Четыре сквозняка из вечности

Раньше Антон жил в самом центре, возле золотых павильонов Эдем-сити, но недавно его семья переехала в квартиру побольше и подальше. Новый двор, на который Антон смотрел с высоты своего этажа, был уютным, хотя дома представляли собой наглядное свидетельство ушедшей эпохи, не замороченной урбанистическими условностями. Во дворе почти никто не гулял – дети познавали жизнь с экрана; только мальчишки-близнецы из дома напротив нарушали тишину и покой соседей: у них недавно родилась сестрёнка, и они по очереди катали её по двору в коляске. Антону нравилось наблюдать за их игрой, сидя за столом в наушниках и слушая музыку. У него был младший брат, но они в детстве никогда так не играли.

Комната хранила следы недавнего переезда. Вместо шкафа у Антона теперь была временная конструкция – квадратная металлическая вешалка на колёсиках. Антон ненавидел бардак, а открытая вешалка не добавляла порядка, но он мирился с этим, ведь теперь у него наконец-то появилась своя комната. Всю жизнь, начиная с двух лет, когда родился его младший брат, он делил комнату с Димкой. «Димочка талантливый мальчик, он не обращает внимания на такие мелочи, как разбросанные вещи», – говорила мама с тех пор, как папа решил, что у Димы есть способности к математике, стал с ним много заниматься, и Димка стал побеждать в олимпиадах. Поэтому такую ерунду, как убирать разбросанные Димочкой вещи, приходилось делать его старшему брату. Потому что Антон ненавидел бардак.

В комнате стояло кресло-кровать, коробки в углу, вешалка и стол со стулом. Штор на окнах не было, и вообще в комнате было неуютно. Зато чисто. Пока не появится новая мебель, думал Антон, никто не заставит его распаковать коробки – они стоят в углу как напоминание о том, что всё в этой жизни временно и не надёжно. Всё, кроме бильярда. Антон вздохнул.

Речи о том, чтобы он мог приступить к тренировкам, не было: родители много раз говорили, что пока Антон не начнёт нормально учиться, они и не подумают оплачивать ему занятия в бильярдной секции. В одном из павильонов на центральной площади располагался бильярдный клуб «Пирамида», мимо которого Антон проходил каждое утро; несмотря на переезд, он продолжал учиться в прежней школе. «Пирамида» была закрытым клубом для избранных – там собирались члены семей городской знати, к которой Антон не принадлежал. Для него клуб был лишь единственным местом в городе, где можно было брать уроки по игре в бильярд.

«Но мне это не светит», – думал Антон, вспомнив о тройке по алгебре за четверть. Он шёл из школы и представлял, как совместит ужин с просмотром поединка чемпиона по снукеру и снова увидит, как Ронни О’Салливан утрёт нос всем своим соперникам, – но дома телевизор уже был во власти мамы, которая смотрела свой очередной сериал.

– Как школа? – спросила мама, отворачиваясь на миг от телевизора.

– Плохо.

– Почему?

– Потому что это школа.

Антон надел наушники и врубил музыку. Мама вздрогнула: Антон обычно слушал музыку очень громко. Мама стала что-то говорить, и Антон легко мог прочитать её речь по губам: как можно так громко слушать этот шум, который и музыкой назвать нельзя; не удивительно, что у него такие плохие оценки, эти жуткие ритмы отбили ему все мозги; вот Димочка, как пришёл из школы, решает задачки – тишина в комнате помогает ему сосредоточиться…

Последнее время Антон стал замечать, что мамины речи в адрес младшего сына стали менее пламенными: теперь у брата была своя комната, и Антон никогда туда не заходил по причине того, что Дима уже успел превратить её в помойку. Вся уборка свалилась на маму. Каждый день она выносила огрызки, мятые листы с решениями задач, грязные стаканы, упаковки от чипсов и печенья – Диме позволялось многое, даже не следить за питанием, ведь он был семейный гений.

На кухню зашёл папа. Он что-то спросил у Антона. Антон стянул наушники:

– Чего?

– Я говорю, что у тебя за четверть по алгебре выходит?

– Трояк.

– Балбес, – резюмировал папа и вышел.

Делать на кухне было больше нечего: ужин он доел, с родителями поговорил, и Антон пошёл к себе. Он растянулся на кресле-кровати, закинув руки за голову. Неожиданный, непонятно откуда взявшийся сквозняк заставил Антона встать и подойти к вешалке – дуло будто из неё. Заглянув в вешалку, Антон потерял равновесие, в глазах потемнело, и он упал.

Очнувшись, он встал и огляделся: то ли помещение, то ли улица… Похоже на декорации к старому американскому вестерну. Мимо него медленно прокатилось засохшее растение – перекати-поле. Погода была неясная, прямо как в песне: «прохладный тёплый вечер», лучше и не скажешь. Музыки в наушниках уже не было, он их снял и прислушался: вроде было тихо, но в отдалении раздавались какие-то приглушённые звуки, однообразные и унылые, как будто пластинка застряла на одной мелодии. Антон пошёл на звук. Шаги разметали пыль; он шёл вдоль облупившихся стен с блёклыми вывесками, ветер лениво перекатывал сухие ветки и солому. Наконец Антон приблизился к источнику звука: это был салун, один из тех, какие он видел в фильмах про дикий запад. Из распашных дверей пробивался свет. Антон зашёл внутрь и замер.

Посреди салуна вместо столиков и стульев стоял огромный бильярдный стол. Зелёное сукно выделялось ярким пятном в сумраке, окружавшем стол. Свет непонятного происхождения играл бликами на переливающихся киях и на глянцевых боках шаров. Вокруг стола толпились люди с серыми, будто бумажными лицами, с темнеющими кругами глазниц. От безмолвной массы отделилась одна фигура и вышла к свету. Невероятно, но это был Серый, сын заместителя главы Эдем-сити и бывший одноклассник Антона, с которым они постоянно дрались, – его лютый враг. Тоже бывший, увы: несколько лет назад Серый разбился в горах.

Теперь он смотрел на Антона будто бы из темноты прошлого. На потустороннем лице неприятеля сверкнули злые глаза.

– Партию? – ухмыляясь, произнёс Серый и, разбив пирамиду, взглядом указал Антону на второй кий. Антон взял кий, нашёл глазами синий кубик мелка и натёр им наклейку. Все действия он проделал почти машинально, как во сне. Так же, на автомате, он засунул мелок в карман джинсов. Только сейчас Антон внимательно осмотрел кий: чудесный инструмент ручной работы, такую красоту Антон видел только на картинках! Шафт, ударная часть, из граба, а нижняя часть, похоже, из палисандра – только он даёт такие характерные разводы. Никакого отличительного знака или логотипа на кие не было, только инкрустация перламутровыми ромбами. Антон примерился перед ударом и сказал про себя: «Ну, держись, Серый. У тебя нет шансов».

Когда четырнадцать шаров набились в лузы, Антон одним ударом, который в бильярде называется «штаны», отправил последний белый шар и красный биток в противоположные лузы. Он оглядел пустой стол: партия закончилась.

Над столом замаячила ухмыляющаяся физиономия Серого, который что-то бросил на потёртое бильярдное сукно.

– Это тебе. Бери, заслужил, – глухо произнёс Серый.

Это оказалось массивное кольцо с печатью в виде ромбов. Едва Антон надел его на палец, как свет из неизвестного источника погас, стоявшие вокруг стола картонные люди разом упали назад, подняв облако пыли, а с потолка посыпалась штукатурка. Антон стал пятиться назад; вот его спина упёрлась в распашные двери, которые открылись, и… он упал на спину, пролетев сквозь вешалку и очутившись на полу в своей комнате.

На следующий день Антон шёл по школьному двору в наушниках, погружённый в музыку и свои мысли. На школьной лестнице он чуть не столкнулся с Викой, которая явно преградила ему путь. Вика была школьной «королевой красоты», в которую Антон был безнадёжно влюблён с седьмого класса.

Вика многозначительно посмотрела на Антона, бросив быстрый взгляд на его кольцо с ромбами:

– Я вижу, ты в клубе…

– В клубе? – эхом отозвался Антон.

Вика никогда не заговаривала с Антоном, и он страдал издалека: девушка его мечты относилась к сливкам местного общества, и эту дистанцию с простыми смертными она всегда соблюдала. Но сейчас Вика загадочно улыбнулась и, слегка наклонившись к Антону, тихо произнесла:

– Сегодня у нас намечается коктейльная вечеринка. Приходи, – и она назвала адрес. Это был знаменитый адрес: фешенебельный дом в самом сердце Эдем-сити с обнесённой оградой охраняемой территорией. Антон слышал, как девчонки, побывавшие в гостях у Вики, жеманно рассказывали менее везучим подружкам о том, что в подъезде на каждом этаже швейцар и живые цветы на стеклянных столиках.

Поднявшись домой на свой этаж, Антон услышал через закрытые двери квартиры гневные крики – это был мамин голос. Недоумевая, Антон осторожно открыл дверь. Прислушиваться не пришлось: было очевидно, что мама распекает младшего сына, гениального Диму. Антон просочился к себе в комнату и слушал мамины излияния: ей всё это надоело; терпение у неё лопнуло; Дима ей совсем не помогает; вот придёт папа и поговорит с ним, раз родную мать он уже не слушает… На каждую мамину реплику Антон довольно кивал: давно пора проучить Димочку. Настроение у него было отличное: брат наконец-то получит по заслугам, а он, Антон, проведёт вечер в компании прекрасной Вики.

Вечером пошёл дождь. Антон, накинув капюшон, быстрым шагом шёл в сторону Викиного дома. Путь его лежал через центральную площадь и золотые павильоны. По привычке Антон взглянул на предмет своих мечтаний – бильярдный клуб «Пирамида»: на вывеске красовались перламутровые ромбы… Он машинально сунул руку в карман, вытащил мелок – те же ромбы! Повинуясь внутреннему порыву, Антон завернул в клуб. На входе висело объявление: «Предъявителю фирменного мелка из розыгрыша – год занятий в клубе бесплатно!» Антон положил мелок на стойку администратора, и тот заулыбался, а потом стал поздравлять Антона с отличным выигрышем. Администратор достал красочный абонемент на год и поставил на нём печать. Как во сне, Антон забрал абонемент, поблагодарил администратора и вышел из клуба. Дождь превратился тем временем в настоящий ливень, и Антону пришлось бежать, перепрыгивая бурные потоки. «Я в игре!» – проносилось у него в голове.

Дверь в Викину квартиру была не заперта, из глубины гостиной раздавались приглушённые голоса и изредка взрывы смеха. С Антона вода стекала ручьями, он, как мог, отряхнулся, но всё равно оставлял мокрые следы на паркете.

Антон прошёл в большущую гостиную, посреди которой стоял необъятных размеров диван. Народу было человек семь-восемь, и все они сосредоточились в районе барной стойки в углу комнаты, на диване никого не было, поэтому Антон разместился тут же, на мягких подушках. Рядом с ним кто-то сел. Антон бросил взгляд: в полуметре от него, потягивая яркий коктейль, сидела Вика в обтягивающем коротком платье. Неяркое освещение придавало её волосам медно-медовый оттенок, который усиливался рядом с оранжевым содержимым бокала.

– Ты чего такой мокрый? – спросила Вика, разглядывая гостя, – к его лбу прилипли влажные пряди. – Зонтик не взял что ли?

Антон не отвечал, Вика смотрела так, будто видела одноклассника в первый раз. На её лице читалось удовлетворение увиденным. Вика откинулась на спинку дивана и широко улыбнулась, обнажив свои ровные, сверкающие белизной зубы.

– Хочешь мой коктейль? – и она повернула к нему трубочку, не выпуская бокал из рук. Антон не отказался. Коктейль оказался очень апельсиновым и совсем не алкогольным. Правда, у него и без алкоголя слегка кружилась голова.

– На самом деле, я всегда знала, что в тебе что-то есть, – произнесла Вика, продолжая беззастенчиво сверлить его глазами.

Антон и сам никогда не прибеднялся, но было удивительно услышать это от неё – всегда такой равнодушной.

– Но я не знала, что ты – один из нас… Так что давай узнаем друг друга поближе, – в словах Вики сомневаться не приходилось, потому что она пододвинулась совсем близко к Антону. – Я знаю, что давно нравлюсь тебе. – Она явно ждала какой-то реакции от Антона, но тот только взял из её рук коктейль и допил до конца то, что там оставалось. Викина коленка в чёрном чулочке придвинулась к его ноге, а её взгляд потемнел… «Я в игре», – подумал Антон, прочитав в её глазах.

Чтобы скрыть волнение, он уставился на её руки: на пальце красовалось такое же кольцо, как у него. Так значит, она позвала его, потому что он «в клубе», как она выразилась?

– Я не один из вас, – хрипло сказал Антон. Вика прикоснулась пальцем к его губам, как бы призывая замолчать. Он отстранил её руку, но ей, кажется, уже нравилось всё, что он делает. Викины глаза наивно поведали ему, что это такая игра, что он приглашён, участвует и что он, похоже, победитель. Она была лузой, куда он забил все шары. И тут ему стало скучно, душно, захотелось уйти отсюда.

Антон поднялся с дивана и пошёл к выходу. Проходя мимо изящного столика красного дерева, многократно отражённого зеркалами просторного коридора, он увидел в них своё лицо, обрамлённое взъерошенными волосами. «Ну уж нет, в такие игры я не играю», – подумал Антон, уже наметив свой дальнейший маршрут. Он забрал с крючка в прихожей свою мокрую куртку, выскользнул из этой чужой реальности и направился туда, где он знал, он будет счастлив.

Дождь перестал, вечерний город, умытый и яркий, сверкал огнями и фарами проезжающих мимо редких машин. Антон вдыхал свежесть вечера и думал о том, найдёт ли он в «Пирамиде» свой кий, палисандровый, с перламутровыми ромбиками.

…Вешалка больше была не нужна: Антону купили новый шкаф. «Вот будет сюрприз Антоше, когда он придёт… Последнее время он часто задерживается!» – волновалась мама. Мама попросила Диму вынести вешалку на улицу, вдруг кому-то пригодится. Дима поставил вешалку рядом с мусорными баками. Поднимаясь на лифте, Дима думал о том, что в привычном течении его жизни что-то изменилось: вместо нового компьютера для него, гения математики, родители купили новый шкаф брату: «Потому что Антон ненавидит бардак», – говорила мама, с укором глядя на младшего сына.

Вешалка недолго стояла возле баков. Дворник тщательно осмотрел предмет мебели и потихоньку покатил его домой. Шкаф у дворника пришёл в негодность, а купить новый денег не было. Вешалка была очень кстати – ведь дворник ненавидел бардак.

***

Дворник Егорыч жил на первом этаже старенького четырёхэтажного дома. Придерживая вешалку, он прошёл мимо устроившихся на скамейке у подъезда бабушек – подружек-болтушек со второго этажа, которые, не прерывая беседы, кивнули соседу.

– Сынок, погляди, что я принёс! – дед выкатил из коридора «обновку». Один угол комнаты, пустой, являл следы затопления с верхнего этажа: залитый соседями сверху старый шкаф дворник давно вынес на помойку. Он взял тряпочку, аккуратно протёр вешалку от капель дождя и уличной пыли и поставил её в угол.

– Ты всё улыбаешься… Смеёшься надо мной, да? Думаешь, вешалка – несерьёзная вещь? Это она только на вид такая хрупкая. Я её осмотрел – крепкая, послужит мне, пока я не… найду новый шкаф. – Старик вздохнул, провёл ладонью по лысеющей голове, пригладил бороду и посмотрел на комод. На комоде в толстой деревянной рамке стояла фотография улыбающегося парня лет двадцати, в камуфляже.

– А на обед у нас сегодня борщ, твой любимый, со свиными кусочками. – Дед прошёл на кухню и довольно долго там возился. Вернулся он с большим расписным подносом, на котором стояли две глубокие тарелки, от душистого пара которых запотел графинчик с прозрачной жидкостью, два куска чёрного хлеба, две салфетки с кружевными оборками и две гранёные стопочки. Дед Егорыч неторопливо расставлял все предметы на столе, подстелив под каждую тарелку по нарядной салфетке. Наконец, он сел за стол и, посмотрев на фотографию сына долгим взглядом, произнёс:

– Ну… с днём рождения, сынок! – и залпом осушил стопку с водкой. Дед ел неторопливо, поглядывая на тарелку, поставленную перед фотографией, будто бы удивляясь, почему она не пустеет. Андрей Орлов, поздний сын у отца и матери, сержант погранвойск, не позволил бы остыть целой тарелке наваристого любимого борща. Но он погиб, и дворник вот уже девятнадцать лет садился за стол в обществе лишь фотографии вечно молодого сына. Мать умерла от сердечного приступа сразу же, как сообщили о смерти Андрюши, а старшая дочь жила в Америке и словно забыла о том, что у неё есть отец. Был у Егорыча ещё заботливый племянник Сергей, работал у какого-то местного бизнесмена – охранял его «дворец». Сергей жил неподалёку и регулярно наведывался к Егорычу, приносил еды, помогал по дому, если что требовалось, в общем, не забывал старика. Дворник был рад, когда приходил племянник, но, конечно, никто не мог заменить Андрея.

Андрей умер в день своего рождения – ему исполнилось девятнадцать. Его убили – отрубили голову. Ему и ещё дюжине бойцов, попавших в плен. Их тела на родину так и не вернули. Ничего не осталось от сына, только примерное место казни – где-то в районе *** ущелья. Но попасть туда Егорычу было не суждено. Вначале он не мог уехать из-за внезапной кончины жены, потом сам серьёзно заболел. Но родственники других погибших ребят ездили туда, привозили кто крестик, кто медальон. Оказалось, все бойцы погибли геройски, предпочли смерть предательству. Все, кроме одного… Единственным утешением Егорыча было то, что тот предатель был не его сын. Старик, казалось, смирился с тем, что не сможет побывать у сына, но почти каждую ночь ему снилось *** ущелье: племянник показал в интернете фотографии этого места.

А в день рождения и смерти Андрей не раз приходил к отцу во сне. Он был такой же молодой и улыбающийся, с ямочками на щеках, как у матери. Только волосы были не ёжиком, как на армейской фотографии, а взъерошенные, как в детстве. Во сне они вместе гуляли по цветущим лугам, сидели на берегу речки. Андрей что-то увлечённо ему рассказывал, но о чём они говорили – Егорыч, проснувшись, никак не мог вспомнить. Целый год ждал старик этой встречи. Вот и сейчас, когда приближался вечер, старик чувствовал некий подъём от приближающейся «встречи» с сыном – пусть и не наяву. Он перевёл взгляд с фотографии сына на картинку, которую его жена купила на каком-то развале в день, когда Андрея призвали в армию – это было в апреле. Картинка была необычная; на ней был изображён выходящий из пещеры человек, замотанный в простыни. Вещи жены Егорыч раздал, все – кроме этой картинки. Как и фотография сына, она много лет была неизменным спутником каждой трапезы дворника.

Егорыч доел суп, встал из-за стола и направился на кухню. Внезапный, непонятно откуда взявшийся порыв ветра остановил старика. Из угла, где раньше стоял шкаф, тянуло холодом.

– Неужто стена насквозь промокла? – недоумевая произнёс старик и подошёл к вешалке. Странно, но холод шёл как будто прямо из вешалки. Старик заглянул в неё…

…и вдруг чуть не упал от неожиданности и от порыва ветра, резко налетевшего справа. Перед ним простиралась щемяще знакомая картина, которую невозможно было спутать ни с чем – это была долина *** ущелья. Старик стоял на пустынной дороге; туман плыл вокруг него, как молочная пена, а на горах лежал, как пух. Сквозь разрывы туманных скоплений проглядывали снежные вершины вдали. Внизу, скрытый в дымке и заслонённый низкими деревьями, шумел поток. Изменчивое облако, в котором находился Егорыч, становилось то гуще, то, под порывами ветра, разметалось в разные стороны. Стояла гулкая тишина, только скалистые камешки захрустели под ногами, когда старик сделал шаг к обрыву, чтобы посмотреть вниз. Сине-серая река лентой протянулась по дну ущелья. Над головой старика, раскинув огромные крылья, парил орёл.

Вдруг старик услышал шорох: кто-то с трудом передвигался, камешки хрустели под ногами. Из-за выступа скалы, словно из пещеры, появился некто. Он был одет в какие-то лохмотья, ступал осторожно и устало; тряпки висели на руках и ногах, даже голова была обмотана грязными полосками ткани, как тюрбаном. Лицо скрывали клочки бороды, а из-под комка спутанных волос прямо на Егорыча смотрели голубые, как будто линялые глаза.

– Наконец-то ты пришёл, Орлов. Я тебя жду… очень давно, – скрипучим голосом, как из подземелья, проговорил незнакомец. Егорычу показалось, что эти слова – первое, что тот говорит за много лет.

– Меня? – Егорыч удивился: зачем он мог понадобиться этому дикому человеку? То, что в ущелье он попал через вешалку, не казалось удивительным событием, словно попасть сюда было делом давно решённым. Незнакомец кивнул:

– Тут одна вещица у меня… – он раскрыл ладонь, и что-то блеснуло – что-то неуловимо знакомое, как показалось Егорычу, когда он вытянул шею, чтобы посмотреть. Старик протянул руку, но незнакомец неожиданно сжал ладонь и спрятал её за спину, при этом лицо его растянулось в подобии улыбки, обнажив гнилые жёлто-чёрные зубы. Он засмеялся было, но тут же закашлялся и сплюнул – старик увидел капли крови в пыли.

– Недолго мне осталось… но ты всё-таки успел.

Егорыч молча разглядывал незнакомца. Тот был явно не из этих мест, он был… он был…

– Да, я тот самый, предатель, – словно подслушав мысли старика, произнёс человек. – Я спас свою шкуру, я предал родину, веру, друзей. Я хотел повеситься, но… но потом мне пришла эта мысль. – Незнакомец замолчал, переводя дух: было видно, что так много говорить ему непривычно.

– Какая мысль? – спросил Егорыч. Несмотря на признание незнакомца, старика охватила жалость к нему. Шумно дыша, человек продолжал, заторопившись, будто бы боялся не успеть рассказать всё, что хотел:

– Мысль об искуплении. Они сохранили мне жизнь, и я был у них рабом, никто не уважает предателей, даже эти шакалы. Я жил в аду. Не было передышки, не было цели, ничего у меня не осталось. Тогда я стал жить ради памяти товарищей, хотел вернуть память о них их близким. – Он облизнул сухие губы с запёкшейся кровью. – И я стал ночью пробираться к месту, где их… где они лежали. Я откапывал и снимал кресты. Не у всех были кресты, у многих – жетоны, ну, медальоны… – Рассказчик снова закашлялся, на этот раз очень сильно, разбрызгивая кровь вокруг. Егорыч невольно отшатнулся. Незнакомец заметил этот жест брезгливости и снова обнажил чернеющие зубы, вытерев рот тряпкой, свисавшей вместо рукава.

– Я мерзок, не так ли? Но внутри гораздо хуже, чем снаружи, да, – неожиданно философски заключил незнакомец. – У твоего был крест. – Он разжал ладонь и, посмотрев на крест, сказал: – Ну, всё, братишка. Расстаёмся. Навсегда уж теперь. – С этими словами он протянул Егорычу крестик Андрея, повернулся и поковылял прочь, в туман.

Егорыч побежал было за ним, но, завернув за скалу, вдруг вышел из вешалки: перед ним был стол, на котором стояли остатки «пира»: тарелка с остывшим борщом, графин, стопки… С фотографии, сияя улыбкой, бодро глядел сын Андрей. На этот раз Егорыч улыбнулся, подошёл к фотографии, нежно погладил рамку, прикоснулся к изображению лица.

– Сынок… сыночек мой, – прошептал старик. Его одолела усталость, как будто он долго куда-то шёл, а теперь пришло время отдохнуть. Он решил прилечь на диван и немного поспать.

– Потом уберу посуду, – с несвойственным ему безразличием подумал старик: прежде он был всегда аккуратен и ненавидел бардак. Он лёг на спину, а кулак, в котором был зажат крестик Андрея, положил на грудь.

…В квартире на первом этаже телефон звонил уже четвёртый раз за день. Соседки на лавочке недоумевали, куда мог уйти домосед Егорыч. Сегодня у него был выходной, они знали: вчера был день рождения его сына, он всегда брал отгулы на этот день и на следующий.

К подъезду подошёл знакомый соседкам молодой человек.

– Здравствуй, Серёженька, представь, у Егорыча телефон…

Но Сергей быстрым шагом прошёл мимо сплетниц, не отвечая, забежал в подъезд. Соседки недовольно переглянулись, пожав плечами.

В комнате на диване лежал дядя Миша – это его все звали Егорычем. Сергей подошёл к дяде, присел на корточки возле дивана и взял его холодный кулак. Кое-как он вытащил из него цепочку и крестик, которые он узнал. Он уткнулся лбом в дядину руку и заплакал.

Дочь дяди Миши так и не прилетела, хотя Сергей сообщил ей дату похорон. Егорыча похоронили рядом с женой, а крестик сына положили в гроб. Сергей так и не узнал, откуда он взялся у дяди Миши, но знал, что бывают в жизни тайны, и это – одна из них.

Квартира дворника перешла племяннику. Вещей там было мало, и все – с детства знакомые Сергею: добротные стулья, стол, диван... Он не стал ничего выбрасывать, увёз мебель на дачу к родителям жены. Только вот эта хлипкая вешалка непонятно, откуда взялась у дяди Миши – раньше племянник её не видел.

Позже он пристроил и вешалку. На поверку она оказалась крепкой и надёжной, и хозяйственный Сергей унёс её на работу. У него в каморке, в пристройке к дворцу одного бизнесмена, где он следил за экранами, передававшими изображение с камер наружного наблюдения, как раз не было ни крючка, ни вешалки для верхней одежды.

***

Утром, заступая на дежурство, Сергей увидел на подъездной дорожке новенький спорткар глубокого цвета бордо. Благодарный плод вдохновения дизайнеров, автомобиль сверкал на солнце золотистыми пылинками, и его кричащая роскошь затмевала даже великолепие дворца, возле которого он очутился. Сергей восхищённо прищёлкнул языком и пошёл к себе в пристройку.

Привычным жестом бросив лёгкую куртку на вешалку, он расположился у мониторов. Скоро камеры показали машину хозяина – он вернулся из офиса раньше обычного, и охранник открыл ворота.

Можно ли стать ещё счастливее, когда золотая чаша твоей жизни, и так заполненная до верха, переливается через край? Конечно, надо только видеть, как молодой владелец золотого дворца смотрит на новенькую машину. Ради этих сладостных ощущений Д.М., хозяин дворца и основатель торговой империи, специально ушёл из офиса пораньше и сейчас с удовлетворением осматривал новое приобретение. Он снял тёмные очки, положил их в карман белоснежного пиджака и теперь щурился от сверкающих бликов, поглаживал гладенькие крылья и выдающийся, стремительный капот, садился в салон…

Можно было с уверенностью сказать, что жизнь Д.М. удалась. За ним закрепилась слава древнего царя Мидаса: всё, к чему он прикасался, превращалось в золото. Его триумфальный путь начался с Грязного пустыря. Эта территория в продолжение многих лет была занята преступным миром – проклятая земля, куда полиция никогда не приезжала. Как у Д.М. получилось начать преобразования в этом гиблом месте – загадка; но определённо ему помогли его природное чутьё и способность предлагать людям именно то, что им нужно, и убеждая, что именно он – тот, кто решит их проблемы. Д.М. поймал удачный момент, попросив Грязный пустырь себе в полную собственность в обмен на то, что наведёт там порядок.

Центром Грязного пустыря был Гнилой пруд, совершенно дикое сооружение, которому не хватало только парочек зомби, чтобы сделать прилегающий к нему пейзаж окончательно постапокалиптическим. Пруд и вся прилегающая территория словно магнитом притягивали к себе всё самое низкое и подлое, что было в городе. Всё, что следовало скрыть под покровом ночи, находило надёжное убежище в сером мире Грязного пустыря. Ни один инвестор в здравом уме не рискнул бы вложиться в это место, но не таков был Д.М. Он не занимал существующее русло – он находился в эпицентре урагана, который втягивал в свою воронку тех, кто любил падать на хвост успешным начинаниям, будь то создание стилевых трендов, торговля на бирже или что-то ещё. Много граней было у этого удивительного человека, и каждая сверкала, как бриллиант.

Красавица Эвридика принадлежала к высшим кругам городской знати. Ей прочили в женихи самых родовитых наследников. Но Эвридика давно сделала свой выбор: она следила за Д.М. по новостям, тщательно собирала вырезки о нём из газет и журналов и складывала в специальный альбом. Он поражал её воображение: взялся ниоткуда, стремительно взлетел на вершину собственной империи, и, конечно, он был неотразим. Эвридика и Д.М. познакомились на светском приёме и поженились через месяц.

Он называл жену Евой и выстроил сверкающий дворец Эдем – чудесный рай для любимой. Эдем расположился в центре империи – там, где когда-то был Гнилой пруд, но уже много лет ничто не напоминало об этом. В прошлом символ деградации, за несколько лет это место стало воплощением богатства и роскоши – центром личной резиденции Д.М. Вокруг тянулись километры устроенных для торговли и развлечений павильонов, напоминавших уменьшенные копии главного дворца – его дома. Золото разливалось повсюду, являясь главным аккордом успеха и власти Д.М.

«Настоящее совершенство, как, впрочем, и всё, чем я владею», – думал Д.М., любуясь автомобилем. Созерцание совершенства обратило его к мыслям о Еве, нежной фее его сердца, в образе которой причудливо сочетались естественность и оригинальность. Д.М. баловал жену, позволяя своей любимой всё. Всё, кроме одного. Условием их совместной жизни (к которому Ева поначалу отнеслась легкомысленно) было никогда не иметь детей. «Ты сама как ребёнок», – говорил он ей, поглаживая её ласковые волосы. В последнее время при этих словах она смотрела на него грустными, будто отрешёнными глазами, вела себя странно и говорила загадками. Д.М. даже поморщился: впервые любимая Ева стала его раздражать! Она, например, говорила о том, что его глаза превратились в мёртвые сапфиры, а раньше она сладко тонула в них, как в море. Сапфир – это прекрасный драгоценный камень, но почему-то он чувствовал неловкость от таких её сравнений: он видел, что это не нравится ей.

– Мало ли, что ей не нравится. Не буду с ней пока разговаривать, пусть помучается. – Д.М. тряхнул головой, словно освобождаясь от непрошенных мыслей о жене.

После Евы больше всего он любил машины. За последнее время он сумел оценить в машинах одно преимущество перед своенравными женщинами: в отличие от дам, автомобили полностью слушались своего хозяина. Педаль газа приподнималась над полом, словно приглашала к приключению, и Д.М. уже решил было сделать пару кругов по городу на новом авто, как вдруг какое-то предчувствие нахлынуло на него. Д.М. был успешным бизнесменом и привык доверять своей интуиции. Повинуясь ей, он захлопнул дверцу машины и взбежал в свой дворец по большой помпезной лестнице («Пусть будет, как в Фонтенбло», – смеялась Ева, когда они обсуждали проект Эдема после свадьбы).

Войдя в холл, Д.М. остановился, озираясь. Странная пустота, просочившаяся через все закрытые двери, прорвавшаяся в открытые арки, заполнила дом: Ева исчезла. Д.М. это сразу понял, но всё-таки пробежал по всем комнатам – вещей жены не было.

Он спустился в гостиную, машинально открыл бутылку виски, налил в стакан с толстым дном, кинул льда и стал медленно отпивать обжигающий напиток, ходя по гостиной. Когда он думал, ему надо было ходить. Отпивая по глотку, он стал звонить. Первым делом он набрал её номер – но знакомая мелодия зазвучала из-под диванной подушки… Потом он обзванивал всех знакомых, кто мог что-то о ней знать. Никто ничего не знал.

Интуиция, которая привела его в пустой дом, подсказывала, что Ева исчезла навсегда. Навсегда – это значит, что она не вернётся. И тут вдруг Д.М. рассердился. Она знала, что сегодня придёт новая машина, и решила испортить удовольствие! Как это по-женски! – с досадой думал Д.М. Он допил виски, отбросил телефон и пошёл к охраннику – узнать, может быть, он видел, когда она уходила…

– Его ещё и на месте нет, – нахмурился Д.М., не застав Сергея на посту. В ожидании охранника Д.М. решил закурить. На конце дорогой, с золотым ободком, сигареты, затеплился огонёк… и тут же погас: неожиданный порыв ветра чуть не вырвал у Д.М. только что открытую пачку. Едва опомнившись, он успел только увидеть, что летит прямо на вешалку, которая стоит у двери, и сразу потом – темнота.

Д.М. с трудом разлепил глаза. Сначала он не увидел ничего, словно разом ослеп. Но постепенно он стал различать очертания окружающей обстановки: там, куда он попал, была ночь, но не самая тёмная, видимо, летняя. Д.М. встал, стряхнул пыль с белых брюк и осмотрелся. Впереди, выступая из темноты, находился Гнилой пруд – такой, каким он помнил его в детстве. Такой, каким он запомнил его тогда, в тот страшный вечер. Неужели он теперь очутился здесь, чтобы снова пережить холодный ужас убийства? Никто, не одна живая душа не знала об этом. Кто тогда привёл его сюда?

Давние, вытесненные из памяти события встали перед ним так ясно, как будто произошли вчера. Много лет назад – слишком давно! Может, это был и не он? – Д.М. жил здесь, в этом выплюнутом жизнью месте никогда не восходящего солнца, непролазной серости, беспросветного настоящего и тёмного будущего. Он не помнил родителей; помнил только, что спал на картонной коробке, укрывшись рваным пледом. Он был младше многих таких же беспризорных, как он, но местная шпана уважала его за то, что он, как никто, умел улаживать конфликты; его и по имени никогда не звали, а только так: Судья.

Он был тогда подростком, и как-то глубокой ночью не мог уснуть от холода. Услышав шорох у Гнилого пруда и приподнявшись, чтобы посмотреть, он увидел человека, показавшегося ему смутно знакомым; наконец, он вспомнил, где его видел. Д.М. оказался невольным (и единственным) свидетелем того, как этот человек убил своего напарника-грабителя из-за какого-то ключа – утопил прямо в этом пруду. «Почему преступники возвращаются на место преступления?» – подумал тогда Д.М. Убийца оглянулся и посмотрел в сторону мальчика.

– Кто здесь? – он часто моргал, силясь разогнать ночную мглу. – А, это ты, Судья… – прогнусавил человек, испустив вздох облегчения. Он сел на землю, прислонившись спиной к Гнилому пруду. – Сердце шалит. Кажется, приступ… Когда заберу слитки, куплю себе моторчик вместо сердца. Эй, Судья!

Д.М. тихо подошёл к этому человеку, который вызывал в нём лишь чувство крайнего омерзения; кажется, ничего человеческого не осталось в этом грязном, полном страха хныкающем существе, которое что-то сжимало правой рукой и часто дышало.

– Рука отнялась, не могу дышать. Дай таблетки!

Д.М. молча стоял в стороне. Голова его была пуста. Он просто ждал, когда всё разрешится само собой.

– Они тут… таблетки. Я не могу… – уже хрипел преступник, а выпученные глаза безумно блестели.

Д.М. засунул руки в карманы и стал смотреть вдаль. Тёмная, серая, грязная ночь. Она превратит его жизнь в золото. Когда человек у пруда перестал хрипеть и голова его безжизненно повисла на грязной шее, будто забытый плод, Д.М., с трудом разжав пальцы у ещё не остывшего трупа, забрал ключ и положил его в карман. Ключ был ничем не примечательный, какими бывают ключи из камер хранения на вокзале. Бесценным его делала маленькая клеёнчатая бирка с цифрами, аккуратно привязанная к ключу кусочком шнурка.

Д.М. закопал тело под деревом, где земля была рыхлая: накануне он видел, как дети Грязного пустыря играли в любимую игру – «искали клад»… Уже в своей новой жизни, чтобы окончательно похоронить память о закопанном, Д.М. расположил дворец вокруг этого дерева и сам следил, чтобы дерево и землю вокруг него не трогали. Конечно, никто не знал, что у «создателя Эдема» в его роскошном саду под деревом вот уже много лет разлагается труп.

…И вот, Д.М. снова здесь. Белый костюм фосфоресцирует в темноте ночи. Он мгновенно узнал и Гнилой пруд, и дерево. Под деревом что-то лежало. Д.М. приблизился и понял, что это человек. По спине прошёл холод: это что, оживший мертвец? Кто-то вздумал его напугать, приглашая поучаствовать в собственной галлюцинации? Но ему бояться нечего: здесь – его территория, здесь он – Судья. Д.М. приблизился к дереву. Под ним на земле лежал в позе эмбриона человек, имеющий вид нищего: он был совсем раздетый, только на бёдрах болтались какие-то обрывки, тело было покрыто пылью.

– Эй! – позвал Д.М. Он был уверен, что лежащий перед ним жив. И потом, человек был ему как будто знаком и не вызывал того отвращения, которое он испытал много лет назад к убийце с ключом. Но лежащий ничего не отвечал.

– Мне ли не отвечаешь! Ты знаешь, кто я? – вдруг рассердился Д.М. и толкнул лежащего. Тогда человек медленно повернул лицо, и Д.М. в ужасе отшатнулся: это было его собственное лицо, которое он каждый день видел в зеркале. Но это «зеркальное» лицо было совершенно слепым. Вместо глазниц были сомкнутые ввалившиеся веки. Д.М. смотрел на человека и только сейчас до него дошло, что это не просто его лицо – это он сам и есть. Это он лежит под деревом уже много лет и ждёт… Чего он ждёт? «Неужели этот слепой нищий – это я?» Д.М. стало жалко самого себя, он подошёл и взял лежавшего под деревом человека на руки; тот оказался лёгким, как ребёнок. Д.М. пошёл в ту сторону, где свинцовое небо пронзила тонкая полоска света. Он шёл, а за ним вырастали горы серо-чёрной пыли, и спустя несколько минут Грязный пустырь был похоронен под ними, словно под кучами пепла.

Впереди показались старые изломанные ворота с тонкими решётками, и Д.М. подумал, что ему обязательно нужно до них дойти; будто бы если он до них дойдёт, то он спасён. И тут же тот, кого он нёс, стал невероятно тяжёлым. Он всё наливался тяжестью, пока, наконец, Д.М. не почувствовал, что сил нести его больше нет. С большим трудом, как бы преодолевая сопротивление неизвестно откуда взявшейся тяжести, Д.М. еле передвигал ноги. Спина под пиджаком из тонкого льна была мокрой от пота, и ткань прилипла к коже. Тёмные очки в кармане были раздавлены телом человека, которого он нёс. Человек не подавал признаков жизни, но Д.М. знал, что тот жив и что его срочно надо пронести через ворота… До ворот оставалось совсем чуть-чуть, но сил у Д.М. больше не осталось. Вдруг его, как гигантским пылесосом, затянуло внутрь ворот, и он упал.

Д.М. очутился в собственном дворце, в пристройке с мониторами. Над ним склонился охранник и с беспокойством смотрел на хозяина.

– Наконец-то очнулись, – облегчённо выдохнул он. – Воды принесу? – И, не дожидаясь ответа, он отошёл к кулеру налить воды.

Д.М. сидел около вешалки, рядом лежала упавшая куртка охранника. За окном сверкало солнце, и на залитой светом дорожке блестел новизной автомобиль его мечты.

– Ты случайно не видел сегодня Еву? – спросил Д.М., разом вспомнив, зачем он сюда пришёл. – Я её сегодня не видел и беспокоюсь, – неожиданно доверительно добавил он.

– Видал, – кивнул охранник, подавая воду. – Она уехала на такси. Такие сумки тащила, я кинулся было ей помочь, но она замахала руками: мол, не надо… Не правильно это, – серьёзно заключил Сергей.

– Почему? – вырвалось у Д.М.

Сергей удивлённо посмотрел на хозяина:

– Ну… в её положении нельзя так, опасно. Вот у нас трое детей, и моя жена… – тут он осёкся: хозяин внезапно закашлялся, словно вода попала не в то горло.

Д.М. поставил стакан на пол. Он молчал. Мысли вихрем кружились в голове; вся его жизнь проносилась перед ним в бесцельном танце событий. Казалось, что только что он услышал то единственное, что было способно оправдать его жизнь.

Сергею хотелось как-то подбодрить хозяина, выглядел тот неважно; охранник набрался храбрости и сказал:

– Это ж так хорошо! Ну, в смысле, Вы же такой богатый человек. Ведь ребёнок ни в чём не будет нуждаться…

– Ты считаешь, я богатый человек?

Сергей замолчал от такого неожиданного вопроса. Д.М. ответил сам:

– Ты богаче меня: тебе хватает на трёх детей, а мне не хватает даже на одного.

Д.М. поднялся, достал из кармана тёмные очки – они были безнадёжно сломаны – раздавлены напрочь. Д.М. пожал руку удивлённому охраннику и отправился на поиски жены. В руке блеснули ключи от новой машины: ему нужно найти любимую как можно быстрее, и что ещё ему поможет, как не самый скоростной автомобиль?

Хозяин укатил, а Сергей погрузился в свои заботы: только что ему звонил тесть с дачи. Оказалось, дед построил теплицу для внуков, но недавний ураганный ветер снёс новенькие опоры. «Теперь искать новые опоры, а дети расстроены, у них там урожай!», – вздыхал тесть. Взгляд Сергея упал на вешалку, и её дальнейшая судьба была решена.

***

На следующих выходных Сергей и его жена проснулись почти в три часа дня. Полдня, которые они выкраивали для того, чтобы побыть вдвоём, без детей, пролетели во сне – в прямом смысле.

К этому дню они специально готовились. После того, как хозяин ни с того-ни с сего выплатил своему охраннику гигантскую премию, Сергей первым делом купил жене платье.

– Держи, – сказал Д.М., кладя на стол пухлый конверт, – это твоей семье. Купишь жене платье. Сколько бы платьев ни было, им всегда «нечего надеть», – добавил он, подмигнув охраннику.

«Ему-то виднее, конечно», – подумал тогда Сергей: он знал, что у жены хозяина дворца под гардеробную выделены две комнаты: одна для обуви, вторая – для одежды. А вот его, Сергея, жена, не была избалована излишествами. Последние годы всё заработанное семья тратила на детей – мальчишек-близнецов и маленькую Сонечку. Поэтому Сергей, следуя совету хозяина, решил в первую очередь порадовать жену.

Покупка платья стала целым событием, и тогда муж с женой решили устроить себе праздник: отвезти детей бабушке и дедушке на полдня, сходить в кафе и «выгулять» новое платье. План был так хорош, что настроение у обоих поднялось. Общее веселье не испортил даже внезапный приступ тошноты у жены, а когда она вдруг пожаловалась на слабость, то было решено чуть-чуть вздремнуть, а потом идти на праздничную прогулку. Вот и получилось, что вместо желанной прогулки уставшие родители просто выспались как следует, а к назначенному времени приехали на дачу за детьми.

Их встретил довольный тесть и радостно сообщил:

– Пойдите поглядите, какую теперь службу несёт ваша вешалка! Мальчишки говорят, у них там волшебная страна.

– А Сонечка с утра не выходит из теплицы! – воскликнула тёща. – Я ей и покушать туда же носила.

…Маленькая Соня глядела во все глаза: нигде она не видела таких ярких бабочек, которые перелетали с одного кустика огурца на другой и при этом о чём-то беседовали на своём, бабочкином, языке. На помидорных кустах жили другие создания – розово-красные, с крошечными крыльями. Хотя они были не такие нарядные, как те, огуречные, но Соне они нравились больше, потому что подлетали совсем близко и даже садились к девочке на кончик платья.

А недавно к Соне прилетела птица – большая, белая, похожая на сову, только с хохолком. А глаза у неё были большие и карие, как у Сониной мамы. Эта птица сказала, что она Сонина сестричка, но о ней пока никто не знает, – это будет секрет, а потом сюрприз. Когда она придёт, они с Соней будут дружить и всё время играть. Эти новости Сонечка слушала очень внимательно: как играть с братьями, она уже знала, они придумывают шумные игры, катают её в коляске по двору... Но сестричка – это, пожалуй, даже ещё лучше. Они долго общались, но о чём говорили, – неизвестно, потому что Соня, когда выросла, всё забыла.