаида зарыдала, заламывая руки.

Веня метнулся к раковине, намочил чистое кухонное полотенце и даже сказал, что она может сморкаться прямо в него. Ничего страшного, мама потом постирает!

Наконец она успокоилась. Промокнула глаза в лёгких разводах туши.

– Вы не прогоните меня, Вениамин Львович? – спросила она. – Я сделаю вас гениальным.

Веня молчал. В голове возникали то мама, которая никогда не позволила бы жениться без её одобрения, а то и страшные походы с первыми своими гениальными детективами к ушлому старенькому редактору «Альфа-книги».

Теперь редактор был молодой, но ещё более ушлый. Он точно знал, какие книги нужны читателю. Если гениальную книгу нельзя будет продать… Как он будет жить? И что скажет мама?

Да как может быть гениальным то, за что не хотят платить денег?

Но если он откажется от музы? Что будет с ним? Ведь уже трое… Ведь все эти трое…

Это же смерть.

Веня ощутил, как ледяной пот течёт по спине. Вдохнул поглубже, борясь с подступающим кашлем.

«Мама будет ругаться… Сквозняк…» – билось в голове.

– Да! – выдавил он, стараясь звучать громко и торжественно. – Да! Я ждал вас всю жизнь, Аделаида! Я тоже стоял возле вот этого кухонного окна и улавливал ваше движение в окне соседнем.

Аделаида расцвела. Глаза её засияли, губы налились соками, грудь стала часто вздыматься.

«Помоги мне, Дота!» – взмолился Веня и обнял музу за талию, увлекая её к окну.

– С сегодняшнего дня вся жизнь моя изменилась! – воскликнул он, распахивая створку. – Вот! Смотри, моя муза!

Он распахнул вторую створку.

– Смотри! Больше нет никаких преград! Есть свежий ветер свободы и новые гениальные романы! Мне кажется, они уже прорастают где-то там! Пробиваются сквозь старый асфальт, взгляни! Это ростки будущих гениальных книг!

Аделаида перегнулась через узкий подоконник и посмотрела во двор.

«Ну, Дота, давай вместе!» – подумал Веня и схватил свою музу под коленки.

+4
21:12
621
17:27
+1
Конкурс это произведение не выиграет, конечно, но на скрытой рекламе его автор должен неплохо заработать.
18:12 (отредактировано)
Ну, в принципе, со смыслом, актуально, читается легко. Быт правдоподобный. Знаю, что некоторые, кто пишет, ждут музу — всерьез. Обычно это народ экзальтированный. Тут тоже ожидалось нечто подобное, но нет, и хорошо.
19:08
+1
Какая прелесть этот рассказ! Персонажи такие живые получились!
Спасибо за доставленное удовольствие!
Комментарий удален
Комментарий удален
Комментарий удален
20:01
-4
Строчить о нелёгкой доле современного писателя, несомненно, легко и приятно. Но ровно так же дёшево и штампованно, как все эти дамские детективчики, которые автор, как он уверен, ядовито и иронично высмеивает в своих ловко склеенных строках. А ещё он так отважно прохаживается по всем этим продажным якобы творцам, которые променяли Музу на бабло, что в штанах у него явно теплеет и набухает.

Видимо, наш автор никогда не жил на один доширак в месяц. На двоих. Без вилок. Ну что ж, пожелаем ему лёгкого полёта из окна.
20:06 (отредактировано)
-4
И вот ещё интересный вопрос: фантастика здесь где? Нет здесь фантастики. Ну кроме мешка с картошкой: такое не выбросят, такое на дачу отвезут и посадят. Остальное, увы, есть сплошное нарушение правил конкурса. Auf wiedersehen!
21:04
+1
Одиннадцатая — подсудная мне группа. Написал отзыв и оценил рассказ. На оценку не повлияли ни
8 комментариев, ни жирные плюсы. Без сомнения, они полезны автору.
Загрузка...
Анна Неделина №3

Достойные внимания