Alisabet Argent

Я никогда не устану ждать

Победители

Я никогда не устану ждать
Работа № 652
  • Победитель

Он почти час блуждал вблизи моего обиталища, не решаясь подступиться к кругу света. Но любопытство пересилило страх, и теперь он стоит предо мной: испуганный человек с настороженным взглядом, в грязном сером одеянии – куртке и мешковатых штанах; такие раньше носили рабочие, пока работали заводы. Блики света от костра неровно пляшут на молодом измождённом лице, освещая неровную рыжеватую бороду, обветренные губы, тонкий нос. Старая шерстяная шапка надвинута на самые брови, из-под которых пытливо щурятся тёмные глаза. Руки незнакомца сжимают истрепанные лямки небольшого рюкзака, из-за плеча выглядывает охотничья двустволка. Обычный бродяга, болтающийся по миру; из тех немногих, что выжили после войны и дальнейших катаклизмов и скитаются теперь по свету, стремясь найти безопасный приют.

Или отобрать его у других.

Что ж, посмотрим.

– Здорово, братишка, – произносит он.

Хорошее начало.

Я указываю на место подле огня:

– Присаживайся.

– Ты один здеся, что ль? – спрашивает, нервно облизываясь.

– Не бойся, – киваю. – Ты ведь тоже один?

Он неуверенно переступает, оборачивается. Но вокруг нас лишь редкие силуэты деревьев, за которыми смыкается ночь. Незнакомец пришёл с равнин: это видно по его неуверенным взглядам, которые он бросает во тьму леса, и особенно на тёмный силуэт старой газовой станции за моей спиной.

– Ты тут живёшь?

На самом деле его интересует не это. Вернее, не только это. Но так уж принято: нужно с чего-то начинать разговор.

– У меня есть еда, – сообщаю я.

Человек осторожно заглядывает в помятый котелок, подвешенный над огнём. Котелок пуст.

– Не бойся, – повторяю. – Я не сумасшедший. У меня есть консервы.

Достаю железную банку. Показываю: тушёнка. Лицо незнакомца проясняется.

– И чё? – он жадно следит за банкой. – Приглашаешь пожрать?

– Да.

Хмурится. Да и кто бы поверил?

– А что взамен?

– Да ничего.

Достаю нож, легко вскрываю банку, вываливаю содержимое в котелок. Железо шипит, мясной аромат разливается в воздухе.

– Давно новых людей не видел. Так что я тебя угощу. А ты расскажешь мне новости. Идёт?

Он ещё не доверяет. Скорее всего, с радостью свернул бы мне шею. Так безопасней. К сожалению, ни на кого нельзя полагаться. Но чёрная армейская винтовка, лежащая рядом со мной, должна удержать от неразумных поступков.

Голод побеждает. Человек медленно снимает рюкзак, кладёт на землю. Садится к костру.

– Меня зовут Марк.

– Чё? – он отрывает завороженный взгляд от котелка. – А… Ага. А я – Сыч.

– Очень приятно. А почему – Сыч?

Кажется, вопрос повергает его в растерянность.

– Чё? Так это… Ну, а почему – Марк?

Тянусь за своим мешком. Сыч смотрит с любопытством. Интересно, что он ожидает там увидеть?

– Марк – это имя. А у тебя есть имя?

Достаю из мешка пластиковую бутыль. Отвинчиваю колпачок, выливаю немного воды в котелок. Внутри зашипело, забулькало; взвился клуб пара.

– Было когда-то, – пожимает плечами. – Как у всех. А теперь я Сыч.

– Ладно.

Достаю хрустящий пакет, разрываю над котелком. Оранжевые улитки шелестящей лавиной ныряют в кипящий соус.

Глаза Сыча расширяются от изумления.

– Макароны?..

Улыбаюсь. К чему спрашивать об очевидном?

– Сейчас. Они должны немного провариться. Подожди чуть.

Собеседник изумлённо таращится. На его глазах происходит чудо.

– Сто лет не ел макаронов с мясом, – бормочет он.

***

– Андреем меня зовут.

Расслабившийся Сыч удовлетворенно откидывается на локти, сыто икает. Взгляд его излучает блаженство.

– Просто фамилия у меня такая.

– Сыч?

– Да не… Филин я. Ну, фамилия – Филин. Андрей Филин. Пацаны дали кличку. Им лишь бы ржать, придуркам. Ну, а я чё? Сыч, значит, Сыч. Ну, какая разница, короче?

Эта примета – не называть незнакомцам настоящие имена – возникла относительно недавно. Похоже, я удостоен доверия.

– Откуда ты, Андрей?

– Оттуда, – неопределённо машет за спину.

– А раньше?

– А… – кивает понимающе.

Молчит.

– Из Москвы, – тихо говорит он.

– Чем занимался?

– Да так… – замолкает вдруг. – Работал… на заводе. Токарем был, короче. Ну, знаешь, на станке работал, на токарном. Крутится там фигня такая, а ты резец подставляешь и вытачиваешь, ну, хреновины всякие, детали там, короче, ну и типа того.

Я прекрасно знаю, что такое токарный станок. Странно он ответил. Врёт? Зачем? Какое мне, в общем-то, дело, кем он был? Спросил просто для установки контакта.

– А ты чего не хавал, Марк? – спохватывается Андрей. – Там же осталось.

– Ничего, – отмахиваюсь. – Я не голоден.

– Да? – смотрит недоверчиво. – Ну, ладно. А то как-то неудобно, что я почти всё сожрал.

Молчим. Андрей ощутимо напрягается. Озирается.

– А макарончики ничё так, нормальные. Точно не хочешь?

– Точно. Доедай.

– Да не, я так… Так это… а чё не хочешь?

– Да не бойся. Не отравлю.

Травить еду в условиях дефицита продуктов – глупость непроходимая. Существуют гораздо более простые способы убить. Но Сыча волнует явно не это.

– Да не… – мямлит. – Просто… ну… блин, короче, я ел, а ты – нет.

– И что?

– Неудобно, – настаивает он.

– Нормально.

Андрей смущённо прокашливается и опять оглядывается. Принимается копаться в рюкзаке. Достаёт помятую флягу, отхлёбывает. Жмурится.

– Будешь? – протягивает мне.

Не люблю выпивку, но на этот раз соглашаюсь. Не помешает разрядить обстановку.

Принимаю флягу, делаю глоток. Самогон. Дрянной.

– Нормально, – киваю.

Беру ложку и отправляю в рот кусок слипшейся макаронной массы.

Сыч расслабляется. С улыбкой забирает самогон и с наслаждением отпивает ещё.

– А, кайф, – выдыхает он и облегчённо смеётся. – Слушай, а я уж было подумал… ты извини, братишка. Знаешь, тут за эти годы такого нарассказывают…

Он умолкает и глупо таращится.

Сбоку раздаётся шуршание, едва слышное. Коты. Чуют запах съестного, но опасаются чужака.

– Кис-кис, – зову я.

Осмелев, два серых кота показываются из тени и вступают в круг света. Зверьки недовольно подёргивают ушами, косятся на пришлого. Собираю ложкой остатки еды из котелка и бросаю на бетонную плитку. Животные тут же принимаются есть.

Улыбнувшись, поворачиваюсь к Андрею.

Он изумлённо пялится.

– Коты?..

– Ага.

– Ты кормишь котов?

Киваю.

– Ты сдурел? Тратишь еду!

– Прости, – пожимаю плечами. – Я думал, ты наелся. У меня есть ещё.

Тянусь за мешком.

– Да какая разница? – он резко вскакивает.

Животные убегают в испуге.

– Я не доел, потому что оставил тебе! – орёт бродяга. – У нас принято делиться! Но если ты не хочешь, зачем выбрасывать? Чё, такой богатый? Блин, у меня жена и дочка, им нечего есть. Я лазаю по этим долбаным полям, надеюсь поймать какого-нибудь грёбаного суслика. А ты... кормишь котов. Мясом!

Я протягиваю мешок.

– Бери, что хочешь. И не кричи так. У меня много всего.

Он секунду смотрит мне в глаза. Кажется, сейчас заголосит ещё громче, устроит истерику. Но нет. Словно сдувается, как проколотый воздушный шарик. Буквально падает на землю, резким движением хватает предложенный мешок и принимается рыться в нём.

– Мать честная… – вопит он. – Шоколад! А это что? Глазам не верю… Чипсы!

Рука сжимает хрустящий пакетик.

– Можно?

– Конечно.

Он с жадностью разрывает упаковку и, ухватив грязными пальцами горсть чипсов, отправляет их в рот. Чавкает, довольно мычит.

– Как же я давно их не ел… А пива?! Пива случайно нет?

– Нет.

Он умолкает.

– Ты тут один живёшь. У тебя полно еды, хорошее оружие… Кто ты такой?

Начинает понимать. И задавать правильные вопросы.

Улыбаюсь.

– Здесь один из Куполов. И я сумел его открыть. Мне повезло.

Андрей сидит, разинув рот. Губы его и борода в оранжевых крошках.

– Здесь?

Оглядываюсь. Там, маскируясь в декорациях невзрачной бетонной коробки, скрывается вход в Убежище.

Который я смог открыть.

Пора показать его гостю.

***

– Мать твою… Так это не сказки… Как же ты пробрался внутрь?

Первые восторги утихают. Я показываю вход: круглую стальную дверь и ступени, уходящие вниз. Теперь Сыч сидит, раскачиваясь, пытаясь осмыслить невероятное.

– Я немного знаю, как они устроены. Видишь ли, я приложил руку к их созданию в некотором роде.

Он настораживается.

– А ты, случаем, не из Лабораторий?

– Там еда. Вода. Одежда. Медикаменты. Оружие. Много всего. Очень много. Только система жизнеобеспечения почему-то не работает. Мне не хватает знаний, чтобы её починить.

– Сука… – шепчет бродяга. – Ты работал в грёбаных Лабораториях…

– Да.

– Твою ж мать…

Даже в неровном свете костра видно, как бледнеет его лицо. Он нервно дышит; что-то мычит, но резко умолкает.

– Кем ты работал? – спрашивает требовательно.

Миролюбиво улыбаюсь.

– Расслабься. Я был простым оператором. Ничего не знал о том, что надвигалось.

– Как же ты спасся?

– Долгая история.

– Так это же… мать твою… Купол! Здесь. Настоящий. Ты хоть знаешь, что это значит?

Он вдруг замолкает. Рука медленно тянется к оружию. Вздрагивает. Андрей мотает головой, отдёргивает ладонь.

– Там же уйма всего, – с мольбой говорит он. – Поделись, а?

Качаю головой:

– Нет.

Небритое лицо моментально искажается гримасой злобы.

– А чё? Тебе в и в жисть столько не сожрать!

Молчу.

– Это вообще всё не твоё, – кричит Сыч.– Ты просто первый нашёл, ясно? Сам сказал – тебе повезло!

– Знаю.

– Да пошёл ты на хрен со своим знанием! Всё себе захапать решил, да?

И почему большинство заранее настроено на плохое? Должно быть, судят по себе.

Он стоит, широко расставив ноги; тяжело, с присвистом, дышит; сжимает кулаки. Косится на своё оружие, но попыток схватить не делает.

Разумно. Я возьму винтовку быстрее.

– Да успокойся ты, – я стараюсь улыбаться как можно более располагающе. – Ничего я не захапал. Оставайся здесь, с нами. Запасов Убежища хватит на всех.

Андрей молчит. Снова озирается.

– С кем это – с нами?

– Я соврал тебе. Я живу тут не один.

Сыч бросает хмурый взгляд мне за спину. Туда, где в чёрном зеве дверного проёма скрывается заветный вход.

– Ясно, – цедит он. – Понятно, чё ты такой борзый. И много вас?

Качаю головой:

– Трое.

Он расслабляется. Громко выдыхает и медленно опускается на землю.

– Трое – это вроде немного, – бормочет. – Где трое, там и четверо?..

– Оставайся. Вместе выжить легче.

Андрей зажмуривается. Яростно трёт лицо ладонями. Отнимает руки и решительно трясёт головой.

– Только жену и дочь я тоже приведу, – произносит он с видимым усилием. – Я их не брошу.

– Конечно, – киваю, – приводи.

Бродяга суетится, хватает рюкзак.

– Я прям щас пойду за ними, ладно? – тараторит. – Они тут недалеко, на старой заправке.

Смотрит косо на двустволку.

– Мне нужно ружьё, чтобы обороняться, – осторожно произносит он. – Я возьму его, ладно?

Пожимаю плечами:

– Это твоё ружьё.

Андрей медленно поднимает оружие.

– Я управлюсь за пару часов, – говорит заискивающе. – Не гаси костёр, ладно? Так мы быстрей найдём это место.

– Ладно.

Он поворачивается, делает два шага. Останавливается. Неуверенно переминается.

– Слушай, – говорит глухо. – А… те двое, что живут с тобой… Они не будут против, если мы прибьёмся к вам?

– Не будут.

– Точно? Или ты тут главный?

– Вроде того.

– А… Ты извини, но я всё равно спрошу. Сам понимаешь, времена какие. Людишки разные попадаются. Не-не, ты-то парень нормальный, это сразу видно, но…

– Что тебя беспокоит?

Он вздыхает.

– Короче… моей жене и дочери нечего опасаться?

– Абсолютно.

– Ручаешься?

Я поворачиваюсь к Убежищу.

– Ася! Никита! Вы же здесь? Выйдите. Покажитесь нашему гостю.

Из тени выступают девушка лет семнадцати и мальчик-подросток ниже её на голову.

– Видишь? – говорю Андрею. – Они ещё дети. Уверяю, твоей дочери ничего не грозит. Они ещё и подружатся.

– Зачем он кошек прогнал? – вдруг спрашивает мальчик. – Они хорошие.

– Они вернутся, – успокаивающе говорю я. – Идите в Убежище.

Ася и Никита скрываются во тьме постройки. Оттуда доносится гулкий стук: дверь закрылась.

Поворачиваюсь к Андрею. Тот смотрит как-то иначе. С едва заметной усмешкой. Рюкзак лежит на земле, руки крепко сжимают ружьё.

– Как же ты войдёшь? – спрашивает.

– Снаружи можно открыть, – спокойно отвечаю я.

– Это хорошо, – ухмыляется. – Хорошо… Девка и мальчишка, значит… Очень хорошо. Просто обалденно. Знаешь, я никуда не пойду. Мне здесь нравится.

Ствол ружья подрагивает. Руки трясутся?

– А как же твоя семья?

Он выпучивает глаза, фыркает.

– Нечего им тут делать, – хихикает он. – Особенно Волку. Да… Волку – особенно. Обойдётся.

– Не понимаю тебя.

– Не сечёшь ни хрена, да? – хохочет. – Хватит с меня такой жизни. Останусь тут. А чё? И жрачка, и защита, и девка в придачу. Вот же подфартило! А Волку – хрен! Так ему, козлу, и надо.

– Какому волку?

– Да вон он, сзади!

Я оборачиваюсь, уже понимая, что снова совершаю ошибку.

Но всё равно оборачиваюсь.

Гром выстрела. Тупой удар в грудь.

Я вижу небо. Кажется, сквозь пелену туч проступают созвездия. Или я просто знаю, что они там?

Тихий смешок рядом; железный щелчок. Перезаряжает ружьё.

– Смелый, – доносится бормотание. – Но дурак. Никому доверять нельзя. Особенно мне, хе-хе. Не, пацанов я всё-таки приведу. Только я буду за главного. А Волка сам порешу. Заслужил, сука. И никто теперь за него не впишется. Не, хе-хе! Вначале – девка.

– Жаль, – говорю я, садясь.

Глаза Андрея округляются, челюсть отвисает.

– Ты… не сдох?

– Правда жаль.

Он судорожно вскидывает ружьё.

– Зря, – произношу равнодушно. – Меня нельзя убить этим, не-человек.

– Сука… – всхлипывает Андрей. – Сука…

Он отступает на шаг, бросает оружие, резко разворачивается и устремляется прочь. Это ошибка. Нужно бежать вглубь леса, прикрываясь стволами, а не в сторону опушки, где деревья расступаются, и мишень – как на ладони. Возможно, враг надеется на темноту.

Но темнота не помеха для меня.

Беру винтовку. Выжидаю, пока он удалится подальше, и стреляю. Оборванец падает, делает несколько конвульсивных движений. Затихает.

– На самом деле жаль, – добавляю я неизвестно кому.

Наверное, себе.

Сзади слышу шум. Кто-то из детей.

– Зря ты не ушла вниз. Здесь могло быть опасно.

Ася молчит, застыв у дверного проёма. Смотрит на винтовку.

– Не бойся, – добавляю.

– Я не тебя боюсь, – говорит она тонким голосом. – Я думала, ты не сможешь выстрелить.

– Я давно преодолел этот блок. Я же говорил: любой запрет можно обойти.

– Да, но… всё равно… как это возможно? Ведь ты не должен… не можешь навредить человеку.

– Это правда.

– Но ведь он же человек.

– Как оказалось – нет. А ты – да. Так что не бойся. Тебе и Никите ничего не грозит.

– Знаю, – отмахивается она. – Тебе больно?

– Я не чувствую боли.

– Врёшь ведь?

– Я не умею врать.

– Любой запрет можно обойти, – напоминает Ася.

– Верно. – Прислушиваюсь к ощущениям. – Моим основным системам не нанесено ущерба. Но внешнюю органику восстанавливать трудно. Особенно вне лаборатории. Я могу оценить свои повреждения. Можно сказать – я чувствую их. Так что – да, в каком-то смысле мне больно.

– Тогда иди вниз, – в голосе девушки проступает волнение. – Скорее залечи себя.

– Нет. Я останусь пока. Ты иди. Запирайте дверь. Выстрел могли услышать.

– Думаешь, могут прийти его дружки?

– Возможно. – Я смотрю на винтовку. – Или другие. Люди. Которым нужна помощь.

– Не очень-то верится, – вздыхает Ася. – Нормальных людей не осталось.

– Вы же пришли.

Девушка скрывается во тьме постройки. Щёлкает замок, тихо гудят приводы.

Я сажусь у костра, запахиваюсь плащом. Думаю. Я анализирую каждый свой шаг, потому что цена ошибки велика.

Мои создатели объясняли, что я должен охранять Купол и людей, которые станут укрываться в нём. Но не говорили, как их различать.

В мире, где люди теряют облик Homo sapiens, просто необходим тест на человечность. Иначе нельзя. Только такого теста нет. Приходится каждый раз делать новый выбор. Мне много раз объясняли, что мои мысли – лишь имитация разума, программа. Пусть так. И всё же, мне кажется, я понимаю.

Ася говорит, что разочаровалась в будущем. А я надеюсь, что люди остались. Их нелегко отличить от не-людей. Но я знаю, что разница – не в физическом устройстве. Они придут. Постепенно. И тогда я в полной мере сумею исполнить собственное предназначение. Я не устану ждать. Ведь я никогда не устаю и не умею разочаровываться.

Впрочем, любой запрет можно обойти.

+4
23:20
1224
Светлана Ледовская №2

Достойные внимания