Сизифы на лезвиях бритвы

1.

Скрип колеса… равномерный ход взлетающих и опускающихся рычажков, выскакивающих трубочек и шаров стабилизаторов помпы – помпа взмывает и опадает – лампочки переливаются загадочной сигнализацией! Скрип колеса – это скрип жизни!

– Вот, прошу обратить внимание, – заговорил директор санатория, указывая членам высокой комиссии на проходящих мимо людей, толкающих впереди себя массивные механизмы, установленные на двухколёсные основания. – Это и есть разработанные нашими учёными самозаводящиеся агрегаты искусственного сердца.

Первым шёл человек средних лет (вероятно после раннего инфаркта); его телега выглядела новой, но при этом он выглядел уже бывалым ходоком и вполне привычным к тележке. За ним двигался красивый и статный человек, одетый в зелёный плащ и фетровую шляпу – его тележка, то ли со следами ржавчины, то ли грязи, скрипела так, что было слышно даже и в помещении. За скрипуном двигался человек пожилой, небольшого роста в фиолетовой кепке с ушами и затрапезном комбинезоне (он довольно щурился на низко висящее Солнце и улыбался).

– Они, что работают за счёт движения самих пациентов? – спросил долговязый очкарик, одетый в серый плащ полувоенного покроя.

– Тележки? – уточнил директор и кивнул, – Там находится пружинная механика, связанная через несколько динамо-машин с аккумуляторной батареей искусственного сердца пациента.

– Интересно, – сообщила модно одетая аккуратная женщина с ярким макияжем на лице, – Получается, что сам пациент регулирует активные составляющие своей жизни?

– Конечно! – директор санатория поправил свою шапочку и пояснил, – В основе принципа нашего лечения – движение! Но это материалистическая сторона вопроса, с точки зрения идеализма, в жизни индивидуума присутствует данная сверху «свобода воли». Мы исходили из того, что всякий человек наделён ей с момента рождения. И волевое решение (идти или остановиться) принимается им самим осознанно и честно!

– Если пациент остановится, то машина перестанет давать ток в аккумуляторы и «искусственное сердце» остановится? – уточнил долговязый.

– Да.

– Диалектика! – понимающе покачал головой долговязый.

– Однако… – критично заговорил толстый священник с окладистой бородой, – Как же можно говорить о свободе воли, если пациент привязан к своей машине и не может отойти от неё без последствий?

– Как же, батюшка, – усмехнулся директор санатория – Это ж как посмотреть! Бог дал человеку «свободу выбора», и никто из нас не имеет права отнимать эту свободу и у нашего пациента. Иди и живи или остановись и прими смерть. В этом-то и смысл! Тележка с искусственным сердцем работает на независимой тяге, которую осуществляет сам пациент. – Его задача, не просто идти из-за необходимости заряжать аккумулятор, который отвечает за бесперебойную работу цикла жизнеобеспечения, нет. Необходимо заблаговременно позаботиться о зарядке батареи на положенные пациенту 8 часов сна, 30 минут простоя, связанными с отправлениями естественных надобностей и одно часа пятнадцати минут на употребление пищи.

– Но позвольте! – вмешалась аккуратная женщина. – Нет, я понимаю, что я некомпетентна в вопросах медицины, но я как кандидат философско-юридического сектора хочу спросить, а как же ещё один дар Бога – человеку = право на ошибку?

– Есть такое право! – улыбнулся директор, – В каждой машине присутствует специальный отсек для дополнительного аварийного аккумулятора. Хочешь = ставь, хочешь = не ставь – он правда весит дополнительные девять с половиной кэгэ. Но здесь «право на ошибку» возведено в абсолют: с одной стороны, твой агрегат становится тяжелее и его манёвренность и прочие ходовые качества, отвечающие за поведение на дороге, сильно ухудшаются. Но, с другой стороны, у тебя всегда есть два дополнительных часа для того, чтобы сделать всё возможное для системы собственного выживания.

– Гениально! – воскликнул долговязый, – А как работает вся схема лечения? Они же не ходят у вас тут вкруг лечебницы?

– О нет! – директор санатория указал на висящую на стене план-схему, – Прошу сюда!

– Это похоже на туристический маршрут. – Констатировала аккуратная женщина и ткнула пальцем в схему, будто желая проверить, насколько высохла зелёная краска на изображении лесополосы вдоль коричневой линии отмеченного маршрута.

– Прошу обратить внимание, перед вами так называемые «дорожки жизни», – продолжил директор санатория, – Мы построили маршрут с учётом разных жилищно-бытовых и рекреационно-разгрузочных зон.

– Я вижу здесь есть даже церковь! – восхитился священник. – Только как они со своими телегами посещают храм?

– О, – улыбнулся директор, – Храм они посещают уже без тележек, маршрут проходит мимо храма, но затрагивает две трети шляха, по которому идут крестные ходы и почти полную дорогу до монастырского кладбища…

– Понимаю… понимаю, – посуровел священник и перекрестил «монастырскую часть» маршрута.

– Далее, – продолжил директор, указывая на маршрут, – «Дорожки жизни» проходят по территориям детского сада, или школы, или интерната для детей с необычными отклонениями, потом заходят на территорию столовой предприятия по производству пищевых полуфабрикатов. Там они обедают, посещают специализированные уборные и через аллею ДК имени Ивана Колюччи выходят на участок леса, который (согласно выстроенному маршруту) приведёт наших «ходоков» в прекрасное место – на набережную с мощённой дорогой и специально оборудованными скамейками для недолгого отдыха. Нет, у кого стоит дополнительный аккумулятор, могут отдыхать до трёх часов (там есть киоски с напитками, десертом и газеты-журналы).

– Надо же, они у вас ещё и читают! – всплеснул руками долговязый член высокой комиссии.

– А как же! – директор многозначительно указал на следующую часть маршрута. – Далее, те, кто взял с собой напитки и еду могут легко избавиться от мусора в период прохождения по пустырям бывшего оборонного предприятия.

– Развалины и помойка? – с какой-то нескрываемой гадливостью проговорила аккуратная женщина, – Фу!

– Напротив! – возразил ей директор, – Именно здесь, среди развалин и свалки мусора, человек и получает настоящую возможность задуматься о бренности своего бытия, а может быть даже понять смысл своей жизни!

– Тут я согласен! – проговорил священник, – Господь одарил нас разумом, а где ещё применить его как ни в размышлениях и созерцаниях тщеты чьей-то алчности и гордыни, гнева, зависти, чревоугодия или уныния…

– Сребролюбия… – поддержал его долговязый.

– На помойке? – директор покачал головой, – Это вряд ли.

– Согласен, а блуд?

– Блуд? – святой отец задумался, но ненадолго, – Блуд, возможно.

– Хорошо! – директор снова привлёк внимание к себе, – Я бы так подытожил увиденную вами модель. Концепция сердца – это не про болезнь!

Члены комиссии переглянулись.

– Точнее, это не только болезнь. Это болезненное состояние неудовлетворённой души человеческой. Её страх за беспечно упущенное время. Когда же экстраверту предпочтительно одиночество, и он заражает окружающих людей паникой бегства в пустыню! Вот здесь-то наша тележка и принуждает человека выйти из-под власти панических атак и сделать свой рациональный выбор – идти! Во что бы то ни стало – идти!

– Браво! – воскликнула аккуратная женщина, но директор уже произносил долгожданные слова:

– А теперь я бы хотел пригласить высокую комиссию пройти в банкетный зал и отобедать!

2.

Скрип колеса привлёк внимание соседа в сером костюме, который сосредоточенно толкал телегу своего «искусственного сердца».

– Вы бы смазали свои колеса, – проговорил он, обращаясь к человеку в плаще с зелёным отливом. – Во время обеденного перерыва смажьте части механизма маслом из бутерброда – маргарин паршивый, зато в этом смысле прекрасно помогает.

– Что вы! – отозвался тот, тяжело дыша и отирая пот со лба фетровой шляпой, – Не до жиру! Я отстаю от графика зарядки аккумулятора минут на двадцать пять – двадцать семь…

– А! Понимаю, – усмехнулся первый, – Вероятно, неверно выбранный маршрут? Я тут тоже периодически мучаюсь. То приходится идти в обратную сторону из-за мусора, сделавшего дорогу сложно проходимой, то школьники какую пакость сотворят, то студенты эксперимент на тебе поставят…

– Вот-вот, – донёсся голос сзади (их догонял очередной сердце-тележечник), – Потеря темпа неизбежно скажется на качестве зарядки аккумулятора, поэтому ряд дорог уже сегодня оказался просто закрыт ввиду сложной проходимости маршрута.

– Вы про парк культуры и отдыха? – не оборачиваясь, спросил владелец «скрипучей» тележки.

– Да! – ответил задний, – Начались выходы на природу, пикники, шашлыки с мангалами… влюблённые гуляют, оставляют там после себя всякое…

– Не ворчите, – оборвал его первый, – Люди ходят отдыхать, мы к ним обращались, просили убирать за собой! Но нынче же все индивидуалисты, воспринимают просьбу не гадить как ущемление своих прав на свободу…

– Да! – подтвердил «скрипучий», – Но мы ведь тоже когда-то были молодыми и независимыми, это теперь. Подобно царю Сизифу вынуждены тянуть бесконечную и малоосмысленную работу по поддержанию собственной жизни.

– Сизиф? – усмехнулся последний, – Сизиф! А ничего себе сравнение… Я вот в период своей самостоятельности и независимости служил вольнонаёмным догситтером…

– Кем? – не понял первый.

– Кинологом по найму… ну, выгуливателем… собачьим нянем, что ли.

– Ясно. Зарабатывали выгулом в парках чужих собак.

– Да. – голос последнего зазвучал несколько обрадованно, – Так вот, я выгуливал их исключительно на «дорожках жизни». И теперь, наступая в собачье дерьмо или рассматривая его налипшие на протекторы рудименты, нет-нет, а вспоминаю свою молодость.

– Вот же ты сволочь, – злобно проговорил владелец «скрипучей» телеги, – Раньше мы ходили по «дорожкам» в тапочках – было сухо и чисто, а теперь из-за всего этого говна, нас переобули в сапоги…

– И что? – не понял последний, – Сапоги может лучше тапок.

– Они тяжелее и жрут энергии на подъёме больше, – пояснил первый.

На некоторое время в группе воцарилась тишина – необходимо было преодолеть небольшой участок дороги, на котором велосипедисты довольно сильно разбили обочину, объезжая долгую лужу. Телеги не могли пройти прямо и нужно было делать проход по небольшому скособоченному участку, поросшему дикой травой.

– С другой стороны, нам есть чем гордиться! – продолжил разговор задний – Мы же являемся не просто живыми людьми – мы аналог технологического равновесия человека и машины – некий кибернетический механизм – не биоробот, но киборг! Сизиф, между прочим, тоже взялся за камень исключительно по мудрости своей, дабы доказать – Я качу его вверх, следовательно: существую!

– Это вы о равновесии? – спросил его первый, – Гомеостаз всеобщего! Да, это интересно, однако, если Сизиф бесполезен. Если он просто небо коптит, доказывая своим камнем, что на самом деле нужен всем, а в реальности – убери его – Сизифа, падёт камень вниз, закатится куда-нибудь… и ничего не случится!

Дискуссия оказалась прервана ввиду захода «дорожки жизни» на территорию школы.

– Виварий весёлых и находчивых, – тихо проговорил последний, пересекая означенную границу.

Путники тут же ощутили на себе навязчивое внимание учеников, которые именно в этот момент оказались на перемене. И если девочки, зная о своей безусловной ценности, как индивидуальной и неповторимой личности, окукленной богатым внешним и внутренним мирами… так вот, если девочки ограничивались колкими замечаниями и прицельным бросанием объедков в проходящих тележечников, то мальчики (особенно подростки) всегда старались самовыразить себя и активней, и изобретательней.

На самом деле, это не более чем педагогический миф о том, что школяры, всего и делов-то, что кидаются в ходоков небольшими предметами. Нет. Позавчера они заклинили двери на выходе из школьной ограды (войти можно, а выйти нет). Пришлось возвращаться и огибать весь школьный двор по внешнему периметру проезжей части. Одного тележечника сбил самосвал, а тех, что шли следом и создавали пробку на дороге, водители подгоняли, стреляя в спину из травматических пистолетов.

Неделю назад учитель физкультуры научил футбольную команду делать прицельные пенальти по проходящим тележкам, так одной женщине мячом попали в голову, а бывшему ответственному работнику повредили правое колесо, в итоге он вынужден был остаться без обеда – не успевал зарядить аккумулятор, а «авариного» он в этот день себе не поставил.

В этот раз всё обошлось сравнительно мирно. Седьмой класс заминировал дорожку учебными противопехотными минами, выкраденными из кабинета гражданской обороны. Ожидая подрыва тележек, старшеклассники отогнали от места закладок всех подростков, и дорога оказалась не только проходимой, но и свободной. Поэтому учебный подрыв скрипучей тележки кроме приступа смеха и разгула эйфории не вызвал особых последствий.

Трое сердце-тележечников прошли сквозь школьный отрезок без особых помех и вышли на прямую к Пищекомбинату, где находилась столовая.

– Это что! – воскликнул первый, выходя за пределы школьной территории, – На прошлой неделе, в детский сад привезли огромную кучу песка для детских площадок. Так вывалили всё на наши «дорожки». Ни проехать, ни пройти! И обогнуть некуда – все групповые площадки друг от дружки или кустами разделены или покрышками колёс, вкопанными в землю.

– Дурдом энтузиастов, – прошипел последний.

– Не скажите, – откликнулся первый, – Интернат закрыли на ремонт и всё перекопали, поэтому кроме как через школу, другой дороги нет.

– Крематорий рационализаторов, – снова зашипел последний.

– Ничего, – громко проговорил владелец скрипучей тележки (вероятно, у него случилась небольшая контузия) – Трудности нас только закаляют. В конце концов, что важно для любого человека на старости лет? Правильно, хорошая физическая форма – вот самый настоящий залог здоровья! А кто, если не мы, безусловные физкультурники!

– Лепрозорий плаща и кинжала, – продолжил шипеть последний.

Первый покачал головой:

– Мы конечно поддерживаем свою физическую форму, но всякий день наши аккумуляторы работают всё хуже. Технически, пора бы на новые тележки перейти, но для этого нужна операция – сердце отсоединить, потом подключить к резервной, потом переподключить на новую машину – слишком много переходных элементов для одного больного. А тут ещё: деградация социума, износ дорожного полотна, мусор на дорогах, который норовит влезть в ступицы, колёса, проползти в механизмы, застрять в спицах.

– Понимаю, – ответил «скрипучий» тележечник, – Энтропия – это ведь не просто замусоривание наших «дорожек жизни», это захламление целой Вселенной. И, кстати, мы ведь тоже играем в этом не последнюю роль!

– Но ведь у нас есть Академия! Там всё время ставят эксперименты, – с некоторым ободрением в голосе проговорил последний.

– Почему же нам не могут усовершенствовать эти телеги? Хотя бы механику! – возразил «скрипучий», – Мы же, освободившись от этого бессмысленного мартышкина труда, могли бы принести много пользы для вечно юного человечества, а?

– Ну, что вы, коллега! – ответил ему первый, – Для исследования такого рода необходимы деньги – веер грантов, формирующий бюджет исследований, внедрений, опытно-экспериментальных лабораторий, наконец = производства! У вас есть деньги?

– Нет.

– И у меня нет, и у догситтера тоже. А кто возьмётся за работу, для которой нет денег?

– Ха… если бы меня освободили от столь бессмысленной траты времени, я бы принёс много пользы и конвертировал её в деньги – всё бы окупилось!

– Ну, это бабушка на двое сказала. – заговорил третий, – Нынче любят быстрые деньги – есть деньги, давай их освоим; нет денег – извини, деньги вперёд!

– Но… – начал было первый, однако третий не слушал:

– Да и где гарантии, что мы с нашим опытом принесём пользу «вечно юному» человечеству…

– Я, например астрофизик… – сказал «скрипучий» тележечник и добавил, – Был.

– То есть, приносили пользу? Уверены? – не унимался третий, – А может быть ваши прерванные исследования вели «вечно юное» человечество к катастрофе, вы не задумывались?

– Я занимался жизнью на других планетах, – гордо ответствовал «скрипучий», – Вернее, моя лаборатория посылала радиосигналы в открытый космос и сканировала пространства нашей галактики на предмет «ответа».

– Какой кошмар! Вы, что передавали в космос наши координаты? – перебил его встревоженный голос первого.

– Ну, да… – растерянно подтвердил «скрипучий», – Это же важно… Ну, вдруг мы не одиноки во Вселенной.

– Вы безумец! – воскликнул первый, – Разве можно раскрывать свой адрес незнакомым людям! Впрочем, людям ли? А если это какие-нибудь пауки с Марса, вечно голодные и мечтающие поработить какую-нибудь подходящую для жизни планету? Вы в своём уме? Вы же никогда не дадите незнакомому лицу с криминальным прошлым адреса и пароли от банковского сейфа, камеры хранения личного архива или квартиры, где живёт ваша старенькая мама, любимая жена, ваша маленькая дочь?

– О чём вы говорите! Нет – Я же не сумасшедший!

– Вы? – первый остановился и оглянулся назад. Потом покачал головой и ответил, – Не знаю…

Потом первый опомнился и снова продолжил движение.

Чувствуя себя немного виноватым «скрипучий» заговорил:

– Вы знаете, я могу вас успокоить. За многие годы эфира никто из нашей лаборатории не услышал ничего кроме шума… обычного «белого шума» окружающего пространства!

– Это-то как раз и объяснимо! – проворчал последний.

– В каком смысле?

– В каком? А в том, что ни один военный или разведчик никогда не будет передавать свои сообщения или команды прямым текстом; – Они всегда шифруются и выдаются в эфир как «белый шум»!

– Что вы говорите! Мы как-то никогда не думали об этом…

– А иногда, знаете ли, полезно и подумать! – ехидно заметил третий. – Просто какая-то непроходимость левого полушария!

– Да, ну вас, – отмахнулся «скрипучий». – Если бы они действительно хотели нас уничтожить…

– А почём вы знаете, может и хотят! – перебил его последний, – Вон, как фильм ни включи: то они кого воруют, то кого уничтожат, а то меж собой ведут бесконечные звёздные войны!

– Послушайте, цивилизации такого технологического уровня нас могут уничтожить без всякого сигнала с нашей стороны.

– Вы хотите сказать, что мы не будем сопротивляться?!

– Цивилизации такого уровня наше сопротивление будет неинтересно. – Сказав это «скрипучий» решил, что спор окончен, но его оппонент продолжил:

– Хотите сказать, что сопротивление вчерашней, в смысле эволюции, обезьяны, будет подобно сопротивлению муравейника лесному пожару?

– Я хочу сказать, что акселерация обезьяны не есть эволюция! – «скрипучий» перешёл на менторский тон, – Всякая акселерация только казалась «венцом творения», но – по сути, им никогда не была. Столь быстрое изменение вида – явление сверхъестественное, а значит = ненормальное!

– Понимаю, – перешёл на повышенные тона последний, – Мы такие же ненормальные, как и инопланетяне, поэтому нас не жалко!

– Ну, вот, – тон «скрипучего» стал удовлетворённым, – Наконец и вы согласились с моей точкой зренья.

– В чём же?

– Теперь и вы перестали жалеть все эти нецелесообразные отклонения, уродства, красивые и ненужные рудименты развития видового разнообразия – человечество = отклонение – это же очевидно, как и то что оно нежизнеспособно!

Первый прервал их:

– Впереди будет небольшая канавка, вызванная эрозией почвы, необходимо поберечь силы, чтобы последний отрезок нашего пути к столовой соответствовал энергетической ценности нашего обеда.

Все трое замолчали и сосредоточенно двинули тележки к зданию столовой.

3.

Обедать комиссия пришла в большой и светлый зал, где вдоль стены располагалась большая витрина с набором салатов, первых и вторых блюд диетической кухни, пакетами и стаканами с напитками. Наряду с комиссарами в большой столовой были представители ремонтных служб, врачи и медсёстры, толстый завхоз и исключительная (во всех отношениях) старший технолог. – Всё было демократично и ничего не напоминало о больных, которые (вероятно) здесь собирались лишь за завтраком или на ужин.

– Пройдёмте в специализированный кабинет, – предложил директор санатория и указал на небольшую дверь в стене, за которой действительно находилась комната с двумя массивными диванами, столом на двенадцать персон и большим набором трёхногих табуреток в стиле постмодерн. На стене висело большое панно, на котором несколько радостных и дородных мужчин на фоне цветущей весны катили сияющие тележки.

На столе, оформленном толстой скатертью, находился стандартный набор: блюда с пирамидально стоящими салфетками, чашки, графины и графинчики, приборы и наборы специй (в ассортименте). Далее: супница, соусница к мясным блюдам, большая глубокая тарелка, накрытая стеклянной, но запотевшей крышкой, два подноса «мясо», «рыба» и деревянная хлебница, исполненная в виде телеги-машины искусственного сердца на колёсиках.

– Вот, – радушно проговорил директор, – прошу садиться!

Тут же появилась буфетчица с большим бейджем на груди.

– Ингрид, деточка, будь ласкова, ознакомь наших гостей с сегодняшним меню.

Пока Ингрид доставала из кармашка передника небольшую книжицу, директор пояснил членам высокой комиссии:

– Она будет называть блюда, а вам, по желанию конечно, достаточно просто поднять руку. После деточка вас посчитает и каждому подаст его набор блюд.

– Меню на сегодня. – начала Ингрид, – Первые блюда: «Ангелы на тележках» с клёцками и картоплей, тавранчук «Второе дыхание», похлёбка «Электрошок», холодный суп «Остывайка»; Вторые блюда: «Ленивые ходоки» с творогом, «Мясные колёса» с яблоками, «Смазанные пятки» в сметане, «Бабки гулящие» с хреном, «Жареные ножки» в томатном соусе, «Яйца курицу не учат» особенные – на гриле. Салаты: «Дистанция», «Время не ждёт», «Кудрявый крепыш», «Парад гербицидов». Пудинги: «Слоновая болезнь», «Додекаэдр», «Паладин-глазастик». Десерты: «Тележка фруктов», «Убегающие ягодульки» (микс), «Доходяга» и «Быстрая творожность»; Напитки в ассортименте – на столе, милости прошу на самообслуживание!

По мере называния блюд и формирования заказа, бойкая Ингрид, стрельнув глазами, тут же отмечала что-то в своей книжице, после чего – пожелала всем «Приятного аппетита» и покинула кабинет.

Пока директор рассказывал об истории создания высокохудожественного панно с ходоками, произошла тихая разблюдовка, Ингрид была аккуратна и предупредительна. Затем гости принялись за еду.

4.

Путь через аллею ДК имени Ивана Колюччи вывел троицу на достаточно спокойный участок. Несколько широких тропинок сходились и расходились в ассиметричном пространстве смешанного леса, который располагался между двумя большими городскими парками и выводил ходоков с тележками – на набережную, где начиналась старая мостовая со специально оборудованными киосками и скамейками для отдыха.

В этот раз скамейки были заняты мамашами с колясками и влюблёнными парочками. И те и другие старались занять сразу всю скамейку, чтобы никакие случайные прохожие не нарушали интимного покоя дитя или хрупкого чувства взаимности двух юных сердец.

Как только тройка ходоков поравнялась с киосками, так тут же мамаши стали шикать и в полголоса ругать среднего:

– Гражданин, могли бы и смазать свои колёса! Вы своим адским скрипом ребёночка разбудите!

Хозяин скрипучей тележки виновато улыбался и в знак особого почтения приподнимал у каждой скамейки шляпу, но останавливаться и разводить беспомощно руками не рискнул, поэтому сцена получилась гротескной и даже вызвала некоторое оживление в рядах гуляющей публики.

Можно было бы посмотреть другие скамьи, которые находились далеко от киосков и наверняка были свободными, но времени на крюк от основной «дорожки жизни» уже не было. Поэтому решили не рисковать – Впереди как никак был самый трудный участок перехода – гигантских размеров пустырь с развалинами бывшего оборонного предприятия.

– Смотри, опять эти с тележками! – обратилась юная очаровательница к своему спутнику, на коленях которого покоилась её голова.

Юноша оторвался от экрана своего гаджета и посмотрел на три фигуры, катящие впереди себя громоздкие агрегаты:

– Кентавры эпохи техно! – помпезно произнёс он, – Кажется был такой текст у кого-то из поэтов… Прошлый век, кажется, не вспомню.

Девушка поднесла ко рту свой гаджет и спросила:

– Луша-Алиса, кто из поэтов двадцатого века писал про техно-кентавров?

Гаджет ожил и стал перечислять несколько фамилий с названиями стихов: «О, где ты кентавр, мой исчезнувший брат!» Андрея Белого 1901 год…

– Ближе к нам, конец двадцатого века. – Поправила задачу поиска девушка и вновь посмотрела на удаляющуюся троицу.

– Иосиф Бродский «Пейзаж с наводнением» цикл «Кентавры», – продолжил гаджет, – Леонид Дербенёв «Чародеи» песенка про кентавров, Константин Арбенин, группа «Зимовье зверей»…

– Хватит! – оборвала девушка голос из гаджета и снова обратилась к своему юноше, – Я поняла. Они как Сизиф! Помнишь Сизифа?

– Да! Это тот идиот, который так и не смог обогнать черепаху.

5.

Спуск на пустырь был длинный и пологий – здесь все и всегда отдыхали. Телеги сползали вниз сами собой, а их спутники могли перевести дух и выбрать наиболее безопасный маршрут, финалом которого был большой сад санатория.

Однако прежде нужно было пройти этот участок, поделённый развалинами на сектора «дорожек жизни» и стихийные свалки, хаотичность и непредсказуемость которых превращали дорогу на санаторий в самый настоящий лабиринт.

– Я давно обращаю внимание на эти сгорбленные на ржавых телегах фигуры – они не успевали перезарядить аккумуляторы в период бодрствования и платили за это уменьшением времени на приём пищи, затем стали экономить на сне, пока отсутствие отдыха не вынудило их упасть от усталости на рулевые ручки своей тележки и застыть в ожидании неминуемой смерти в результате остановки механизма искусственного сердцебиения.

Только сейчас первый обратил внимание на это. Нет, он и раньше видел эти фигуры не добравшихся до конца людей. Но как-то никогда не рассматривал их с этой точки зрения. Они висели на тележках, подобно покосившимся огородным пугалам. А их машины были в прямом смысле слова выпотрошены бандами собирателей цветмета, которые в погоне за прибылью не обращали внимания даже на то, что жертва их произвола могла быть ещё жива. Кстати, он ведь и сам когда-то владел небольшим бизнесом по скупке и реставрации разнообразнейших механизмов. И знали его в том мире под именем «Анти-квар». Впрочем, чем это нынче может помочь?

– Действительно, – сказал первый, – При всех капризах и хотелках человека, желать ему следует лишь одного – времени. Однако о нём ты начинаешь думать только когда его практически не остаётся…

– Послушайте, вы, впереди! – донёсся голос заднего, – У меня к вам несколько личный вопрос, можно?

– Валяйте, – ответил первый.

– Мне просто интересно, – как бы оправдываясь заговорил последний, – Если бы можно было бы всё переиграть, вы бы отказались от рождения в этом теле и с этой своей судьбой или же пошли на второй круг ничего не меняя?

– Послушайте, тут ведь всё не так однозначно, – встрял в разговор владелец скрипучей тележки, – Здесь всё много тоньше. Не ты выбираешь кем воплощаться, не тебе судить, почему ты такой, а кто-то другой. Ты, как тело, всего лишь рандомный аватар… как фишка в игре. Одному игроку досталась красная, другому зелёная, ещё одному – серебряная…

– А мне – тележка?

– Это был выбор играющего твоей фишкой божества, душа которого и находится в вашем скафандре.

– В моём теле?

– Ну, любое тело – всего лишь шкаф, где помещено всё необходимое. Ваше тело – это шкаф человеческий, скафандр.

– А, в этом смысле? Так.

- Так вот, указанное божество выбрало, согласно правилам, страдание и дорогу – желание божества всегда сбываются. И в данном случае, всё происходит согласно букве и правилам игры…

– Если страдания хочет божество, эдакий злой гений, то при чём тут я (?) – пусть само и страдает!

– А если бы оно хотело радоваться и получать массовые удовольствия?

– Моим телом? Пожалуйста, тут я даю согласие.

– Ну, хорошо, а если страдания для твоего божества и есть удовольствие?

– Этъ-то я не подумал… – проговорил последний, – Чьё-то божество = садист, чьё-то = мазохист...

– Всё! – проговорил «скрипучий», останавливаясь, – Тут и сказочке конец!

Скрип стих и тележка надёжно остановилась.

– Что вы затихли? – спросил первый, продолжая движение.

– Мы не затихли, – донеслось сзади, – Мы кажется застряли… Ну, же!

Первый сделал ещё несколько шагов и остановился:

– Что там у вас? – громко спросил он.

– Не знаю, – ответил третий, – но наша скрипучая телега встала на месте.

Первый сделал круг вокруг левой оси, чтобы яснее увидеть, что произошло.

В нескольких метрах позади стояли два ходока со своими тележками. Один из них, небольшого роста в фиолетовой кепке с ушами и затрапезном комбинезоне (вероятно, «задний»), пытался помочь другому, статному, одетому в зелёный плащ и фетровую шляпу человеку («скрипуну»). Нужно было извлечь колесо, которое угодило аккурат между двух желобов небольшой впадины для отведения дождевой воды.

– Что вы стоите? – прикрикнул на первого человек в сиреневой кепке, – Скорее помогите нам вытащить колесо, пока наш скрипучий друг не стал терять силы.

Первый хмыкнул, и, похвалив себя за вовремя совершённый маневр разворота пошёл навстречу случившейся катастрофе. Впрочем, нет. Это авария. Да, небольшая авария, которую они смогут в тройственном усилии быстро устранить.

Тем временем застрявшее колесо немного, но заметно просело.

6.

– Вообще, – директор, обвёл глазами комиссию, – У нас в санатории всё для людей. Мы делим пациентов на несколько бригад. Каждая из них двигается по своему графику, чтобы не мешать другим группам.

– А как вы их делите? – спросила аккуратная женщина.

– По биоритмам. – улыбнулся директор, – Для начала = совы и жаворонки. Затем мы формируем позднеутрешние, полдневные, послеобеденные и вечерние группы, потом формируем уже специальные медицинские группы…

– А где происходит движение спецмедгрупп? – задал дежурный вопрос долговязый член высокой комиссии.

– На верхнем этаже, – директор показал большим пальцем вверх, – Там у нас реанимация.

После чего директор показал пальцем вниз:

– Или на нижнем, там у нас покойницкая.

– Упокой, Господи, души рабов твоих, – перекрестился священник.

В разговоре повисла неудобная пауза.

– А что происходит после прогулки? – миловидная аккуратная женщина, задавая этот вопрос скорее всего имела ввиду какие-нибудь досуговые мероприятия, однако директор встал и пригласил их на выход.

– Прошу за мной! – сказал он, открывая дверь гостеприимной обеденной комнаты, – Я покажу вам технологический корпус!

– Но, зачем? – спросил долговязый, – Мы же не технологи…

– Ну, раз вы спросили, что происходит после прогулки, – растерялся директор, – Мой долг показать вам: ремонтные мастерские, салон «Автоспец», Тэ.О., Е.Тэ.О., проверку электро-гальваники, механики, физики твёрдых тел, сопротивления материалов…

– Послушайте, – сказал священник, показывая руками «садитесь», – Будет лучше, если мы, дилетанты, останемся здесь. Ведь нет никакого смысла водить нас куда-то, где стоят сложные приборы и тем более, что-то нам по этому поводу объяснять. Вот вы сами, положа руку на сердце, понимаете что-либо в сложных механизмах «искусственного сердцебиения»?

– Признаться, – улыбнулся директор, – В механизмах = нет!

– Вот. – отечески улыбнулся священник, – Поэтому что?

– Что? – не понял директор.

– Давайте пить чай!

7.

Извлечь колесо по-прежнему не получалось. Дальнейшие усилия только приводили к трате крайне нужных сил, которые необходимы были на короткий подъём к парку санатория.

– Как же вас угораздило? – прохрипел первый, – Два года тут хожу и ничего подобного.

– Вот такой я счастливый, – вздохнул человек в шляпе и опустил руки.

– Но-но! – заговорил собачник в сиреневой кепке, – Не хватало нам тут ещё сопли распустить.

– Надо передохнуть, – ответил второй и выпрямился.

– Передохнуть, слово-то какое выбрали – вроде бы игра с ударениями, да? Только это чёрный юмор – Я лично планировал, что мы все вернёмся в санаторий прямо-таки к ужину и даже успеем просмотреть прессу во время техосмотра.

– Ну, и не успеем, не велика беда! – отмахнулся первый. – Нам нужен рычаг, чтобы подцепить колесо, и оно само выйдет наружу.

– А где его взять? – спросил третий.

– На помойке. – пожал плечами первый – Вон там, любая палка нам в помощь!

Комбинезон в фиолетовой кепке развернул свою тележку и двинулся к ближайшей помойке. В первом приближении он даже отчётливо увидел ту самую палку-спасалку.

– А ну, инвалент несчастный! – раздался голос из помойки, – не замай, а то взгрею!

И откуда-то прямо из кучи наружу высунулась облезлая кунья шапка. Её хозяин ощерился малозубым ртом и, округлив заплывшие глаза, заорал истошным фальцетом:

– Ребзя! Все ко мне! Тут инвалены на нашу помойку позарились!

Время с хрустом сжало пространство, со всех сторон стали показываться странные люди. Они пусть и не быстро, но довольно слаженно двинулись в сторону кричащей головы.

Ходок в сиреневой кепке ойкнул и стал разворачиваться назад.

– Что будем делать? – спросил бывший скрипун у первого.

Первый пожал плечами:

– Либо мы справимся собственными силами, либо они просто заберут у нас наши тележки.

– Как заберут? Что ж они не понимают, что в этих тележках бьётся сердце и от них зависит наша жизнь?

– Это «металлисты» – пояснил первый, – Их интересует только металл. Особенно хороший и качественный – у нас в тележках он ест. Агрегаты можно разобрать и весь металл продать в соответствующие конторы, а наши жизни – они им без надобности.

Тем временем третий со всего своего черепашьего разгона ударил тележку второго, и она под воздействием добавочно толчка вышла из злополучного паза.

Ни минуты не мешкая, все трое принялись уходить.

– Ага, ребзя! – неслось им в след знакомым фальцетом – Окружай!

– Не замай! – оборвал его более низкий голос, – Пусть уходят. Там «Анти-квар» идёт, я его знаю. Кормилец был! Здесь нельзя = не по понятиям.

8.

Ароматическая лампа смешала сумерки кабинета с пряным запахом прерий. Чай остыл и стал слегка горчить. Сухофрукты, поданные в вечерних сумерках, более не привлекали.

– Ну-с, пора как говориться и честь знать! – решительно поднялся из-за стола долговязый член высокой комиссии.

– Да, действительно, – подтвердила аккуратная женщина, – Что-то мы у вас засиделись.

– Ну, что ж, – развёл руками директор санатория, – Как говориться, не смею препятствовать!

Священник тоже поднялся, произвёл благословение и направился на выход.

Впереди их ждал длинный коридор, гардеробная, широкое фойе и давешнее крыльцо, на котором они рассматривали маршрут движения от ворот и до ворот.

9.

Гостеприимно открытые ворота старого сада встретили путников суровыми санитарами.

– Где вас черти носят? – заворчали они. – Нас уже директор вперёд отправил на поиски.

– Да, – улыбнулся пациент в сером пиджаке, – А что случилось?

– Что случилось? – передразнил его один из санитаров, – Ваша группа задержалась на сорок минут.

– Мы и на дольше бы задержались, – отмахнулся «скрипучий» в зелёном, въезжая на бетонную дорожку, ведущую в технологическому траволатору.

– Если бы нам не помогли… – ответил пациент в фиолетовой кепке, что двигался следом, – Пришлось бы ночевать на помойке.

– Да, кто вам там может помочь? – удивился директор, окружённый высокой комиссией.

– Люди, – ответил первый, ставя замолкнувшую тележку на тихо шуршащую линию траволатора.

– Люди? – не понял директор санатория, – Какие люди?

– Доказывающие всю бесполезность образа жизни Сизифа, – пациент в зелёном плаще тоже установил свою тележку и траволатор медленно понёс их в технологический сектор…

– Понимаю, – пафосно кивнул директор и, повернувшись к комиссии, пояснил, – Опять школьники или детсад чего отчебучили!

– Ну, это как обычно, – отмахнулся долговязый член высокой комиссии, провожая взглядом троицу на траволаторе.

– Ничего ещё, что мамаши с колясками наперерез вас не таранят… – резко сказала аккуратная женщина с ярким макияжем на лице.

Мужчины недоумённо переглянулись.

– А молодёжь? – продолжала она, – Я ведь каждый раз диву даюсь, глядя на нашу молодёжь. Ума не приложу, кого мы растим и что с ними будет потом!

– Потом? – переспросил долговязый.

– Потом, после первого инфаркта, они пополнят наши ряды, ибо сколь бесполезным наш образ жизни бы ни был = жить хочется! – ответил пациент в комбинезоне и фиолетовой кепке, исчезая в большом ангаре для техобслуживания, – Хочется жить.