Щелкунчик

Крыс недовольно покусывал губу, маневрируя в очередной надземной пробке, первый раз за неделю пользуясь положением. С одной стороны, ехать на новогоднюю вечеринку к незнакомым, тем более, людям, не хотелось от слова «совсем», с другой – Эрнст сегодня был встревожен более обычного. Дроссельмейер часто недосыпал и говорил быстро и обо всём сразу, но этим вечером он аккуратно подбирал слова и словно бы боялся собственных предположений. Если Эрнст в беде – Крыс в стороне остаться не может.

Чуть не врезавшись в очередной «Москвич», посчитавший себя в праве пролететь над пробкой, словно и у него были государственные номера, Крыс почувствовал острую боль в губе – он-таки доигрался и прокусил её насквозь. Идиотская привычка, от которой он не мог избавиться уже более ста лет, в один прекрасный день будет стоить Крысу его красоты. Ну да ладно, пока что всё решаемо.

- Эрнст, я остановлюсь за углом, встреть меня и… нужно немного подшить…

Ответ лучшего друга заставил улыбнуться: такой – кричащий и тараторящий – он нравился Крысу намного больше.

Внешне гибрида было почти невозможно отличить от обычного человека: высокий мужчина лет тридцати пяти, с бледной кожей, кофейными глазами и волосами по плечи цвета воронова крыла. Казалось бы – просто не улыбайся – никто и не узнает. Но Крыс не из тех, кто стал бы скрывать свою сущность – свой выбор, поэтому он носил волосы исключительно в хвосте, чтобы всем был виден шрам на левом виске. И, о, как же Крыс любил улыбаться. Титановые острые зубы пугали всех, кроме, конечно, Эрнста и его коллег – те со знанием удела заявляли, что одно дежурство на новогодние или майские доступно и в картинках поясняет, чего стоило бы бояться, если бы не приходилось с этим самым «бояться» работать.

- Как можно быть таким дураком, Вася! – кричит Эрнст, и Крысу сразу ясно – друг и вправду злится. Очень редко в его речи слышен лёгкий немецкий акцент.

- Дроссельмейер, не нуди, лучше другу подсоби.

- Фу, низкопробная поэзия, - бормочет доктор себе под нос, посадив гибрида на капот авто и уже вовсю занимаясь его ранами. – Надеюсь, запасная рубашка у тебя имеется? – с надеждой в голосе произносит Эрнст, работая коагулятором (тратить время на обезболивание столетнего козла док не собирался).

Крыс на это лишь ослепительно улыбается. И правда, кровь запачкала рубашку, жилет и брюки. Если на чёрном тёмные пятна были не особо заметны, то красные разводы на белой ткани выглядели просто чудовищно.

- Если ты хотя бы попробуешь сказать, что нечего ради людишек заморачиваться – они и так считают тебя монстром, я обещаю, что зашью тебе рот. Не забывай, ты идёшь в гости к моим друзьям.

Крыс закатил глаза, что на его языке означало смирение и согласие.

- Вот и отлично. Сейчас подколю тебе рапидного коллагена, и сможешь заняться туалетом. Как раз за это время рубцы станут почти невидимыми.

Крыс щёлкнул языком, обозначая, что слова друга зафиксированы, но отсутствие обезбола он ему ещё припомнит. Возможно, даже сегодня вечером.

Эрнст был человеком-загадкой во всех отношениях. В нём было метр восемьдесят роста, но, из-за худощавого телосложения, особенно рядом с широкоплечим, на пять сантиметров его выше Крысом, казался чуть ли не карликом. У него были светлые волосы и кристально-голубые глаза, но немца в нём можно было признать лишь благодаря еле уловимому акценту. Ему было под сорок, но манера говорить и любовь к излишней жестикуляции делала его многим моложе в глазах окружающих. Наконец, он был приятен в общении, легко сходился с людьми и обожал детей, но по-настоящему «друзьями» мог назвать лишь Васю и Катерину – ту женщину, что стояла сейчас под руку с мужем в центре зала и встречала гостей. Супруг Катерины – мелкая сошка в комитете культурного наследия – был пухлым, кривозубым, но крайне добродушным человеком, душой компании и любимым папой. Однако Катерина, по одной ей известной причине, настояла, чтобы старый друг, просивший некогда её руки, стал крёстным обоих детей – словно чувствовала, что муж, помешанный на старине, не сможет защитить детей от опасностей нового времени.

Эрнст стремительно приблизился к хозяевам вечера, пожал руку Штальбаума, церемонно поклонился его жене, ей же лучезарно улыбнулся:

- Спасибо за приглашение на чудеснейший вечер! Атмосфера просто сказочная!

- О да, я использовал личные дневники от 18-го века нескольких русских фамилий, что славились пышностью, больше всего опирался на записки княжичей Юсуповых…

- Дорогой, не забивай головы гостей до начала праздника. Мы рады видеть тебя, Эрнст. А твой друг…

- Василий Дмитриевич Леногов, прошу любить и жаловать.

Крыс почтенно поклонился, а после улыбнулся семейной чете, крепко пожал дряблую руку хозяина и, не стирая с лица хищной улыбки, поднёс к губам ладошку дрожащей Катерины.

- Не бойся, он не кусается. Просто крайне горд своим стоматологом.

- А я слышала, будто этот стоматолог умер от того, что кто-то зубами вырвал ему кадык, - раздался из-за спин друзей ироничный комментарий.

- Мари, как тебе не стыдно! – воскликнул Штальбаум, тогда как рука Катерины в цепких лапах Крыса задрожала ещё сильней.

- Вот так встречает меня крестница после долгой разлуки: инсинуациями насчёт моих близких друзей? – подхватил Дроссельмейер, поворачиваясь к девушке, которая, кажется, вся состояла из голографических наклеек и светящихся красок – видимо, так протестуя против «ретро»-вечеринки отца.

- Как всегда: я, может, за его жизнь переживаю, а он мне - претензии в ответ!

На лице Крыса вместо оскала расцвела искренняя, хоть и косая, улыбка:

- Поверьте, милая Мари, ваш ненаглядный крёстный папаша – последний, кого я решусь лишить жизни. И то в случае непреодолимых препятствий типа трёхдневного голода.

Девушка театрально покосилась на Эрнста:

- Не врёт?

Дроссельмейер так же театрально задумался:

- Никогда не пробовал оставить его без пищи хотя бы на 12 часов, но и риска для собственной жизни рядом с ним не то чтобы чувствовал…

- Тогда ладно, попытка вас рассорить отменяется. – Заявила эта обаятельная шестнадцатилетняя девушка, которая, гибрид понял, лишь играла роль ребёнка для любимого крёстного, и протянула ему руку. – Приятно познакомиться, Василий Дмитриевич, я – Маша.

- Тогда я – Крыс, - произнёс всё с той же косой улыбкой гибрид, пожимая девичью ладошку и краем глаза наблюдая за тем, как скривился Эрнст.

- Может, хотя бы Вася?

- Тогда уж лучше Василий Дмитриевич. Васей имеет право меня называть лишь ваш крёстный, и то потому, что я ему по пьяни это право проиграл.

- Вы же, кажется, очень старый, («Мари!» снова воскликнули наблюдавшие за разговором родители), неужели так и не научились пить?

- Только не с врачами. Для такой науки нужно прожить ещё лет двести… или пойти в медицину.

Эрнст презрительно хмыкнул:

- Не потянешь.

Крыс на эту ремарку состроил оскорблённую гримасу и хотел, было, ответить, когда Маша отвлекла их от назревающей перепалки:

- Господа, позвольте украсть вас обоих на полчаса? Мам, пап, вы не против?

Штальбаум выглядел удивлённым, а вот Катерина, подозревая, зачем крёстный и его товарищ нужны дочери, попыталась изобразить на лице беспечность и одобрительно кивнула.

Крыс и Дроссельмейер последовали за девочкой. Через украшенный еловыми ветками и восковыми свечами зал по винтовой лестнице на третий этаж, в комнату девушки, где, в самом центре, посреди гаджетов, неографитных досок и интерьерных голограмм, стояла вырезанная из дерева уродливая игрушка – Щелкунчик.

Крыс получил нейронную и тканевую регенерацию и свои зубы, чтобы работать дипломатом. Его выбрали на эту работу, потому что он прекрасно разбирался в людях, мог презирать их и, в то же время, подчинять своей воле. Маша казалась взрослым, почти сформировавшимся человеком. Её костюм и колкие шутки намекали на незначительный конфликт с отцом – не более того. Щелкунчик посреди комнаты мог бы тоже оказаться ничего не значащей мелочью, если бы не реакция Эрнста. Док весь напрягся, сжал кулаки и словно бы готовился к защите… или нападению. Вместо и первого, и второго, он совершил над собой усилие, расслабил мышцы лица и руки, ненавязчиво улыбнулся и с мягкостью врача, которому жизненно необходимо выведать анамнез у упёртого пациента, спросил:

- Это тот друг, о котором ты рассказывала маме?

- Крёстный, только не говори, что считаешь меня сумасшедшей! Он правда со мной говорит! Нет, не сейчас, нет, не вкладывает мысли, нет, не звучит у меня в голове. Он реально открывает рот («пасть» - буркнул Крыс под нос) и общается.

- И что же он говорит?

- Фридриху нужна помощь.

- О Боже, она ему и имя дала… - не смог сдержаться Эрнст.

На глаза Маши начали наворачиваться слёзы:

- Ты мне не веришь! Даже ты!

- Мария, - глубоким бархатным голосом начал Крыс. – Если в этом доме и есть человек, готовый тебе поверить, так это Эрнст. Вопрос лишь в том, что, если ты не сошла с ума, твой деревянный подопечный должен подать признаки жизни прямо сейчас.

- Он оживает лишь в полночь.

- Тогда есть только два правдоподобных варианта происходящего в этой комнате: первый – ты тронулась умом…

- Я адекватная!

- Знаешь, кто чаще всех так говорит? (Маша иронию, кажется, оценила, Эрнст закрыл лицо руками). Так вот: второй вариант – это андроид, он работает тогда, когда к нему подключается оператор. И, если это так, мне крайне интересно, какой помощи требует от тебя деревяшка.

- Ты его оскорбляешь! И никакой это не андроид – при чём тут андроиды вообще?! Короче, всё ясно, не хотите помогать…

- Мы все в этой комнате понимаем, что ты открылась нам и матери именно потому, что не справляешься сама. Так что давай, говори, чего хочет твоё чудище.

Крыс не особо пытался скрыть отвращение к кукле не данном этапе: если девочка всё-таки поехала крышей – поддерживать её иллюзии опасно. Если же перед ними андроид… Гибрид по-настоящему начал мечтать о том, чтобы крестница его единственного друга оказалась больной на всю голову.

50 лет назад его работа была менее опасной, но вот сам Василий только начинал путь дипломата (до этого 30 лет проработал помощником своего пожилого теперь уже предшественника). Спускаясь на пустынную, опустошённую землю, гибрид чувствовал, что его длинная жизнь может закончиться быстрее, чем он планировал.

Василий закрыл глаза, глубоко вдохнул привычный, немного разряженный воздух, и снял шлем скафандра. В первое мгновение кровь застучала в голове, а внутренний голос стал неистово орать: «ты умрёшь! Здесь нечем дышать!». Сердце застучало быстро-быстро, а в следующее мгновение замерло. Гибрид вновь закрыл глаза, готовясь встретить смерть, когда понял, что дышать ему, в общем-то, и не нужно. Соответственно, и сердцебиение в таком случае – совершенно бесполезный процесс. В то же время кожа на лице – кожа, открытая солнцу – покрылась мурашками.

- Ладно, фотосинтез так фотосинтез, - пробубнел гибрид, избавляясь от скафандра.

Чтобы выжить на планете Комндан нужно было помнить о двух вещах: фотосинтез и оружие. Начинавший медленно зеленеть Василий остался в белой полупрозрачной майке и светлых шортах по колено, сложил скафандр в шлем и намагниченной стороной прикрепил его к транспортной пластине. Пора приступить к изъятию оружия. Поднеся левую руку к губам, гибрид раскрыл рот и верхними зубами сделал надрез на тыльной стороне чуть ниже запястья.

Выступило немного крови – сердце, в конце концов, ещё билось на рефлексах время от времени, а он сам периодически вдыхал и закашливался. Надавив на предплечье рядом с локтем, Василий схватился за краешек узкого прямоугольного оружия, что выступило из раны. В пятнах крови, ярко блестящая на солнце длинная палка всё же больше походила на металлолом. Гибрид слегка надавил на верхушку (та была отмечена рубцом), и на ней появилось круглое уплощение. Теперь тайное оружие начало походить на трость.

Он готов… настолько, насколько это вообще возможно. Наступило время знакомиться с «хозяевами земли». Василий направился к огромной фабрике, что виднелась вдали.

Комндан был планетой заводов, высокой преступности и ранней смертности. Но большая часть Галактики закрывала на всё вышеперечисленное глаза: помимо этого, Комндан был планетой дешёвого труда… дешёвого детского труда, но деньги не пахнут, это знают все с начала времён. Официальным заданием Василия было «наладить торговые отношения», но с важной ремаркой: «в случае, если моральный компас позволит». Возможно, именно поэтому сюда послали дипломатом не человека, а гибрида: никто особо не верил в совесть у долгоживущих существ с вживлёнными металлическими частями вместо «слишком быстро изнашивающихся» органических. В конце концов, душа – это что-то о теле человеческом и, вполне возможно, гибриды заходили слишком далеко за границы этого понятия.

«Хозяева» внешне походили на людей, если не считать зеленого оттенка кожи и чего-то пугающего в глазах. Говорили они складно, приятно улыбались и даже подсадили к Василию самую красивую из своих дам. Его вкусно кормили и поили, предлагая довольно выгодные условия и готовые немного сбросить цену для «такого крупного покупателя».

- Я хочу увидеть цеха, - произнёс гибрид через час разговоров и бесплодных попыток напоить и соблазнить гостя.

К большим количествам вина он был давно приучен, а в женщинах очень уж ценил бледность с лёгким румянцем, которую так часто можно было встретить в его холодной и пасмурной малой Родине.

- Наши работники находятся в постоянно освещённых цехах, они едят трижды в день и спят не менее 8 часов. Никаких терзаний совести испытывать не стоит.

Гибрид улыбнулся во все 32 стальных зуба:

- Вы, кажется, забываете, кто я. Мной давно забыто понятие «совести». И потом, кто вам сказал, что оно вообще было в моём вокабуляре?

- Тогда зачем…

- Мораль – основа процветания любого государства. А я, как вы должны помнить, всего лишь наёмный работник.

Тот, кто сидел напротив него, с кем велась большая часть разговора и кто, судя по всему, владел этим – самым большим – заводом: существо, чьи глаза настораживали Василия более всего, сладко улыбнулся:

- Надеюсь, вы сочтёте наши условия соответствующими вашим принципам. А если что…

- А если что – контракта не будет.

Они и правда все были чистыми, судя по виду, не голодали (хотя как и чем именно питались, Василий даже знать не хотел – хотя бы до времени), они все казались вовлечёнными в своё дело – шитьё. Они все были детьми от 7 до 15. У них у всех на плече сидела зверушка: обезьянка, кукла, совёнок.

- Что это?

- Андроиды.

- Не совсем похоже на устаревшие устройства связи.

Хозяин засмеялся холодно:

- Это частично контролируемый узконаправленный искусственный интеллект. Управляется исключительно человеком. Там – существо показало на будку над цехом – сидит оператор. Когда де… работникам пора есть или спать – игрушки отключаются. Всё остальное время они, каждая настроенная на своего подопечного, общаются с ними, обучают…

- Минимальным необходимым знаниям и убеждают, что работать на вас – наивысшая радость? – улыбка словно приклеилась к лицу Василия.

- Здесь эти несчастные, выброшенные собственными родителями на улицы, дети накормлены, напоены и да, пускай и минимально, но обучены, мистер Леногов.

- А их родители выгнали их на улицу по причине…

- Стоит признать: наркотики – бич нашей планеты. Земляне привезли его на Комндан более 200 лет назад, с тех пор многое у нас сильно изменилось…

- В лучшую сторону?

Хозяин прищурился со смесью раздражения и удовольствия:

- Давайте вы не будете задавать вопросы, на которые и так знаете ответы.

Девочка лет пяти увлечённо общалась с обезьянкой, которая шептала ей что-то в самое ухо. Василий прислушался:

- Представь только, Китти, - скрипела мартышка, - сегодня на ужин будут твои любимые котлеты. Ну разве есть кто-то счастливее тебя!

Леногова передёрнуло. Он изучал секты долго и упорно, даже написал несколько статей по теме. Выбор интонаций, посыл, сама тема для разговора, зацикленная на необходимом андроиду – всё это было давно знакомо гибриду.

А когда дело касалось сект, ему было позволено действовать по тайному протоколу №5.

Зелёная соблазнительница уснула не сразу. Пришлось поцарапать её трижды, чтобы биохимический состав её тела вступил в реакцию с ядом на кончике ногтя. Василий облегчённо выдохнул – уж лучше целибат, чем такое вот чудо.

Взяв в руку «трость», гибрид внезапно вспомнил молитву, что вечерами шептала бабушка. Та в его памяти была неизменно молодой – даже в 73 – в последний год своей жизни – она была полна энергией. Василию было уже за 80, и он надеялся, что в этой молитве скрывается тайная сила, что питала бабулю. Может, и он выживет, а если нет… В конце концов, было весело, и погибнет он за идею – очень даже неплохой исход.

Оператор посапывал на диване в своей каморке. Леногов не любил убивать – что-то человеческое умирало в нём вместе с этим действом. Да и парень казался такой же жертвой ситуации, как и девочка с мартышкой на плече. Но гибрид, по правде говоря, любил свою жизнь побольше чужих, и план, наскоро разработанный, но с виду вполне эффективный, был рассчитан на достаточно долгий срок.

Нажав в центр плоской верхушки, Василий схватился за трость чуть ниже рукояти и вознёс её над спящим противником. Трость, правда, превратилась в нож. Гибрид всегда метил в глаз – сложнее попасть, но надёжнее сердца. Оператор содрогнулся, изо рта, как и из повреждённой глазницы, потекла кровь. Пришло время заняться «пультом».

Менять форму было легко, менять структуру – куда труднее. Для этого необходимо было влиять на орудие силой мысли – точнее, слить своё сознание с податливой, «телепатической» структурой металла: кровь – ДНК, встроившееся в оружие. Василий закрыл глаза и попытался забыть обо всём вокруг, думать лишь о предмете в его руке – и о том немногом, что знал про запрещённый на Земле Искусственный Интеллект.

По длинному металлическому ножу прошла рябь, он стал превращаться во что-то жидкое и тягучее, струёй воды упал на пол, змеёй пополз к пульту, чтобы исчезнуть за решётками, прятавшими плоть мощного компьютера. Через несколько мгновений экран загорелся.

- Доброе утро, мастер. Не слишком ли рано будить детишек? Они не поспали и трёх часов!

У машины был бездушный и, в то же время, восторженный голос – прямо как у той мартышки. Василия передёрнуло:

- Ты права, будить их пока что не стоит. Лучше напомни мне, что наши подчинённые могут делать помимо управления детьми, - словно он и правда был оператором, спокойно произнёс Василий.

- Вы смешной, мастер! Всё, чего вашей душе угодно.

- Думаешь, у меня ещё осталась душа? – задумчиво произнёс гибрид.

- Ну конечно! Столько заботы и любви к ребятам!

«А она довольно примитивна. Это радует» - подумал Василий, а после заговорил своим фирменным бархатным баритоном:

- Дорогая, разбуди андроидов, у меня есть для них задание.

Пульт завис на мгновение – по коже Леногова прошёл ток: простейшие чувства типа злости, радости и привязанности ей явно были не чужды – стоит пользоваться. И машинка довольна, и он в плюсе. Пока пульт не отвис, гибрид сильно сжал зубы, активируя аудиокарту и отправляя уже записанные данные начальству, а прочее начиная вещать в реальном времени. Да, у них будет только аудиозапись, но и этого должно хватить, чтобы решить: поддержат они своего несостоявшегося дипломата, или открестятся от него.

- Вы сегодня какой-то другой, господин…

- Может быть, может быть… Приснился очень забавный сон.

- Какой?

- Ты, я, длинные умиротворённые вечера…

Крыс вернулся из отвратительных воспоминаний, словно вынырнул из тёмной воды. В его памяти было многое – целых 30 лет. «Ночь кровавых рек», захват власти и медленная, трудоёмкая смена системы управления. Именно тогда, 50 лет назад, он обрёл настоящую семью: группу профессионалов всех мастей – экономистов, политиков, врачей, строителей и педагогов, которые прилетели через три дня после «ночи». Их всех тогда прозвали «крысоловами» - ведь всё, что они делали, они делали ради детей, или, как считала большая часть Галактики, с детьми (внезапно судьба малолетних на Комндане стала интересовать практически всю мировую общественность). К тому же, всем «неизменённым» приходилось носить кислородные насадки, которые, сливаясь в общую «свирель», шли к баллону на спине, и при дыхании издавали характерные свистящие звуки. Его же каждое уважающее себя СМИ назвало «крысиным королём». Так и привязалось.

Прошло много лет – по меркам Крыса, счастливых. Когда часть из тех, кто приехал за ним, умерли от до сих пор неизлечимой болезни – старости, он засобирался домой. Тогда же гибрид отключил последний работавший пульт – тогда же все игрушки на Комндане стали всего лишь игрушками. Теперь уже навсегда.

Он и подумать не мог, что прошлое, от которого, казалось, осталось одно лишь имя, встретит его на Земле.

То, о чём просил Машу Щелкунчик, звучало одновременно логично и безумно. Игрушка, со слов девушки, искала семь маленьких корон, которые освободят из этого ужасного деревянного тела – заклятье, понимаете? Эта часть шла в папочку «она сошла с ума». Но другие слова Мари наводили на определённые мысли. По «невероятному» стечению обстоятельств короны были у отца девушки – он их зачем-то ото всех прятал. Где они – не признавался, а время утекало, и совсем скоро вернуть игрушке истинное тело будет невозможно. На этих словах Крыс задумался.

- Ты считаешь, что в её речах есть что-то адекватное?! – прошипел Эрнст, видя знакомое выражение на лице гибрида.

- Ты слышал об укреплённом золоте? Марсиане видоизменяют химическую структуру стабильного металла после того, как предают ему необходимую форму. Стоит огромных денег… Наверное, официально никто ещё не сторговывался. Красные уже пару лет делают себе совершенное оружие, периодически друг с другом повоёвывают… Землянин, знающий его структуру, станет одним из самых влиятельных людей мира.

- Какая, к чёрту, разница! – кипел Эрнст, начиная тихо ругаться по-немецки.

- Пару лет назад ходили слухи, словно кому-то удалось купить у Марсиан что-то мелкое, но именно из такого золота – не то обманул кого-то, не то соблазнил, не то в карты выиграл. Мы тогда перешли в состояние максимальной готовности. Но всё было тихо – решили, что очередная галактическая байка. Однако кто может гарантировать, что слухи не были правдой? А последний месяц… разведка утверждает, будто одна из группировок, которая, словно гидра, множит свои головы, подобралась близко к какому-то сверхоружию и планирует что-то мерзкое (убийство, судя по всему) на один из праздников – ты же знаешь, они любят помпу.

- До следующего праздника семь дней – слишком самонадеянно.

- А кто сказал, что мы имеем дело с умными людьми?

- Ты и сказал: андроиды – звучит как что-то фантастическое даже в наше время.

- Тоже мне, нашёл гениев: своровать чужое – не своё изобрести. Ну да хватит трепаться, - Крыс провёл полевому запястью ногтем правого мизинца – выступили бисеринки крови. – Мари, до полночи ещё целый час. Может, потанцуем?

Девочка крепко спала на диване в гостиной, когда часы пробили полночь. Гости, как и хозяева, приветствовавшие начало нового года, тоже не заметили исчезновения с праздника двух мужчин. Крыс и Эрнст сидели на полу в Машиной комнате. Доктор молился, чтобы игрушка оказалась живой, дипломат – чтобы девочка оказалась сумасшедшей.

На последнем ударе часов игрушка медленно закрыла и открыла глаза.

- Мари?

Эрнст остолбенел от ужаса, Крыс про себя выругался и начал разговор:

- Она очень устала и заснула прямо в гостиной. Но перед этим взяла с нас обещание помочь тебе…э…Франц, верно?

- Фридрих, - проскрипела машина. – Кто вы такие?

- Он – крёстный, я – просто друг.

Андроид замолк на минуту: оператор явно обдумывал план действий и давал Интеллекту смоделировать дальнейшее общение с Крысом.

- Вам известно, кто я?

- Конечно. Ты – андроид.

Не успела игрушка сказать и полслова в ответ, как из того места, которое Крыс царапнул чуть более часа назад, вырвался, проливая на ковёр кровь гибрида, жидкий металл. Он быстро пересёк расстояние до Щелкунчика и влез во все возможные отверстия и щели.

Крыс замер на мгновение, закрыл глаза, а после удовлетворённо улыбнулся.

- Они расположились недалеко. Поднимайся, пора их ловить.

- Ну да, они уже наверняка свернули удочки.

- Нет. Я установил контакт с ИИ, а эти дураки наверняка не знают, как отключить пульт. Единственный для них способ скрыться – убить нас.

- О, это обнадёживает!

- Давай, поднимайся, пошли.

Серебристая змейка вылезла из уже бесполезной игрушки и устремилась к хозяину.

Глобальное потепление – смещение оси Земли – естественный процесс, завершившийся чуть более 50 лет назад. Когда Крысу предлагали стать гибридом, ему обещали, что он доживёт «до нового изменения климата». Странно такое говорить в той стране, которая выбрала путь моделирования погоды. Там, где плодородная почва – климат тёплый и влажный; там, где ставили агрономические эксперименты – то сезоны дождей, то засухи (а кто сказал, что рис нельзя вырастить в Сибири?), но кое-что оставалось неизменным: с конца декабря по начало февраля повсеместно лежал снег. Многие считали странным в XXII веке тратить ресурсы на такую глупость. Но то было частью политики: равновесие во всём, в том числе, в традициях и инновациях.

Заснеженные улочки наверняка были прекрасны: Крыс ощущал, что упустил время полюбоваться ими в этом году. Тоска внезапно нападала на него в те моменты, когда можно было ощутить дыхание смерти. Трусить перед Эрнстом - простым смертным – было ниже его достоинства, но гибрид прекрасно знал: люди, с которыми они сейчас столкнутся, пускай и недалёкие, но отчаянные.

Первая пуля пронеслась прямо перед ним. Ещё бы шаг – и голову разнесло.

- Пригнись! – крикнул он Эрнсту, вытягивая руку за спину.

Серебристая змейка, что всё это время покорно ползла за хозяином, запрыгнула ему в руку и превратилось во что-то наподобие щита, а после разрослась до полноценного купола.

- У тебя есть идеи? – спросил немец, которого, кажется, вся эта заварушка даже немного забавляла.

- Дождаться, пока кончатся пули, а после вступить в рукопашную.

Эрнст нахмурился со смесью недопонимания и недоверия:

- Тебя такому в академии учили?

- Меня учили избегать конфликтов и поражать врага, когда он менее всего это ожидает.

- Они явно не спят и точно не хотят подписать мирный договор, Вася!

- Да. Но у всех боеприпасов есть особенность истощаться.

- Предлагаешь просидеть тут ещё пару часов?!

- Если придётся.

Эрнст в раздражении сжал переносицу:

- За что мне всё это…

Стрельба затихла.

- Они хотят нас выманить.

- Возможно. Поэтому, – Крыс схватил дуга за шею и прижал к земле, - не смей даже шелохнуться. Я их отвлеку. Твоя задача, - тут он достал из кармана маленькую пластинку и вложил в руку Эрнста, - найти пульт и взорвать его к чёртовой матери.

Гибрид прикоснулся к куполу, и тот стал медленно затекать ему под кожу, а после – встраиваться в её структуру.

Это больно: когда жидкий металл становится частью твоей плоти. Кажется: крутят на вертеле над всё больше и больше разгорающимся огнём.

Ещё больнее, когда в твоё изнывающее от агонии тело врезается пуля. Но Крыс не был бы Крысом, если бы не состроил в сторону кустов, откуда прилетел такой сюрприз, свою самую кровожадную улыбку:

- Ауч. Неприятненько. Но недостаточно, чтобы меня убить.

В то же мгновение пули градом полетели на него с той же стороны и двух других. Итак, их всего лишь трое. С этим он сможет справиться. Надо всего лишь перестать реагировать на боль. Это произойдёт очень скоро – его мозгу достаточно пяти минут, чтобы решить задачку по выживанию в подобной среде.

Ещё через семь выстрелы прекратились, и трое вооружённых ножами и гранатами людей понеслись на гибрида.

«Слишком легко», - с каким-то даже сожалением подумал Крыс прежде, чем начать действовать.

Мальчишка лет девятнадцати подлетел к нему первый. У него фанатично горели глаза – он готов был умереть за какую-то очень красивую, но наверняка не до конца понятую идею. Что же, гибрид был не в настроении отказывать. Схватив юношу за кисть руки, в которой была граната, он покрепче её сжал. Из ладони выпало необходимой оружие, в то же мгновение перехваченное Крысом. Сжав руку на горле парня и отрастив на большом пальце острый металлический коготь, Крыс упёрся им в проекцию сонной артерии.

Оба других противника застыли на месте. В глазах одного читался невероятный ужас. «Брат», - решил гибрид и начал допрос.

- Что вам нужно от Штальбаума?

- Сдохнем, а тебе не скажем, проклятая машина! – заорал второй, и готов был уже ринуться в бой, если бы первый не удержал его, увидев на шее пленника капельки крови.

- Отпусти его – и я лично тебе всё расскажу, клянусь! – взмолился тот, кого гибрид принял за брата.

Крыс рассмеялся грудным голосом:

- Я не верю тем, кто втягивает в свои грязные игры детей.

Прогремел взрыв. Земля содрогнулась, ударная волна подкосила противников, а сам Крыс еле успел втянуть коготь, чтобы не порвать мальчишке шею.

- Ну и ладно, поговорим чуть позже, в более приятной обстановке, - пробормотал гибрид, когда часть жидкого металла вытекла из всё той же раны, разделилась на три равные капли и поползла к троим мужчинам, чтобы стать крепким канатом на их запястьях.

На крыльце Дома Штальбаум сидели двое. Светловолосый мужчина курил, глубоко вдыхая никотиновый дурман. Его лицо и одежда были в земле – он не успел отбежать достаточно далеко, чтобы его не затронула ударная волна. Другой, широкоплечий и темноволосый, поднял очи горе и ждал, когда боль от обратного слиянию процесса утихнет. Маленькая змейка крутилась у него на ладони, словно пытаясь утешить.

- Вот скажи, Василий, а чем твоя игрушка не искусственный интеллект?

- М? – гибрид не сразу понял, о чём его спрашивают.

- Она понимает тебя, действует в твоих интересах – как тот же пёс, или внезапно преданная кошка.

- Её действия – следствие моих ментальных указаний.

- И то, что она сейчас тебя по-своему гладит – это тоже ты «указал»?

Крыс впервые взглянул на ладонь, где расположилась «змейка». Пожал плечами и попробовал заблокировать те мысли, которые, если орудие и правда начало обретать сознание, ему слышать не стоило. Прикрыв глаза, гибрид отдал приказ. Но, вместо того, чтобы отправиться исполнять, «змейка» переползла на ногу и залезла в карман. Засунув туда руку, Крыс похолодел от ужаса. В кармане лежали семь маленьких предметов. Если осязание ему не изменило – семь миниатюрных корон.

С минуту посидев молча, в напряжении, гибрид как-то в один момент весь расслабился, криво – искренне – улыбнулся и взглянул на ещё немного дрожащего Эрнста, лицо которого частично скрывали клубы табачного дыма:

- Во всём, друг мой, самое главное – помнить меру.

В Петербурге, в 2191 году впервые пошёл снег.