Колокольчик

Всё началось три дня назад, когда в этот дряхлый, почерневший от сырости и времени дом въехали новые жильцы. Они буквально ворвались сюда и перевернули с ног на голову всё, к чему я привык за столько лет, проведённых в одиночестве. А привык я к тишине, к размеренности местной жизни, к спокойствию моего сада, а главное - к мысли о том, что я свободен! Свобода - это то, чего я добивался всю свою жизнь, и то, что, наконец обретя, был не намерен терять. Но, пожалуй, расскажу всё по порядку.

Жильцов было не так много - всего пятеро, и судя по всему, родственники. Да, это была семья из пяти человек. Только были они какие-то странные, одно одеяние их чего стоило! Одежда, которую они носили, была возмутительно непривычной для людей моего времени, на новых жильцов было одновременно смешно и противно смотреть. Подумать только, дамы носили откровенные сорочки длиной чуть ниже талии и мужские штаны, напоминающие укороченные кюлоты; мужчины в коротких штанах грубого покроя и бесформенных рубахах с коротким рукавом; и я клянусь, я ни разу не видел, чтобы кто-то из них наряжался перед выходом в свет, как это всегда было принято здесь. А речь их была до того забавна, что, впервые услышав её, я даже прыснул от смеха и тем самым чуть не выдал своего присутствия раньше времени. Слова, которыми эти люди общались, были лишь отдалённо похожи на русскую речь, и сначала я с большим трудом понимал их. Было ясно, что они обсуждали дом, что хотели многое поменять здесь, а в саду выкорчевать старые скрюченные яблони и посадить на их место новые. Но между тем, добрая половина слов несла совершенно непонятный мне смысл.

Нужно было поближе рассмотреть приехавших, выведать, кто они. И я стал следить за ними исподтишка. Две женщины - как я понял, это были мать и дочь - на второй день пребывания в доме полностью погрузились в хозяйство. Мать хлопотала на кухне с самого утра: сперва начисто прибралась, вымыла полы, смела висевшие тут и там лохмотьями паутины. Затем она принесла воды в двух странных бутылях, из материала, кторый я никогда раньше не видел. Бутыли были будто стеклянные, но стекло проминалось под пальцами хозяйки, когда она выливала из них воду в кастрюли и чайники. Поставив воду на огонь, она принялась готовить: резала и тушила овощи, варила суп, жарила мясо и картофель. Всё получалось у неё быстро и ладно. Одного только она не готовила, а именного того, без чего не обходится ни одна русская трапеза, - хлеба. Это было поистине удивительно: что за чудной быт, и мясо будет на столе, и разнообразие овощей, и варенье (хозяйка привезла его с собой), - неужели эти люди не могли позволить себе хлеб? За действиями новой хозяйки я наблюдал из сада через окно очень долго. В конце концов мне наскучило, и я решил посмотреть, что делают другие члены семьи.

Дочь, молодая хорошенькая девушка, наводила порядок во всех комнатах. Смотреть на неё было удовольствием, за этим занятием я провёл большую часть дня, не в силах оторвать взор. Смешные штаны едва скрывали её бледные стройные ноги, под бежевой сорочкой угадывался изящный изгиб спины, и в своём одеянии она была почти вся открыта моему взгляду, не оставалось для меня никакой загадки в этой девушке, - и всё же я был пленён. Настолько, что моё охладевшее от долгого одиночества сердце будто бы начинало чувствовать, теплететь, биться...

Долго наблюдал я за этой красотой, перебегая от одного окна к другому, тихо - чтобы остаться незамеченным как можно долше, и быстро - чтобы не упустить ни одного движения прелестного юного создания. Но всё же мне нужно было узнать, чем занимаются мужчины, и понять, кем вообще являются эти люди.

Отец семейства, крепкий рослый мужик с густой русой бородой и в очках, какие имели обыкновение носить професора или доктора, колол дрова в саду. На дрова была спилена одна из старейших яблонь. Хоть она уже не плодоносила много лет, и листвы на ней с каждым годом становилось всё меньше, а всё же она, как и каждая травинка здесь, как каждый куст, как каждое дерево, была для меня воспоминанием, или даже больше - напоминанием о том, кто я и кем когда-то был. Память - всё, что у меня осталось от прошлой жизни, потому-то этот поступок отца, это бесцеремонное вторжение в мой маленький тёмный мир привёл меня в ярость. Я был готов наброситься на этого человека, взять его за шкирку и вышвырнуть прочь вместе со всем его семейством. Правда, подумав о семействе, я конечно вспомнил милую дочь этого тирана, и гнев мой стал утихать, а вместе с ним уходили и мои силы. Я устал, устал смотреть на этих варваров, устал от всего нового, загадочного и шумного, что принесли они с собой. И я должен был отдохнуть.

Хмурый, я побрёл в свою обитель - большую собачью будку, стоящую в самом дальнем конце сада и скрытую от глаз новых жильцов двумя разросшимися кустами дикой розы.

Я прошёл мимо худощавых молодых пареньков - очевидно это были сыновья бородатого мужика. Они разгуливали по саду, о чём-то беседовали и смеялись. Время от времени они указывали друг другу на то или иное дерево, оба кивали или качали головой: если кивали, то ставили на дереве белым мелом кривой крест, а если качали, то переходили к другому.

Воистину варвары! Я пошёл быстрей, мне опротивели эти люди, и хотелось как можно скорей вернуться к себе и к моей Сонечке.

Ах, Сонечка... Софья Павловна. Но для меня навсегда Сонечка, и больше нет в мире ни одного человека, способного запретить мне так её называть. Сонечка была когда-то такой же прекрасной барышней, как та девушка из новых. Только лучше, скромнее, веселее и звонче. Сонечка - некогда ангел во плоти, красавица, ценой своей жизни заплатившая за мою свободу и ставшая моим вечным проклятьем. Никогда я не встречал создания столь совершенного, как она, - ни до, ни после её смерти. Сейчас Сонечка - это цветок, нежно-лиловый колокольчик, который растёт рядом с моей будкой на том месте, где когда-то давно пролилась кровь. Смысл всего моего существования теперь - оберегать этот цветок и надеяться, что это когда-нибудь искупит мою вину перед Сонечкой.

Всё же я обязан был понять, кто эти новые. Всю чёрную работу выполняют сами, значит беглая прислуга. С другой стороны, мужики из прислуги в доме не работают, всё больше во дворе или в поле, а эти - белые, как будто несколько лет солнца не видали. Всё это казалось мне крайне странным, но противиться усталости более я не мог и уснул рядом с моей Сонечкой долгим беспокойным сном.

Именно в ту ночь, не иначе как под воздействием на моё бедное сознание всего произошедшего увидел я сон, который пробудил воспоминания - именно те, которые я так старательно прятал от себя самого долгие годы. Я видел посреди сада, прямо на месте срубленной только что яблони, полянку, залитую лунным светом. На ней на высоком деревянном стуле с резными подлокотниками восседала, как отвратительная жаба, Старуха. Все при дворе нашего помещика называли её Старухой, а между тем имя её было Мария Михайловна, и приходилась она милой Сонечке бабкой. Норов у Старухи был до того противный, что и семья самого помещика с ней не очень-то ладила, только одна Сонечка - добрейшая душа - находила к её чёрствому сердцу путь. А по округе ходил слух, что Старуха - ведьма, да не из простых, а что будто-бы ходила она в приятелях у самого Сатаны. Правда это была или нет, никто в наших краях тогда не знал. Теперь знаю я один - чистая правда.

И вот сидит Старуха в моём сне на стуле, как на троне, изо рта её капает слюна, и куда она капает - там трава вымирает и земля становится безжизненной. Ничего не говоря, она смотрит на меня, и растягивает в страшной улыбке беззубый рот, заливается жабьим хохотом и куда-то пальцем указывает. Оборачиваюсь взглянуть, куда палец направлен, и глазам поверить не могу. На месте моего колокольчика стоит Сонечка, как в последний свой день: нежно-лиловое платье, аметистовое ожерелье на лебединой шейке, а кожа прозрачная, как сам лунный свет. Только в груди у Сонечки чернело пятно запёкшейся крови.

И вот моя милая тянет руки ко мне, подходит, а сама смотрит волчицей и зубы скалит и шипит по-змеиному. А в шёпоте этом я слышу: "Жить хочу! Жить хочу!" Я опешил: прежде никогда моя Сонечка злобного взгляда ни на кого не кинет, а сейчас будто вселился в неё нечистый. Я говорю: "Софья Павловна, ангел мой, как же жить-то, ведь нет вас уже давно?" А она взгляд свой только с меня на дом перевела и зашипела сильней, а потом захохотала громче Старухи.

Звук был такой мерзкий, что я проснулся, и ещё долго стоял он у меня в ушах. Я знал, что не напрасно показался мне этот сон: из-за меня пропала Соня, и я навечно её слуга. Она хотела жить, и я должен дать ей жизнь, я должен сделать всё, чтобы вымолить у неё прощенье и чтобы душа моя успокоилась. Но как, как мне вернуть мою Сонечку к живым? Что кроется в доме, в который многие годы вход мне был запрещён? Я должен был вспомнить всё, что произошло в тот последний день.

Весь следующий день я ходил вокруг дома, всматриваясь в окна, всё вспоминал, вспоминал, но всё было напрасно. Я смотрел на новую девушку, и мне казалось, что она стала ещё краше, чем накануне. Её золотистые волосы были заплетены в косу - Сонечке так были к лицу косы! Девушка играла со щенком в залитом солнцем саду, и была так по-детски прелестна. И вдруг она подняла глаза и посмотрела в мою сторону. Я замер в ожидании, что она увидит меня и испугается, как когда-то пугались соседские дети, забиравшиеся в опустевший сад воровать яблоки. Но вот мне показалось, что она смотрит прямо на меня, нежно и ласково, как смотрела Сонечка, и в глазах её пляшут озорные огоньки, совсем как у моей юной - тогда ещё живой - Сонечки. Вдруг девушка весело закричала:

- Мам, пап, сорока!

Она засмеялась и убежала в дом к родителям, щенок поскакал за ней, смешно виляя хвостом. Подняв голову, я действительно увидел на ветке яблони сороку. "То же мне невидаль", - подумалось мне, и на душе стало одновременно и легко и грустно.

Я продолжил обход дома и заглядывал в окно каждой комнаты.

Комната Старухи была самая светлая и просторная и находилась на первом этаже рядом с гостиной. Я заглянул в неё последней, нехотя, потому что не ожидал от ведьмы никакой помощи. Почти вся мебель была вынесена новыми жильцами, осталась только старая кровать, которую ещë не успели разломать. Что-то блеснуло на пожелтевшем старом матрасе. Я пригляделся, и, когда увидел, чтó это за предмет, сердце моё упало, и болью в нём отозвались воспоминания, яркие, как солнечный блеск.

Вот в комнату зашёл новый хозяин дома, осмотрел кровать, подозвал сыновей. Все трое разговаривали, прикидывали, как лучше разломать кровать, чтобы можно было вынести её. Неужели они не заметили, неужели не увидели аметистовое ожерелье, покоившееся прямо посреди матраса? Нет, не обманывали меня мои глаза: оно было там! Ни время, ни сырость не испортили его - оно было точно таким, как в тот день, когда закрыли над Сонечкой крышку гроба. Мужчины вышли из комнаты и стало ясно: кровать сегодня трогать не будут.

Я понял, что нужно делать, но не мог представить, как. При жизни помещик и хозяева запретили мне входить в дом. Однажды я нарушил запрет - нарушил не по своей воле, а ради любимой Сонечки, и это обернулось страшной бедой. Я знаю, что должен ослушаться запрета и сейчас, иначе она будет преследовать меня и терзать мою душу. Ах, Софья Павловна, ангел мой, во что вы превратились!

Как только в сад ворвалась ночь, я поднялся на крыльцо ненавистного мне дома. Я не решался войти, пока не умолкнут голоса жильцов. Всё это время я думал о проклятой Старухе, о моей возлюбленной Сонечке и о том, что сегодня ночью я буду прощён. Только этого хотел я - прощения.

Наступила тишина. Я отважился и зашёл в дом. Я бродил по дому тихо, ни одна половица не скрипнула у меня под ногами. Я обошёл каждую комнату, и наконец нашёл её - спальню новой девушки. Ночь была душная, красавица спала совсем без одеяла, в причудливых панталонах и в сорочке, на которой были нарисованы цветы - обыкновенные садовые ромашки. Спящая, она казалась ещё прекрасней. Я впервые рассматривал её так близко, я не удержался и прикоснулся к её тёплой румяной щеке. И вздрогнул, когда она проснулась. Сейчас она закричит, и тогда - всё пропало! Я успел сделать шаг назад, в темноту комнаты, и наблюдал за ней.

Девушка не закричала. Она поёжилась, будто от холода, и, встав с кровати, босиком подошла к окну. Она собиралась закрыть его, но, высунувшись, поняла, что погода совершенно безветренная. Затем повернулась, осмотрела комнату. Меня она не заметила, и я, воспользовавшись этим, выскользнул в открытый дверной проём. Я нечаянно задел дверь, она скрипнула. Несчасное создание, девушка насторожилась и пошла на звук. Шёпотом она позвола:

- Лёш, это ты? Миш?

Ответа не последовало, и я улыбнулся. Должно быть, сама старая ведьма помогает мне с того света. Проклятая Старуха позаботилась, чтобы я исполнил то, что должен. Девушка вышла в тёмный коридор и наощупь сделала несколько шагов в мою сторону. Я неспеша пошёл к комнате Старухи, думая на ходу, как мне заставить девушку пойти за мной до конца. Заставлять не пришлось: у порога злосчастной комнаты я наступил на скрипучую половицу. Прошмыгнув в угол ведьминой комнаты, я затаился в самом углу и ждал. В проёме показалось прелестное личико, обрамлённое золотыми локонами. Девушка окинула взглядом тёмную комнату и снова шёпотом позвала своих братьев. Я был в ужасе. Она не замечала ожерелье. Видимо, её глаза не так хорошо видят в темноте, как мои. Девушка собиралась уйти, мгновенье - и всё будет потеряно, я никогда не смогу помочь Сонечке!

Внезапное, взявшееся ниоткуда дуновение ветерка колохнуло занавеску, закрывавшую приоткрытое окно.

На одну лишь секунду в комнату проник яркий лунный свет, моё спасение! Девушка увидела ожерелье, а я - Старуху, стоящую, как и я, в тëмном углу комнаты. Она беззвучно смеялась, открывая беззубый рот - я видел это лишь миг, потом она словно растворилась в воздухе. На моё счастье - и на свою погибель - девушка подошла к ожерелью и коснулась его. Она провела по нему рукой, нежно, как будто поглаживая, а затем взяла его и поднесла к окну, чтобы рассмотреть вещицу при лунном свете. Я видел восторг на её красивом лице, видел, как она улыбается, глядя на нежно-лиловые аметисты. Я смотрел и видел, как она примеряет его...

***

В комнате рядом с гостиной раздался пронзительный крик. Это кричала Света. Отец и мать бросились к ней, ребята тоже проснулись и выглядывали из своих комнат, всматриваясь в темноту коридора. Владислав Андреевич включил на бегу фонарь - электричество в дом ещё не провели - и первым вошёл в комнату, откуда доносился крик. Луч фанаря вгрызся в Светино лицо, она зажмурилась так, словно свет причинял ей ужасную боль.

- Света! Света, что случилось? - мать девушки, Елена Александровна, обнимала дочь, пытаясь успокоить её, но та только больше кричала.

Внезапно крик прекратился. Света замерла на несколько секунд и медленно убрала руки от лица. Она смотрела на родителей так, будто видит их впервые.

Владислав Андреевич тоже не мог узнать дочь: волчий взгляд, которого прежде никогда не было, хищная улыбка, и незнакомый голос произнёс:

- Я не Света.

***

Елена Александровна и её сыновья Алёша и Миша сидели на скамейке возле старой деревенской церкви. Они молчали, но каждый думал об одном: как не хочется возвращаться в дом. Света болела вот уже два месяца. Скоро пора будет возвращаться в город, мальчики и Света должны были ходить в школу, а как туда ходить, если у сестры крыша поехала... Родителей не узнаёт, братьев тоже, всё время зовёт какого-то Лёву, жалуется, что в доме прислуги нет, самое страшное - не помнит, кто она! Вообразила себя дврянкой какой-то, просит называть себя Софьей Павловной...

Мимо проходила пожилая женщина. Взглянув на Елену Александровну, она остановилась.

- Простите, это вы недавно дом купили? Ну тот, старый, в самом конце улицы? - спросила женщина, и её слова встревожили Елену Александровну.

Ей показалось, что женщина может помочь, а помощь сейчас была так нужна! Отослав мальчишек домой, она разговорилась с незнакомкой.

- Все в деревне слышали, что с вашей девочкой случилось, очень вам соболезную.

- Спасибо, только мы всё понять не можем, что с ней. Мы уже и врача вызывали, и народные методы пробовали, и психологов. Теперь вот, - Елена Александровна кивнула в сторону церкви, - к святым обратиться решили. Во что только не поверишь, когда такое.

- Послушайте, я хочу вам рассказать кое-что. Вы выслушайте, а потом решите, во что вам верить, ладно? Как вас зовут? - спросила женщина.

Елена Александровна кивнула и представилась.

- Послушайте, Елена Александровна. В доме, который вы купили, жил очень давно один богатый помещик Павел Игнатов со своей семьёй и слугами. У него была дочь, говорят, очень красивая, её звали Софья Павловна. Я в краеведческом музее до пенсии работала, поэтому знаю. Так вот, влюбилась Софья в простого садовника, подневольного, на службе у её отца был. Молодые в тайне встречались, планировали, что поженятся, и тогда садовник, Лев Ниткин, станет свободным, и заживут они припеваючи. Естественно, не срослось: Игнатов как об отношениях их узнал, то так рассердился на обоих, что садовнику приказал в собачьей конуре жить, пока замену ему не найдут, а дочь под замок посадил. Садовник лазил к ней через окно, и одной лунной ночью их застукала Софьина бабка. Она доложила помещику, что видела. Того чуть инфаркт не хватил, грозился голыми руками садовника прибить. Софья Павловна не смогла пережить разлуку с любимым. В ночной час пробралась к будке своего Лëвы, попрощалась с ним, пока он спал, и заколола себя кинжалом прям там, в саду.

Елена Александровна слушала, затаив дыханье и понемногу осознавая, к чему ведёт этот рассказ. Ведь её Света без конца зовёт Лёву, а сама называется Сонечкой. Женщина продолжала:

- Узнав о смерти дочери, помещик будто изменился, никаких чувств не проявлял, кроме скорби, и плакал всё время. Садовника он отпустил, а точнее выгнал. Лев Ниткин стал свободным, но поговаривали, что из сада он так и не ушёл. Бабка Софьина ведьмой была - так все тогда считали, она наслала на него страшное проклятье. Ходили слухи, что Лев Ниткин умер в тот же день, когда хоронили Софью. Бабка будто бы ночью в саду его тело зарыла, а душу его обрекла на вечное скитание, и будто бы ходит Лев Ниткин там по сей день и за садом присматривает. А местные ребятишки рядом с собачьей будкой колокольчик растущий видели - любимый цветок Софьи Павловны, ровно на том самом месте, где она убилась. Вы, Елена Александровна, можете считать это всë выдумками или местными сказками - как хотите. Но я вам вот что посоветую. Слышала я, что Софья сама колдовать училась под бабкиным присмотром, и что был при ней всегда талисман её проклятый - то ли аметистовое кольцо, то ли ожерелье. Если бы вам эту вещицу найти... Только не знаю сама, правда это или вымысел. В архивах написано, будто Софью с этим украшением и похоронили...

Елену Александровну словно молнией ударило. Она, не дав собеседнице закончить, резко встала со скамейки и побежала домой. Бежала долго, не замечая усталости, и на пороге, задыхаясь, прокричала:

- Владик, я знаю, что делать!

Но от увиденного в доме слова застряли в горле: муж в панике бежал на неё, а за ним гналась Света с ножом в руках.