Фиолетовая звезда

Сердце испуганно колотилось сотней маленьких, тревожных птиц, пока Йозильда летела на свет. Она разрезала горизонт серебряными лезвиями невидимых крыльев, мчась что есть мочи туда, где жизнь и смерть, ненависть и любовь становятся предметами спорных и осязаемых понятий. Она еще не знала, кем суждено обратиться на этот раз: скользкой рыбой прозрачного озера, коровой на лугу или озорником, который, взрослея, станет местным дебоширом и пьяницей. Йозильда была не властна над собой, ей не престало выбирать воплощение, внешность или местожительства. Все ее существо сопротивлялось новому измерению, но она была верна биологическим часам, которые уже начали отчет, завершая ее путешествие в старом, но ухоженном саду на окраине городка, где каждый житель улыбается новому камню, вкладывая душу в ремонт своего обветшалого дома.

На деревянной террасе, открытой семи ветрам, сидел мистер Смит. Размеренно покачиваясь в хранившем еще формы его прадеда кресле, он морщился от терпкого табака, обдающего горьковатым привкусом язык и, слюнявя палец, периодически листал пожелтевшую газету, которую перестали выпускать около 12 лет назад. За горизонтом закашлял гром, и Смит, подняв голову, усмотрел в этом верное знамение: «Матрена скоро понесет». Матрена, дородная женщина около сорока, неподалеку от террасы натягивала тугие веревки, намереваясь, видимо, перед тем, как понести, выполнить поставленный на день план: развесить мокрое белье и нарезать яблок в компот. Она была чужачкой, но проведенные годы в этом городке сравняли ее внешность и манеру поведения так, что даже местные забыли о том, что когда-то Смит уехал на пару недель, а вернулся с девушкой, похожей на сказочную принцессу далеких северных стран. Внезапно, Матрена почувствовала толчок в области живота и, по хозяйски отложив мокрую посудину, заковыляла прочь от дома. Поведение женщин в этом городе было сродни старым кошкам: почуяв недомогание, они уходили за горизонт, справлялись самостоятельно, а после возвращались уставшими, но обновленными, словно молодые побеги старого, обветшалого дерева. Увидев это, Смит удовлетворенно крякнул и пошел в дом, чтобы нагреть воды и приготовить чистые полотенца. «О, это совсем не обязательно», - сказала бы любая женщина этого города, но Матрена всегда с улыбкой принимала помощь мужа, всякий раз подмечая, что даже дом от доброго сердца становится светлее.

Перед столкновением Йозильда зажмурилась, а когда открыла глаза – почувствовала, что место, в котором она оказалась, ей знакомо - земля. Матрена вытерла пот со лба и, отлежавшись, двинулась с ребенком на руках. Дома она поднесла новорожденную к Смиту, и сказала:

- Господь озолотил наши сердца своим благословением и дал нам чудесную девочку. Как мы назовем малышку?

- Посмотри, какое славное у нас дитя! Пусть будет Верона.

Однако, каждый раз, когда родители произносили это имя, девочка начинала плакать, словно не соглашаясь с их выбором. Перебрав множество имен, Смит и Матрена заметили, что малышка затихает, когда слышит старую песенку про Йозильду:

Королева фиалок пришла из дождя,

И случайно увидела грустного принца,

Королева фиалок искала тебя,

Только принц, как ни странно, в Йозильду влюбился.

Подарил ей сто замков и южных морей,

Золотые пенаты и толпы служанок

Ах, не стоит – сказала Йозильда, взрослей,

Я навеки достанусь лишь принцу фиалок…

Так и осталась Йозильда девочкой со странным именем. В городе только и говорили о том, какая она умница и красавица, как похожа на мать, и как отличается от отца далекой, северной красотой. Меж тем, как и любой человек, Йозильда плыла по течению своих лет, помогала матери с развешиванием белья на веревках, растянутых подле холмов и оставляла отцу газету на прежнем месте, иногда подшучивая, что она новая. Она училась разбираться в травах и цветах, считая это отличным времяпровождением в месте, где в принципе развлечения были признаны действием странным и непонятным для большинства, а по ночам предпочитала вглядываться в темную синь обветшалого окна спальни, находившегося вровень с массивной кроватью, пропитанной историями странноватых на вкус сказок. Восхищение и ужасы, священный трепет и неприкрытое любопытство, присущие каждому ребенку, побеждали ее каждую ночь, бередя нервы и воображение. Боязнь пропустить хотя бы какое-нибудь чудо, беспокоила ее, раскрашивая сны и надевая особенную вуаль секретности на пропущенные за утренним завтраком вопросы о том, что же она смогла увидеть такого, отчего стремительно ворвалась в душные покои отца с матерью, где, успокоившись, обрела в очередной раз умиротворение.

Как это обычно бывает, когда девочка выросла и научилась без страха и напряжения вглядываться в покрывающуюся тьмой долину, произошло то, чего она почти перестала ждать. В этот вечер все было почти таким же, разве что желтоватый глаз фонаря чуть больше расшатывался и скрипел от нападок ветра, а еще дерево шумело тревожнее, отчего его старое дупло казалось еще больше. В какой-то момент Йозильде почудилось, что она слышит знакомую мелодию детства – ту самую, которую родители напевали над ее колыбелью, и это окончательно погрузило ее в мир видений, от которых удалось очнуться только утром. Именно этого она и не готова была принять - проснувшись, Йозильда сразу же побежала на поляну, к тому самому дереву, и, на глаз измеряя его дупло, отметила, что оно действительно увеличилось. Подпрыгивая так высоко, как только мог позволить ее рост, она попыталась заглянуть внутрь - ей думалось, что там существует некая подсказка о невидимой связи между ночью и днем, видениями и явью, но узнать этого так и не удалось.

- Что-то с тобой не так, - отметил обеспокоенный отец, глядя на то, как сосредоточенно пульсирует вздувшейся синевой венка на виске любимой дочери.

- Шла бы ты на ветряник, - немного грустно обратилась мать, - говорят, беспокойные души там обретают покой, а сильные – надежду.

Йозильда не ответила. Весь день она провела в обычных заботах, лишь изредка посматривая в сторону начинающего чернеть первыми сумерками дерева, а как только янтарное солнце коснулось его макушки, она, наскоро обняв родителей, поспешила в комнату сна.

Но Йозильда не собиралась спать - вместо этого она взобралась на широкий подоконник, словно созданный для долгого наблюдения за нашествием ночи. Звезды, одна за другой, включили невидимые лампочки, почти такие же, какие были на террасе, может быть, чуть более новые и яркие. Йозильда шептала слова забытой песенки, и ей было так хорошо и вольготно, что она чуть не забыла об объекте своего наблюдения. Казалось, девушка погружается в мягкий лен, обволакивающий со всех сторон спелым покрывалом бархатной ночи, но это было всего лишь мимолетное наваждение. Протерев глаза от песчинок сна, Йозильда открыла их как можно шире и посмотрела на чернеющее вдалеке дерево: дупло стало еще чернее и выразительнее. Отворив окно, девушка поежилась от прохладного воздуха, и, чуть помедлив, прыгнула вниз.

За калиткой родного дома простирались чужие границы: ночь вступила в свои права, чтобы несколько часов властвовать ведьмой, сбивая путников с пути и очаровывая желающих найти потайные клады и сокровища. Йозильда ступала босыми ногами по траве, отмечая, как шелково и немного влажно становится ее свободным от обуви пальцам. Вдалеке тосковала по несбыточному ночная птица. Йозильда не помнила, как она называется, но помнила, что мать рассказывала историю о том, что птица – обращенная колдуньей девушка, сорвавшая запретный цветок в канун ветряника. Ветряник вообще удивительный праздник – раз в пару лет во время него можно встретить свою судьбу, а можно и потерять себя навсегда. Взрослые боялись его, изредка произнося непонятные для Йозильды слова – карма, провидение, но продолжали отпускать детей на целую ночь, добавляя, что если они найдут фиолетовую звезду, важно устоять и не следовать за ее светом. Йозильда ничего более не знала о звезде, но понимала, что, в отличие от других, мать умеет предсказывать по ней будущее. Раз в пару лет они все вместе собирались за круглым столом, и смотрели на то, как Матрена приговаривает странные фразы над ивовыми ветвями, смоченными во вчерашней росе, выводит над ними толстой свечой из подвала, а после рассказывает истории, которые в точности исполняются до следующего ветряника. В прошлый раз мать долго вглядывалась в знаки, хмурилась, а после сказала – звезда не желает, чтобы я говорила, идите спать. И они так и не узнали, что она имела ввиду, когда горевала, пришептывая «не отдам, не забирай ее», оставшись одна в темноте кухни. С того времени ничего не изменилось, только спать Йозильду стали отправлять раньше, и на окне спальни появились розоватые нарядные шторы, но это было даже на руку – отодвигать мягкую тяжесть для того, чтобы, возможно, увидеть чудо, было приятно и притягательно.

Чем дальше от дома, тем трава гуще и сочнее. Йозильда шла, не отрывая взгляда от темнеющего детскими страхами дупла большого дерева, которое больше не казалось черным. С каждым шагом оно приобретало очертания пугающей красоты, от которой невозможно оторваться. Чего бояться, говорила она себе, когда утром все встанет на свои места. Откуда-то, прямо под ноги, свалилось золоченое яблоко. Йозильда подняла его и, завороженная тусклым светом, исходящим из сердцевины, осторожно, как маленький зверек, обнюхала - яблоко источало августовский аромат созревших, тайных знаний. Его мерцание успокаивало гулко бьющееся сердце, словно говоря – дальше будет еще необычнее, так что смелей, вперед, настоящее чудо уже началось, ты стала его частью. С каждым шагом она понимала, что движется в правильном направлении, потому что яблоко разгоралось, освещая путь не хуже толстой свечи, которую брала мать, чтобы узнать будущее ближайшей пары лет. Внезапно ветер напугал ее, когда тяжелая листва деревьев тревожно зашелестела, пролив на землю яблочный звездопад. В том, что яблоки были с неба не вызывало никаких сомнений - уж больно ровно они легли на тропинку, образуя дорожку мерцающего света.

- Это приглашение? – Йозильда робко задала вопрос вслух, сама себе.

Голос прозвучал странно чужим и родным одновременно. В ответ волна свежего ветра примяла траву, дескать, тропинка только одна, и это – ее путь. Йозильда оглянулась в сторону дома – она ушла так далеко, что он стал казаться игрушечным, почти таким, какой однажды в детстве получила на Рождество. Сейчас он пылится на чердаке, ожидая, что когда-нибудь ее дети поднимутся туда в надежде обрести новые тайны, и найдут его, пыльный, но готовый впустить в свой игрушечный мир всех, без исключения.

Йозильда ступила на тропинку, вспыхнувшую сотней яблочных светлячков.

- Иди-иди, ты на правильном пути, - слышалось в едва различимых голосах, исходящих прямо из дерева, стоящего на ее пути.

Она вдруг поняла, что ей совершенно не страшно, потому что, раз это было спланировано, все равно не избежать. Яблоко сияло раскаленной звездой, но на ощупь прохладно охлаждало горячие от волнения руки.

- Идет-идет, судьбу обретет? – снова послышалось ей, когда она была почти у цели.

Дерево оказалось намного больше, чем виделось из окна спальной комнаты. Оно царственно покачивало черными ветвями, обнажая перед ней дупло - зияющую дыру, ужасающую своей пустотой и отчаянием. Сколько страдания и величия было на его веку, сколько знаний хранил каждый лист! Если бы оно было нарисовано в одной из книжек, Йозильда бы подумала, что именно это дерево является носителем непонятного слова «карма», многозначительно произносимого ее родителями. Девушка протянула руки, желая перенять хоть сколько-нибудь его вселенских знаний. В ответ уродливые ветви склонились к ее ногам, а яблоко, находящееся в руках, выскользнуло и покатилось прямо к дуплу.

- Отсюда начинается выбор трех дорог, - прочитала она на табличке, оставленной кем-то у подножия дерева, - держи яблоко там, где ему место и следуй за собой.

Йозильда подняла яблоко и обратила внимание, что оно потухло, превратившись в самый обычный фрукт. Она внимательно перечитала табличку, обошла дерево, но так и не поняла, что делать дальше. Сердце ничего не подсказывало, наоборот, билось спокойно, как это бывает во сне. Растерянная Йозильда опустилась в траву и закрыла глаза. В детстве она научилась подмечать момент, когда сонные человечки устраиваются рядом, чтобы начать рассказывать уютные сказки, и с удовольствием, не противясь этим ощущениям, покорно закрывать глаза, погружаясь в сладкую дрему. Возможно, организм решил закончить бессонную ночь, выспаться хорошенько, чтобы завтра продолжить исследования ровно с того момента, на котором они вот-вот оборвутся или запах травы успокоил волнения, внушив, что чудеса в жизни юной девушки – нормальное явление, которое может подождать до наступления завтрашней, не менее странной и волшебной ночи. Как бы то ни было, Йозильда погрузилась в сон, которому, казалось, ничто не могло помешать.

- Ветряник начинается! – внезапный возглас разбудил ее стремительным вихрем.

Йозильда открыла глаза и увидела, что все яблоки потухли, а сотни таких же, как она, неизвестно откуда взявшихся девушек и парней пробегают мимо, исчезая в дупле дерева, один за другим. Не замечая ее, босоногие и отчаянные, они растворяются внезапно и неожиданно, словно дерево поглощает их подступающей со всех сторон темнотой. Сон исчез так же, как и появился. Заразившись азартом, Йозильда подхватила яблоко и, зажмурившись, шагнула навстречу неизвестности.

Открыв глаза, она снова сощурилась – поляна была озарена ярким светом. Яблоки опять зажгли маячки, пульсируя в руках своих обладателей, которые складывали их одно на другое, образуя костры, горящие особенным огнем, без огня. Йозильда потеряла счет времени, которое она провела, наблюдая за открывающейся перед ней картиной. Как жаль, что папа и мама далеко, - подумалось ей, и тут же ушло туда, где покоилась оставленная ей обыденная жизнь, без намека на таинство и приключения.

- Чего стоишь? – белобрысый парень быстрее ветра подлетел к ней и схватил за руку, - давай яблоко, скоро выбирать.

- А кого выбирать? – только и успела спросить Йозильда, увлекаемая в гущу событий незнакомцем.

- Как кого? Тебя выбирать будет судьба твоя, - парень жестом показал, куда нужно положить яблоко, - главное не ошибиться.

Йозильда бросила яблоко в общую кучу, и оно тотчас вспыхнуло фиолетовым пламенем, сливаясь с остальными.

- А как я могу ошибиться, если не я, а меня выбирают?

- Любой выбор принимается сердцем. Даже ветер принимает то направление, которое велит его душа, - серьезно ответил белобрысый.

- Конечно, Митя, это же ветряник, - услышала Йозильда, в ту же минуту потеряв собеседника, которого утащила за руку пробегавшая мимо девушка.

- Так вот значит ты какой, ветряник, - протянула она, не замечая, что вновь разговаривает сама с собой.

- Унесет – не поймаешь, - грянул хор голосов с разных сторон.

Девушки и парни тянулись к костру, поднимали руки вверх и подпрыгивали, напоминая тщетно пытающихся взлететь птиц. Когда-то мать рассказывала Йозильде о празднике, на котором люди прыгают через костер и ищут особенное, цветущее растение, не каждому показывающее цвет. Праздник называется Ивана Купала, но это – не он, хотя очень похож. Льняные рубахи, в которых обычно ложатся спать, подсвечиваются огнями опавших звезд и напоминают легкие крылья, с помощью которых вот-вот оттолкнешься от земли, и полетишь. Йозильде захотелось попробовать и, разбегаясь, с задорным криком «юхууу» она широко расставила руки, окунувшись прямо в толпу, принявшую ее неугомонным, ласковым морем.

- Я лечу! – с восторгом кричала она, забыв о таинственном выборе и о том, как вообще сюда попала.

- Летим! – вторила толпа, азартно подхватывая движения друг друга.

- Тихо ты, – услышала она прямо над ухом и, оглянувшись, снова увидела белобрысого, который пытался ее выдернуть и увести за собой.

- Митя? – вспомнила, как его зовут Йозильда, - куда ты меня тащишь?

Ей нестерпимо хотелось остаться там, вместе со всеми, быть частью странного и веселого безумия.

- Поговорить надо, - упрямо продолжал тянуть Митя, - ты же не знаешь, откуда мамка твоя народилась?

- И что с того? – ответила Йозильда, но из круга вышла – ей хотелось услышать о том, что было запретным дома.

- А то, что мамка твоя – не здешняя. Она из дупла пришла. И, значит, у тебя будет особенный выбор, - Митя шмыгнул носом, многозначительно уставившись на нее.

- Из этого самого дупла?

- Мне батя рассказывал. Они тоже когда-то на ветрянике бывали…

- Да что это такое вообще, ветряник? – Йозильда рассердилась на Митю, который не отвечал на вопросы, а только добавлял их.

- Вот почему ты здесь в первый раз… тебе не рассказывали?

Йозильда растерянно оглянулась по сторонам – по поведению ребят было заметно, что они тут уже бывали, а те, кто озирались по сторонам, казались совсем маленькими и танцевали в другом кругу.

- По ходу, что нет, - выдохнула она, и приготовилась слушать.

- В общем, по словам бати, он и мистер Смит попали на ветряник в третий раз. Было им по шестнадцать, держались они вместе. Обычно на празднике собирается молодежь со всего города и близлежащих деревень, а как сюда попадают – сама видела. В конце разбирают яблоки, если они перепутаны – значит, сама судьба свела тебя с его прежним владельцем, а кто он будет – тебе и решать, но только карма – она такая, от нее не уйдешь, - делая паузу, Митя многозначительно замолчал.

- Давай про карму после, - поморщилась Йозильда, - ты дальше рассказывай.

- В этот раз было по-другому. Твой батя ищет яблоко, а найти не может. И вдруг в небе, прямо над костром, загорелась звезда, как из песни.

- Фиолетовая? - ахнула Йозильда.

- Именно! Говорят, ветряник приносит фиолетовую звезду тогда, когда судьба далеко, настолько, что самим не встретиться. Он помогает ее обрести, и мистеру Смиту помог.

- Папа нашел маму?

- Скорее она его. Звезда загорелась ярче, чем костер, стала огромной, а ребята испугались и побежали прятаться, кто куда. Батя говорит, что тоже побежал, хотя он у меня не из трусливых.

- Давай про маму. Про батю твоего я уже поняла, - нетерпеливо перебила Йозильда.

- Не испугался только мистер Смит, потому, что звезда всегда притягивает того, чью судьбу собирается решить. Он вышел вперед, и из дупла появилась твоя мама. Она тоже не понимала, как оказалась на ветрянике, но в ее руках было то самое яблоко, которое он положил в костер, и горело оно ярко-ярко, фиолетовым светом.

- Потому что мама из звезды?

- Потому что из звезды или потому что чужачка – неизвестно, а только потянуло их друг к другу так, словно знались всю жизнь.

- Митя, - тихонько спросила Йозильда, - я вообще не понимаю, как свое яблоко там узнать. Они все, как одно пылают, а где чье – кто разберет…

- Тут просто – твое светиться ярче других будет.

- И каждый свое найдет?

- Не свое, а то самое! Оно будет гореть особенным светом.

- Ну, допустим, возьму я яблоко, а как хозяина его узнаю?

- Он сам к тебе подойдет. Притяжение судьбы, не иначе.

Митя был явно доволен произведенным эффектом и любовался Йозильдой, в то время как она не понимала, почему родители никогда не рассказывали про ветряник, и для чего мама хотела, чтобы она все же побывала здесь. Еще радовало, что Митя знает больше, чем она, поэтому Йозильда решила задать как можно больше вопросов, возникающих в ее голове.

- А если я возьму свое яблоко?

- Значит, твоя судьба найдет тебя на следующем ветрянике.

- А если и на следующем не найдет?

- Да разве такая девушка может остаться одна, - Митя внезапно запнулся и покраснел, отчего его уши приобрели забавный розоватый оттенок.

Йозильда улыбнулась так, как улыбаются все девушки, в первый раз отмечая победу над мальчишеским сердцем. Это окончательно смутило его, оставившего душу в полное распоряжение ее милости.

- Откуда мне знать, что ты правду говоришь? – лукаво спросила она, - а вдруг все придумал, чтобы яблоко свое мне подсунуть?

- Да как я могу! – Митя вспыхнул ярче, чем костры опавших звезд и тут же постарался взять себя в руки, - это судьба определяет. Вон бате твоему повезло…

- А твоему? – не унималась Йозильда.

- А с моим странность вышла. У мамки моей два яблока оказалось. Одно – твоего отца, другое – батино. И никак она выбрать не могла, и даже Матрену корила, и ветряник, и фиолетовую звезду.

- Как это – два яблока?

- А вот так! Яблоко твоего отца сразу же из ее рук исчезло, как только чужачка появилась, а батино осталось. Чувство вспыхнуло, но мамка говорит, что каждый ветряник на нее тоска нападает, прямо как на горяницу.

- Ту самую птицу, которая кричит по ночам?

- Ту самую. По ветряникам она вспоминает про фиолетовую звезду, взявшуюся невесть откуда. После праздника это проходит, и она пару лет до следующего живет так, будто и не было ничего никогда.

- Страшно мне, Митя, - Йозильда поежилась так, будто замерзла, - а вдруг и у меня будет два яблока, как быть?

- Если судьба дает выбор – он не может быть не правильным. Что тебе сказала табличка у входа?

- Что-то про три дороги, - вспомнила Йозильда, - и о том, что яблоко следует держать там, где ему место. И совсем странную фразу, которую я не поняла – следуй за собой. А как я могу проследовать за собой, если я и так здесь?

Митя вслушивался в каждое слово, и, казалось, что-то понял, но то ли не до конца, то ли решил не говорить о том, что ждет Йозильду на первом в ее жизни ветрянике.

- Слушай свое сердце – оно всегда искренно, а ты вообще такая… хорошая, я тебя еще тем летом приметил, когда травы собирала.

Йозильда хотела спросить, почему, приметив, он не подошел к ней и не заговорил. Что-то робкое и неведомое шевельнулось в ее сердце, но Митя нахмурился и побежал в сторону костра. Он желал быть ближе к тем, кто беспечно веселится, не зная этой истории, а если и зная, то, считая всего лишь сказкой, одной из тех, которую выдумывают родители, чтобы дети могли поскорее уснуть.

Йозильде тоже вдруг захотелось не знать, не чувствовать, что волшебство обросло удивительными фактами, настоящими, не выдуманными. Она подумала о том, что, может, стоит вернуться в дупло, домой и лечь спать, чтобы с рассветом начать все заново, так, будто не было этого рассказа, несущего странную и запутанную правду. В то же время тайна манила недосказанностью, нестерпимо хотелось подойти к костру и обнаружить в нем яркое, сияющее яблоко, и, может быть, оно окажется яблоком Мити, который смешно краснеет и рассуждает почти по-взрослому. Тогда можно возвращаться домой и совсем в другом настроении собирать травы, предвкушая новую жизнь и скорую встречу в лесу, наполненную другим, домашним волшебством и запахом трав, которые она умеет здорово выбирать. А сегодняшний выбор - непонятен. Как это, вмиг почувствовать, что сердце принадлежит кому-то, кого ты никогда не видела и не слышала? Как изменить свою судьбу, довершившись свету яблока, которое и яблоком-то сложно назвать?

Йозильда медленно подходила к костру, стараясь представить, что это - обычный костер, о который можно погреть руки. Ей было холодно, то ли оттого, что не выспалась, то ли от неизвестности. Она остановилась возле сияющего пространства и вгляделась в него – все яблоки на одно лицо, которое ее – непонятно. В это время ребята расступились и, следуя неведомой силе, сели у костра, вглядываясь в его глубину.

- Мое! – одна девушка схватила яблоко, прижав к себе, и следом за ней какой-то парень выхватил еще одно, каким-то образом различив их из сотен таких же, наливных звездным отсветом, фруктов.

Йозильда внимательно посмотрела на них. Ей показалось, что им особенно тепло, будто они разгадали что-то важное, и не спешат делиться с остальными. Ребята отошли в сторонку и, взявшись за руки, рассыпались звездной пылью. Это было настолько неожиданно, что Йозильда вскрикнула:

- Что с ними?

- Домой улетели, - весело сказал рядом стоящий молодой человек, прихватив из костра следующее яблоко.

Он долго смотрел в его отблески, и отметил:

- Ничего. Подождем следующего раза.

Один за другим яблоки находили своих обладателей, и они, обретая или не обретая друг друга, рассыпались в звездную пыль, улетели в теплые постели, чтобы наутро проснуться озаренными меткой судьбы, незримой печатью каждого, кто обрел на ветрянике истину. Йозильда продолжала смотреть на уменьшающийся костер, но так и не могла понять, которое из яблок стоит взять - все казались настолько одинаковыми, что, вытащив наугад, она бы слукавила и сделала неправильный выбор. Вместо яблока она нашла Митю, который, так же, как и остальные, внимательно осматривал сверкающую россыпь.

- Почему мне никто и никогда не говорил о ветрянике? – спросила она, пытаясь приблизиться к нему.

- Они боялись.

- Чего?

- Может быть того, что твой выбор разлучит вас навсегда?

С этими словами он схватил яблоко и, затаив дыхание, заглядывал то в его глубину, то на Йозильду. Йозильда прислушалась к сердцу, пытаясь уловить что-то, что дало бы хоть какую-то подсказку, но ничего не происходило.

- Не получается, - виновато сказала она.

- Так бывает, - ответил он, но почему-то не превратился в пыль, как другие.

Внезапно вокруг изменился цвет, и высоко в небе одна небольшая, но яркая точка увеличилась в размерах. Стремительно набирая силу, она дышала и пульсировала, приближалась к костру, как к заветной цели.

- Фиолетовая звезда, - выдохнула Йозильда.

Девушка смотрела на происходящее, отмечая, что не испытывает ни паники, ни какого-нибудь страха. Остальные, напротив, были настолько взволнованы, что, наскоро расхватав яблоки, разбежались по углам поляны.

Из всех яблок осталось только одно. Одиноко сверкающее своей красотой, оно притягивало Йозильду так, что не оставалось никаких сомнений – это ее судьба. Она успела выхватить его прежде, чем звезда, переливаясь сверкающими гранями, торжественно опустилась на место костра и расцвела ослепительными лучами, открывая зияющую дыру, похожую на дупло, в котором каждый из них растворился для того, чтобы попасть сюда.

Из сердца звезды тянуло холодом и пахло мятой. Волнуясь, Йозильда крепко вцепилась в яблоко так, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения. Она вглядывалась внутрь, пытаясь различить что-нибудь, кроме яркого света, но фиолетовая дымка не позволяла этого сделать. Внезапно в центре появились очертания силуэтов, и на поляне оказались двое – парень и девушка. Они держались за руки, но в свободных руках у каждого красовалось по яблоку, сверкающему путеводителю, который привел их на ветряник случайными гостями издалека.

- Королева Фиалок! – раздался возглас в испуганной толпе.

Девушка внимательно посмотрела на присутствующих, а Йозильда отметила, что ее глаза и правда фиалкового цвета.

- Красивая, - выдохнул кто-то.

Девушка улыбнулась и, подойдя к Мите, протянула яблоко со словами:

- Твое?

Митя посмотрел на нее, потом на Йозильду, и тихо-тихо сказал:

- Мое, но почему я ничего не чувствую?

Оценив соперницу, гостья недовольно хмыкнула:

- Может быть, потому, что яблока – два?

С этими словами она обратила внимание на фрукт, одиноко лежащий чуть поодаль места, где несколько минут назад горел яблочный костер.

Митя с облегчением выдохнул и, бережно взяв его в руки, спросил:

- Как быть, Йозильда?

Йозильда с восхищением смотрела на того, кто появился вместе с Королевой Фиалок. Его глаза напоминали васильковое поле после дождя, и сам он был легкий, как ветер, стремительный, как ливень, заботливый, как мать и надежный, как ее отец. Улыбаясь, незнакомец протягивал яблоко, которое пульсировало в такт с тем, что она по-прежнему крепко держала в своих руках.

- Кто ты? – только и спросила она.

- Ее брат, - парень показал на стоящую рядом девушку с неизвестной планеты.

- Принц Фиалок, - робко подсказал кто-то из толпы.

Медленными шагами Йозильда приближалась к нему, слушая уверенный стук, исходящий то ли из области ее сердца, то ли от яблока, который она протягивала тому, в ком чувствовала силу своей судьбы.

- Подожди, Йозильда, - голос принадлежал Мите.

Он вырвался вперед, встав перед ней и принцем:

- Ты понимаешь, что тебе придется уйти навсегда?

Йозильда остановилась, не понимая, о чем он говорит. Навсегда – это страшно. Это означает не увидеть маму и папу, не вернуться в любимую спальную комнату и не проверить, как там ее игрушечный домик, который в случае «навсегда» исчезнет под слоем пыли, превратившись в снежную берлогу, забытую на чердаке.

- Какой у меня выбор? - спросила она.

- Три судьбы, помнишь? Три, - Митя волновался и, сбиваясь, пытался ее уговорить, - одна – это он. Неизвестность. Счастливый, но неведомый мир со своими законами. Место, откуда пришла твоя мать, которая сделала выбор остаться здесь, с нами.

Митя перевел дыхание и продолжил:

- Второй – это я. Привычный, может быть, не похожий на него, но яблоко - оно у меня в руках. Это значит, что если ты возьмешь его - я буду любить тебя всем сердцем, и стану для тебя… собой. Настоящим собой. Обрести себя, помнишь?

- А третья судьба? – спросила Йозильда.

- Третья – это вернуться обратно, одной, с тем, чтобы через два года снова отправиться на ветряник и продолжить поиски кармы. Прижми к себе яблоко и подумай о доме, и ты сразу же очутишься в теплой постели, а происходящее здесь покажется красивым сном. У тебя еще будет шанс, понимаешь. И у меня, и у твоих родителей – он тоже будет.

Йозильда стояла молча, закрыв глаза. Ей показалось, что она совсем одна среди этого чудного места, наполненного запахами трав и летней свежести. Она подумала о том, как, наверное, страшно было делать выбор матери. Отказаться от привычного уклада только потому, что пульс одного яблока или сердца совпадает с другим во время праздника, о котором, там, в неизвестном мире, может быть, не знает никто. Отправиться в небытие из сумеречных сказок, где единственное доказательство правильного выбора – ее вера в человека с глазами василькового поля после дождя. Яблоко в ее руке показалось таким неудобным, что захотелось его выкинуть и забыть обо всем, будто и не было дня, полного предвкушения, и ночи, полной таинственных разгадок. Решив от всего отказаться, Йозильда захотела посмотреть на принца. Он стоял на том же месте, ожидая ее согласия, но даже в этом молчании его яблоко было живым, пульсирующим огоньком, таким ярким, что от ее сомнений не осталось ни следа. Йозильда улыбнулась, обошла Митю, и, взяв за руку принца, вошла в фиолетовый отблеск звезды. Последнее, что она увидела в растворяющемся свете – это то, как Митя взял яблоко из рук прекрасной незнакомки, которая напевала:

Королева фиалок пришла из дождя,

И случайно увидела грустного принца,

Королева фиалок искала тебя,

Только принц, как ни странно, в Йозильду влюбился.

Подарил ей сто замков и южных морей,

Золотые пенаты и толпы служанок

Ах, не стоит – сказала Йозильда, взрослей,

Я навеки достанусь лишь принцу фиалок…