Торговец книгами

Нагруженный ящиками книг, торговец-тритон устало спускался по огромным подводным ступеням, поросшим ракушками и актиниями. Много лет провел он в надводном мире, сухом и жарком, и теперь наконец мог с наслаждением расправить складки на ссохшейся коже и глотнуть влагу родных течений.

Следом за торговцем струился легкий темно-фиолетовый след — это чернила слетали с книжных страниц и постепенно растворялись в воде. Но путник был уверен в своем товаре. Тексты размокнут, но сохранятся: простой водой их не смыть.

Наконец торговец разглядел вдали очертания городка, где он вырос и возмужал. Где его давно уже не помнят... Расписные шпили кораллового рифа покачивались в морской синеве, а под ними арабской вязью вились сотни затейливых лестниц, арок и мостов.

За долгую жизнь торговец сменил немало имен и прозвищ, но вернувшись сюда, в отчие края, он вспомнил свое самое старое имя — данное родителями. Софимандр.

Родное поселение встретило тритона высокими воротами и росписью на стенах. Интересно, кто-то еще живет в доме его детства, или тот давно опустел? Сколь многое, должно быть, здесь изменилось... Лишь в одном можно быть уверенным: традиции никуда не делись, и сегодня, в канун Летнего Солнцестояния — ярмарочный день. Поэтому торговец отправился к центральной коралловой площади и занял местечко на подступах. По соседству с ним морской конек продавал лоскутки акульей кожи, а рыба-еж угощала солеными водорослями на палочке…

Софимандр открыл свой сундук, разложил книги и занялся привычным делом. Цветистые речи слетали с его синего языка, комплименты гарпуном цепляли прохожих — и всё это почти без усилий торговца. Мыслями он был далеко. Рассматривал переплетения кварталов, выискивал немногое, что осталось прежним, вспоминал старые времена.

Поэтому, когда Дама-в-Горох заинтересовалась его книгами и ввязалась в торги, он не сразу осознал опасность. Казалось бы, обычный покупатель…

— Три сундука моллюсков, три жемчужные нити и три вздоха рыбы-желания. Как вам такая цена за все ваши книги? — дама приторно улыбнулась.

Опешив, Софимандр наконец присмотрелся к ней. Обычной рыбе такое не по карману.

Ее мясистое тело грозно возвышалось над торговым лотком. Пятнистые черно-белые плавники шалью развевались вокруг, а широкие жабры жадно втягивали воду. Драгоценная молочно-белая чешуя, подобная тончайшей вышивке, покрывала грудину и голову огромной рыбы. Именно по этому «колье» Софимандр узнал клиентку. Когда-то оно служило ей украшением, подчёркивало изящный стан. Но теперь кольчужная кожа тонула под весом спеси, и на месте прежней красавицы стояла баснословно богатая, жирная и властная Дама-в-горох, монохромная графиня кораллового города.

Хозяин книг попробовал сделать вид, что не помнит ее. Понадеялся, что хотя бы она его не узнала...

— Простите, я не могу продать все их.

— Разве не затем ты торгуешь? — глаза покупательницы слегка выпучились.

Она протянула вперёд пятнистый плавник, и с него на прилавок посыпались ракушки и жемчуга. Полупрозрачную плоть плавника наполняли дымные чернила, которые складывались в закорючки и круги — за это ее и прозвали Дамой-в-Горох.

Торговец лихорадочно осмотрелся, постепенно осознавая, насколько влип. И почему, возвращаясь на родину, он был уверен, что эта рыба уже давно здесь не живет? Вышла замуж за принца, поселилась на роскошном затонувшем корабле...

Она всегда питала особую слабость к буквам. Лакомилась ими. На самом деле, именно эта ее склонность когда-то давно подтолкнула Софимандра покинуть риф и отправиться странствовать вместе с остатками библиотеки... Кто же мог подумать, что она так отожрется! Торговцу сделалось дурно от мысли, сколько книг Дама-в-Горох поглотила за прошедшие годы.

— Хорошо, мадам, — кивнул он. — Я готов продать половину за назначенную плату. Я доставлю их вам к вечеру.

Плавник проплыл туда-сюда над выложенными брошюрами и распахнул самую яркую — лазурно-синий сборник поэм приморских крылатых певцов. Страницы мелодично шелестели, и легкий сизый дымок поднимался от букв. Дама склонилась к открытой книжке и мощным движением жабр втянула поток воды. Короткие рифмованные строчки сорвались с вощеной бумаги и одна за другой жертвенным планктоном полетели в высокородную пасть.

Несколько секунд Софимандр оторопело глядел, как тает книга. Рождение этих строф было свежо в его памяти: он ясно помнил птичьи трели и вдохновенный танец радужного пера. Они вложили душу в стихи, которые дама пожирает не глядя!

От этих мыслей игольчатый гребень тритона воинственно ощетинился.

— Убирайтесь! — рявкнул он и захлопнул поэмы. — Книги — это вам не пища! На этих страницах — драгоценные знания и крупицы душ. Они призваны быть собеседниками и учителями, а не горошинами на ваших платьях!

Рыба оскорбленно всколыхнулась, оскалилась и принялась взбивать хвостом мелкую гальку, осевшую на коралле.

— Был у меня давным-давно знакомец, который вел такие речи…

Глаза Дамы грозно сверкнули. Она нависла над торговцем, так что он увидел ряды полированных хищных зубов. Его сердце предательски екнуло. Пасть раскрывалась всё шире, и Софимандр уж решил, что это конец.

Но на рифе жили цивилизованные рыбы, и здесь было не принято жрать друг друга посреди оживленной площади. Поэтому в последний момент Дама-в-Горох гордо вскинулась, схватила с прилавка охапку книг и, презрительно взмахнув плавниками, двинулась прочь.

— За эти я уже заплатила! — бросила она, не оборачиваясь.

С болью в сердце торговец провожал взглядом лазурный сборник стихов и десяток других прекрасных сочинений. Но что он мог сделать для них? Сейчас важно как можно скорее снова убраться из города, чтобы спасти то, что осталось.

Внезапно он подумал обо всех книгах, которые продал за день обычным жителям, и его пробрала ледяная дрожь. Если он уедет и не вернется, все они рано или поздно попадут ей в плавники. На несколько долгих мгновений эта мысль парализовала торговца. Но медлить было нельзя. Он быстро сгрузил пожитки и товары в сундук и поспешил обратно к границе города.

День клонился к вечеру, и солнечные лучи поло́го рассекали морскую толщу. Обессиленный Софимандр добрался до дугообразного моста, вдоль которого колыхались кусты-актинии. На суше он будет уже затемно.

Вдруг коралл под ним резко потемнел, и в воде послышались скользкие движения. Тритон отпрянул, заозирался — и увидел над собой стаю крупных рыб. Они снижались, нарезая круги, и вот он уже почти окружен. Острые зубы и хищные морды повсюду. Софимандр бросился прочь, но сундук тянул его к дну, и хлесткий удар хвостового плавника перевернул вниз головой. Твари надвигались, и торговец в ужасе зажмурился. Оплеухи и толчки посыпались на него градом. Его так закрутило, что он не понимал, с какой стороны прилетает очередной удар. Оставалось успокаивать себя тем, что если б хотели убить, то сразу бы пустили в ход зубы. Теша себя этой мыслью, тритон безропотно пережидал побои.

В какой-то момент он, видимо, отключился. А когда пришел в себя — лежал за стволами актиний, и никого рядом не было. Всё тело болело, сундука с книгами и след простыл. В одночасье успешный и уважаемый торговец Софимандр оказался несчастным старым тритоном без гроша за душой. Содрогнувшись от рыданий, он свернулся на каменистой обочине и позволил горечи разлиться по жилам.

Когда чувства немного притупились и уже не пронзали грудь так остро, он поднялся и выполз на мост. О том, чтоб отправляться на сушу, уже не могло идти речи. Он просто не осилит этот путь. К тому же, что делать там, наверху, без денег и товара?

Поэтому Софимандр доверился древним, почти растаявшим в памяти маршрутам и побрел на южную сторону рифа. Город изменился, оброс новыми ветвями, башнями и пещерами, но общая карта осталась прежней, и следуя примерному направлению, торговец вскоре добрался до неприметного домика, вросшего в коралловую стену. Крышей ему служила перевернутая лодка, затонувшая давным-давно и обросшая морскими звездами. Его освещали только далекие огоньки — трофеи, полученные с рыб-удильщиков и развешанные по улицам.

Тритон подплыл к дверям родного дома и вдохнул соленый привкус ностальгии. Ставни вяло покачивались, вторя движениям воды. Сколько игр зачиналось в этом дворе, сколько ссадин было посажено на брюхо, сколько книг прочитано...

Старый торговец опустился на порог пустого дома и закрыл глаза. Он попытался выстроить мысли в стройный ряд, найти лазейку в беспросветной ситуации. Подключить свой находчивый ум коммерсанта и что-нибудь сообразить. Но цепочки размышлений распадались на звенья и осыпались в песок. Единственное, что сейчас действительно занимало Софимандра — это воспоминания.

Прошлое охватило его с такой силой, что он словно бы перенесся в детство и юность, и бродил по чертогам памяти, не замечая, как бежит время в настоящем.

Вот ему дарят долгожданную зверюшку — маленькую лиловую каракатицу. Он дает ей имя и дрессирует выпускать чернила.

Вот отец отчитывает его за продажу поддельных ракушек — его первые шаги в непростом деле торговли.

А вот они с подругой, скрываясь, ласкаются под карнизом в тени башни рифа. Юная верткая рыба беззвучно хихикает от его прикосновений, и в круглых пятнах на ее черно-белой чешуе словно танцуют спирали.

— Нет, правда! — пылко шепчет юный Софимандр. — Вот возьму и женюсь на тебе!

— Ага, так я и соглашусь, — Дева-в-Горох кокетливо водит плавниками.

Его вырвали из театра воспоминаний странные звуки. Они доносились негромко, но ритмично и напоминали то ли стоны, то ли шум прибоя. Чем дольше Софимандр прислушивался, тем тревожнее ему становилось. Было что-то душераздирающее в этих отголосках.

Собравшись с остатками духа, тритон вполз в старый дом. Он приготовился окунуться в непроглядную тьму, но прихожая переливалась голубоватым светом, льющимся изнутри. Торговец заглянул за арку и обмер. От пола до потолка комнату заполняло сплетение темно-фиолетовых щупалец. Их присоски слабо сжимались и расслаблялись, а на тыльной стороне мерцали лазурные огоньки.

Торговец попятился к выходу, но вдруг разобрал слова в мысленном эхе стонов. «Буквы… — шептало существо, — строки…»

И тут Софимандр понял. Все покинули это жилище когда-то давно. Все, кроме маленького питомца, который слишком к нему привязался. Он рос, поедая морских звезд с крыши, и вымахал настолько, что занял собою весь дом.

— Окти?.. — позвал тритон неуверенно, и щупальца зашевелились сильнее.

Много лет назад с помощью этой каракатицы торговец создавал свои первые книги. Ее чернила накрепко впечатывались в белые листы. Ностальгия и горечь потери пронзили старика с такой силой, что он готов был опуститься на пол прямо здесь, и пусть бывший любимец сожрет его. Но тут Окти снова простонала:

— Нет… знаки…

И деловая фантазия Софимандра наконец пробудилась.

«Так вот же оно! — подумал он. — Вот решение!»

Сколько чернил ни выкачивай из каракатицы, они всё равно принадлежат ей.

— Тебе не нравится, что кто-то пожирает твои книги, съедает с них чернила, да? Тебе больно от этого? Мы можем вместе побороться! Тебе только нужно выплыть отсюда.

Окти зашевелилась, показывая, что застряла. Ее массивный корпус сидел в детской комнате Софимандра.

— Ты же такая огромная! Просто толкни крышу, и сможешь выбраться через верх.

Каракатица недоверчиво пошевелила грозными щупальцами и надавила на потолок. Дерево жалобно прогнулось под нажимом. Один удар, другой — и старая лодка с хрустом отломилась от стен. Подняв тучу чернил и обломков, каракатица освободилась.

Осторожно оседлав ее, Софимандр указал путь к берегу, и Окти помчалась сквозь водную толщу. Не прошло и получаса, как тритон оказался на суше.

Голубая луна тускло освещала песок и опушку джунглей. Здесь торговцу предстояло заручиться поддержкой второго союзника, без которого хитрый план не имеет шансов на успех. Ведь одних только чернил недостаточно, чтоб написать книгу. Нужен еще правильный инструмент.

Попугаи не любят, когда их будят ночью, но что поделать, если дело срочное. Торговец ковылял от дерева к дереву, бил хвостом по стволам и громко звал обитателей местных гнезд. Раз за разом он рассказывал свою историю, повторял, что ищет друга, и просил прибрежных птиц отправиться с вестью в центр острова. Но лишь к рассвету ему удалось договориться. И радужный лорикет прилетел, сверкая крыльями в лучах зари.

— Дружище! — он щелкнул рыжим клювом. — Да кто ж тебя так?! Чуть живой!

Тритон устало объяснил ему, что произошло.

— К-как?! Мои стихи?! — ужаснулся попугай, когда речь зашла о лазурном сборнике поэм.

— Но мы можем всё исправить! — тут же воскликнул Софимандр. — Я привел Окти: ей принадлежат чернила многих книг. А ты — хозяин пера. Вы — авторы. Вместе вы обладаете властью над книгами и можете заставить их бежать или бороться. Вам только нужно объединить усилия и воззвать к буквам и строкам, которые начертаны благодаря вам!

Попугай и гигантская каракатица недоверчиво осмотрели друг друга. Перышки попугая нервно подергивались, а плавник-оторочка каракатицы ходила волнами. И всё же птица подлетела ближе к морской твари и начала утробно чирикать, подбирая нужный язык.

Вскоре Окти выпустила облако чернил и приподняла щупальце, вслед за которым вверх из воды потянулись темно-фиолетовые нити. Попугай изящно спланировал к ним и мощными взмахами крыльев создал ветер, от которого новорожденная краска начала трепетать и свиваться узорами.

Софимандр наблюдал со стороны, как символы отрывались от чернильных нитей и взвивались в розовое небо. Утро расцветало теплым золотым сиянием, и усталый торговец не заметил, как уснул, пригревшись в ласковом прибое.

Его разбудил шелест тысячи крыльев. Огромная стая мчалась по небу по стороны моря. Тритон перепугался, но затем заметил сосредоточенные взгляды лорикета и каракатицы. Присмотревшись к шумному облаку, торговец понял: это не птицы. Это книги. Распахнув страницы и обложки, они машут ими и стремительно летят к берегу.

Но не успел Софимандр обрадоваться, как по водной глади пошли круги, волны разбились о берег, и из глубины поднялась раздувшаяся от гнева Дама-в-Горох. Тритон рванул было на камни, но трое молодцов из ее свиты схватили его за лапы и сдернули в пучину. Ужас парализовал торговца.

Его утащили вниз — туда, откуда солнце кажется синим, и он предстал перед огромной, величественной и ужасной графиней рыб. Той, что когда-то была прекрасной и юной; той, что разделяла с ним тайные ночные заплывы. Он делился с ней самым сокровенным, и порой казалось даже, что они созданы друг для друга. Лишь в одном их взгляды расходились — в ценности книг. Оба любили читать, но совсем по-разному…

Дама-в-Горох приближалась, и ее острые зубы сверкали хищной белизной. Софимандр дернулся в каменных объятиях своих стражей, но тщетно. Он видел где-то вдалеке широкую тень каракатицы, но хозяйка чернил оставалась возле поверхности. Если она отвлечется от хрупкой связи с хозяином пера, книги перестанут слышать их волю и осыпятся в воду. И здесь их пожрет Дама.

— Ваша светлость, пожалуйста! Мы же были вместе, помните? — воскликнул в отчаянии Софимандр.

Графия усмехнулась необъятной пастью.

— Да… — протянула она. — А потом ты сбежал с венчания. Вместе с моими книгами. Что-то мне это напоминает, а?

Она находилась уже совсем близко, и торговец чувствовал запах жемчуга и рыбьего жира, исходящий от нее.

— Прикажи книгам вернуться ко мне. А не то — тебе придется очень не по нраву то, что тебя ждет.

Ее низкий голос гулко отдавался в грудине тритона. Он бросил взгляд на поверхность.

— Хорошо, графиня, как прикажете. Но мне нужно для этого выйти на сушу. Книгами управляет птица, и я должен приказать ей отпустить их.

— И ты думаешь, я поверю?!

Она придвинулась вплотную, разверзла пасть, и жуткие зубы окружили Софимандра со всех сторон. Впереди открылся жуткий красноватый зев, уходящий в нутро рыбы, очерченное прутьями ребер.

— Клянусь, графиня! Я понял свою ошибку! Я навязывал вам свое видение книг, но ваше ничем не хуже! Вы можете глотать книги, не вчитываясь — это нормально! Я…

Мощные челюсти сомкнулись за ним, и голос тритона задохнулся в складках рыбьей плоти.

Провалившись в багровое кислотное чрево, Софимандр осмотрелся сквозь резь в глазах. Его окружали тысячи и миллионы пленных букв. Они сплетались в сложные фигуры и бурлили, точно вода над гейзерами.

Символы всех языков и начертаний устремились к поверженному тритону, окружили, обняли его, и он услышал шепот древних легенд и бесконечно далеких сказок… В них звучали пряные отголоски востока и морозная суровость ледяных земель. Потрескивал огонь на хвостах золотых лис, что поджигают соломенные крыши, гудели прозрачные крылья мотыльков, чей танец укрывает от ночных кошмаров, а огромные змеи шипели колыбельные своим детенышам, свернувшимся под звездной скорлупой.

Старый торговец сомкнул веки.

*

Когда Дама-в-Горох обратила внимание на каракатицу, было уже слишком поздно. Книги успели приземлиться в безопасность, и стайки утренних пташек радостно кружили над ними. Их звонкие голоса призывали благодарных читателей.