Все люди попадают в ад

Это был наш общий триумф.

И только мое падение.

Я глядела в светлые-светлые, как весенний лед на реке, глаза дьявола. И точно знала, каков будет его ответ. И это знание не отвратило меня от того, чтобы задать вопрос:

- А что получу я?

Я думаю, так ли сильно мое единственное желание, чтобы пустить под откос целый мир?..

Ведь я не имею на это права… но так хочу…

Значит ли хоть что-то целый мир по сравнению с моим желанием? Единственным желанием? А если это желание всего лишь попытка исправить причиненный однажды вред? Попытка исправить малое зло, причинив большое? Так считается, или нет?

Он сказал, что правила не для него. Что все попадают в Ад, несмотря ни на какие слова… Ни на какие действия…

Он сказал, что помнит лишь семь человек, попавших в Рай.

Семь человек за все его чудовищно долгое существование.

Мне ни за что не стать восьмой.

Так есть ли разница?..

Или я хочу думать, что она есть?

- Только представь себе их лица, - с легкой усмешкой сказал он, - лица всех этих «праведников»…

Он изобразил пальцами знак кавычек в воздухе.

- …которые творили грехи всю свою жизнь, и каялись, думая, что достаточно сказать «простите, святой отец, я согрешил», отдать десятую часть доходов на нужды церкви и прочитать «Аве, Мария» десять раз, и все как будто исчезнет. Но сделанного не воротишь, вот ведь в чем соль! Убитый не воскреснет. Ворованное и проданное не вернется. Никакая компенсация не заставит жену забыть об измене. Вред душе нанесен. Никакие последующие слова и действия этого не отменят.

- Но суть любой монотеистической религии…

- Да-да, - он отмахнулся от моих слов легким, как его улыбка, движением изящной руки, - правила созданы для того, чтобы управлять, не чтобы исполнять обещанное. И, уж конечно, эти правила не для меня. Я ведь враг рода человеческого. Я не обязан удовлетворять людские чаяния. Кроме того… это невероятно весело!

Он прислонился боком к столу и взял зеленое яблоко из вазы синего венецианского стекла.

Я закрыла глаза. И на изнанке моих век картина в сиянии цветных витражей, сквозь которые пробивается яркий, солнечный свет. Картина… Змей и яблоко в эдемском саду… Гладкая нежная чешуя. Блестящие бока созревшего фрукта, готового для укуса чьих-то зубов. Ее зубов.

Моих зубов.

Я снова и снова задаю себе этот вопрос – целый мир стоит?.. И каждый раз получаю один и тот же ответ.

Да.

- Я предлагаю тебе сделку, дорогая, - под веками сияют яркие краски, и над ними плывет ласковый, бархатный голос. – Ты помогаешь мне выиграть пари, а я выполняю твое желание. Только одно желание, единственное, заветное, зато какое угодно. Хочешь воскресить кого-то? Пожалуйста! Хочешь идеального возлюбленного? Хоть десять! Интервью с любым из когда-либо умерших на Земле людей? Назови имя! Моя власть здесь не ограничена ничем. Но только одно желание, только одно.

- Ты сказал, что победитель уничтожит проигравшего, - медленно произнесла я, не открывая глаз.

- Нет. Я сказал, что Он, если победит, уничтожит меня. Меня и весь Ад в придачу. Вместе со всеми Падшими и низшими демонами. Я, знаешь ли, не хочу, чтобы они все погибли. Вот и все. Я хочу выиграть.

- Почему?

- Потому что они все принадлежат мне. Я за них ответственен. Они пошли за мной… и оказались в Аду. Они пошли за мной. И я не могу позволить им умереть.

Веки распахнулись, взметнув ресницы вверх, словно крылья.

Он все еще стоял, прислонившись боком к столешнице, и грыз яблоко, вонзая в него белоснежные, острые зубы.

Тогда он выглядел таким… ошеломляюще соблазнительным. Невозможно было глядеть на него, и не испытывать желания. Это желание могло и не быть сексуальным. Оно могло вообще не относиться к нему самому. Оно просто было.

Я сидела в своем кабинете, запертом на ключ, и не работала. Мне нужно было проверить письменные работы студентов, но я сидела уже битый час, и смотрела на облетающие лепестки пионов.

Пионы.

Темно-бордовые, в начинающихся сумерках почти черные лепестки лежали на неаккуратных завалах бумаг на столе. Вот еще один оторвался и упал, тихо шелестя, и умостился рядом со своими собратьями.

- Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, - пробормотала я, невесомо касаясь лепестков пальцами.

- Утратив правый путь во тьме долины. Данте видел только то, что мог видеть. Каждый из вас видит только то, что способен осознать.

Я вскочила, опрокинув стул, и прижалась спиной к шкафу с книгами, заставив стекла в нем задребезжать.

- Боже мой! Откуда вы взялись? Дверь же закрыта!

Высокий стройный мужчина с кудрями, светящимися, словно марево летнего солнца, покачал головой и издал тусклый вздох.

- Я не хотел вас пугать.

- Вы… о, черт, - руки перестали дрожать, я смогла отлипнуть от шкафа, - вы от Люцифера? Я ведь просила его не повторять больше этих штучек!

- Нет, дитя, - незнакомец вскинул голову, и я увидела его черные глаза, в которых застыло какое-то странное выражение, - я не от него.

- А.

Я подняла стул и села, сложив руки перед собой домиком, приблизив сплетенные пальцы к губам.

- Вы от… другой стороны. Будете угрожать? Умолять? Убьете?

- Убийство ведь грех, дитя.

- Во время гражданской войны вы так не думали, - я расцепила пальцы и решительным движением смела лепестки пионов на пол, освободив бумаги. – Сколько своих собратьев вы убили?

- Я не…

- К тому же… Люцифер сказал, что плевать он хотел на ваши правила, - я приподняла стопку бумаг и встряхнула их, выравнивая края. – Все равно все люди попадают в Ад.

- Так почему вы выступаете на его стороне? Он не принимает те правила, которые дают вам надежду…

- Я агностик… эээ… вы не назвали свое имя.

- Рафаил.

- Чудесно, Рафаил, - я бегло проглядела бумаги, заполненные плохо различимыми каракулями студентов. – Я агностик, а не христианка. Рай никогда не давал мне надежды.

- Агностицизм не предполагает отрицание существования рая.

- Но и не отрицает возможность того, что никакого рая нет, - меня охватила непонятно откуда взявшаяся злость, заставляя спорить с ангелом, который сам и есть прямое доказательство правдивости основной монотеистической религии на Земле.

- Я здесь, - за спиной Рафаила раскрылись мощные белоснежные крылья, настолько большие, что стены кабинета не дали им развернуться до полного размера.

- Люцифер демонстрировал мне свои, благодарю вас, второй раз меня этим не впечатлишь. У него их, кстати, шесть, что выглядит еще более внушительно. Послушайте, Рафаил… если вы пришли не за тем, чтобы умолять, упрашивать, пытать или убить меня… сделайте милость, скажите, зачем?

- Я пришел кое-что вам сказать, - тихо ответил он. – Просто сказать. А затем я уйду. Вы позволите?

- Да, конечно. Ведь однажды я уже выслушала Люцифера. Почему бы не послушать еще и вас?

- Выиграет Люцифер это пари или проиграет, не имеет ровно никакого значения.

- Что вы…

- Это все, что я хотел вам сказать.

- Но что вы имеете…

Один взмах ресниц, и в комнате уже никого, кроме меня, не было. Лишь на пол спланировало несколько ослепительно-белых перьев. Я привстала со стула, перегнулась через стол, чтобы увидеть – белые перья, в прямом смысле этих слов слепили глаза, и темно-бордовые лепестки пионов, кажущиеся почти черными по контрасту с ними. Если сощурить глаза, можно подумать, что это белые и черные перья.

Вариантов значения его слов несколько. Не имеет значения, выиграет Люцифер пари или проиграет, если и в том, и в другом случае результат будет один. Если уже все решено. Если в любом случае планируется уничтожить Ад, или в любом случае Люцифер хочет начать новую войну. Если Люцифер хочет уничтожить Землю и всех людей. Если Он хочет уничтожить Люцифера. Если Люцифер хочет уничтожить Его.

А что в любом из этих случаев делать мне? Погрузиться с головой в грех гордыни, и дать себе смелость решать? Исполнять условия сделки? Порвать соглашение? Мое единственное желание… Какое угодно…

Пальцы бодро прыгают, чуть пружиня над клавишами, я печатаю письмо с запросом коммерческого предложения еще одной рекламной компании. Пальцы всего на миг замедляют движение, когда, в обход остальных органов чувств, осязание обманывает меня, и под плотными подушечками ощущается ледяной камень. Серо-синий камень с черными прожилками. Может быть, мрамор, а, может, гранит. Его испещряют неровные срезы и сломы. На нем виднеются следы ногтей.

Мгновение проходит, свет обретает прежнюю яркость, и я вижу, что напечатала ерунду, набор букв, не связанных смысловым значением. Я все стираю. И начинаю сначала.

- Я могу получить выписку по первым результатам? – раздался у меня над ухом приятный мужской голос.

Я вздрогнула, скользнув пальцами по клавиатуре, добавив несколько лишних букв к последнему напечатанному слову. Да что такое сегодня с этим письмом!

- Люцифер, я же просила… я же просила, не делать так больше.

- Так могу или нет? – совершенно не обращая внимания на мои слова, повторил он, опираясь на спинку моего стула обеими руками. – Как продвигается подготовка к кампании? Что тебе ответило издательство насчет книги? Когда начнем? Все уже готово?

- Стоп, стоп! – я подняла открытую ладонь правой руки, при этом продолжая набирать текст пальцами левой. – Пожалуйста, не так быстро!

Я закончила письмо, быстро проглядела его и отправила, и только потом обернулась к Люциферу. Он стоял, скрестив руки на груди, и выжидающе смотрел на меня, сощурив свои черные глаза.

- Отвечаю на поставленные вопросы. Сейчас распечатаю выписку. Подготовка уже почти закончена. Книгу поставили в план печати на следующий месяц. Начинаем через неделю, когда все будет готово. Также, я написала еще нескольким рекламным агентствам, попросила выслать коммерческие предложения. Как только я получу все ответы, сможем выбрать наиболее оптимальный вариант.

- А Он работает по старинке, - язвительно ухмыльнулся Люцифер. – Смотри мировые новости, Он начал с массовых бедствий, что вполне в Его духе. Потом в ход пойдут не менее массовые благодати.

- А полученная таким образом победа тебе засчитается?

Люцифер лучезарно улыбнулся.

- Ты имеешь в виду, что это мошенничество?

- Именно.

- Я ведь отец лжи. Только такая победа мне и засчитается, а вот честная уже вряд ли. К тому же, в условиях пари не была оговорена помощь со стороны. А все, что не запрещено – разрешено.

- Какой будет тираж у книги?

- Пятнадцать тысяч экземпляров.

- Не слишком ли это мало?

Люцифер наклонился над монитором, разглядывая электронный макет обложки «Мемуаров дьявола, записанных с его слов».

- Благодаря уже запущенной рекламной кампании будет допечатан не один дополнительный тираж, - спокойно ответила я, мысленно отмечая мелкие недостатки данной обложки, о которых я собиралась написать художнику. – Все, что тебе останется, это раздавать автографы и улыбаться. И поддерживать легенду, разумеется. А затем они все станут твоими – миллионы душ.

- Конечно, я уверен в тебе…

Я даже отвлеклась от макета и посмотрела на него. Сомневающийся Люцифер, - а по голосу было слышно, что его ощущения прямо противоположны словам, - то еще зрелище. Возможно, самое прекрасное из того, что я только видела за всю жизнь. Он ни на мгновение не смутился.

- Я не боюсь показаться ретроградом, как Он, но разве какой-нибудь культ не был бы оптимальным выбором?

- У тебя есть один очень распространенный по земному шару культ. И много тебе от него толку?

- А, эти, - Люцифер поморщился.

- К тому же, сейчас на дворе не семидесятые и даже не начало двухтысячных. Ты мне уже доверился, просто продолжай верить. Если мы говорим о людских душах, то амплуа модного и популярного писателя – лучший выбор из всех возможных. Примеров сколько угодно, начиная от детской сказки, заканчивая эротическим триллером для домохозяек. Да и на твою тему можно несколько имен в качестве примеров привести.

Я закрыла документ с макетом обложки и открыла окно браузера. Пальцы на мгновение застыли над клавиатурой, а затем бегло начали печатать ответ художнику. Люцифер нависал надо мной, по-видимому, вчитываясь в текст письма. Его присутствие ощущалось в комнате, словно тепло в солнечный день, а уж когда он находился так близко, то и подавно было трудно не обратить внимания. Он сбивал меня с мысли одним звуком своего дыхания.

Меня заворожил его облик. В нем одновременно и не было ничего особенного, и было нечто такое, что не позволяло быстро отвести взгляд. Да, он красив до какой-то сверхъестественной, почти пугающей, степени. Его неожиданно светлые глаза как будто прожигают меня насквозь, отмечая любую, даже самую мимолетную, мысль в моей голове. Темные волосы такие живые, густые и блестящие, но ни капельки не похожи на парик или на измученную укладками и агрессивными химическими средствами шевелюру модели.

Он одет в черное. Даже смуглая кожа, кажется, покрыта слоем пепла, что придет ей специфический безжизненный оттенок. Он словно живьем выбрался из гигантского костра, обгорел, но совсем слегка.

И о чем я только думаю?..

А крылья, крылья!.. Их шесть!

- Стоп, стоп! – с трудом заставив себя сосредоточиться, я выставила раскрытую ладонь правой руки вперед, будто пытаясь удержать Люцифера на расстоянии. – Так тебе нужен менеджер, руководитель пиар кампании, если я правильно поняла.

- Именно так, - он ослепительно улыбнулся мне. – Мне нужен тот, кто знает человеческие методы рекламы и продвижения.

- Тогда почему я? Ведь я доктор философских наук и занимаюсь сравнительным религиоведением. Я не имею никакого отношения к рекламе. Ты ведь это знаешь?

- Помимо этого, я знаю, что ты написала роман, - в его глазах отчетливо сверкнуло пламя. – Обо мне.

Я могу поклясться чем угодно, это действительно было пламя.

- Твои познания в философии и религиоведении нам пригодятся. Я думал о том, чтобы…

- Точно, - это был миг озарения, какой хоть раз в жизни испытывает любой человек. – Роман.

Вспышка озарения, в которой ты ясно видишь, как именно будешь действовать в дальнейшем.

- Погоди, я еще не рассказал тебе мой план.

- Он не потребуется, - решительно заявила я. – Пари считается выигранным в том случае, если численный перевес человеческих душ на твоей стороне. Мы сделаем тебя писателем, Люцифер.

Я буквально физически ощутила, что сказала нечто важное, очень-очень важное. Воздух на мгновение как будто сгустился, затрудняя вдох, заставляя испытать легкое головокружение из-за нехватки кислорода. Перед глазами все поплыло. Несколько секунд я видела перед собой только серо-синюю неровную поверхность, пронзенную прожилками черного цвета. Я точно знала, что, если коснусь этой поверхности, смогу ощутить холод и… ужас. Ледяной ужас.

- А теперь объясни, дорогая, сделай милость.

И вот снова все нормально – воздух нужной плотности, перед глазами только то, что есть, и никакого холодного страха перед чем-то неизведанным.

- Что ж, Денница, ликуй! Твоя книга бьет рекорды продаж. Есть у вас там, в Аду, какой-нибудь счетчик душ? Твои фанаты множатся по всему миру, потому что книга переведена на двадцать два языка.

Я ощутила мимолетный укол зависти. Это ведь моя, моя книга. Но это недостойное чувство тут же растворилось без остатка в понимании того, что скоро Люцифер исполнит мое желание, как и обещал. У меня нет ни малейших сомнений в том, что мы выиграем. Люцифер выиграет.

- Сегодня утром со мной связался представитель одной крупной кинокомпании. И они, знаешь, хотят купить права на экранизацию. Это значит еще больше-больше-больше душ, которые будут принадлежать тебе. И не будет иметь значения, хороший получится фильм или плохой, у тебя в любом случае появятся новые поклонники.

Откуда-то сверху на голову Люцифера медленно и грациозно спланировало тонкое белое перо. Я протянула руку, чтобы убрать его, и поняла, что мои пальцы сжимают только пряди волос.

- Что-то не так?

Я отдернула руку, как будто от чего-то горячего, и отрицательно покачала головой. Всего лишь показалось.

Я вжимаю ладони в стены, в ледяную, неровную поверхность серо-синего цвета, то ли из мрамора, то ли из гранита. Вжимаю так, словно хочу сдвинуть их в стороны, оттолкнуть от себя, выбраться из тесного, душного каменного мешка. Сбежать… Освободиться.

Я вижу вдали уютный свет моей настольной лампы, той самой, что всегда стояла в моем кабинете, вечерами освещая завалы бумаг на столе. Роскошная ваза изумительного севрского фарфора – синяя с золотом, - оттеняет великолепие букета поздних темно-бордовых пионов, уже начинающих увядать. Я вижу, я слышу, как невесомо падают лепестки.

Умирающие цветы…

Теплый свет, лужицей разлившийся по бумагам, из-за которых практически не видно темного дерева столешницы…

И вдруг воздух сгущается, темнеет, затрудняя вдох, и появляется в языках холодного пламени Люцифер.

Я понимаю, что стен больше нет, плена больше нет, и ощущаю себя прямо там. Здесь. В моем кабинете. Это первое явление Люцифера, и я испугана до чертиков! Я отскакиваю, повалив на пол стул, неловко задев стол и опрокинув вазу с цветами. Прижимаюсь спиной к дребезжащему стеклом шкафу. Кажется, кричать я не могу, горло словно сдавило тугим кольцом.

Я смотрю на него, такого невозможно красивого, обаятельно улыбающегося, небрежно подписывающего подсовываемые фанатами экземпляры книги. Он весь – тьма, но тьма ослепительная в своем сиянии.

Вспышки фотокамер кажутся мне молниями в замедленной съемке. Они пронзают его.

- Не спеши падать ниц, моя дорогая, - раздается в темноте, прерываемой лишь цветными пятнами на изнанке век.

Голос мужской, приятный и глубокий.

Я открываю глаза и вижу высокого, стройного мужчину, деловито отряхивающего то ли пыль, то ли пепел, с лацканов черного пиджака.

- Позволь представиться. Я Люцифер. Думаю, мне не нужно объяснять, кто я такой, по имени уже все понятно, не так ли, человеческое дитя?

Он вырвался из толпы репортеров и фанатов, нырнул на заднее сидение машины, смиренно дождался меня, и только потом велел шоферу ехать.

- Итоги подведены, - неожиданно объявляет он, глядя прямо перед собой.

Волнение вибрацией расходится по всему моему телу. Будто на меня вылили сначала ведро холодной воды, а потом сразу ведро горячей. Резко. Быстро. Я борюсь с желанием взять Люцифера за руку. В таком тесном пространстве он манит и притягивает как магнит.

- Я держу свое слово.

Я закрываю глаза.

Так стоит…

…или

Не стоит?

- Ты можешь загадать любое желание. Но только одно. Исполню его немедленно, и, если хочешь, отпущу тебя. Или можешь остаться. Можешь даже подняться со мной вместе в пентхаус, для меня все равно ночь только начинается. Говори же.

Я задержала дыхание и прикрыла глаза.

Единственное желание…

Не имеет ровно никакого значения, выиграет Люцифер пари, или проиграет…

Никакого значения…

Единственное…

Только одно.

- Я хочу, - голос сорвался, и мне пришлось откашляться, - я хочу, чтобы все осталось как прежде. Рай и Ад, Он и ты. Я хочу, чтобы ты все оставил, как прежде.

Я открыла глаза.

Меня заворожил его облик. В нем одновременно и не было ничего особенного, и было нечто такое, что не позволяло быстро отвести взгляд. Да, он красив до какой-то сверхъестественной, почти пугающей, степени. Его неожиданно светлые глаза как будто прожигают меня насквозь, отмечая любую, даже самую мимолетную, мысль в моей голове. Темные волосы такие живые, густые и блестящие, но ни капельки не похожи на парик или на измученную укладками и агрессивными химическими средствами шевелюру модели.

Он одет в черное. Даже смуглая кожа, кажется, покрыта слоем пепла, что придет ей специфический безжизненный оттенок. Он словно живьем выбрался из гигантского костра, обгорел, но совсем слегка.

И о чем я только думаю?..

А крылья, крылья!.. Их шесть!

- Ты действительно хорошо подумала? – каким-то странным натянутым тоном звучит его голос.

- Да. Да.

А затем он рассмеялся.

Я открываю глаза и вижу вокруг только серо-синие каменные стены, испещренные следами ногтей, покрытые бурыми сухими пятнами, неровные, странно скошенные к потолку, с которого льется холодный свет. Я кричу, бросаюсь на эти стены, полосую их ногтями, бью, стирая в кровь пальцы.

- Ты всерьез думала, что победа нужна мне лишь для того, чтобы уничтожить кого-нибудь или что-нибудь? Уничтожить Отца, Землю, Рай или людей? Ты действительно серьезно воспринимаешь эти ваши людские концепции божественного бытия? Проснись, моя дорогая, стряхни с себя католическую пыль! Я никогда не был обиженным сыном! Каждый из нас – Он и я, по отдельности и вместе, - есть лишь части мироздания. Мое существование возможно лишь до тех пор, пока он существует. Его существование – лишь пока существую я. Это баланс.

Мне вдруг стало очень и очень холодно.

- У тебя был шанс получить все, что угодно, - он тяжело вздохнул. – А ты потратила его на свои неверные представления о том, «как оно все устроено на самом деле». Я не собираюсь давать тебе еще одну возможность. Я все-таки та сила, что вечно хочет зла.

- Но… вечно совершает…

Губы онемели, как после анестезии у стоматолога. Слова были произнесены так тихо, что я и сама их не услышала, а угадала. И Люцифер тоже угадал.

Машина остановилась у парадного входа роскошного небоскреба.

- Вот тебе мое благо, глупое человеческое дитя, - Люцифер горячими пальцами обхватил мои заледеневшие руки, обжигая почти до боли. – Ты проживешь столь мало, что не успеешь пожалеть о том, как бездарно потратила единственное желание, которое тебе собирался исполнить сам дьявол. А в Аду тебя будет ждать именно эта пытка. Не та, которой ты боишься больше всего, не та, о которой ты думаешь с самого момента знакомства со мной. Эта.

Серо-синие стены раздвигаются в стороны, и я вижу уютный свет моей настольной лампы, лужицей заливающий завалы бумаг на столе. И ваза прелестного севрского фарфора. И темно-бордовые пионы. Сейчас появится Люцифер, и все начнется снова.

И снова.

И снова.

И хоть временами мне больно от этих бесконечных повторений моего грандиознейшего провала в жизни, эта боль все же не та, что способна сломить меня. Потому что с самого момента нашей встречи с Люцифером, с его фразы о том, что все люди попадают в Ад, независимо от того, каялись они или нет, я думала только об одном. Я думала о дочери и муже, погибших в автомобильной аварии, сгоревших заживо. Я так боялась, что в Аду меня будут ждать они – обгоревшие и улыбающиеся…

Я поднимаю на Люцифера безжизненный взгляд.

- Я хочу подняться с тобой в твой пентхаус.

Потому что утром я умру.