Золотой цветок Мулемы

Крын

Крын опасливо выглянул из норы и увидел, что лучи Светила уже слабеют, и он снова не попадет на Белое поле. После болезни он ничего не помнит, мир кажется чужим и странным. Почти каждый день, когда начинает светать, приложив ладони козырьком к глазам и глядя вдаль, он надеется разглядеть что-нибудь знакомое. Но это когда нет Мулемы. Когда она дома в светлые часы, они отправляются на Белое поле. Там хорошо. Тело охватывает истома, все мышцы расслабляются, и любая боль становится гораздо слабее. Если подождать, когда песок остынет, то можно получить еще большее удовольствие, валяясь в нем. Иногда можно увидеть, как вокруг расползаются крошечные паразиты-прилипалы, покидающие шерсть и гриву. Если ежедневно посещать Белое поле, то шерсть станет блестящей и чистой (паразиты не будут успевать угнездиться), сон крепким, тело здоровым. Наблюдать за тем, как маленькое солнце торжествует над темными гигантами, тоже очень приятно. Но в последнее время Мулема все суетится, где-то бегает и пропускает священные часы, когда разумные жители радостные выходят из своих жилищ, а возвратившись, даже взбираются на крыши, чтобы получить еще одну порцию света. Только шестая часть суток светлая, остальное время – тьма, наполненная лишь переливающимися огоньками глаз обитателей этого мира.

***

Говорят, что Мулема - его самка, но ему ничего не известно об их совместной жизни. Может быть ему и рассказывали об этом, но сразу после травмы он совсем не понимал языка. Раздосадованный тем, что Мулема так и не пришла, Крын возвратился в нору, увидел новых червей, свисавших с потолка, содрогнувшись, вышвырнул их наружу, с отвращением и удовольствием понаблюдав, как они корчатся на свету, лег на ложе и вспомнил свое первое пробуждение. В тусклом свете уходящего Светила, он увидел над собой низкий неровный потолок – серый и неряшливо обмазанный чем-то, напоминающим глину. С него свисали какие-то плети, покачивающиеся от сквозняка, а по стенам ползали черви. Он в панике выпутался из какого-то полотна, зашипев от внезапной боли во всем теле, и скатился с возвышения, которое было его ложем. Обнаружив проем, он протиснулся в него и, пройдя несколько шагов по небольшому коридору или тоннелю, увидел странное для себя зрелище. Казалось, прямо перед ним находится черная громада, обрамленная тонкими редкими лучами. Теперь он знает, что это был закат, вечер короткого дня планеты. Вскоре на глаза попались кисти рук, покрытые густой коричневой шерстью, а вместо ногтей – длинные черные когти. Крыну показалось, что у него не может быть таких рук. Вернувшись на трясущихся ногах в нору, но понял, что не сможет вытерпеть червей на потолке и стенах, поэтому, пересилив себя, нарвал пучок длинных стеблей, обмел стены и потолок от них, выбросив наружу. Занимается он этим до сих пор и это почти единственное его занятие. Тогда от слабости он крепко уснул, а проснувшись, увидел такое странное существо, что испуганно вскрикнул. Это была Мулема.

***

Время от времени в их нору набивались такие же, как Мулема и, вероятно, как он сам существа. Мулема кое-как объяснила, что это его мать и сестры. Во время этих посещений Крын просто терял рассудок от гвалта, который создавали гости. Они часто говорили одновременно, визгливыми голосами. При этом каждая старалась привлечь его внимание к себе и придвигалась все ближе. Скоро он оказывался в плотном кольце этих существ, задыхаясь от разнообразных запахов, моргая от мерцания пяти глаз на каждом лице. Если же в их нору заползал еще и самец-сосед, издавая рычащие звуки и испуская очень уж резкий аромат, то у Крына начинали слезиться глаза и мутиться в голове. В этом случае Мулема убеждала всех уйти. Безболезненно переносить он мог лишь ее.

***

Мулема.

Мулема, беспокойно моргая глазами и подрагивая кожей, ждала, когда из камеры, где принимала Спящая-и-Видящая Сны, выйдет очередная посетительница. Она боялась, что та задержится и ей не удастся уже второй раз получить порцию живительных лучей Светила. Вчера она смогла лишь раз, через толстый слой среза прозрачного камня, взглянуть на корону гигантской мертвой планеты Мрияр, нависающей над их миром. Так можно и заболеть. Вот и кожа у нее уже посветлела и похолодела. Хорошо бы успеть и священные часы провести, нежась в ярких потоках. Нельзя ей потерять свою красоту, стать бледно-зеленой дурнушкой, но и дело, ради которого она пришла, очень важное. Она взглянула на свои коготки. Один сломан и не отрос. Но зато шрамы от укусов Крына и царапины от его когтей уже почти зажили. Самцы они такие, - с ними нужно осторожно. Конечно, родовитые самцы другие – они не так часто бьют и кусают своих самок, а есть даже те, что украшают и жалеют. Но она – Мулема - разве могла надеяться на подобное? Нет, ей достался бешеный Крын. Еще немного и пришлось бы бежать и присоединиться к презренным. Конечно, ее семья не одобрила бы этого – мать всегда учила, что нужно терпеть, то, что тебе предназначено. Это счастье, говорила она, что ее выбрал самец, иначе оказалась бы среди ненужных самок и прислуживала бы всем, кто позвал. Но после «счастья» с Крыном, Мулема готова была к любой участи, только бы не видеть его выпученных оранжевых глаз и не переносить его укусы и удары.

***

Один из укусов воспалился, и ее долго лечили ученые самки. Мулема невольно потрогала углубление на плече, оставшееся после этого. Она помнила жгучую боль, когда меняли накладки, полуобморочное состояние и тошноту. Но даже это было счастьем по сравнению с ее семейной жизнью. Хорошо, что у нее нет детей, особенно девочек. Она помнила, как ей доставалось от отца, хотя он был не так жесток, как ее нынешний хозяин.

***

Несколько циклов назад, Крын подрался, и ему впервые накостыляли так, что он погрузился в беспамятство. Его глаза закрылись, а пасть, наоборот, оставалась открытой, как ее не пытались зафиксировать, и из нее сочилась слюна. К ним в нору наползли его сестры и мамаша и стали хлопотать над ним – протирали его желтое брюхо, промывали глаза, заливали в пасть какие-то отвары. Она, как истукан сидела рядом и не знала, что делать, но потом придумала, и чтобы не прослыть плохой и нерадивой самкой, стала вытирать ему рот. Это было не безопасно, так как Крын в беспамятстве щелкал зубами, и на нее за храбрость даже стали смотреть с уважением. Но как скучно было сидеть возле него!

***

Два цикла назад он очнулся, открыл глаза, уставился на нее и издал испуганный рык. Она тоже от испуга отпрянула и чуть не подавилась слюной. Внутри тоскливо и тоненько зазвенело – кончилась ее спокойная жизнь. Ну так нет! Ей снова повезло: Крын, по всей видимости, потерял память. Время от времени, приходя в себя, он недоуменно озирался, пугался всех, кто к нему подходил, своим булькающим голосом говорил что-то совсем непонятное. Как будто побывал на другой стороне мира и выучил язык обитателей газовых болот. А главное, теперь он не кидается на нее, не пучит глаза, смотрит покорным взглядом раба и даже своей толстой лапой осторожно провел по коже руки, при этом не поцарапав. У Мулемы закружилась голова. О, повелитель мира, она ведь может стать той, что покорила самца! Об этом будут петь отшельники-певцы, когда до них дойдет слух! А она уж позаботится, чтобы дошел. Она представила себе как, преисполненная важности, увешанная золотистыми цветами, сияющими в лучах светила, которые для нее на Сияющем поле добудет Крын, идет по городу, а за ней – певцы. Они поют: «Вот идет прекрасная Мулема. Ее глаза как звезды, покрывающие небо…»

***

Мулема так задумалась, что чуть не пропустила своей очереди. Она суматошно, на полусогнутых лапах, поджав когти на ногах, вбежала в покои ясновидящей. Компаньонка волшебницы, с черной крашеной шерстью на голове и спине и бежевой на других участках тела, зашипела на нее и дернула за челку. Мулема, еще не отошедшая от своих грез, изо всех сил рыкнула на нее. Компаньонка остолбенела на некоторое время, но затем опомнилась и ринулась к своей госпоже – нажаловаться на наглую простолюдинку. Мулема огорченно подумала, что так и не попадет к Спящей-и-Видящей, не увидит камеру, наполненную чудесными вещами, не узнает о своей грядущей славе. А ведь сколько сил и изобретательности она вложила, чтобы сделать изображение Крына. Мало вывести кистью его силуэт, нужно его раскрасить, а в краску вмешать его шерсть, чешуйки кожи, немного крови, мочи и экскрементов. Последние три ингредиента она взяла у уже больного Крына. А иначе никак. До сих пор рисунок воняет. Ей пришлось завернуть его во много слоев листьев душистой руги. Но теперь ее, скорее всего не пустят.

***

Она уже готова была сгоряча выбросить рисунок вместе с листьями, но тут пронзительно зазвенели и запели хрустальные и металлические пластины, загораживающие вход в камеру норы ясновидящей. Задом вперед выползла компаньонка, развернулась и яростно шипя, сказала, что «некрасивая, неряшливая простолюдинка» может войти. Мулема облегченно вздохнула и поправила прядки шерсти на лбу, чтобы ее главный глаз был прикрыт как вуалью. Нехорошо пялиться на волшебницу. Хотя она и пребывает во сне, но видит гораздо больше, чем другие. Поэтому скромность очень важна. Она опустилась на все четыре конечности, прижала свои ушки и вползла в помещение.

***

Спящая-и-Видящая сидела в кресле, вся скукожившись. Ее ручки с длинными когтями были сложены на бледно-зеленом животике, маленькая головка свесилась на бок. Из-под юбки были видны крохотные ступни с бледными отросшими коготками. У Мулемы даже комок к горлу подступил. Компаньонка снова на нее зашипела и попыталась дотянуться до нее своей холеной ручкой с острыми когтями, но Мулема ее уже не боялась, и, зашипев в ответ, дерзко спросила, почему у волшебницы когти нестрижены и кожа бледная?

— Это так ты исполняешь свой долг?!

Она оглядела помощницу – живот бежевый, шерсть блестит, когти отполированы.

- За собой больше ухаживаешь, а не за госпожой?

***

Но компаньонку голыми руками не взять – растерявшись вначале, она пришла в себя, откинула челку и направила на Мулему пристальный тяжелый взгляд главного глаза. Мулема тут же почувствовала, как у нее все сжалось внутри, показалось, что помощница шарит своими острыми когтями внутри ее тела, трогает пищевод и вот-вот доберется до сердца. Ну да, как же она не догадалась, что у волшебницы должна быть и компаньонка не простая. Она медленно наступала на упавшую на четвереньки Мулему, но выгнать посетительницу все-же не посмела. Следуя неслышимому и невидимому знаку ясновидящей, помощница вдруг обернулась и довольно громко шлепнулась на пол под грозным взглядом своей хозяйки, которая распахнула все свои глаза. Мулема затряслась от такого зрелища. Главный глаз светился таким жутким серо-зеленым светом, что хотелось забиться в самую маленькую щель, что она и попыталась сделать. Но тут компаньонка осторожно повернула голову и, злобно цикнув, сказала:

- Подойди к госпоже.

***

«Почему у меня все так? – подумала Мулема. – Ведь подруга Дрина и приятельница Гуга рассказывали совсем другое: компаньонка – сама доброта, ясновидящая милая, как бабушка… А у меня… Может и Крын меня поэтому не любит». «Слишком уж ты дерзка, - зазвучал в ее голове голос, - наверное, и с самцом дерешься, не смиряешься?». Она оглянулась, но не увидев никого кроме ясновидящей, поняла, что это она ей отвечает. Согнув конечности еще сильнее почти прижавшись к дну камеры, Мулема испуганно запричитала:

- Так терпеть невозможно, госпожа, очень больно кусается, а когтями норовит попасть в глаза. Однажды даже мой главный глаз чуть не пострадал!

- Ну теперь-то все в порядке, не так ли?

- Так, так, госпожа! Крын очнулся и ни разу не кусался. Даже погладил меня…

Ушки Мулемы затрепетали от смущения.

***

После этих слов ясновидящая вновь широко открыла свой главный глаз, засветившийся синим цветом, со всполохами оранжевого. «Ой, как страшно, -подумала Мулема, - а зажмуриться нельзя!»

- Тебе это приснилось, наверное, Крын сдох! – пронзительно прозвучало в ее голове.

- Да нет же, нет, госпожа! Он жив, - проговорила Мулема.

Она еще ниже опустила голову, чувствуя, как в ее нос и рот проникли частички шерсти и чешуйки кожи, покрывавшие плохо прибранный пол. Шерсть ее взмокла, и она представила, как будет выглядеть перед другими посетительницами, когда выйдет.

- Ты споришь с госпожой!? – закричала компаньонка, раздосадованная тем, что не может подслушать – ясновидящая направила поток мысли лишь на Мулему. Она схватила Мулему за шкирку. Мулема зашипела от унижения и боли.

Ясновидящая, не замечая этого, возбужденно приподнялась с кресла, а потом, шатаясь, двинулась к Мулеме.

- Ты хочешь сказать, что он ходит и даже разговаривает?

Мулема, наконец, извернулась и задней конечностью чувствительно пнула компаньонку, оказавшись перед ясновидящей, все глаза которой были открыты. В них что-то жутко переливалось, а в главном глазу возникала и пропадала какая-то рябь.

- Конечно, госпожа, только говорит почти непонятно.

Мулема сжалась под взглядом волшебницы, но затем решилась и, открыв все свои глаза, взглянула прямо на нее. Голова ее закружилась, свет в глазах померк, и она перестала видеть и чувствовать.

***

Очнувшись, она осторожно приоткрыла передние глаза. Ясновидящая вновь сидела в кресле, ее маленькая головка была бессильно откинута, ее личико еще больше обесцветилось. Но как только Мулема шевельнулась, та взглянула на нее и произнесла:

- Ты не врешь, и портрет сделала неплохо, только дерьма переложила. Все это от живого тела, но где же все остальное? Тело не может без Го, но Го Крына там нет.

Мулема больше не стала спорить, она только обессиленно кивала головой. Ясновидящая вновь сползла с кресла, согнувшись, приблизилась к молодой посетительнице так, что та ощутила затхлый запах, исходивший от нее, и несколько невнятно сказала:

- В тебе немалая сила – даже меня твой взгляд ударил. Но я еще не знаю пределов этой силы.

Внутри у Мулемы как будто зазвучал голос певчей мухи Дро-до. Она упала на четвереньки и стала благодарить волшебницу, но та раздраженно прервала ее:

- Подожди! Я хочу сказать, что в тебе может быть такая сила, что ты сама создала двойника и поместила его в тело Крына. Если это так, то я сохраню эту тайну, а ты будешь помогать мне – силы мои на исходе. А теперь беги, успеешь под последние лучи. Да поваляйся в белом песке, а то запах от тебя противный. «Кто бы говорил», - уязвленно подумала Мулема, но, тем не менее, кинулась к выходу из норы.

***

Пока она неслась то на двух, то на четырех конечностях на Белое поле, ей вдруг пришла в голову дерзкая мысль: а что, если пойти не на Белое, а на Сияющее поле? От этой мысли она даже резко остановилась на бегу, несколько раз перевернувшись через голову. На Белом поле сейчас уже не поймаешь много лучей, зато на Сияющем - яркость и жесткость света уже не так велика. И к тому же там цветы… Золотые цветы она впервые увидела в руках молоденькой принцессы. Ей их подарил ее старый, безумно влюбленный в нее супруг. «А что если… сорвать цветок, и уговорить Крына, подарить его мне на празднике цветов или в присутствии родных?». От крамольности этой мысли все внутренности Мулемы затряслись. Узнав об этих замыслах, ее мать, наверное, сказала бы: «Не зря тебе доставалось от отца, учителей и мужа». Но она уже приняла решение и не могла от него отказаться.

***

Сияющее поле не было защищено от Светила ни испарениями газовых болот, ни кронами гигантских растений, поэтому приходить туда можно было, лишь хорошенько укутавшись в кожуру и листья растений. Особой опасности подвергались усики, - если они будут обожжены, то можно потерять обоняние, а что еще страшней – вызвать подозрение. Самкам запрещалось там бывать. Под страхом смерти.

***

Она мчалась и обдумывала слова ясновидящей. Крын – это не Крын? Она даже остановилась. А кто же он? Спящая-и-Видящая сказала, что она сама могла создать двойника. Ничего она не создавала. Ей такое даже в голову не могло прийти – создать заново такую мерзость как Крын.

***

Подбежав к Сияющему полю и вступив в зону света, она поспешно отдернула ногу. Песок был очень горяч, а воздух опалил ей лицо. Она судорожно прикрыла ладонями усики и в ужасе отпрянула назад. Ну, о чем она думает?! Ничем не укрытая, забежала на горячее поле. Так можно и погибнуть. Она ринулась обратно, мельком увидев золотые цветы. Она сюда вернется и получит хотя бы один.

***

Прибежав домой, Мулема тут же зарылась в сырой песок, чтобы он впитал жар Сияющего поля. Крын лежал на ложе и смотрел на нее, выпучив два передних глаза. Да, все изменилось. Если бы она раньше посмела отлучиться без разрешения, да еще и задержаться, то сейчас была бы уже побита и исцарапана. Она обвела глазами нору – чисто, но червей снова нет. Сколько она ему объясняла, что они съедают всю грязь, но Крын все равно их выкидывает. Зато сам собирает все остатки пищи и кормит ими летучих зверьков. Один из них вчера даже заявился в их нору и сел, нахохлившись, на пороге. Это уже вообще никуда не годится. Крын же засмеялся и дал ему поесть.

***

Мулема решила воспользоваться его хорошим настроением и, набравшись смелости, излишне бодро заговорила о том, что может добыть золотой цветок, а он, Крын, в присутствии родственников подарит его ей.

- Ну, как если бы я тебе нравилась, - добавила она развязно, но голос подвел, - дрогнул.

Крын недоуменно молчал, выпучив четыре глаза. Мулема стала отступать к выходу – Крын всегда нападал молниеносно, а руки у него длинные. Наконец он шумно вздохнул, заставив ее прижать уши к темени, и сказал:

- Ты хочешь цветок? Ладно, я тебе подарю. А зачем?

Лицо Мулемы просияло, и даже приоткрылся пятый глаз, что было недопустимо в присутствии мужа.

- Я хочу, чтобы все подумали, что я тебе нравлюсь, что я важная особа, чтобы сочиняли песни про меня… вот.

- А они разве не знают, что ты мне нравишься?

Не одна, а несколько десятков мух Дро-до запели Мулеме. Вокруг было темно, но для нее ярче Светила горели глаза Крына.

***

Прокоп

Здоровье Прокопия Вечерского, пострадавшего при взрыве в отсеке корабля, возвращавшегося из космической экспедиции, вызывало у хирурга Быкова большие опасения. Его тело при поступлении было начинено кусочками стекла, пластика алюминия и многого другого, но большинство ран не представлялись опасными. Пока осколки были в теле, они перекрывали кровоток, но их вовремя извлекли и остановили кровотечение, прижигая кровеносные сосуды. Но одна рана была очень серьезной. Тонкая стеклянная игла прошла через половину мозга и остановилась, вонзившись в эпифиз, и, хотя извлечена была мастерски и осторожно, улучшений не было. Больной не приходил в себя полностью, и врачи были озадачены, так как инструментальное исследование показывало то полную смерть мозга, то возобновление его деятельности. Казалось, сущность или душа, как говорили раньше, то покидала Прокопа, то снова возвращалась к нему. Когда она возвращалась, больной так широко открывал глаза, что казалось, они выпадут из орбит. Он настороженно смотрел на каждого, кто подходил к нему, угрожающе приподнимал губу и даже тихо рычал.

- Нужно выяснить, - пошутил доктор Шпет, лечащий врач Прокопа - куда его «сущность» ходит «гулять» и почему после этого скверно себя ведет.

***

Над этой задачей бились и талантливые навигаторы Вольф и Монье. Уже два месяца они искали, а последние сутки напряженно, почти не отрываясь, смотрели в мониторы, потому что время истекало. Если не успеть – можно навсегда потерять человека. Теодор Монье то и дело запускал пальцы в свою шевелюру, теребил ее и в отчаянии даже больно тянул себя за волосы. Пальцы не всегда были чисты – бывало, что после еды он лишь наспех их облизывал, и небрежно вытирал обо что-нибудь, – чаще всего о рубаху. Его голова напоминала воронье гнездо, а рубаха на груди лоснилась разноцветными пятнами. Костя Вольф, то приникал к монитору, то выпрямлялся и бился затылком о гулкую перегородку между помещениями. Но программисты, обитающие за этой перегородкой, не жаловались на грохот – все знали, что на кону сущность и жизнь человека.

***

Обычно, если такое происходило, «беглянка» достаточно быстро обнаруживалась: курсор наталкивался на некое место на космической карте, раздавался пронзительный звук, поле вокруг курсора краснело. В приближении на мониторе возникал какой-нибудь коматозник, который приходил в себя и начинал нести чушь. Но в этом случае – ничего. Курсор двигался, но никаких признаков сигнала.

Костя медленно вел курсор, стараясь не пропустить ни одной точки пространства карты. Не поворачиваясь, он крикнул:

- Девушки, принесите кофе!

Через время он услышал сопение и досадливо подумал, что кофе принесла новенькая, а не Юля, как он надеялся.

- Давай, я поставлю, - сказала неуклюжая девица и толкнула Костю под локоть, да так, что он выпал из фиксатора. Курсор заметался по экрану, а Теодор Монье, увидев это, рванул шевелюру. Костя с ужасным выражением лица стал поворачиваться, чтобы высказать все этой … Но не успел, так как завыла сирена, запульсировал курсор, окрасился участок поля на карте и еле видимое изображение стало приближаться.

Новенькая же с блаженным лицом смотрела на монитор и на ее лице сияли три ямочки – две на щеках, а одна на подбородке.

- Смотри какие смешные, - сказала она.

***

Мулема

Вылазка на Сияющее поле не получилась, цветка ей не видать. На ушах у нее подпалины, да еще и чуть не поймали. Крын стал ломиться через заросли как большой толстоногий трантул, торопящийся к водопою, а когда всей ступней наступил на золотой песок, взвыл, как десять бурбаков, и это услышали охранники. Пришлось убегать. А через двое суток – праздник цветов. Ведь она надеялась к нему и подгадать. Если тебе дарят золотые цветы во время праздника, то об этом узнают все – поздравляют, чествуют, завидуют… Ну, ничего, в другой день тоже хорошо. Пройдет время, и они снова пойдут на Сияющее поле. Если, конечно, не передумает Крын.

***

Вытащив из ниши свои наряды, Мулема стала вздыхать. Старые они, ветхие, а обновить не на что. Пока Крын болел, все запасы ушли, а сейчас он все еще не добытчик. Но зато она стала худощавей и, возможно, ей будет впору ее девичья юбочка. Убрать розовые канты, приклеить синие, а к ним бусины от рассыпавшегося ожерелья. Настроение сразу поднялось, Мулема повеселела. Она никогда долго не печалилась. Схватив юбку, сразу же принялась за работу.

***

В день праздника, нарядившись как могла, натершись душистой ругой, Мулема обнаружила, что Крына в норе нет. Она обошла и обшарила все камеры – безрезультатно. Ну и что теперь делать? Как попасть на праздник? Если пойти одной, то Крын может и убить. Она взяла светильник, обошла пространство возле норы – нет его. Хотя, конечно, свет тусклый, – светящиеся ветви из далекой рощи Голубого света уже завяли, а приобрести новые не на что. Может он уже ушел без нее? В его-то состоянии, когда такая память, можно забыть что угодно. Она пойдет, посмотрит – там ли он. Если ее спросят, где Крын и почему она одна – Мулема так и объяснит – она ищет своего больного самца, беспокоится о нем.

***

Мулема додумывала эту мысль уже на ходу – мчась на Белое поле, над которым вспыхивали огни и доносились хрустальные звуки, сопровождавшие шествие членов семьи господина Равнин. Добравшись до поля, она ввинтилась в толпу и стала продираться в передние ряды. Ей, конечно, доставалось – шлепки и тычки так и сыпались. Одна толстая самка даже схватила ее за косичку и вырвала любимую красную ленточку, но Мулема изловчившись, наступила ей на лапу. И вот она уже в передних рядах. Конечно, не на самом лучшем месте, но если пригнуться, то ей видно все, что происходит на Белом поле. В самые первые ряды лучше не попадать, – они для избранных, уважаемых граждан, да и лишнее внимание к себе привлекать не нужно.

***

Одно зрелище сменялось другим, и Мулема не отрывала глаз от происходящего. Ей даже казалось, что она ни разу не моргнула. И вот, наконец, дождалась: сейчас самцы будут дарить своим самкам золотые цветы.

***

На середину поля вышел принц и вновь одаривает свою молодую самку. У него большой живот, он грузно переваливается на коротеньких ножках, с трудом наклоняется, чтобы облобызать колено своей возлюбленной. Грива его поредела и растет клочками, глазки едва видны. Но принцесса, кажется, довольна. Еще бы! Кто же откажется от принца? Глашатай громко называет имя принцессы, чтобы поэты тут же начали писать тексты к песням о ней. Затем появляется еще один самец (Мулема его не знает) и дарит цветы своей самке. Он худой, отчего-то пугливый, но что же здесь плохого? Наверное, не обижает самку. Назвали имя и этой самки. Она, большая и толстая, медленно с самодовольной улыбкой обходит круг.

***

Ну вот и все. Мулема приготовилась улизнуть, чтобы не подвергнуться насмешкам за свой нищий наряд – ведь ее ровесницы помнят юбочку, да и прическа растрепалась. Но в этот момент она увидела, что еще один самец рассеянно бредет на арену. В толпе раздались изумленные возгласы: редкий случай – три самца выделяют своих самок, а может, будет и четвертый? Все завертели головами – кто же она? Мулема так прямо искрутилась. Самец же оглядел толпу, вынул из-под полы плаща бесподобный цветок – большой, сверкающий, растолкал передние ряды и схватил за руку Мулему, которая все высматривала счастливую самку.

***

Крын

Мулема потащила его на Сияющее поле, чтобы они сорвали золотой цветок. Ничего не получилось, так как Крын не знал, что песок так горяч и плохо укутал ступни. После, целые сутки лапа болела. Сама Мулема дергалась, боялась. Еще бы! Оказывается, если самку поймают возле золотых цветов – казнят. Распнут бедняжку на этом же поле и медленно поджарят на песке, а что останется, доедят песчаные животные. Он их не видел, но рассказывают, что созданий уродливее просто не придумаешь. Они слепые и голые, бледно-зеленого цвета с большими передними лапами, с очень длинным телом. Знал бы – никогда не согласился на эту вылазку.

***

Но есть и положительные моменты, - он увидел поле, испытал его суровость, а это помогло подготовиться, чтобы уже пойти одному. Хотя всего он так и не узнал, и не все предусмотрел: стебель золотого цветка был жестким как проволока, не желал ломаться, и Крыну пришлось его долго крутить, поэтому и руки теперь замотаны длинными полосками из листьев лечебного дерева.

Но цветок он сорвал самый лучший. У принца их несколько, но все-таки не так крупны и красивы. А что было, когда его самка поняла, что цветок для нее! Как распахнула все свои глаза! Такой красоты он еще не видел. По крайней мере, ему так кажется. Она стала целовать его лапы, а когда он наклонился, чтобы поцеловать ее колено, Мулема дрожала как вода в круглом водоеме.

Он повторит это еще, да, снова в праздник цветов, потому что он, кажется, влюбился.

***

Мулема

Мулема сильно вздрогнула, когда ее схватили за руку. Неужели узнали о посещении ею Сияющего поля? Ушки сами по себе прижались к темени, глаза зажмурились, под веками заполыхало красное пламя. Но услышав, как ахнула толпа, приоткрыла глаза. Перед ней стоял Крын, держа в Руке золотой шар цветка. Она удивилась, что не замечала, насколько ее самец красив. А лапы? Он ради нее их изранил! Мулема нежно взяла их в свои и поцеловала, а когда он поцеловал ее колено, она подумала, что такого счастья можно и не перенести. Но счастья, вероятно, не перенес Крын. Он упал как подкошенный, Мулема даже не успела взять цветок. Она подняла его потом, когда все усилия привести Крына в себя оказались тщетными. «Ах, муха Дро-до, твой голос умолк для меня навсегда» - прошептала Мулема, прижав цветок к груди.

***

Прокоп

В то время, когда на темной планете Крын упал замертво, Прокоп Вечерский на Земле неожиданно очнулся. Он не просто открыл глаза, а еще и подпрыгнул на больничной кровати. Все это потому, что Теодор Монье боялся, что сущность или душа Прокопа выскользнет из лазерного захвата. Он находился в большом напряжении, поэтому употребил не очень благозвучные слова, когда новенькая (звали ее, как оказалось, Настя) отчаянно закричала: «Что вы наделали, изверги!», при этом бурно зарыдав. После расспросов о причине ее горя, выяснилось, что он, Теодор, разлучил влюбленных.

- Мне что, нужно было Прокопа оставить там? А его жене сказать, что он ей изменил с помесью крыски и лошадки, ходящей на задних лапах? Не переживай, к ней вернется ее муж, но уже со своей сущностью. Кстати, у них она называется Го.

Но Настя была безутешна.

***

В это время Прокоп слушал врача-душеведа, который объяснял, что его некоторое время могут преследовать сны и галлюцинации, но этого не следует опасаться – через некоторое время все пройдет само.

***

Мулема

Рыдания Насти сделали свое дело. Вольф и Монье смотрели в монитор и созерцали пятиглазое существо, с повисшими ушками и с дрожащими бусинками на усиках. Гривка разделена на пряди, украшена пестрыми ленточками и веревочками.

- Что будем делать? – спросил Теодор. - Вернем этого подлеца Крына? Судя по тому, как рычал и бесновался Прокоп, — это тот еще экземпляр.

- Не хотелось бы, девчонка и так страдает. Пусть у нее останутся светлые воспоминания о муже. А то обрадуется, что жив, а получит не нашего Прокопа, а бешеного крыса, - неуверенно ответил Костя Вольф.

- Но мы не имеем права, это будет расценено как убийство. Если обнаружат, то сам знаешь – самое малое – лишимся квалификации навсегда. Его Го должно вернуться на планету.

Костя встрепенулся:

- Но ведь речь идет лишь о планете?

Он восторженно захихикал и не успел Теодор опомниться, как тот изменил настройки, выпустил Го из хранилища и направил по назначению – дереву с длинными шипами.

***

Мулема

Возле норы Мулемы сам по себе, без ветра, затрепетал колючий ствол дерева, затрещали ветви. Мулема, накрыв лицо в знак траура, вернулась домой, чтобы предаваться горю рядом с золотым цветком, который добыл ей ее самец. Входя в нору, она больно оцарапалась о шипы. Одна из ветвей низко опустилась и, казалось, норовила нанести ей рану, а другая хлестнула по спине. Потерев царапины, Мулема подумала, что нужно эту ветвь обрубить.

***

Прокоп

Прокоп вздрогнул и вынырнул из сна, как из озера после длительной задержки дыхания. Ему снова приснилось неведомое существо с пятью глазами. Один глаз был на лбу, прикрытый длинной челкой. Ветерок то и дело поднимал ее, а существо как будто смущалось и поправляло ее ручкой с длинными когтями. Два других глаза располагались на лице под первым, и еще два – по бокам. Голову «украшали» два уха (почему-то Прокоп был уверен, что это уши), представлявшие собой стебли, увенчанные «локаторами», похожие на ракушки мидий. Усики с золотистыми бусинками на концах подрагивали, и это выглядело очень привлекательно. Глаза существа переливались, меняли цвет и, как казалось Прокопу, изливали на него любовь и преданность. Он задумчиво посмотрел на ту, что спала с ним рядом и подумал, что, если бы у нее были такие же красивые и нежные глаза. Может быть тогда смутная тоска по чему-то неизвестному, наконец, прошла.