Несанкционированное старение

— Внимание! Выявлено несанкционированное старение!

Ранним воскресным утром по спрятанному в бескрайнем океане острову разнёсся голос, его усиливали динамиками следящих за порядком дронов. Потревоженными пчёлами электронные птахи разлетелись в разные стороны и заставили жителей острова выглянуть в окна.

— Всем выйти на улицу и предоставить возможность просканировать состояние кожи лица и шеи.

Маша натянула на себя одеяло. Её трясло. Судя по шуму воды из ванной, Саша вернулся с пробежки. Жаворонок. Обычно Маша радовалась, что муж оставил попытки синхронизировать их биологические часы, сподвигая именно её к жаворонству, мешая понежиться в кровати подольше хотя бы в выходные. Но сейчас жалела, что Саша не рядом. Как бы хотелось спрятаться у него в объятиях от этого пронизывающего до мозга костей голоса.

— Внимание! Выявлено несанкционированное старение! Всем выйти на улицу и предоставить возможность просканировать состояние кожи лица и шеи.

Голос дрона раздался совсем рядом. Механический птах заглянул в окно лофта соседей справа? Слева? Или напротив? Маша перевернулась на живот, накрылась подушкой и зажала ею уши. Но электронный тенор, который вызывал раньше приятные ассоциации с профессиональными певцами, сейчас раздражал и назойливым комаром проникал в сознание, минуя любые преграды.

— Внимание! Выявлено несанкционированное старение! Всем выйти на улицу и предоставить возможность просканировать состояние кожи лица и шеи.

Интересно, Саша слышит приказ? Или шум воды перебивает? Может, удивить мужа и задержать в душе? Что если повезёт, и дроны решат будто никого нет дома?

Маша киселём стекла с кровати и поползла к ванной, не выпуская из рук одеяла. Вместе с шорохом открываемой двери она услышала стук в окно — дрон у их лофта. Сейчас птах выпустит присоски и проорёт послание. Маша поспешила спрятаться в ванной, специально закрыла дверь резко, громко да ещё и запела:

— Ай-ля-ля-ля-ля-ля-ля.

Ну почему в голову ничего нормального не приходило? Ведь с детства любила петь, многие тексты знала наизусть, а тут пустота, как назло.

Саша выглянул, отодвинув занавеску.

— Мать, ты чего так рано встало? Не заболела?

Заботливо коснулся лба Маши, а она спустила руку мужа ниже, выгнула шею, подставляя для поцелуев. Десять лет в браке, а такие фишечки всё ещё зажигали обоих. Одеяло откинулось в сторону, вместе с ночной сорочкой свернулось на кафеле, тёплая вода согревала, ласки мужа тоже, Машу накрыла волна воспоминаний: о свадебном путешествии, о днях, когда они жили там, за пределами острова и чуть всё не испортила, всхлипнув от осознания приближающейся беды.

— Ты точно в порядке? — прервал поцелуи Саша.

Вместо ответа Маша прикусила губами мочку уха мужу и взвизгнула, когда Саша приподнял её и прислонил к стене с мозаичной плиткой, которую они наклеили, въехав в этот лофт почти год назад.

***

Сколько же воды утекло, сколько лет и воспоминаний пронеслось, пока Синицыны собирали мозаику. В каждой мелкой детали остались сбывшиеся мечты: спрыгнуть со скалы, встретить рассвет на крыше дома, завести попугая, кошку, собаку — хотя бы на время, благо была такая услуга. Успели съесть крокодила, примерить костюм русалки, побриться налысо. Одного не хватало — стать родителями не виртуального малыша в VR игре или на съёмках короткометражки, а настоящего розовощёкого мальчонки или голубоглазой девчонки.

Но такова плата за риск и свободу. Чёртова плата, которой избежать не удалось. Синицыны со студенческой скамьи вместе, много путешествовали, любили экстрим и однажды попали в снежную бурю в горах. Чудом выжили. Повезло, что маячки, вшитые в одежду, успели передать сигнал спасателям, и то, что Саша знал, как работает организм человека в экстренных ситуациях. Но без последствий не обошлось — сочувствующий взгляд доктора и слова, в которые Маша не хотела верить.

Сначала пряталась в отговорках, что ещё молоды, что жизнь прекрасна и вдвоём, потом перебирала попытки обмануть природу через медицину, эзотерику, заговоры и прочую ерунду. Но всё без толку.

Саша видел, как тускнел взгляд Маши, старался отвлекать от тягостных мыслей как мог, предлагал в Африку сгонять и с жирафами сфотографироваться, в Якутии примерить роль алмазодобывателей. Но если раньше Маша легко соглашалась и даже сама предлагала такие авантюры, то теперь отмахивалась.

— Однажды меня не станет, — твердила она, как заклинание, — и ничего… понимаешь? Ничего от меня не останется. Кому нужны воспоминания, которые некому передать? Вся зря, Саш. Всё зря.

Синицын сменил тактику и записался на приём к психотерапевту. Маша послушно ходила на сеанс за сеансом, вот только прогресса не наблюдалось. Тогда Саша попросил специалиста не применять к ним стандартные схемы, а провести эксперимент, что угодно, только бы вернуть его Машу, выдернуть из объятий тоски.

— Есть один остров, — завёл тему терапевт на очередном сеансе.

— Весь покрытый зеленью, абсолютно весь, — безжизненным голосом пропела Маша.

— Не знаю, что по поводу зелени, но климат там точно не типовой.

Терапевт запустил на телефоне видео, где с высоты птичьего полёта проводился обзор клочка земли в открытом океане.

— Как яйцо на сковородке, — пошутила Маша.

— Что за птичка-мутант снесла его? — подхватил Саша.

Терапевт, как актёр на театральных подмостках, вдохновенно рассказывал, активно жестикулируя: про учёных, уникальность острова, что тот скрыт под куполом и это позволило воссоздать почти все климатические зоны Земли. Выдержал паузу, поймал заинтересованные взгляды слушателей, сел на кресло и как бы между прочим, сказал:

— Им нужны добровольцы.

— И? — приподнял бровь Саша.

— Что и? — терапевт сцепил руки перед собой.

— При чём тут мы? — Саша большим пальцем, как маятником покачал, переводя с себя на Машу и обратно.

— Ах. Да. Мне показалось, что вам будет интересна такая поездка. — Терапевт достал из шкафчика папку. — Вот, здесь подробности: с фотографиями, описаниями, отзывами.

— Хорошо, мы подумаем.

— Конечно, только там набор ограничен.

Маша полистала папку и сказала:

— Мы согласны.

Саша и терапевт посмотрели на Машу, ожидая пояснений.

— Что? — она ткнула в строчку, написанную мелким шрифтом.

— Билет в один конец, — прочитал Саша.

— Ну… — Терапевт забегал глазами, будто искал, как отвлечь клиентов от этого пункта.

Но Саша взял руку Маши, и они, не отрывая взглядов друг от друга, в унисон произнесли:

— Мы согласны.

Бумажная волокита, сборы чемоданов, закрытие разного вида долгов: перед родными, друзьями, соцслужбами и так далее заняли всего неделю. Сыграла на руку отработанная годами лёгкость на подъём и отсутствие якорей в виде недвижимости, движимости и вещей, с которыми жаль расставаться.

За время сборов Синицыны ни разу не заговорили об острове. Саша пытался, но Маша находила повод завершить даже не начавшуюся беседу. Она всё решила и точка. Здесь её ничего не держит, а там… там появлялся шанс, что её мечта однажды исполнится. Ведь на острове созданы условия, чтобы его жители не старели. Совсем. И Маша согласна стать подопытным кроликом тайного эксперимента, готова провести на затерянном в океане острове сколько угодно лет. Ведь за это время наверняка придумают способ, как даже таким, как она испытать радости материнства: от беременности, пусть с токсикозом, отёками до перерезания пуповины и первого крика долгожданного малыша.

Маша осознавала, что мечта слишком призрачная, но даже мизерная вероятность вернула интерес к жизни, желание наслаждаться каждым днём рядом с Сашей и не искать больше поводов его оттолкнуть.

Взявшись за руки, они зашли в серебристую капсулу — транспорт до острова. Дверь захлопнулась, отрезав Синицыных от внешнего мира, окутала темнота и тишина, слышно было только дыхание.

— Как думаешь, что нас там ждёт? Это всё правда? Остров в океане, где люди совсем не стареют, — прошептала Маша.

— Ну, — Саша долго подбирал слова.

Маша поняла — он не верил. Согласился на авантюру только ради неё. Саша всегда так делал: потакал её хотелкам. Первое время подсвечивал риски, но Маша зажимала уши, говорила, что у неё интуиция, что всё пройдёт гладко, и он сдавался. Жаль. Может, если бы Саша настоял в тот раз и не позволил выйти на прогулку, проигнорировав прогноз со всего лишь двадцатипроцентной вероятностью снега, то тогда…

Нет. Не время для упрёков, она давно простила мужа, приняла факт, что сама виновата. И сейчас с поездкой в один конец ошибка не повторится. Здесь другое.

Маша стиснула зубы, зажмурилась, чтобы не выпустить слезы, Саша притянул её к себе и зашептал всякую всячину: как любит, как ценит, шутил про невыключенный утюг, вечно сбегающие вторые носки и прорехи на любимых штанах. Маша прижималась, растворялась в муже и верила, пока они вместе всё будет хорошо.

Так и было. Целый год на странном острове. Год, который ушёл на обустройство лофта и стену из мозаики, чтобы сохранить всё, что было дорого в прошлом и том мире, куда Синицыны не вернутся никогда. Никогда! Какое же это казалось давящее слово.

Остров удивлял, а у новичков всего месяц, чтобы определиться, чем они будут заниматься. Хорошо, что можно было понаблюдать за интересными направлениями не со стороны, а изнутри, примерив, так сказать, тапки с халатом возможной профессии.

Одной из первых приглянулась тема с селекцией новых видов растений — увлекательное действо в огромной оранжерее. Маша могла часами и днями смотреть то на мониторы с графиками, статистикой и прогнозами, как изменится растение, если к нему добавить тот или иной ген, то в микроскоп, разглядывая целую жизнь на маленьком стёклышке, то наблюдать за 3D-принтером, который создавал прототипы будущих гибридных деревьев, кустарников и цветов.

Саша подумал, что Маша определилась с профессией, но стоило ему за завтраком предложить поехать к кураторам и закрепить выбор официально, как Маша поперхнулась чаем и посмотрела на мужа взглядом Шрека.

— Ладно-ладно. — Саша щёлкнул её по носу. — Куда отправимся завтра?

В медицинском блоке Синицыны не задержались. Маша хотела понаблюдать, как создаются лекарства, но запахи вызвали неприятные воспоминания, и Саша, почувствовав смену её настроения, тут же увёл подальше.

Книгопечатание, кинопроизводство и другие виды искусства разбирались в компактном павильоне, разбитом на секции. Днём и ночью исследователи раскладывали процессы создания шедевров на винтики. Они сравнивали поведение авторов, изучая на цифровых моделях человеческого мозга, как творческая личность вела себя на разных этапах работы. Команды искали возможность создать алгоритм — запустил его и любой человек выдаёт творческий продукт высочайшего качества.

— Надеюсь, у них ничего не получиться, — жуя протеиновый батончик, поделилась мыслями Маша. — Я бы не хотела, чтобы на моём мозгу всякие там алгоритмы играли заказанную мелодию, нажимали на нужные участки, как на клавиши пианино.

Синицыны сидели на лавочке в парке, смотрели на чистое небо, на котором никогда не было туч — погодой управляли с помощью купола.

— Согласен. Лучше уж по старинке, удивляться открытиям и пусть их будет меньше. Не страшно. А то что мы будем делать, если каждый сможет стать Рязановым или Дали, запустив творческий алгоритм.

Маша хотела поправить «не мы, а они», но сдержалась, напомнив себе, что это была её идея сбежать из того мира. Рядом Саша, что ещё нужно? Он всё так же потакает её капризам, не торопит выбирать место работы, даже несмотря на то, что срок уже поджимал.

— Завтра? — Маша выдохнула и положила голову мужу на плечо.

— Завтра. — Саша поцеловал её в макушку.

До заката Синицыны просидели на лавочке, не спешили домой, словно так могли растянуть время. А утром к ним постучались.

***

Маша вздрогнула, поморгала, прогоняя воспоминания. Стук повторился. Год назад к ним пришли с документами — нужно было подписать соглашение о приёме на работу. Саши не было, Маша думала, что он на пробежке, но стоило кураторам зайти в лофт, как Саша замаячил за спиной мужчин в серой форме, подбежал к Маше и прошептал:

— Не переживай, я уточнил — этот выбор не навсегда, ты сможешь хоть каждый год менять профессии.

Первой и, возможно, теперь последней стала работа в оранжерее.

Стук повторился уже громче, Маша поёжилась. Что же делать? Саша на кухне, готовит завтрак, пока не слышит стук. Но только пока. Маша поплотнее задёрнула шторы, укуталась в банный халат, забежала в кухню и впервые пожалела, что там нет двери.

— Кто приходил?

Чёрт, всё-таки слышал.

Маша отмахнулась и нажала кнопку на кофемашине, надеясь, что шум заглушит стук. Не помогло. В дверь уже не просто стучали, в неё тарабанили.

Ну почему? Почему они не уйдут? Почему не решат, что дома никого нет?

Саша вытер руки о фартук и направился к двери, Маша перегородила путь.

— Что случилось? — спросил Саша.

И тут в лофт просочился голос: электронный, скрипучий.

— Внимание! Выявлено несанкционированное старение! Всем выйти на улицу и предоставить возможность просканировать состояние кожи лица и шеи. Кто откажется от процедуры — отправится в лазарет принудительно.

Саша встряхнул Машу за плечи:

— Почему ты боишься скана? Что случилось?

Он не кричал. Нет. Он выпытывал и заботился. Даже сейчас заботился. Лучше бы крикнул, рыкнул, топнул ногой, ударил кулаком стену, хоть как-то излил гнев. Ведь Маша его заслужила. Не в первый раз, но сейчас…

Маша смотрела на носки розовых тапочек, чувствовала, как щёки обжигали слёзы.

— Только не говори мне, что ты это сделала, — выдохнул Саша.

— Я не думала, что так получится, я только наблюдала, а вчера… — затараторила Маша.

Она хотела прижаться к мужу, спрятаться у него на груди от проблем, но Саша выставил руки и не дал подойти близко.

— Я же просил. Я предупреждал. Сколько раз. Маша!

Вот. Да. Покричи…

Та вечеринка гремела в ушах Маши — или это уже гремела дверь, которую выбивали кураторы?

***

Месяц назад Синицыных пригласили в гости соседи, молодая пара лет тридцати, хотя, может, и пятидесяти, и девяноста, тут же не старели. Коростины отмечали очередную годовщину проживания на острове. Расспрашивали, как новичкам Саше и Маше среди морей океанов, всё ли нравится, не скучают ли по прошлому и свободе. Маша возьми и скажи, что всё хорошо, только экстрима и риска мало. Соседи переглянулись. А потом Таня позвала Машу на кухню, попросила помочь с закусками и рассказала о тайной возможности примерить на себя любой возраст.

— Саш, представляешь? Это как маску нацепить. Пойдём сходим? Ну пожалуйста?

Первый раз за всё время знакомства, Саша категорично отказался и Маше запретил ходить неизвестно куда.

— Но почему? Это же всего лишь примерка? Пять минут, и мы представим, какими были бы стариками, как морщинки нас красили бы.

— Нет. Нет. И ещё раз нет!

Маша обиделась, неделю с Сашей не разговаривала, но Синицын умел найти ключ к примирению. Не банальные цветы и извинения — это на Машу не произвело бы никакого впечатления, Саша организовал полёт на воздушном шаре, с которого можно было увидеть не только остров, но и, хотя бы отдалённо, мир, от которого они отрезаны океаном.

— Перед нами вселенная, впереди целая вечность. Вместе. — Саша развёл Машины руки, подражая героям Титаника. — Ты же помнишь наши свадебные клятвы? — прошептал Синицын, целуя жену в шею.

Маша развернулась и посмотрела в любимые карие глаза.

— Всегда и во всём, вопреки и во благо, вдвоём, не размыкая объятий, — в унисон прошептали оба, зажмурившись и соприкоснувшись лбами.

С соседями Синицыны больше не пересекались. Маша подозревала, что это дело рук Саши. Но отмахнулась и вернулась в мир удивительного в оранжереях — на днях должен был появиться росток из её первого гибридного семечка. Ромашковый арбуз. Пока в цифре, как прототип, но, если получится, только представьте — арбуз раскрывается лепестками-дольками, можно есть его без ножа. Удобно в походах.

Жаль, что в реальности Маша его не увидит.

Ну зачем? Зачем согласилась и пошла с Таней на тот сеанс. И ладно бы один раз — закрыла, так сказать, гештальт и забыла. Но нет же, каждую субботу, говорила Саше, что идёт на массаж, а сама бежала в капсулу и рассматривала своё постаревшее отражение.

— Не волнуйся, на тебе это никак не отразится — это всего лишь иллюзия, старение не касается тебя лично, а только твоей копии на интерактивной стене, — успокаивала Таня Машу, когда та засомневалась в первое посещение капсулы.

— Но зачем? Кто это создал? — удивлялась Синицына.

— Эм. Я не могу тебе рассказать, это же тайна.

— Ну, Тань, ну пожалуйста. А то я подумаю, что это фейк, поверю Саше, что не стоит рисковать нашим спокойствием. Не привлекать внимание кураторов лишний раз, укрепиться, получить доступ к возможностям более высокого уровня — перестать быть обычными, предлагать идеи для развития острова. Или у вас с Костиком другие ориентиры? — В вопросе сквозили сомнения и даже просьба: «уговори меня, дай малюсенькую зацепку, и я соглашусь на риск, по которому так скучаю».

— Ладно, — Таня заозиралась.

Хотя кто её мог увидеть? Девушки находились в пустом переулке, где не было жилых или офисных зданий, только склады, гаражи и тень от высоченных дубов.

— Эту штуковину, — Таня кивнула на капсулу в виде переростка-горошины, покрытой трещинами, — использовали в торговых центрах для демонстрации эффекта всяких там антивозрастных кремов.

Маша рассмеялась:

— Каких, каких? В качестве антирекламы? — Подошла к капсуле и провела по трещинкам, напоминающим морщины.

Таня тоже рассмеялась, но сдержаннее.

— Да, эта капсула бракованной оказалась, и один мой друг её типа списал. Должен был на винтики разобрать, но пару подписей не там, где надо, пасы руками, подражая иллюзионистам высшего ранга.

— Только не говори, что это контрабанда. — Догадка Машу воодушевила, вот он адреналин, по которому она скучала, внутренний чертёнок ликовал.

В посещении капсулы особой опасности не было — так решила Маша. Ну наложат эффект старения на отражение. Что с того? Правда, сердечко сжималось, да сомнения роем пчёл жужжали.

— Ладно. Только пойдём вместе?

Маша шагнула к двери, коснулась ручки и обернулась. Таня сделала вид, что что-то искала в сумочке.

— Трусиха, — бросила Синицына вроде соседке, но слово подействовало и на неё: шаг в капсулу сделан.

Внутри было темно, поэтому Маша не стала закрывать дверь.

— И что делать-то? Как тут чего включить?

Таня щёлкнула пальцами, Маша поняла, что соседка кому-то подала сигнал, и капсула ожила. Из угла вылетел одноглазый дрон-воробушек. Он приближался к Маше, рассматривал, видимо, снимал нужные показатели. По чёрным стенам капсулы побежали линии, они оживали, подпрыгивали, как на больничных приборах, показывая биение сердца.

Памц. Памц. Памц.

Вот штрихами из линий собирается портрет Маши.

Памц. Памц. Памц.

Образ становится чётче: кожа видно, без изъянов. Изображение крутится, как прототип на стенде, давая рассмотреть себя со всех сторон.

Памц. Памц. Памц.

От век к вискам тянутся тонкие лучики, линия губ искривляется, словно к уголкам подвесили гири.

Памц. Памц. Памц.

Бороздками покрываются щёки.

Маша зажмурилась, помотала головой и выбежала из капсулы — показалось, что лицо начало стягивать. Вдруг от стен исходило опасное излучение и морщинки проявятся в реальности? Чур-чур-чур. Маша смахнула наваждение, разгладила кожу. Ну так. На всякий случай — на входе в оранжерею сканеры проверяли, ещё заметят возрастные изменения, объясняйся потом.

— Придёшь ещё раз? — спросила Таня, взяв Машу под локоть, когда они вместе отправились по тропинке, ведущей к жилым кварталам.

Маша не нашлась что ответить. И так нарушила обещание Саше, ладно один раз, из любопытства, но повторно... Таня, видимо, уловила сомнения.

— Да, брось. Ты же сама видела, ничего страшного не происходит.

— Зачем тебе это надо? — Маша встала лицом к соседке.

— Ну… — Таня закусила губу. — Я помогаю одному хорошему человеку.

— С чем?

Таня прищурилась.

— Ты же никому?

Маша провела пальцами по губам, имитируя застёгивание молнии.

— Ладно. Слушай. На самом деле эта капсула помогает исследовать поведение кожи разного возраста при меняющихся условиях: на холоде, жаре, при ярком освещении и при темноте. Друг разрабатывает защитные маски, которые будут перестраиваться в моменте. Но тестировать на людях не эффективно. Один и тот же человек не может менять возраст по щелчку — не получится так, что сейчас тебе пятьдесят, а через пять минут девяносто. С нами вообще трындец, сама понимаешь.

— Не понимаю. Почему тайно? Почему он не делает это официально в производственном ангаре?

— Ой, — отмахнулась Таня, — там конкуренция. Друга моего парниша один подсидеть хочет, они оба метят на высокую должность, и кто лучше проект разработает, тот и выиграет. Понимаешь?

— Нет.

Таня осмотрелась, покусала губы, нервничала явно, не знала, как ещё объяснить, выдохнула резко и скуксившись выдала в стиле блондинки:

— Блин, ну и фиг с тобой. Не хочешь как хочешь. Мы других найдём. — Развернулась и быстро пошла по тропинке.

— Погоди, — догнала соседку Маша и коснулась её плеча.

Но Таня скинула руку Синицыной, продолжала играть роль обиженки. Маша повелась, как маленькая девчонка, которой не хотелось потерять подружку. Конечно же, лучшую. В следующую субботу она вновь зашла в капсулу, провела времени там уже дольше, прототип её лица воссоздался, и на интерактивной стене засвистела вьюга. Маша поёжилась, по телу побежали мурашки, будто и правда в капсуле стало холодно. Ещё через неделю программа перенесла прототип в пустыню. А вчера… Вчера Маша впервые примерила маску — та зашевелилась, будто состояла из тысяч муравьёв или жучков.

Маша испугалась, откинула мерзость. Может, зря? Что если какой-то процесс не завершился? Данные утекли, и кураторы узнали про эксперимент?

А сегодня к ним постучались.

***

Саша обошёл Машу и приоткрыл дверь, так чтобы ограничить пришедшим обзор внутри лофта. На пороге стоял молоденький куратор в серебристом костюме с планшетом в руках, рядом жужжал воробушек-дрон.

— Вы нарушили предписание. Не вышли на улицу, — промямлил гость.

Парнишке лет шестнадцать, на лице считывалась растерянность, видимо, первое задание, и Синицын решил этим воспользоваться.

— Как это не вышли? Сразу же по первому зову. Моей жене просто показалось, что мы забыли утюг выключить, вот я и вернулся. Ну кому нужны проблемы? Замкнёт ещё лепестричество, пожар, не дай бог.

Куратор захлопал ресницами, посмотрел на дрона, тот подлетел к Синицыну — еле заметное голубое свечение коснулось лица Саши, на мини-экране воробушка замерцала красная точка. Огромная точка, из которой вырвался электронный голос:

— Обнаружены признаки старения. Срочно отправить в лазарет для выяснения обстоятельств.

Дрон улетел, словно выполнил миссию, отправился искать других нарушителей, а доставить Сашу в лазарет задача куратора. Парнишка дрожащими руками достал из кармана браслет.

— К чему эти ваши побрякушки? Я сам. Только записку жене оставлю, документы захвачу и функциональному куратору сообщу. — Саша заметил, как дёрнулся уголок губ парнишки, понял, что попал в болевую точку, нужно сильнее подковырнуть. — Я из медицинского отсека, мы крема тестируем. А, это ваше сканирование, — Саша помахал рукой, как погремушкой, — полное недоразумение, — притворно вздохнул и добавил в голос стальных ноток: — Стараюсь, значит, изобретаю, проверяю, а ко мне в дом приходят и чёрт-те что устраивают.

Щёки парнишки покраснели, глазки забегали.

— Ждите, — поставил точку Саша и захлопнул дверь.

Прислонился к ней лбом, медленно выдохнул и развернулся. Маша стояла бледная, её трясло, она закрыла ладонями рот, видимо, сдерживая крик.

Синицын подошёл к жене, прижал к себе и прошептал:

— Не дрейфь, птенчик, прорвёмся.

— Что? Что это сейчас было, Саша? Почему у тебя признаки старения? У тебя!

***

Наутро после того, как соседка предложила Маше посетить капсулу с эффектом старения, Саша не спешил возвращаться домой с пробежки. Он разминался, поглядывая на дверь лофта соседей.

— Не втягивайте мою жену в ваши игры, — бросил он, заметив Таню.

— Саш, ну какие игры. Это ж так, эксперимент. Я ведь вижу, Маша как цветок без полива засыхает без вспышек адреналина. Ей не хватает того, что у вас было в достатке на материке — риска, экстрима. Но ведь не мне об этом тебе говорить.

Синицын нахмурился, соседка была права.

— Я сам справлюсь! — бросил он тогда.

Так и вышло, полёт на воздушном шаре, вечерние посиделки с чашкой какао и разглядывание звёзд, планы на первый отпуск, даже если его не будет — блеск в глазах Маши, говорил, что Саша на верном пути.

Но в одну из суббот, когда Синицын вышел на пробежку, к нему подошла Таня.

— Поговори, пожалуйста, с одним человеком.

Она протянула карту с отмеченным маршрутом.

— Когда?

— В любое время, он будет ждать.

Таня слегка кивнула, прощаясь, и ушла.

Саша не стал откладывать встречу, Маша пока спала и не заметит его отсутствия в выходной день. Через минут двадцать, следуя подсказкам на карте, оказался в безлюдном переулке, с обеих сторон заставленном грузовыми контейнерами. Саша осмотрелся и заметил между двумя зелёными блоками узкий проход, а в ней тень человека. Стоило подойти ближе, как раздался скрежет — у контейнера поднялась дверца и Саша увидел капсулу, похожую на ту, в которую они с Машей зашли почти год назад, отправляясь на остров.

— Только не говорите, что это та самая штука, которая позволяет примерить старение? — хмыкнул Синицын.

Он подошёл ближе, прислонился к круглому оконцу, прикрылся ладонями от бликов солнца.

— Не совсем.

Саша обернулся. Никого. Шагнул правее и понял, что говорил человек, прятавшийся в тени.

— Тогда что это? — Синицын кивнул на капсулу.

— Наш билет на материк.

Синицын поверил, стал добровольцем по испытанию технологии, которая должна была создать туннель и возможность покинуть остров. Только не знал, что каждую субботу, пока шёл к одной капсуле, Маша шла к другой. Саша надеялся, что устроит сюрприз жене, но…

***

Маша заколотила мужа по груди.

— Как? Что? Почему?

— Милая, прости. Я… — Саша приложил палец к её губам и кивнул в сторону двери. — Не нужно, чтобы они услышали тебя.

— Ты тоже ходил туда и молчал? — прошептала Маша, массирующими движениями покрутила по вискам, словно это могло отмотать время назад.

— Вот такие мы стали с тобой таинственные, — вздохнул Саша.

— Но зачем?

— Ради тебя.

— Ничего не понимаю. — Маша села на кровать и закрыла лицо ладонями.

— Тебе Таня не рассказала, что на самом деле делает эта капсула? — Саша присел на пол рядом.

— Ну проект какой-то, соревнование ради повышения.

Саша щёлкнул Машу по носу и тут же поцеловал в него же.

— Какая же ты у меня доверчивая. Через капсулу они искали связи с материком, а сеансы с примеркой возрастов был лишь повод. Прости, меня не посвятили в детали, но сказали, что каждый доброволец, это новые инфопотоки, чем их больше, тем вероятнее пробить брешь в защитном куполе.

— Но зачем?

— Чтобы вернуться домой. — Саша указал рукой влево, там, где за океаном с воздушного шара они видели материк.

— Саш, ну мы же знали, что билет в один конец.

— Да, но я хочу подарить тебе шанс.

— Зачем? — Маша всхлипнула.

— Прошёл всего год, а ты уже начала искать приключения. А если их не будет? Завоешь от тоски?

В дверь постучали.

— Да-да, ключи завалились куда-то, дайте минутку.

— Я с тобой. Я тут одна не останусь. Слышишь?

Маша вскочила, но Саша прижал её к себе, обездвиживая, он не хотел применять знания медицины таким образом, но другого выхода пока не видел.

— Прости, — Синицын нажал на особую точку, дождался, когда Маша обмякнет, уложил её в кровать, заботливо укрыл одеялом. Поцеловал и медленно попятился к двери, оттягивая момент расставания, прокручивая что помнил о капсулах, чтобы лучше подготовиться к беседе. Если она состоится.

***

— Что это? — Саша смотрел на своё отражение на чёрной стене капсулы. Оно подрагивало, как потревоженная вода.

— Загляни глубже, — подсказал Илья, оставаясь в тени, на улице.

Имя не настоящее, но нужно же было, хотя бы мысленно как-то к этому человеку обращаться — Саша выбрал имя первого наставника, который умел выкручивать душу из собеседника, именно благодаря его урокам Синицын выпутывался из большинства передряг.

Саша коснулся стены и почувствовал покалывание.

— Что это? — хрипловато повторил, отдёрнув руку.

На чёрной поверхности остались отпечатки, только не в виде замысловатых рисунков, а прям кусочки кожи. Синицын провёл большими пальцами по подушечкам других пальцев и ощутил шероховатость, словно коснулся заживающих болячек.

— Что за хрень?

— Как думаете, что на самом деле происходит на острове? — Илья зашёл в капсулу и встал так, что Синицин не мог разглядеть его лица. — Вы знаете об оранжерее, изобретательских блоках, но это всё для новичков. А чем занимаются старожилы и почему люди на острове не стареют?

Илья приложил к стене капсулы раскрытую ладонь, надавил, и вокруг руки побежала линия, словно кто-то карандашом обводил слепок. Слепок, который остался на стене, после того как Илья убрал ладонь.

— Мы не просто добровольцы, к нам присматриваются постоянно.

Зажужжал дрон. Саша настолько привык к ним, что перестал обращать внимание, а ведь они были повсюду.

— Через год каждого ждёт перераспределение. По нуждам. Увы, не нашим. Мы всего лишь биоматериал в особом проекте по генной инженерии.

Саша поёжился, провёл ещё раз по подушечкам пальцев, шероховатость не исчезла. Он удивился, что потеря хоть и тонкого, но всё же слоя кожи не принесло боли.

— Потому что она не наша, — ответил на незаданный вопрос Илья.

— И?

— Человечество давно ищет лекарство от старения, но опыты над собачками, кошечками и другой живностью считаются негуманными. Что уж говорить про людей. А тут добровольцы.

— Ничего не понимаю. — Саша потёр ладонями лицо.

Илья оттянул его руку и поцокал.

— Ай-яй-яй, нельзя так с чужой собственностью.

— Что?

Саша скрипнул зубами и сжал кулаки, с трудом сдержался, чтобы не вмазать чуваку за то, что говорил, но не договаривал, приоткрывал сундук с тайнами и тут же с грохотом захлопывал крышку, щёлкая по носу любопытной Варваре.

Илья отошёл на пару шагов, видимо, почувствовал настрой Синицына, подцепил ногтем плёночку на стене и снял отпечаток своей ладони.

— Это уникальный материал. Он живой. Только не спрашивайте меня о нём. Всё равно не расскажу, потому что это самый секретный секрет на планете Земля, а может, и во всей вселенной.

— Ну-ну. Вы просто не знаете о нём ничего, — фыркнул Саша.

— Так точно. Я же говорю: секретный секрет.

Илья поразмахивал плёнкой-кожей, дунул на неё и примерил к щеке. Саше показалось, что раздалось шипение и тонкие нити потянулись к лицу Ильи. Только лицо его было неживое, скрывалось под восковой маской: слишком гладкой, мертвенно-бледной. А по шее растеклась родинка-клякса. Или метка-тату? Синицыну стало мерзко и одновременно страшно. Если это розыгрыш, то хорошо организованный, с полным эффектом присутствия. Молодцы! Но если всё происходит на самом деле — как уберечь Машу? Лучше бы это был сон. Дурацкий сон. Боль от щипка развеяла надежду.

— К нам подсаживают этих мелких тварей. — Илья поднял плёнку-кожу повыше.

Саша провёл по щетине. Вроде бы родная щетина, знакомая, каждое утро её видит, раз в несколько дней подправляет. Никого у него там нет. Это бред. Бред!

Илья приклеил слепок обратно на стену, коснулся его ладонью и показал Саше.

— Они незаметны, мы их не ощущаем. Но! Я слышу твои мысли, ты думаешь ну и что? Что такого?

Синицын сложил руки на груди, Илья всё же бесил, как преподаватель, растягивающий короткую тему на целый час, а то и все два, только бы натренировать у студентов усидчивость и терпимость. Саше давались эти уроки непросто, зато позже навык помогал избегать крупных ссор с Машей.

— Они растут на нас. Слой за слоем. Мы же становимся кочерыжкой, на которой держатся листья салата или капусты. Нас удобряют, защищают от вредителей.

— Бр-р-р, — Сашу передёрнуло. — Погодите. Зачем вы мне всё это рассказываете?

— Хм. Мне о вас говорили, что вы дотошный, умный. В медицинском отделе показываете знания, собранные по всему миру. Я ещё удивлялся, как человек в неполные тридцать пять столько удерживает в голове.

На комплимент отреагировал не сам Саша, а скорее его тело: оно распрямилось, плечи опустились, шея вытянулась. Илья усмехнулся.

— Проявите смекалку. На нас паразит. Он размножается расслоением и учится через нас. Вырастает до определённой стадии, пока не будет готов к пересадке.

На экране включился ролик, где женщина накладывает на лицо тканевую маску. Или не тканевую?

— Если подсадка успешна, то субстанция распространяется по всему телу, запускает процессы регенерации. И вот перед вами уже не пожилая дама, извините за сравнение, напоминающая изюм, а девушка-виноградинка, да ещё и со знаниями, о которых могла только мечтать.

— Разве это плохо? — с трудом выдавил Синицын. — Мы помогаем науке, благодаря нам люди не будут чувствовать хотя бы внешних проявлений старости, плюс развиваться. Я буду только рад, что стал частью прогресса.

Илья поцокал.

— Как вы думаете, что происходит с донором?

Синицын громко сглотнул, в горле пересохло, а по спине побежал холодок.

— И?

— Вы ведь на самом деле догадались, только боитесь себе же признаться. Возьмите физику, химию, биологию — любую науку. Что для живого организма нужно?

Повисал пауза.

— Мы для них источник питания?

— Бинго! – Илья щёлкнул пальцами.

— Так, погодите. — Саша потёр лицо, но Илья снова убрал его руки.

— Не портите чужое имущество!

— Да кто вы, мать вашу, такой?

— Не это ты хочешь знать. Ох, не это.

Саше послышались в его голосе старческие нотки. Возникло желание стянуть восковую маску с этого человека, встряхнуть. Но, Синицын сделал пас руками, выдохнул и более спокойно спросил:

— Что от меня требуется, чтобы не превратиться в высосанную кочерыжку?

— Простите. Не сегодня. Вам нужно обдумать информацию. Всё взвесить. Захотите помочь нам в одном эксперименте, приходите в следующую субботу. Сюда же. Если нет, мы не в обиде. Найдём других.

— Зачем вам это?

Илья проигнорировал вопрос.

— Но почему я? Почему вы мне доверяете?

Смех помог осознать — Саше не доверяли, его проверяли. Даже если он что-то расскажет кураторам, что у него есть? Человек в маске? Контейнеры? Капсула, спрятанная в них? Ага. А эти, мать их, экспериментаторы? Может, жучка-короеда какого-нибудь уже подсадили, стоит только подумать о том, чтобы сдать неИлюху и Ко, тут же сожрёт паразит изнутри. С них станется. Проходили в академии способ мышления подобных групп людей.

На авантюру Саша согласился, правда, так и не понял в чём его вклад. Он заходил раз в неделю в капсулу, видел, как с него снимали мерки, как по стене муравьями бегали цифры, стрелочки, складывались в код из символов, похожих то ли на руны, то ли на иероглифы. Вопросы он больше не задавал. А смысл? Ему объяснили — конспирация на случай если его спалят, чем меньше Синицын знает, тем ниже вероятность всеобщего провала.

На утренних пробежках Саша прокручивал события, связанные с исчезновением людей. Два или три человека из его группы за год ушли одним днём, хотя от них не слышали жалоб или желаний перевестись. Маша как-то посетовала, что наставник, оставил записку, мол надоело с зеленью возиться, хочется перемен — и больше его никто не видел. Вот к чему дана мнимая свобода при выборе места работы — типа можно не прикипать к одному, а раз в год переезжать, благо локаций на острове много. Ага. Чтобы проще было объяснить такие вот исчезновения «раздетых» кочерыжек.

Каждую субботу, заходя в капсулу, Саша ждал новость. Радостную. И вчера сам увидел, как стена сменила цвет: из чёрной стала серой и начала развеиваться, открывая скрытый материк, словно туманный Авалон.

Синицын уже представлял, как устроит сюрприз Маше. Как они пойдут по созданному командой Ильи туннелю, как вернутся к привычной жизни, к экстриму и риску. Но темнота чернильной краской плюнула на Сашу, кожу ощутимо съёжило.

— Это плохо. Очень плохо, — забежал Илья и заохал. — Уходите, нам срочно придётся сделать откат. Но благодаря вам, мы теперь очень близко.

Он дал Синицыну коробочку с мазью и сказал вести себя как обычно. Саша сжал локоть Ильи.

— Обещайте! Если со мной что-то случится, то вы не бросите мою жену, отправите её с этого грёбаного острова.

— Я от своих слов не откажусь. Она уедет в числе первых, обещаю. А вы, если что придерживайтесь плана Б.

***

В дверь постучались. Саша вздохнул.

Грёбаный остров, грёбаный план Б. Ну почему? Почему не могло всё сложится удачно? Да, он солжёт, скажет, что случайно повредил кожу — чужую, мать её, собственность, что баночки с кремом перепутал, взял не до конца оттестированную. Не поверят, так сдаст капсулу, Илья успокоил, что капсул достаточно спрятано по всему острову и, если что они просто активируют новую. Саша понимал, что уже не вернётся к жене, его срочно отправят в лазарет, снять незатронутые слои паразита.

Синицын послал воздушный поцелуй Маше, в два шага дошёл до двери и резко распахнул её, выставив вперёд ключи. Позвенел ими перед молодым куратором, стараясь не обращать внимания на стоявшего рядом второго в тёмно-сером костюме. Очень опытного, судя по цвету одежды — темнее только чёрные у самых-самых. Саша даже возгордился, что такого ранга человека за ним отправили.

— Представляете, под носом лежали, заразы. Всё. Я готов.

Саша сел на заднее сидение белого биомобиля, украдкой посмотрел в окно: «Машуль, пожалуйста, только не глупи. Проживи оставшиеся годы за нас двоих».

Опытный куратор сел за руль с ним рядом молодой — мобиль тихо тронулся. Саша смотрел на улицу, прощался с лофтами, соседями, с которыми особо не общался, с пробежками. Из переулка выскочил чёрный кот, к нему, наперерез машине, бросился пёс. Саша усмехнулся, словно спектакль разыгрывали, не хотели отпускать его. Водитель нажала на тормоз, Саша лбом ударился в подголовник и чуть не закричал. Не от боли — от осознания. На шее водителя красовалась родинка в виде кляксы.

Синицын откинулся на спинку.

«Это ошибка. Совпадение. У меня в глазах потемнело. Не может же быть, чтобы капсулы — это часть, мать его, эксперимента. Таня их агент? Заманила, чтобы подсадить, мать его, грёбаного паразита… Как я мог повестись на бред с билетом?»

В надежде, что родимое пятно, померещилось, Саша присмотрелся к шее водителя, и вспомнил, как выглядел остров с высоты птичьего полёта, на видео, которое они смотрели у психотерапевта.

— Как яйцо на сковородке, — пошутила тогда Маша.

«Идиот, идиот, идиот. Не яйцо это, а клякса, мать её, грёбаная клякса».