И если будет на то воля Аллаха...

Они сказали: Господи! Вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно

Евангелие от Луки.

Быстро!

Вся Северная Африка - не больше трёхсот слов.

Пыль. Отшлифованный ветрами до белизны постоянно скрипящий на зубах песок. Забивающая фильтры и проникающая под бурнус, и даже под плотно завинченную крышку фляжки пыль . Риффы. Немецкое оружие – в том числе, и совсем древнее. Броневики. «Тойоты». Ракеты – на колёсах, гусеницах и под броневыми крышками. Солнце, спекающее своим жаром лица в сморщенный вулканический туф, на котором обсидианом сверкают из-под повязки глаза, полные древней веры и ненависти. Вода, каждая капля которой сверкает как отшлифованный бриллиант. Вода, чистая вода - каждая капля которой увозится во Францию, давно выпившую чистую воду всех своих рек.

Поэтому-надо воевать. От ненависти к французам, чьи женщины ходят не скрывая лицо. От жажды.

-Говорят, будто в непокорных племенах брожение. Радиационный Пояс почти исчез. Любого француза убьют в десять минут…

Дидье произнёс эти слова, сам не понимая зачем. Все и так это знали. И кто их привёл сюда - им тоже было известно. Он постарался отрешиться от действительности, но в голову продолжало упорно лезть всё когда-либо услышанное, увиденное и прочитанное им о Риффе.

Быстро!

Вся война –не более трёхсот бомб Седьмой Республики, которую иногда именовали Четвертой Империей.

Взрывы дешёвых кобальтовых боеприпасов создали Радиационный Пояс, закрывший от непокорных племён весь север. После чего французы получили всё. Аэродромы. Скважины, опреснительные заводы.

Ушедшие в пустыню берберы и остатки армии республики, продолжали надеяться на спрятанные в глубине песков конденсирующие установки и солнечные батареи. Колонны машин, защищённых от радиации, не пройдут столько, везя с собой не только боеприпасы и топливо, но и воду для людей и машин.

А от французской авиации защитят ракеты….

Последний ливийский президент - за год до того, как Ливия снова стала снова Риффом, -успел заказать головки самонаведения и аппаратуру для своих древних комплексов на болгарских заводах. Правда, большая часть их так и осталась в Восточной Европе…

Они ждали и боялись только французских «Миражей». Ждали, ощетинившись древними, но всё ещё взрывоопасными боеголовками ракет на стационарных установках, отгородившись от французов их же Поясом.

Но армия не пришла.

И самолёты не прилетели.

Пришла лёгкая бронекавалерия механистов Атара.

Пришёл Боннафу.

Потом много говорили, в Интегре, об этой операции.

О фантастическом риске. Эксперты с солидными лицами рядили о том, о сём, считая сколько же было шансов у этого марш-броска завершиться неудачей. Что говорить – даже сам Дидье, которого не интересовали ни гремящие марши, ни политическая возня в парламенте – потому что канцлер Рене Акути остается на своём посту уже много дольше разрешённого всеми законами, и даже дольше чем обещал…. И надо опять сделать исключение - ведь внешнеполитические успехи Седьмой Республики...

В общем, даже Дидье подключался к каналам в Интегре и спорил о том мог ли генерал-лейтенант Атар обойтись без этой отчаянной атаки. Например, Республика могла бы наплевать на поднявшееся после создания Пояса возмущение - и рвануть кобальтовые заряды в воздухе, чтобы сжечь радары и электронику ракет.

Атару приписывали и идею, и планирование этого рейда.

Но провожатые-мавры, когда речь заходила об этом- а заходила она часто, Дидье, несмотря на любовь к местной культуре, всё же был француз... Так вот, мавры говорили об этом именно так: «

- Пришёл Боннафу.

И не желали отвечать более ни на какие вопросы.

Генерал Атар не имел, здесь, в пустыне, никакого значения.

А вот Боннафу было более чем достаточно.

Дидье, посмотрел на шедшую впереди их «каравана» механоптицу, вёзшую на спине чёрный ящик с полустёршимися желтыми цифрами армейской маркировки.

Точно такие же широкие трёхпалые лапы механоптицы, что могут идти по песку не хуже чем броневик на своих литых колёсах, пронесли Боннафу через через ещё не остывшие от взрывов озёра из искусственного стекла. Выйдя уже стой стороны радиоактивного ада, он и стал сегодняшним капитаном Боннафу. Тем, о котором в непокорных племенах говорят с ненавистью - но только шёпотом! Правда, механоптицы, во время того рейда, у бронекавалерии были немного не такие. Без механических устройств. Только с попонами из кевлара, защищавших и без того живучих чудищ от огня лёгких пулевиков и химическими инъекторами для питания их уставших мышц - прямо на ходу...

Даже без масок для защиты ноздрей от кобальтовой пыли Пояса – либо они дойдут и тогда их вывезет авиация, либо их кости так же останутся под белым солнцем. А тех, птиц, что пали, безжалостно резали на части лучемётами, включёнными в режиме резака – чтобы тут же скормить остальным.

И вперёд. И дальше.

Но какая, право, разница!

Хорошо было бы сейчас подключиться к Интегре. Почему он там никогда не слышал этого имени - «капитан Боннафу»?!

Зато он много читал о механоптицах. И потому первым из всей группы понял, что перед ними - француз. Генетически воскрешённая древняя хищная птица, с чипами в мозгу и металлом там, где сталь делала её тело ещё прочнее и сильнее. Например, вспомогательные приводы ног. Или закалённый металлический клюв. Таким она может пробить даже борт тяжёлого броневика. Наверное. Их провожатый наверняка знает. Но спрашивать Дидье его об этом не будет.

-Кленкен? Это его так зовут. Механоптица, генотип Фораракос, геномодель Кленкен, тип технической модификации – 534 бээ… - Боннафу, отвечая на вопрос Жюстины, протянул последнюю букву, словно бы не зная, чем закончить свой рассказ, - Или просто Кленкен. Мне нравится. Научно. Мило. А вы что думаете, мадемуазель?

Женщины берберов ткут изумительные ковры. Вы знали об этом? Если не знаете – спросите Дидье. Он вам с удовольствием расскажет. Ему надо выговориться. Культура здешних народов - это его специальность. Именно за этим они все и приехали в Рифф. Тем более, что колония давно считалась безопасной и усмирённой.

Женщины берберов ткут изумительные ковры. Узоры на ткани напоминают здешние женские сказки, где не поймёшь где начало, где конец, когда она кончится – и это хорошо. Пусть продолжается виться узор повествования сладкой мукой настороженного ожидания. Натруженные любящие руки, создающий из переплетений тысяч нитей, сотен линий, наделяют ковёр баракой - особым благословением. А соткавшая сорок ковров попадает на небеса. И каждый ковёр, как сказка для детей вечером - своя история. Со своим концом. Непременно счастливым.

Недаром, Анне-Лизбет хотела спрятаться от него в развалинах разбитом попаданием снаряда древнем мусульманском мавзолее. И Дидье, может, согласился бы с ней –если бы не эта птица.

Он ведь вообще не похож на француза. От офицера в нём остались только высокие сапоги бронекавалериста с рядами застёжек. А в остальном - такой же мавр, как и все вокруг. А для мавров разрешение военной администрации колонии Рифф об ограниченном пребывании в пограничных Радиационному Поясу зонах не имеет никакой силы. Как не имело для их проводника, бросившего их посреди песков.

А, впрочем, может Анне-Лизбет была права…

Вот, посмотрите на него.

Тот же плащ из верблюжьей шерсти, что и у местных варваров, та же белая рубаха из хлопка. Под ней, правда, заметны угловатые очертания бронепластин из более вязкой чем стекло мономолекулярной псевдожидкости - такая одинаково хорошо поглощает кинетику древних пуль и лучи лазерных винтовок...

Берберские женщины, в самом деле, умеют выткать на одном ковре целую историю. Дидье видел такие ковры.

Правда, все ковры, что ему довелось увидеть, украшались только одной историей.

Всегда незаконченной.

Историей самого Боннафу.

Чтобы она получила свой конец, кто-то должен был убить Боннафу.

И кто-то всегда уходил на Боннафу - взяв трофейные или краденые французские лучемёты, немецкие пулевики или даже прадедовских сабли. Высокие воины, чья кожа, была всех оттенков от почти белого до темно-бронзового. С продолговатыми лицами, орлиными носами. С большими и сверкающими глазами. С черными, как нефть, длинными волосами, бородами и рубахами.

Но французский капитан и его птица, выраставшие на ковре до размеров сказочного дракона, убивал всех храбрецов. А потом, после ряда битв с ним, шло просто пустое пространство, уже безо всяких узоров и историй.

Возможно, Боннафу уже просто перебил всех воинов.

Остались только старики, дети, женщины и трусы. Женщина не захочет иметь от труса ребёнка, у стариков уже нет сил. А ребёнок, когда вырастет и у него у него появится сила в руках – не возьмёт оружие, чтобы пробить сердце Боннафу. Напротив, он сам пойдёт к французам. За работой. За водой. За пайком колониальной полиции. За колониальными талонами и дубинкой из чёрной резины, которой можно забить кого угодно до смерти и тебе ничего не скажут.

Нет, невозможно доткать ковёр не солгав.

А женщины лучше всех знают - нельзя убить капитана Боннафу!

Анне-Лизбет упала на колени и закричала – обращаясь не к Дидье, который до сих пор, формально, считался руководителем экспедиции, - а к Боннафу:

-Я требую! Слушайте! Я требую!

Капитан даже не замедлил шага и не взглянул на бьющую нежными кулачкам по крупным как орехи раскалённым зёрнам кварца, Анне-Лизбет:

-Чего изволите, мадам?

Анне-Лизбет встала:

-В конце концов, я –женщина!

Боннафу остановился и развернулся к ней:

-Здесь, помимо вас, ещё две женщины.

-Дайте воды!

Дидье бросился к ней:

-Аннели…

Но это интимное имя, которым он её звал в минуты нежности, исторгло из неё почти что змеиное шипение:

- А ты… Ты называешь себя мужиком! У тебя есть к этому основания – кроме того, что... между ног ?!

Дидье даже не понял, как устоял на ногах -не сметённый потоком такой ненависти:

- Давай! Руководитель этой долбанной экспедиции! Заставь его! Его.. птица! Она нас всех может везти! Эта тварь так огромна, что дохлую лошадь на себе тащить может – что ей! Пусть бросит свои дурацкие военные побрякушки! И довезёт нас всех до ... Первого же военного поста!

-Вы заблуждаетесь относительно грузоподъёмности моего Кленкена, мадам.

Дидье поднял голову и, с удивлением обнаружил, что Боннафу, в самом деле, снял контейнер со спины механоптицы.

Анне-Лизбет, чьё почерневшее от солнца и грязи, мокрое от быстро высыхающих слёз, лицо которой выражало злобное торжество, глянула на Дидье. «Вот! Я смогла! А ты… Только болтать на кафедре и пригоден!»

Боннафу подошёл, с трудом держа на весу за приделанные к бокам ручки когда-то бывший выкрашенным в зелёный цвет ящик стандартного контейнера, и невероятно аккуратно поставил перед ней. Металлический параллелепипед был весь покрыт напаянными поверх стали толстыми пластинами из тёмно-серого металла.

-На самом деле, всё что вам надо знать о том, почему мы встретились - здесь,- он указал на нанесённую поверх окраски ярко-жёлтые буквы маркировки, -И самое важное указано в этих нескольких буквах.

Смуглый палец капитана стукнул пару раз по крышке. Анне-Лизбет покорно взглянула туда, куда указывал этот палец, не решаясь посмотреть в лицо в капитану, в щель куфьи – туда, где должны были быть его глаза,

- КИТС-Цэ.

Эту аббревиатуру можно было не переводить – её знали все. По развлекательным имейдж-сценам, где разбуженное специальными медикаментами воображение одного или даже нескольких разумов сразу, напрямую отдавало команды машине, выстраивавшей и монтировавшей яркие вспышки образов в логический и завершённый сценарий. По старым, до эпохи всеобщей интегризации, приключенческим книжкам. По разговорам в каналах Интегры.

Но капитан всё равно перевёл:

- Charge d'Ingenierie Thermonucleaire Standard. Стандартный армейский термоядерный инженерный заряд. Au cobalt. С кобальтовой оболочкой.

-«Попрыгунчик».. - прошептала Анне-Лизбет -и тут же её, ставшее совсем глупым, лицо осветилось улыбкой -Вас послали восстанавливать Пояс? Верно? Вы заложите заряд и… Всех нас увезёте на своей птице?

Она была совсем безумна. Но, даже в своём безумии, она теперь понимала – сколько весит «попрыгунчик» и почему Боннафу тоже идёт пешком, как и все.

Наверное, надо было сказать ей утешительную ложь – чтобы заставить прошагать ещё пару десятков тысяч шагов по этим пескам.

Но Боннафу только покачал головой.

Потом отстегнул свою флягу и дал ей воды. Наверняка, она выпила несколько его дневных норм.

Конечно, нет.

Когда и если понадобится – Пояс легко восстановит беспилотная авиация.

Для этого одинокий бронекавалерист на своей механоптице не нужен, мадам.

Тихое «урррр»…

Птица?

Нет, это Боннафу, незаметным касанием, задел рычажок и внутри митрайёра моторчик, чья примитивная батарея заряжалась от энергии отката, провернул барабан дозарядки.

Дидье догадался об этом, когда увидел как левая ладонь капитана опускается к рукояти уже изготовленного к стрельбе оружия.

Барабан позволял установить тип боеприпаса, которым будет произведён следующий выстрел.

Бум!

Дидье показалось, что Боннафу выстрелил ему прямо в ухо.

Тип боеприпаса и, при нужде, отличающуюся от стандартной камору. Зачем Боннафу выбрал…

Бум!

… Боже, он явно стреляет чем-то…

Бух!

… Особенным.

Стрельба прекратилась. Боннафу опустил митрайёр и Дидье, поднявшись с колен, всё-таки решился поглядеть в кого он стрелял. И не увидел ничего, кроме пустого горизонта.

Боннафу, закидывая оружие обратно, за плечо, заметил его усилия:

- Вон там.

Дидье сощурил глаза и всё-таки не увидел ничего. Он всматривался в ту дюну, на которую ему указал капитан, до рези под веками –и, наконец, когда глаза заново привыкли к яркому отражённому свету, его муки были вознаграждены.

Небольшая кучка тряпья. Одежда? Врядли. Её не хватит и на взрослого человека…

Ребёнок?!

Дидье в ужасе воззрился на Боннафу.

И тут вдали грохнуло так, что давнишняя стрельба митрайёра показалась не громче стука ложки по тарелке.

-Похож, верно? -весело сказал Боннафу,-С непривычки не сразу замечаешь различие?

Дидье снова посмотрел вдаль.

С дюны, на которую ему указал капитан, поднимался столб дыма.

-Изомерный заряд. Подойди она хоть чуть поближе – и нам конец. Спалило бы гамма-излучением.

-Но ведь….

- О, нет, конечно! Откуда у риффов могут быть изомерные заряды? Это «Электресите Социаль» расстаралось для армии. Сам развозил этих «троянских девчонок», сам устанавливал в их программе маршруты патрулирования и заряды на неизвлекаемость. У риффов… У этих дикарей могут быть только пулевики! На чём-то посложнее - они взорвались бы сами.

Вот –тоже странность, делавшая его больше похожим на мавра. Их нынешний провожатый всему современному лазерному оружию предпочитал Модель -34. Давным-давно снятый с вооружения французской армии пулевой митрайёр. Он буквально надевался на руку стрелка, становясь продолжением его тела. Обтекаемый, угловатый. Напоминающий своими формами не то шпагу с огромной гардой, которую держат в какой-то безумной позиции, не то огромный кастет. Устаревший - но очень красивый.

Да, любой лазерник с адаптивной оптикой способен точным лучом выжечь, до самого мозга, даже отдельную пору на потном смуглом лбе. А уж о скорострельности и малом весе лучемёта, с его лёгкими и вместительными батареями, огнестрельному оружию нечего и мечтать.

Но вы расскажите это всё Боннафу! О! Он-то знает, что вам ответить.

- Пулевики. Или украденные у нас лазвинтовки… - , добавил он, подумав, - Изредка. Очень противные штуки, месье. Взрывают влагу тела. При попадании в глаз - трещит весь череп, а мозг можно отчерпывать ложкой…

Боннафу потянул руку туда, где под куфией угадывались две квадратные металлические пластины:

- Нет, ты у меня намного лучше. Дыры, что ты проделываешь в них - намного больше, - капитан опустил руку и погладил металл своего митрайёра, - И пусть всякие слепошарые дураки, что прицелиться толком не могут говорят, что хотят. Мы-то знаем, что ничего-то от них не услышишь, кроме глупостей. Ты -честнее. И ещё чище. Вся эта берберская грязь, все их пот и мерзость - заколачиваются в них, и остаются у них внутри. Они помирают вовсе не потому что в них выстрелили, а от того какие же они сами по себе вонючие и грязные ублюдки...

Из-под бурнуса выходили стальные гибкие гофрированные шланги и, изгибаясь как серые змеи, уходили своим пастями в узкую щель куфии, пробивая металл хирургических заплат – установленных в том месте, где у всех нормальных людей располагаются глазные впадины.

У всех –кроме Боннафу.

Заметив, что рядом с ним есть кто-то кроме «модели 34», он осёкся.

- Взрыв наверняка услышали, - заговорил какой-то другой Боннафу, а не тот с которым они уже были знакомы сорок восемь часов, - А я надеялся, что нам удастся вывезти заряд тихо.

Клубы пыли, поднимаемые как движением самих машин, так и их донными турбинами были замечены Боннафу довольно далеко. Но без механоптицы нечего было и думать от них удрать. А даже если бросить контейнер с бомбой....

Капитан и не пытался уйти или спрятаться в песках, которые их преследователи знают, во всяком случае, не хуже него самого. А скрывшимся в тени огромной как утёс механоптицы учёным оставалось молиться щедрому до чудес "французскому богу" - как называл его сбежавший мавр-провожатый.

- Ты обещал Амиру бомбу, Боннафу.

Одна из девушек вздрогнула, не веря в то, что она сейчас слышит.

- Обещал, - спокойно подтвердил тот, - Бомба со мной.

- Амир думает, что вы, французские псы, попробуете его обмануть.

Боннафу пожал плечами под бурнусом:

- Я тебя ещё ни разу не обманывал, Джавад. Можешь ли ты сказать это про себя, мой друг – служивший моим врагам?

Тот открыл рот, но капитан не дал ему заговорить:

- Ещё раз назовёшь меня нечистой собакой –и я тебя убью.

Мавры за спиной посредника что-то возмущенно залопотали. Защёлкали затворы и с десяток стволов уставились на Боннафу и его птицу.

-Бомба здесь, -повторил Боннафу, не обратив на все эти военные приготовления никакого внимания.

-Я проверю, -ответил ему Джавад.

Счётчик Гейгера появился в его руках так же проворно как и ранее - лучевой автомат.

Газоразрядная трубка внутри защёлкала, затикала:

-Там нет активного материала. Ты всё-таки лгал, француз.

Боннафу, не удостоил его даже взглядом:

-Джавад, сколько лет ты меня знаешь? Восемь. Сколько из них ты меня знаешь за дурака? Ни одного. А я все восемь лет знал, что ты - дурак. И жена твоя со мной была согласна…

-Боннафу! Пёс…

Капитан снял с седла механоптицы контейнер, аккуратно опустил его на песок и только тогда повернулся к снова нацелившимся на него стволам:

-Я не повезу активный заряд голыми руками, -Боннафу взял выпавший из мёртвой руки Джавада счётчик излучения, - Если бы этот идиот сообразил просто открыть контейнер и замки на оболочке «попрыгунчика»...

Щёлкнули открытые специальным ключом замки, снова затикал гейгер. Боннафу провёл им над открытой скорлупой корпуса, а затем - поднял над головой, так чтоб всем был виден индикатор:

-… то легко убедится, что активный материал в этой бомбе есть и в достаточном количестве, -Боннафу раздражённо пнул труп, -Джахиш! И кому мне теперь отдать бомбу?

Стволы опустились и вперёд вышел один из мавров чёрных одеждах:

-Я отвезу бомбу Муджахеддину.

Боннафу снова пожал плечами:

- Хорошо. А моя плата?

-Ты убил моего человека, - ответил мавр, - И всё-таки мы не уверены, что ты не лжёшь, француз.

Произнеся последнее слово, он плюнул налево от себя -будто нечаянно произнёс имя нечистого. Боннафу же просто сделал вид, что не заметил этого:

- Твой человек нарвался сам. А с твоей неуверенностью я ничего поделать не могу.

- Джавад был горяч и несдержан. Ты этим и воспользовался. Что же мешает мне убить тебя сейчас, француз? Воспользоваться тем, что нас больше. Всё равно тебя убьют свои же, если узнают, что ты продаёшь нам.

-Ничего. Можешь попробовать меня убить, Амир.

Боннафу угадал. И мгновений, которые дал ему поражённый его проницательностью Муджахеддин - Амир, последний из опасных для колониальной администрации вождей племён, было достаточно

Прежде чем он успел бы отдать приказ или хотя бы просто взмахнуть рукой –Боннафу уже был в седле Кленкена. Теперь, когда не надо было экономить силы и когда масса контейнера не сдерживала ярость и силу кибернетизированного организма, механоптица была быстра как хамсин.

Кленкен прыгнул.

Огромная трёхпалая лапища сжалась, будто стальная пружина - и тут же распрямилась. Взрыв песок, она засыпала им до колен никому более не нужных Дидье, Жюстину и Анне-Лизбет и легко подбросила массивное тело Кленкена в небо. Своими металлическими когтями, механоптица легко пробила тонкий металл капота и смяла в лепёшку моторное отделение одной из висевших на магнитной подушке «Тойот». Та, более не поддерживаемая в воздухе магнитной подушкой, рухнула на землю.

Теперь у Амира оставалось лишь две машины.

В следующее мгновение, огромный хищник мчался по дюнам как небольшая буря, вздымая песок и пыль. Врядли его, за прошедшие секунды задело больше двух или трёх случайных пуль.

Для фораракоса механистов Атара – сущая чепуха.

-Попробуй то, что вы заставляете нас пить - черный как смола мавр пододвинул Дидье глиняную чашку с водой, от которой остро пахло химикатами, - Я тебя не буду расковывать. Пей как собака, лакая. Пей, а я буду говорить.

Но Дидье не стал приходить в себя ради такого пустяка как чашка воды.

- Боннафу придёт за деньгами, продолжил Амир, глядя на своего, замершего между бредом и реальностью пленника, - За вами. А если не за вами, то уж за бомбой -точно. Не верю я в то, что он бы так просто отдал её. А я буду готов – даже если с ним будет сотня солдат. Я убью Боннафу. И у меня будет бомба. И я отомщу, вам, французам. Но до того - я убью тебя. Сначала – твоих женщин. У тебя на глазах. А потом –тебя. А потом- взорву бомбу в одном из ваших городов. Живи столько сколько тебе осталось – и знай это, француз. Не хочешь пить? А хочешь, я прикажу привести тебе твоих женщин? Чтобы они скрасили твои последние часы?

Женщин...

Дидье собрал силы, открыл глаза и посмотрел на этого мавра. Того самого, которого бросивший их Боннафу назвал Амиром, а остальные звали - Муджахеддином.

Аннели…

Вздохи, ветер с реки и потные простыни.

Дидье вспомнил, как Анна-Лизбет глядела на него – когда Боннафу поил её водой из фляги:

-Нет, - выдохнул он пересохшим горлом, - Не надо.

Мавр встал и пнул стоявшую на полу чашку, расплескав всю регенерированную воду по бетонному полу:

-Тогда умирай в одиночестве, француз.

Радиоизотопная батарея, которая и обеспечивала радиационную маскировку фальшивого термоядерного заряда, вдруг кратно увеличила активность внутренних элементов и заработала на полную мощность – это сработало реле времени, введя в активную зону стерженёк из калифорния. Выдаваемая батареей, ставшей теперь подобием атомного реактора, мощность была теперь достаточной, чтобы радиосигнал смог пробиться сквозь бетон бункера, глину и песок –и достать до космоса, где его ждал французский военный спутник.

Конечно же, охранять бомбу они будут всеми силами.

Конечно же, их командир не рискнёт оставить бомбу даже на мгновение.

Конечно, бетонобойные бомбы легко проникнут в старый бункер, схлопнув его, обвалив, убив всех внутри.

А потом –ковёр из фугасок.

Всё будет именно так.

Эта смерть будет уроком.

И тот, кого все звали Муджахеддин, будет последним, кто мечтал бросить вызов французской военной власти в колонии Рифф.

- Вынужден вас спросить, - сказал генерал Атар, поправив форменное кепи. Лёгкий ветерок трепал закрывавшее его шею покрывало из тяжёлой белой ткани, - Из администрации колонии нас запрашивали о пропавшей группе французских этнологов. Они дураки, конечно. Пешком, будто бы сейчас двадцатый век и нет автоматонов Интегры … Но, всё же, они -французы. Пусть и дураки.

Кленкен, которому надоело стоять на одном месте, переступил с ноги на ногу и ввинтил в висевшее над разогретыми бетонными плитами дороги, ведущей от казарм к ангарам, раскалённое добела небо, полустон-полуклёкот. Жёсткие сухие пальцы Боннафу проникли под похожие на пальмовые листья перья, утонув в невероятно горячем и мягком пухе под ними. Капитан легонько почесал своего любимца, успокаивая его. Мышцы и органы механоптицы требовали немедленной биологической и иммунной чистки. А тут ещё незнакомый ей Атар от которого пахнет так странно, резко и незнакомо...

-Нет, -ответил он абсолютно не изменившись в лице,- Я ничего ни о каких французах в пустыне не слышал.

- Вот как? – усмехнулся генерал и коснулся кончиками пальцев тульи,- Ну и ладно. Тогда - мне только остаётся выс поздравить с успешным выполнением задания. Вы свободны, капитан. Ваши кавалеристы ждут вас. Не смею задерживать.