Премьера

Еда совершенно не лезла в горло, но Льярта знала, что надо обязательно как следует позавтракать. Когда она приедет в театр, предпремьерная суматоха захлестнет ее с головой, и там уже точно будет не до нормального обеда. Да и есть актерам премьеры перед спектаклем, в принципе, не рекомендовалось. Особенно ведущим. А у нее не просто одна из ролей — у нее Роль!

Хорошо еще, что мама уехала. Последнюю неделю она заботливой наседкой порхала вокруг Льярты, что-то намывала, начищала, переставляла, поправляла, и, откровенно говоря, мешала готовиться к премьере. Когда Льярта приходила вечером с репетиций, уставшая, вымотанная и физически, и эмоционально, приходилось напрягать последние остатки сил, чтобы не обидеть маму и уделить ей внимание, которое и на себя-то уже сложно было найти. Мама, конечно, все понимала. Она старалась лишний раз не дергать погруженную в себя дочь, бесшумной тенью скользя на краю внимания — словно по мановению волшебной палочки перед Льяртой возникали тарелки с ужином, и столь же неуловимым образом исчезали, вечером, после обязательной домашней работы над Ролью Льярту ждала свежая постель, а утром — выглаженная одежда и горячий завтрак. Но Роль все больше овладевала Льяртой, и девушка с ужасом понимала, что присутствие мамы становится ей в тягость. Вот только как ей об этом сказать?

Мама и здесь не подвела. Материнским шестым чувством она все прозрела, и, когда вчера Льярта вернулась домой, ее, как всегда, ждала прибранная квартира, готовый ужин, свежая постель… И записка от мамы.

«Льярточка, ты у меня самая лучшая. Завтра у тебя главный день в жизни, тебе надо настроиться, побыть наедине с собой. Так что я поехала домой, как раз успеваю на вечерний поезд. Я знаю, ты справишься, а сегодняшний вечер тебе поможет окончательно войти в Роль. Льярточка, я тебя люблю, и будь с нами папа, он бы сказал тебе то же самое. Удачи тебе, дочка! Целую, мама».

Льярта проглотила последнюю вилку омлета, допила залпом остатки кофе и подхватила яблоко со стоявшего на столе блюдца. Пора.

До премьеры оставалось еще несколько часов, но улицы города уже стала наполнять праздничная атмосфера. Гре-Стардар был театральным центром страны (а особо восторженные патриоты утверждали, что и всего мира), и премьера сезона вот уже не первое столетие была главным событием года. Билеты на каждую премьеру были распроданы на десять лет вперед, хотя стоили столько, что люди продавали дома или нанимались на урановые рудники, лишь бы скопить денег на место в четвертом ряду второго балкона. А после того, как семь лет назад Высшим Театральным Советом было принято решение о том, что премьерным спектаклем в следующие тридцать четыре года будет «Аруан, вождь Ропардов», Гре-Стардар действительно превратился в театральную столицу мира, как минимум — становился ей в третий четверг сентября.

За окном троллейбуса сверкнули подернутые золотом осени кроны кленов Аллеи Актеров. Все остальные парки, скверы, аллеи в городе еще со вчерашнего вечера были украшены гирляндами, праздничными флажками, афишами и плакатами, посвященными премьере, но по древней традиции Аллею оставляли как есть — два ряда деревьев и мраморных статуй великих актеров прошлого, символизировавших путь от древних священных таинств до совершенства современного театрального искусства и их неразрывную связь. Раньше в день премьеры актеры, занятые в спектакле, приходили в Театр этой аллеей, рассекавшей Гре-Стардар на две половины, но после Восстания Комедиантов и Второй Великой Театральной Войны эту традицию пришлось упразднить из соображений безопасности. Тогда же, после нескольких неприятных инцидентов, было принято решение не раскрывать имя ведущей актрисы вплоть до самой премьеры.

На табло троллейбуса появилась надпись: «Театральная Площадь». Ее остановка.

От Проспекта Трагиков до собственно Театральной Площади было рукой подать — каких-то сто шагов в обход правого крыла огромного здания Академии. Льярта преодолела их на одном дыхании, и уверенно направилась к зданию Театра.

Прекрасный фасад Театра был почти полностью закрыт огромным экраном, а половину Площади занимали временные трибуны. Вечером их заполнят зрители, чтобы посмотреть прямую трансляцию премьеры на экране, а не поместившиеся будут толпиться в проходах и переулках, ведущих на Площадь.

Сейчас трибуны, как и главный портал Театра, были огорожены полицейскими кордонами. Власти города очень серьезно относились к безопасности, и принимали все меры, чтобы не допустить каких-либо выходок со стороны театральных фундаменталистов и радикальных группировок. Льярта прошла к служебному ходу в левом крыле Театра, предъявила свое удостоверение полицейскому в форме и тот пропустил ее в здание, любезно придержав дверь. Эх, знал бы ты, кого сейчас пропускаешь, подумала Льярта. Автограф любого из актеров премьеры стоил немало, а уж подпись ведущей актрисы и вовсе могла озолотить счастливого обладателя. Но раскрыть вежливому полисмену свою роль, Льярта, конечно, никак не могла. Клятвой актера шутить нельзя.

Окунувшись в привычную суету театра, Льярта, сразу же ощутила себя как рыба в воде. На пользу шло и то, что по старой традиции в день представления члены труппы избегали праздного общения с ведущей актрисой — никто не хотел рисковать срывом премьеры только потому, что ему захотелось по-дружески потрепаться с исполнительницей главной Роли. Но и без актеров, собиравшихся с духом по своим гримеркам, в театре хватало суетящегося народа — начиная с уборщиков и буфетчиков и заканчивая главным режиссером.

Последний уже трижды забегал к Льярте, изо всех сил стараясь не показать, что волнуется, от чего только возбуждался еще больше. Для Стрье Фалла это была первая премьера, его можно было понять. Льярте даже стало немножко смешно — по идее это ведь режиссер должен успокаивать исполнительницу главной Роли, и будь на месте Стрье (который, к слову сказать, был всего на семь лет старше Льярты) более опытный постановщик, все бы, несомненно, так и было. Льярта спокойно отвечала на вопросы — да, она превосходно помнит Роль, нет, она не напряжена, и все сыграет как надо, да, она учла все замечания, возникшие по ходу последнего прогона — и чувствовала, как волнение отпускает постановщика, а через него, словно через громоотвод, уходят и последние ее тревоги, оставляя только четкое понимание Роли. Наконец Стрье убежал следить за подготовкой сцены, и больше уже к ней не заходил.

Расслабившись, Льярта даже не заметила, как начался спектакль. В каждой гримерке был небольшой экранчик, на который транслировалась премьера, но Льярта решила его не включать. На выход ее, само собой, позовут, а пьесу она и так знала наизусть. Кроме того, она боялась, что великолепная игра партнеров (а она знала точно, что игра будет великолепной — сколько репетиций, сколько прогонов они прошли вместе!), может вызывать в ней ненужные эмоции и помешать полностью отдаться Роли. Льярта посмотрела на часы — у нее было еще около двадцати минут. Ну что ж, как раз хватит времени войти в Роль.

- Льярта, через семь минут твой выход!

Льярта открыла глаза и встала.

Путь от гримерки до сцены занимал четыре минуты. Льярта шла, не торопясь — не хватало еще запыхаться, а три минуты — вполне достаточный запас, если актеры на сцене вдруг чуть-чуть поспешат. Но Льярта знала, что этого не произойдет — исполнительнице главной Роли всегда давали время на выход.

Проход по узкому коридору за сценой, четыре ступеньки наверх — и вот она уже за кулисами, а на ярко освещенной сцене Льом Нукраль, исполнитель роли Аруана, отыгрывает эпизод, готовящий выход Льярты. По пьесе он в этот момент с двумя друзьями-ропардами ввязывается в ссору с бандой талмариздов и после непродолжительного обмена оскорблениями и потасовки вышвыривает их из таверны, куда пришел за принцессой-предательницей Веармон. За Льяртой.

По первым же словам, донесшимся со сцены, Льярта поняла, что Льом и другие актеры специально слегка затянули сцену, чтобы дать ей собраться для выхода. Ее захлестнула было волна горячей благодарности к партнерам, но девушка тут же подавила бурные эмоции и вспомнила совет своего старого учителя, данный лично ей после утверждения на Роль: «перед самым выходом, если сможете, попробуйте быстро воспроизвести в уме ваш путь к Роли, и ощутить себя наконечником стрелы Искусства, готовым исполнить свою миссию». Детство, первые опыты сначала в школьном кружке, потом в студии юных актеров, поступление в академию, великие, без малого, преподаватели, учеба, блестяще сданные выпускные экзамены, неожиданное утверждение на Роль (конкурс — одна из ста тысяч!) и работа, работа, работа…

- Льярта, минута.

Голос помрежа мгновенно вернул ее к происходящему на сцене. Аруан с друзьями вышвырнули последнего талмаризда за кулисы на противоположном конце сцены и вернулись к стойке таверны, чтобы потребовать свежий кувшин вина.

Пора.

Льярта исчезла.

На сцену... нет, в измочаленный потасовкой зал таверны выбежала принцесса-предательница Веармон.

Она знала, что ее ищут, и подозревала, что талмаризды, которых она наняла для охраны, сбегут при первой опасности. Оставалось надеяться, что в суматохе ей удастся ускользнуть.

Но она опоздала.

Аруан обернулся в тот самый момент, когда она кралась за самыми их спинами. Глаза его недобро сверкнули, и в то же мгновение обернулись и его друзья-ропарды.

- Ты! - яростно выдохнул он и сделал шаг вперед.

Веармон понимала, что надо бежать, броситься со всех ног к двери, но словно примерзла к полу. Взгляд ее неотрывно скользил по кругу между бешеными глазами Аруана, забрызганной кровью талмариздов кирасой и сверкающими обоюдоострыми бронзовыми топорами ропардов.

Веармон поняла, что сейчас будет и хотела было закричать, но не смогла. Она подняла левую руку в жалкой попытке защититься, и из ее уст вырвалось лишь тихое:

- Ой!…

Возглас, словно разряд в миллион вольт, прокатился по зрительскому залу, вырвался на бесчисленные экраны трансляций по всему миру, до предела наэлектризовав несколько миллиардов зрителей.

Аруан с невероятной скоростью и точность взмахнул топором и отсек левую руку Веармон у самого плеча. Веармон даже ничего не почувствовала, лишь с удивлением уставилась на хлынувшую из обрубка кровь, и в этот момент почти одновременно нанесли удары ропарды. Один отсек правую руку принцессы по локоть, второй отрубил обе ступни.

Веармон еще не успела упасть на доски пола, когда топор Аруана вонзился в ее шею, отделив голову от плеч.

Средства массовой информации на следующий день наперебой писали и говорили о том, что такого успеха премьерный показ не знал уже как минимум десятилетие, если не больше. Критики отмечали отличную работу молодого постановщика Фалла (многие прочили ему великое будущее), блестящее выступление исполнителя главной мужской роли Нуркаля, но все сходились на том, что главной заслугой успеха стала бесподобная игра Льярты Маррас. Как писало авторитетнейшее издание «Свет Театра», «это прочтение роли принцессы Веармон, безусловно, открывает новую эпоху в современном драматическом искусстве, и создает неожиданные и перспективные направления в драматургии. Не исключено, что, вопреки традиция, ее статуя может оказаться на Аллее не по истечении традиционных десяти лет траура, а уже на следующий год после премьеры, как это было с Анной Фре и Склори Ваас сто тринадцать лет назад, в конце Первой Сценической Смуты».

Граждане Гре-Стардара провели по инициативе антрепренер-мэра экстренное интернет-голосование, и единогласно присвоили Льярте Маррас звание Посмертной Почетной Гражданки города, невзирая на то, что родом она была из маленького городка в соседней провинции.

После кремации Прах Почетной Гражданки был по традиции замурован в восточную стену Театра у Солнечного входа на Большую Трибуну.

Счастливой матери Почетной Гражданки Маррас было выплачено разовое пособие в размере миллиона имперских контрамарок. Кроме того ей полагалось пожизненное содержание, размер которого должна была определить специальная Театральная Комиссия.

Роль удалась.