Алексей Ханыкин

Контрольный пакет

Контрольный пакет
Работа №129
  • 18+

Греки представляли гения места

в образе змеи…

Все обочины, все поля за ними укрыты цветущими травами.

В динамиках – джаз.

А машине пора на свалку. Что-то из моделей самого начала тридцатых, со следами торопливых и не слишком аккуратных ремонтов. Пыльное старое чудовище.

Но в динамиках – мощный, текучий и пульсирующий джаз. Водитель в приличном пиджаке и белой рубашке. В шляпе. Рядом с ним – мальчишка. Тоже в пиджаке, пусть и маловатом.

Полицейский рассматривал эту колымагу и неторопливо махнул жезлом – к обочине.

- Документы.

Водитель достал их из ящика – небольшого, с закругленными углами ящика для инструментов, который только что был коленях у мальчишки. Тот прикрутил радио и передал «саквояж».

На заднем сиденье – баулы с вещами.

- Зачем в город?

- Работа.

У мужика поседели виски, да и остальная голова скоро будет седой. Нет фаланги среднего пальца на левой руке. Шрамы на правой. Но наколок не видно, и лицо чистое.

- Токарь?

- Еще фреза, клепка и вообще всё по металлу.

- Нержавейку вторым сверлом пройти сможешь? Полтора миллиметра?

- Маслицем капнуть надо, и не гнать, - он широко улыбается, - За три минуты все будет.

«Патрик Роквелл», - имя в документах. А на крышке «саквояжа» картинка «Санта читает рождественскую почту», которая зимой была на половине школьных парт. Полицейский улыбнулся.

- Ты и рисовать умеешь?

- Однофамилец я, - водитель хохотнул, - А тут грамотная полиция…

- Есть такое дело. – номер паспорта был переписан в полицейский блокнот, - И еще мы очень внимательны… Завод найдешь?

Водитель вытащил из бардачка карту города. Развернул – заводская контора была помечена крестиком.

- Счастливого пути, - документы вернулись к владельцу.

Мальчишка рассматривал полицейских и подергивал головой в такт мелодии. Про него можно было не спрашивать – одно лицо с водителем, такая же манера улыбаться. Сын.

- Будешь проверять, Франс? – напарник зевнул в кулак.

- Такие обычно смирные. Но если не возьмут на работу в первые же дни – он может сорваться. Бутылка, другая и денег нет. Только из города надо уехать на своей машине. Потому что гордость и перед сыном стыдно. Тогда начинается…

- Хе. Кроме завода еще сколько мест…

- Этому завод нужен, чтобы сразу деньги пошли. Разуй глаза, Мишель. Он за шансом едет.

- Еще надеется?

- Ему сорок один по документам.

- Ты, Франс, всё шерифом себя воображаешь, но мы давно не маленький городок.

- Всё равно. Мы тут живем, Мишель.

Обочины пахли жасмином, а пение птиц не заглушали даже моторы грузовиков. Весна...

***

В заводской конторе все устроилось меньше, чем за полчаса. Клерк посмотрел документы, позадавал обязательные вопросы, а потом вызвал мастера из цеха.

Тот всё решил в три минуты – когда новичок по памяти стал рассказывать электрику расточного «Schaublinа». На приличном французском. Да, подходящий человек. К такому присмотреться на проточке колец, а потом ставить к трансмиссиям.

Клерк, одернув нарукавники, спросил, хватит ли денег переночевать.

- Сто двадцать геллеров в неделю? – улыбнулся новичок.

- Да.

- Тогда порекомендуйте мне съемное жилье. Чтобы две комнаты, своя кухня и гараж.

- О!

- У меня семья.

Клерк порылся в одной из папок, там была целая пачка объявлений.

- Тогда езжайте к Мелиссе Шорт, это военная вдова, у неё приличный домик. Скажете ей, что от Анатоля, - он протянул новичку вырезку из газеты с хитрой завитушкой своей росписи.

- Скажу, - кивнул Роквелл.

У домовладелицы всё тоже устроилось чрезвычайно быстро. Она, правда, за пять минут успела трижды рассказать историю своей жизни и похвастаться детьми, которые сейчас уехали, но по всему было видно, что женщина не вредная, и через несколько лет станет благообразной старушкой.

А второй этаж её дома – был вообще идеальным.

Сорок геллеров в месяц. Предоплата за первый срок прямо сейчас, и если постоялец сегодня устроился на завод, то с залогом можно подождать до следующего вторника. Но тогда она потребует всю сумму. Договорились на вторник, на восемь вечера, а вещи можно заносить прямо сейчас.

И Патрик тут же спросил – знает ли она кого-то из школы, вообще, как тут насчет школ? Мадам Шорт вспомнила о своей двоюродной сестре, у которой лучшая подруга десять лет назад была учительницей, в начальных классах, правда… Но тут она улыбнулась, и сказала, что лучше просто обратиться в государственное училище.

Постоялец понимающе улыбнулся в ответ – он сам из большого города, и спрашивал, чтобы не обидеть в случае чего.

В училище – «лучшей школе для тех, кто хочет зарабатывать на жизнь частным трудом» – дело повернулось не так быстро. Потребовались буквально все документы из папки путешественника, и обязательно надо было встать на учет в трех комитетах, и мест нет, и быстрее, чем за месяц никак не получится, да и любом случае травмировать психику ребенка это совершенно недопустимо…

Патрик с четверть часа таких пустопорожних разговоров не мог понять, в чем дело, а потом сообразил – и похрустел бумажкой какого-то из документов, подражая хрусту купюры. Подмигнул «ответственному попечителю училища». Тот улыбнулся. Они сошлись на четвертаке и непременном посещении новеньким учеником школьного врача – до всех занятий, даже до простого появления в школе.

Отец согласился, что это правильно – болезни в купюрах не разбираются. Врачу тут же, прямо из кабинета, позвонили, договорились. Ну а там все прошло гладко.

После всех дневных приключений оставалось только заехать в лавки, за мясом и зеленью для хорошего ужина. Мадам Шорт готовила с душой, правда джаз ей не нравился, и она сказала, что жильцы могут слушать его только в своих комнатах…

***

Прошла неделя.

Вечером, после ужина, в тот час, когда еще не тянет спать, – по радио как раз была «Серенада ветреной долины» – отец внимательно посмотрел на Иафета, молча поднял указательный палец. Тот все понял, осторожно подошел к двери, прислушался. Потом выглянул из окна.

Кивнул.

Патрик тем временем раскрыл один из чемоданов, отстегнул ремешки, и показалось второе дно. Довольно вместительный, забитый документами, тайник.

Первыми на столе оказались фотографии подтянутого, улыбчивого врача – белый халат и стетоскоп, да еще и стоячий воротничок священника фаунлендской церкви. Потом бланки, планы домовладений, карта города.

- Сегодня был здесь, и вот тут, - Иафет, как воспитанный мальчик, взял со стола карандаш, но пометок не оставлял, - Дом хороший, нарядный. Лужайка подстрижена, забор недавно красили. На окнах шторы, ну это, декоративные, вот. В синий цветочек.

- Подходы заметил?

- Да.

- Рисуй, - еще одна карта, на этот раз очень крупно схема квартала.

- Тут кусты насажены, ну, изгородь живая. Высокая. Дверей со стороны почти не видно. А тут, вот так вот, что-то вроде передвижной лавки поставили.

- Если надо незаметно выходить, то можно и незаметно войти, - довольно хмыкнул отец, - Через неделю снова пройдешь мимо этого дома.

- Я и раньше могу.

- Спешка – во вред, Иафет. Сам про него не спрашивал?

- Нет.

- Правильно… Я был в архиве, по заводским делам. Для аренды большого гаража, - грустно улыбнулся, морщинки собрались у глаз, - Тот случай, когда в статистику рождений и смертей можно не соваться.

- Всё спалили?

- «Сожгли», «устроили пожар», - механически поправил Патрик сына, - Просто всё на крепкий замок завешено, и видно, что туда лишний раз не ходят.

- В столичных архивах можно, запрос там?

- Там всё чисто – еще до отъезда смотрел.

- Это точно он?

- Смотри, - на столе оказались еще три фотографии, - Мэри Элизабет Уокер со своим женихом, проезжала через город полвека назад и сфотографировалась на фоне больничного крыльца. Увлекалась архитектурой.

За спиной нарядной, красивой леди, которая рукой придерживала лихо заломленную большую шляпу, говорили два человека. И левый ну ничем не отличался от врача. Только бакенбарды были и волосы с проседью. Но фигура – один в один, и нос с небольшой горбинкой. И высокое деревянное крыльцо, которое перерастало в «надвратную» башенку.

- Жених не поскупился на серебро и большую пластину… А этот вот, - стук ногтя по фотографии, еле слышный сквозь переливы мелодии, - Уже понимал, что негативы остаются навсегда, но ещё не привык, что торопливые фотографии могут быть такого качества.

Две фотографии были вроде как и похуже, но лицо на них оказывалось в центре кадра.

- Юридически это двоюродный дед, его внучатый племянник и его кузен. Перерывы в три-пять лет. Он снова занимает место в больнице, моложавый и элегантный. Мсье Ренне. Потом сутулится и красится. Когда все становится откровенным маскарадом, он исчезает.

- Хм…

- Главная проблема – это не его сила. А те, кто вокруг.

- Они ведь…

- Не все. Большую часть людей он вполне обманывает. Но кто-то знает наверняка. И помалкивает. Иначе бы это стало городской легендой, и какой-нибудь писака уже статеечку накропал.

- И ты только сейчас мне его показал? – обиженно надулся Иафет.

- Ты уже неделю в городе, и что-то тебе могли рассказать. Не всякие ужасы, а, наоборот, похвалить. Есть у нас в больнице, мол, лучший доктор. Потому, если в городе встретитесь случайно, и ты станешь пялить на него глаза, тебя особо не в чем заподозрить, - лицо у токаря будто окаменело и одновременно заострилось. Был внимательный человек, а стал холодный базальтовый топор.

- Не буду, - очень серьезно ответил Иафет, - Да и кроме фамилии его я ничего не знаю. Ну, и что он врач.

- Сейчас мсье Ренне работает специалистом по психологической помощи при абортарии, - сухо ответил отец, - Еще он хирург и умелый акушер.

- В абортарии, - Иафет брезгливо поморщился и даже немного испуганно округлил глаза.

- Ага. Жизнь сложнее, чем кажется. Весьма уважаемая персона, и его тут действительно ценят.

- Понятно.

Мальчишка, однако, ничего не понимал.

- Со шпаной драки не намечается? – отец снова был нормальным человеком.

Иафет вздохнул.

- От одного надо прятаться, он уже почти гангстер. Но так – пацаны, как в прошлой школе.

- Ну и ладненько, - токарь взъерошил волосы сыну. - Послезавтра снова совещаемся.

Фотографии вернулись в чемодан.

***

На день Республики постоялец договорился с мадам Шорт о большом ужине.

- Понимаете, мне надо себя показать…

- Господин Роквелл, сколько будет гостей, я же не повариха?

- Только четверо… Нам хватит круглого стола в гостиной…

Пришли токарь Эразмус с женой и клепальщица София с дочерью. Энн, правда, было только шесть лет, потому она уплетала сладости и почти сразу прилипла к «ин-кварто» комиксу. Иафет вежливо помогал ей перелистывать страницы и слушал взрослых.

Первые полтора часа с обязательными политическими сплетнями, спортивными новостями и рассказом мадам Шорт о своих детях и племянниках - пролетели быстро. Начались основательные разговоры.

- Сколько еще горячка с грузовиками будет? Дольше чем на пару лет можно не рассчитывать. Что потом?

- Не, у нас профсоюз сильный, сто двадцать геллеров останутся, - Эразмус заранее знал, к чему клонит мастер.

- Это еще год переговоров, потом нас прожмут до сотни. Или штрейхеров завезут. Доходов у концерна не станет. Зарплата кончится, - София была реалисткой, - Так у отца случилось, когда в двадцатом тут начали авто собирать, а через пару лет закончили.

- Что ты рассчитываешь делать, Патрик, вот главный вопрос, - Эразмус кинул Софии, но смотрел на Роквелла.

- Половина людей с прямыми руками думает, под что переделывать грузовики, - улыбнулся Роквелл.

- Только у меня в гараже ничего делать не надо! – хозяйка дома воинственно выпятила подбородок.

- Ни в коем случаем, мадам… Мы думаем о будущем…

- Тогда я пойду…

Серьезно прикинули шансы, доходы, и сошлись на том, что следующие полтора года надо копить денежки, а как только зашатается спрос на стандартные модели и подешевеет аренда складов – начинать. А чтобы, как многие, с бухгалтерией не пролететь, нужно крепкую команду собрать. И покупатели – это было самым сложным. Роквелл рассказал, что у него с мастерской на югах не пошло, но и концы остались, и расклад по всем модернизациям он каждую неделю отслеживает.

- Если мы в Монреаль сможем переделки дешевле поставлять, то там с руками оторвут. К тому времени Иафет подрастёт, считайте еще рабочие руки за станком и все дела на посылках.

Разговор этот ни к чему не обязывал. Многие из крепких работяг друг к другу присматривались, мозговали. Потому как идти со своим паем в команду это одно, а наниматься к «перспективному бизнесмену-механику» совсем другое. Но помечтать хотелось. И расходились уже за полночь, когда маленькая Энн видела десятый сон.

- Если боишься, что законники прижимать начнут, или там бандиты, не трясись. У нас порядок. Сейчас половину дел в городе на себе Жюст Виардо тянет. Мировой мужик, честный. Раньше бухал по-черному, но уж сколько лет завязал. Сынок у него Франс, красавчик, - София мечтательно вздохнула, - На патрулирование выезжает, а не в кабинетах отсиживается…

- Есть еще рычаг, но за него дергать имеет смысл, если только дело верное, - уже не крыльце Эразмус задумался, - Можно благословения попросить, - он пошевелил большим и указательным пальцем, будто пересчитывал купюры.

- Я не очень понима…

- Иди, иди, болтун, - подпихнулся его в бок жена, - Простите, Патрик, он все-таки перебрал.

Роквелл только руками развел, дескать, бывает.

Вокруг была жаркая июньская ночь, пели цикады и люди были добры друг к другу.

Но когда токарь закрыл дверь и понял, что гости его не видят, лицо у него будто окаменело.

«Уже и в бизнес полез, кредитор, стало быть», - прошептал он себе под нос. Вдохнул, выдохнул, взял себя в руки. Надел маску чуть выпившего работяги, который на полчаса увидел себя владельцем мастерской.

Пошел спать.

***

Неделю спустя всё было готово.

Роквелл подкатил к почтовому отделению на машине и с улыбкой абсолютно счастливого человека принял дюжину посылок. «Резцы», «оправки» и «головы под фрезу» заняли все заднее сиденье и багажник.

В гараже весёлость покинула токаря, осталась хмурая сосредоточенность. Часть посылок обернулась винтовкой Мондрагона и потертым «томпсоном» полицейской модели. Был ещё пистолет, детонаторы и мыльные бруски взрывчатки. В луче света холодно блестели надпиленные пули. Ещё был бинокль.

Роквел упаковал всё это добро в багажник и пошел в гостиную гладить свой лучший костюм. Сегодня уже его пригласили в гости, и надо выглядеть соответствующе... Да и он с сыном поедет.

Три часа спустя, уже в густых сумерках, Патрик припарковал машину как раз в том месте у дома врача, где её совершенно не могли заметить соседи.

- Дом пустой, но ты не шуми.

Иафет и так не шумел – молча смотрел вокруг, пока отец вскрывал замок, а потом проскользнул в комнаты.

Самые тусклые фонари с фильтром, так чтобы не светить в окна. И обыск, который начался с кухни.

Ряды консервных банок. Бутыль с молоком – прокисшим. Легкий слой пыли на чисто вымытых вилках и ложках.

Холодильник – у него настоящий, большой холодильник – почти пустой. И тоже ничего свежего. В мусорном ведре слоями лежали упаковки из-под каши, пустые консервные банки. Будто хозяин сидел на диете, и мог есть лишь вот такие продукты.

Только книги. Патрик сообразил, что это простейший прием конспирации – хозяин приходил на кухню, включал горелки, что-то переставлял из банок, садился читать книгу, потом прекращал, выключал и уходил.

Иафет молчал, дисциплинированно подсвечивал темные углы, но на лице у него рисовалось торжество. Да! Они правильно зашли, они подвиг сейчас совершают, настоящий! Люди так не живут, и хирург этот – монстр.

В спальне было живее. Галстук через дверцу шкафа. Распечатанная упаковка носков. Не отданное в стирку белье.

Патрик поглядывал на часы – темп, нельзя размениваться на мелочи. «Томпсон» неприятно давил на спину.

Сортир заброшенным своим видом и запахом консервов – он ведь все приготовленное смывает! – напоминал кухню.

Кабинет, если хозяин не прятал корреспонденцию где-то в подвале, был самым важным в доме, и на его обыск отвели полные четверть часа.

Счета. Снова счета, документы из больницы – официальная и наверняка прозрачная переписка.

Несколько сотен бумажных геллеров и пара дюжин золотых монет – это хорошо, но дальше не искать, просто смахнуть в сумку. Время уходит. Банкет в больнице затянется, но ведь не до полуночи! С хозяином дома лучше увидеться издали.

Потому осторожно открыл дверь, достал из багажника сумку с взрывчаткой и детонаторами.

Патрик лепил брикеты прямо на стены, на мебель – так чтобы металлические шарики с холодным отливом после взрыва летели к входной двери. Детонаторы, провода.

- А если он через запасную вернется? – не выдержал Иафет.

Патрик молча показал еще третью часть сумки, забитую брикетами. Сын пристыжено замолк.

- Самое дорогое в комплекте вот эта шутка, - отец вдруг решил, что только в молчании дела не сделаешь, и показал на эбонитовую коробку, - Примет сигнал по радио, и до засады проводов тянуть не надо.

Больше всего Патрик опасался, что у хозяина дома есть еще какой-то вход. Что-то подземное, с хорошо замаскированной дверью. Но шансов, что сегодня хирург будет именно тайно домой возвращаться, было немного, и проверять подвал не оставалось никакой возможности. Он просто передвинул кресло, так чтоб ножка придавила люк в полу.

Еще брикеты у запасного входа, проверить готовность, включить систему. И медленно отъехать на машине к той точке, откуда видные две двери.

- Иафет, повтори, что мы дальше делаем?

- Ждем его, ты взрываешь, потому выходишь, проверяешь, мы уезжаем.

- Что ты делаешь?

- Смотрю по сторонам.

- Начинай… - Патрик глянул на ручку детонатора, прикрыл «томпсон» пиджаком и поудобней примостил спину.

Вдохнул, выдохнул, настроился на пару часов обостренного внимания.

Полчаса. Час. Сын начал возиться, пришлось на него цыкнуть, замер и начал дремать. Это нормально, допустимо.

Еще час.

Пришлось сосредоточиться, чтобы удерживать внимание. Патрик время от времени подергивал челюстью вправо-влево – почему-то это помогало отогнать сон.

Еще час. И еще. Время ведь далеко за полночь. Иафет крепко заснул. А этот все не идет, и не идет.

Если открыть окно машины, извернуться, посмотреть – виден верхний этаж больницы. Но ничего похожего на бурное веселье. Темные окна и никаких отсветов.

Охотится? Именно этой ночью он охотится?

Продрало спину.

Нет, спокойствие. Даже самая серьезная охота для него – ну полтора часа, ну два. Потом – все равно сюда вернется. Ночует он здесь почти постоянно. Надо ждать.

Час. Снова ничего.

Патрик приял первую таблетку стимулятора. Помассировал шею. Толкнул в бок сына – не спи. Тот испуганно завозился, притих, старательно рассматривая окрестности.

И еще через час – уже серел воздух - Патрик окончательно понял, что этой ночью они промахнулись.

Проклятье!

Сидеть тут целый день не получится. Оставить Иафета, просто смотреть из кустов, и самому мчаться в больницу? Нет, нельзя его одного оставлять. Плюнуть на все, и следующим вечером сюда приехать, а днем просто расспросить в больнице? Нет.

Хуже всего будет второй раз сесть в засаду, если Ренне уже нашел мины. Тогда их самих будет ждать полиция.

Патрик вдруг понял, что вся его подготовка и планирование – ну ведь детский лепет. Глупость на глупости. Мог просто поставить мину на открытие двери, нет, перестраховался на случай посторонних, и теперь, идиот, ну идиот же…

Ещё можно взять «мондрагона» и попытаться тупо снять Ренне через окно. Но позиций нормальных нет, и там ведь почти все окна занавешены, закрашены – гинекология, аборты, роды, они прячутся от посторонних глаз – это же неделя времени.

Вся их легенда рассыплется куда раньше.

А всё с самого начала делать без риска, это еще полгода работы. Сын окончательно врос бы в город. И что за полгода еще удумает Ренне, на какую ступеньку власти он поднимется?

Рискнуть, и просто зайти в абортарий с «томпсоном»?

Было бы три нормальных бойца, о, он бы с этого и начал. Но первый женский крик, любая ошибка – и Ренне просто не взять. У одиночки с плохими рефлексами против такого вампира просто нет шансов, а с автоматом или без автомата – никакой разницы.

Патрик ощутил, как в нём начинает набирать силу ненависть. Та самая, праведная в своей слепоте. Просто надо прекратить то, что здесь происходит.

Просто прикрыть лавочку.

Уже рассвело. Он завел двигатель.

***

- Полчаса сна.

- Но…

- Мы и так никакие, совсем развалимся. Со старой грымзой говорю я.

Патрик, зайдя в дом, рассыпался в извинениях перед хозяйкой. Загостились, мол. Та в ответ бурчала на Роквеллов для порядка, без злобы.

Разошлись по спальням.

А через час Патрик уже будил сына.

- Что!? Уже вста…

- Спокойствие. Без спешки. Приведи себя в порядок, зубы почисти, - он показал свой только что выбритый подбородок, - В приличное ведь место идём.

Одевшись, придирчиво осмотрел внешность Иафета. Руки не дрожали, глаза ясны. Эх, молодость.

- А ты же вообще не спал, - удивился Иафет.

- Таблетку вредную принял. Я после заката с ног свалюсь – так что или пан, или пропал.

Сын не понимал. Отец дал ему похожу на школьный пенал штуковину, только с ручкой.

- Помнишь, как пользоваться?

- Да, ты ж только из этого мне и разреша…

Патрик приложил палец к губам.

- Аккуратно покажи, только за крючок не дергай, заряжено.

Иафет показал. Раз, другой. Только это он и умел с огнестрелом, ни к чему другому отец близко не подпускал.

- Помнишь свою роль?

- Да.

- Тогда вперед, - он обнял сына.

Больницу перестраивали раз, другой – и в помине не осталась красивого крылечка-башенки. Теперь это была трехэтажная каменная коробка, тяжеловесная на вид.

Отделение гинекологии занимало второй этаж левого крыла.

Медсестра увидела прилично одетого мужчину, который одной рукой держал ручку угловатого, немного неправильного подобия чемодана, а во второй сжимал визитную карточку.

Так обычно бывает, когда нерешительные люди заходят в новое место – карточка для них как щит.

- Могу я видеть мсье Ренне?

- По какому делу?

- Эээ… по личному, то есть по медицинскому… - мужчина стал путано объяснять, что пытался звонить, но не берут трубку, и лучше лично увидеться. А он договаривался и вообще…

Будь это обычный приемный день, мадам Тюрго шуганула бы этого посетителя, потому как вход тут только для женщин, но сейчас в коридоре была еще только одна медсестра и уборщица. Второй летний праздник, «день Примирения».

- Вы знаете, чем занимается мсье Ренне? Вы не ошиблись специалистом?

- Конечно, он отговаривает. И хирург тоже, но главное, что отговорить может…

В голове у сестры сложились детали головоломки, и она чуть расслабилась.

- Вчера был тяжёлый случай, мсье Ренне остался, а сегодня у него дежурство. Так что он даже домой не уходил.

- Настоящий подвижник, - посетитель улыбнулся простой, искренней улыбкой. Он явно на что-то надеялся.

Медсестра окончательно уверилась, что перед ней очередной отец семейства, который столько лет угрожал дочери карами небесными за возможный блуд, а теперь испугался, что если она сделает аборт, у него исчезнут все шансы на внуков. Медсестра кивнула и взялась за телефонную трубку.

Роквелл собрался, глянул, правильно ли стоит ящик для инструментов.

Вот и клиент.

Не смотря на всю отработку действий, первым чувством Патрика было удивление. Но как его вообще можно принимать за человека? Походка, мимика, вообще пластика движений. Будто насекомое в человеческой коже – отлично дрессированное, с манерами, и все же…

Но стоило Ренне подойти ближе, как всё поменялось. Аура? Психическая оболочка?

Это было как дуновение теплого воздуха в стылом ноябре, как подушка под голову после длинного дня. Вдруг становилось легче дышать и мир казался не таким безнадежным.

Ренне до совершенства отточил свой гипноз.

- Чем могу быть полезен?

- Мне надо… То есть не мне, другому человеку… Надо…

Роквелл ощутил, как «теплота» исчезает. Старому вампиру и пары секунд не потребовалось, чтобы понять – перед ним охотник. Теперь его как рентгеном просвечивало.

Он вдруг ощутил, как видит его Ренне.

Руки пустые. Пиджак открыт, но под мышками явно нет кобуры, а если что-то за спиной, то доставать надо. Значит, пистолет в коробке. Но коробку надо открыть.

Быстрее, чем за секунду-другую этот человек не выстрелит.

Значит, нет прямой угрозы, и можно не выходить из образа. Разве что вербально.

- Возможно, надо очень многим людям, и ты пришел сюда, весь такой сильный, от их лица? – заговорил он вполголоса.

- Они петиций монарху не подписывали, да уже и не смогут.

- И ты думаешь найти меня тут в крови христианских младенцев?

- А тут до сих пор в ходу крестильный шприц, и потому они вдруг христианские? И ты, как священник, спокойно осуществляешь одни манипуляции, а затем другие?

Патрик чуть передвинул левую руку, но так, чтобы было ясно – он не дергается, не пытается открыть крышку, а лишь готовится это сделать. Через минуту, когда здесь будут люди.

Медсестра вдруг поняла, что посетитель говорит с врачом о чем-то совсем другом и мсье Ренне страшно напряжен, она его таким не видела…

Прежде, чем успела подумать что-то еще, нажала тревожную кнопку.

- Так чего же тебе надо?

- Твоей смерти. Извини, уничтожения.

- О? И тебе мало того, что я живу на два процента? – вампир улыбнулся, одновременно ставя ногу так, чтобы можно было носком ботинка ударить по ножке стула и толкнуть его, - Мадам Тюрго, этот человек считает, что мы здесь убиваем людей.

- Во-первых, не людей. Во-вторых, мы никого сюда не тянем, а совсем… - она понимала, что будет скандал, что пришел очередной фанатик или обиженный муж, и начала заводиться, - А, в-третьих, раньше надо было думать, когда доченьку брюхатил! Сколько уже таких, крышей поехавших!

Медсестра ощутила, что дело совсем плохо: львиная доля мужиков, услышав подобное обвинение, сначала замирала. Секунда недоумения, возмущения, страха, да любых эмоций. А этот нет, и ухом не повел.

Фанатик.

Открылась одна дверь, другая.

Патрик еще подвинулся к ящику.

Ощутил, как вампир сосредоточился на его руках. И не столько на пальцах, сколько на предплечьях. Это было, как покалывание электрических разрядов.

Первый слой обмана вскрыт. Ему понятно, что инструментальный ящик – приманка, отвлечение. Слишком напоказ тянется к нему человек. Значит, в рукаве охотника есть какой-то другой трюк. И проще всего подумать о пистолете – чем-то специфическом и шпионском. О стволе, из которого можно выстрелить прямо в лицо, указывая обвинительным перстом.

- А этот врач – не совсем то, что вы думаете! – Роквелл тоже взял децибелы побольше, - Под личиной благонамеренного…

Люди собирались. Через минуту здесь будет полицейский, и всё…

Выстрел!

Мальчишка стоял между двумя женщинами в белых халатах, ноги на ширине плеч, в вытянутых руках пенал, но только этот пенал выстрелил.

У мсье Ренно исчезла нижняя челюсть.

Но он не упал, не пошатнулся даже, хотя кровью плеснуло на стену, а продолжал смотреть на посетителя.

Визг.

Роквелл бросается открывать ящик, но сразу не получается, потому что в него летит стул – сильный пинок ногой. Мальчишка пытается прицелиться второй раз, но движение паникующих женщин отбрасывает его к стене.

Вампир не может прикинуться трупом, потому что его добьют, и объясниться с окружающими тоже не выйдет.

Роквелл понимает это в тот же миг, когда мсье Ренно отступает на шаг. А потом вампир очень быстро исчезает за одной из дверей.

Нечеловечески быстро, ну да уже всё. Партия!

Крышка ящика – наконец-то! – распахивается и Роквелл достает оттуда сочетание фейерверка и дымовой шашки. Мгновенный взгляд в сторону сына. Вот он, у стены, глаза отчаянные, хорошо хоть пистолет держит стволом вверх.

- Пожар!!! – это надо кричать во всю глотку. Выстрел-вспышка, и полдюжины маленьких ракет уносятся по коридору, каждая визжит, как дьявол и дымит, как паровоз. Снять рычаг с картечницы, спрятанной в том же ящике, всё уже. Захлопнуть ящик одной рукой, схватить сына второй – и к черному ходу.

- Я не попал!

- Ноги!!! – темп, все решает темп, надо успеть к машине раньше.

Через три ступеньки вниз, рядом уже кто-то бежит, кто-то с визгом шарахается к стене, и вот они на улице.

Секунда, когда от стоянки, навстречу им со всех ног мчится полицейский, кажется бесконечной, но и сам Роквелл кричит «пожар», и за ним кричат, и вот кто-то сообразил на посту повернуть тумблер, слышен короткий визг пожарной сирены.

Разминулись.

Где же он видел этого полицейского? Ах да, на въезде. В тот первый день.

- Не попал! – сын в отчаянии.

Но вот они в машине. Теперь ему можно и плакать, и рыдать, только пусть спрячет пистолет в бардачок.

Колеса дымятся.

- Всё отлично! – ободряюще орёт он сыну.

Иафет смотрит на отца непонимающими глазами.

- Сейчас пост объедем, эта ищейка в больнице через десять минут нас в розыск объявит.

Кстати, Роквелл сбавляет скорость. Хватит гнать.

***

Время под вечер.

Они были километрах в сорока от города, на маленькой автозаправке, и Роквелл-старший заливал бензин в бак.

На машине уже другие номера, да и сама она малость изменилась – часть кузова полиняла, добавились самодельные зеркала заднего вида.

Иафет после всех дневных переживаний откровенно потух. Свернулся калачиком на заднем сиденье. Спал полчаса, но и сон к нему шел плохо. Только исчез прямой страх погони – как же быстро он улетучивается из детских голов! – сгустились вопросы.

- Отец.

- Да?

- Он был какой-то странный.

- В чём же? – Патрик повесил пистолет, захлопнул крышку бака.

- Не знаю, как сказать…

- Хороший?

- Не стал никем прикрываться. Просто убежал… - Иафет хотел прибавить, что, наверное, вампир мог и отца убить, но самому было страшно от таких мыслей. Только сейчас мальчишка начал понимать, какую же рискованную «акцию» они протолкнули, - И люди в больнице, они его не боялись, ну вот ни капельки.

- Нам совсем немного осталось чтобы бордер-лайн пересечь, и я тебе всё расскажу, - отец улыбнулся, - А пока спи.

Через полчаса после того, как они отъехали от заправки, туда подкатила машина из полицейского гаража. Без сирены и раскраски, ну да любой знающий человек понимает сразу. Но пока молодой полицейский расспросил хозяина, пока тот рассматривал крошечное фото из заводской картотеки, слушал словесный портрет, и еле-еле опознал покупателя, он же без сына – уже поздно было выдавать на границу новые ориентировки…

А Роквелл тем временем ощутил, что амфетамин выдыхается. И лучше прямо сейчас съехать с дороги, а не то разобьются.

Свернул – просто на обочину, отогнал машину на пару десятков метров, выключил двигатель.

Надо было закурить.

- Проснись, Иафет. Нет, лежи там, слушай.

- Ага, - тот заворочался, устроился поудобней.

Патрик вдохнул раз, другой. Надо было настроиться. Поймать в себе струну.

- У твоей матери, у Петры, всё было просто. Библия, распятье и свет небесный в глазах. Потому что надо бороться с мировым злом. Но реальность немножко сложнее.

Говорить было неприятно.

- Мы – люди, не самые хорошие существа. Гадостей много делаем. А добро творим больше разумом, чем сердцем. Священники тоже так говорят, но только недоговаривают.

Проезжающая машина мазнула лучами фар по бамперу. Надо было отгонять машину дальше, ну да не время.

- У нас нет монополии на добро. Нигде в небесах не сидит добрый дедушка, который выписал нам патент на благие дела – и чтобы никто другой за нами повторять не мог. Добро само по себе могут творить самые разные существа.

- И вампиры?

- И они.

- Этот в больнице, ну, Ренне, он же явно ел… Ну, когда вырезают… - даже по голосу стало ясно, что Иафет сейчас покраснел от смущения.

- Это называется «абортивный материал». Нет он его не ел.

- Что же тогда?

- Вампирам требуется ощутить агонию психики. Без этого никак, у них способности к гипнозу падают. Так что в абортарии он вполне добросовестно отговаривал женщин. Внушал, если надо, что от ребенка избавляться нельзя. Не всем подряд, но многим. Дети рождаются, растут, женятся, стареют. И вот к старикам, тем самым, которым он спас жизнь семь или восемь десятков лет назад, он и приходит. Таких вообще немного получается. Процентов пять от спасенных. Но Ренне замкнул цикл.

- Так он… добрый? – Иафет не верил своим ушам, что отец такое говорит.

- Я же тебе говорю, вопрос не в добре…. Чем больше такой творит добра, тем больше к нему тянутся. Потому что умный, расчётливый, не обманывает. Хочет, чтобы в этом городе было больше горожан. Сплошная выгода. Но если такие возьмут власть везде – они захотят людей сделать поглупее. Чтобы удобнее было. Не как обезьяну, иначе бы они ими питались, но ничего не понимающим дурачком, по уши в суевериях и бреднях. И мы сами не поймем, как станем баранами на бойне… - ненависть в голосе Патрика была самая настоящая, и убеждала сына лучше аргументов.

- А потом?

- С нами рано или поздно случится тоже, что с лошадьми. Много на дорогах лошадок видишь? Когда я в коротких шортиках бегал, их больше чем машин было, а теперь все. На колбасу пустили.

Иафет молчал.

- Есть и дикие вампиры. Самые настоящие чудовища, охотники на человеков. Ими занимаются парни попроще, такие чтобы дробовик с серебром, бицепсы стальные и в кармане полицейский значок. Они – герои. А мы – разрушители, Иафет. Мы приходим в места, где жизнь то налажена. Вроде никто никого не потрошит, и люди в достатке. А мы раз…

- Срываем маски? – Иафет понял, почему отец так был доволен его выстрелом.

- Скорее ломаем чужой бизнес. Чтобы за людьми осталось большинство акций, контрольный пакет для добрых дел. Потому что эту монополию, сынок, мы можем отстоять только силой. Молитва не помогает. Священников добрые вампы уговаривают, показывают, как раз за разом спасают жизни, и те ломаются.

- И что теперь с вампом, которого я, ну, подстрели? Умрёт? – с надеждой спросил Иафет.

- Этому вот Ренне придется из города уехать. И фотографии мы опубликуем – дескать, был тут такой странный долгожитель. Появится городская легенда. И Ренно туда не вернется никогда. Потому что быть воскресшей городской легендой это очень плохо для конспирации.

Патрик все-таки затянулся – усталость наваливалась всё сильнее. Отсветы фар изредка пробегали по капоту.

- Ты даже не представляешь, как на нас сейчас злы горожане. Такого врача там еще до-олго не будет. Но самое поганое, что люди, которые ему служат – это дети, что без него не появились бы на свет. И они это знают.

- Потому секретно?

- Нет, Иафет. Секретно потому, что наверху, - он взмахнул зажжённой сигаретой, - Всё никак решить не могут, что с вампами делать. Кого-то ловят и на опыты. Вечной жизни хотят. Но что-то не выходит ни черта. Пока. Кого-то использовать думают – шпионаж и диверсии. Там середина на половину. А с кем-то господа сенаторы сделки заключают.

- И первый консул тоже?

Лицо Патрика сильно изменилось – вспомнилась смерть жены.

- Не будь этой фанаберии, приехала бы команда, взвод солдат, расстреляли бы Ренно на входе в больницу, значки бы показали, и уехали. А мы болтаемся, как говно в проруби…

Иафету тоже стало тоскливо.

- Я тебя специально на такое дело взял. Чтобы ты понял, как жизнь устроена. А то есть хорошие мужики, которые и в пятьдесят лет только патерностер бубнят, да все про козни дьявола рассуждают.

Какое-то время они молчали.

- А если смогут искусственную кровь делать, и как-то агонию замещать – что тогда?

В полумгле дорожных отсветов было видно, как у Патрика поднялись брови.

- Не знаю.

Сын заворочался на заднем сиденье.

- Если они обнародуются с искусственной кровью, – отец потер пальцами глаза, – почти наверняка будет война. Очень серьезная, до последнего человека или вампира, как повезет. Но тогда мы не одни будем. Армия, мобилизация – и станешь ты парнем в шеренге, которым могла бы гордиться мамочка. Да… Другое дело, если мы с вампирами различаться перестанем. Если они начнут пить синтетическую кровь и наслаждаться агонией кроликов, а мы станем глотать какие-то пилюли и не стареть. Тогда мир. Их признают, они получат легальные должности, хоть в той же полиции. Или в медицине – мозги психам вправлять. А мы за ними следить будем, чтобы не наглели.

- Ух ты.

- Но важное условие – долгая жизнь для всех. Иначе бойня уже между людьми выйдет, в такую революцию свалимся, что ой-ой. И чтобы этого не допустить…

Поначалу сын услышал только звук бьющегося стекла, потом увидел кровь, дёрнулся – и понял, что отец уже всё. Тяжелые брызги были на рычаге, кровь на панели. Везде.

Несколько секунд ужаса, когда он ждал второго-третьего выстрела – замер, как муха в янтаре. Заметят, заметят! Потому несколько минут ужаса не меньшего – когда ждал звука подошв убийцы по траве, и выстрелов в упор. Иафет уже дотянулся до отцовского пистолета, но в темноте и крови никак не мог понять – снял ли его с предохранителя?

Потом ужас сменился отчаянием и звериной насторожённостью. Иафет догадался, что снайпер выстрелил откуда-то издали. А его, лежащего на заднем сиденье, просто не заметил. Когда прошло еще два или три часа – он на прощанье подержался за руку отца, она уже остывала. Вытащил из-под сиденья деньги, открыл дверь и выскользнул на траву. Надо было добраться до Нью-Хогевена, до лавки дядюшки Хёбика. Если нет – до церкви отца Прежана.

Он точно знал, что будет делать дальше.

Всю жизнь.

2021

0
23:03
324
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Светлана Ледовская

Достойные внимания