Оцепенение

Автобус ехал медленно. Лицо под хлопковой маской потело. В салоне уже не осталось места. Лия старалась дышать не глубоко и никого не касаться. Её окружали сумки и тюки. С багажной полки пыталась упасть картина с лицом толстощекого малыша, в ногу упирались часы с кукушкой. Женщина напротив как ребенка держала коробку с битыми чашками. Фарфор бряцал, а она затравленно всматривалась внутрь.

Рваными движениями к Лие повернулась седая голова, старик улыбался.

– А вас куда отправляют? – он смотрел с любопытством. Тело его завершало поворот, догоняя голову. Видимо, пластик уже поразил двигательную систему.

– Я…Нет… Я только проводить.

Седые брови удивленно поднялись.

– Не знал, что туда пускают. Долгие проводы – лишние слезы.

Даже сквозь плотную ткань маски Лия чувствовала чужеродный, химический запах пластика. Он щипал нос и сковывал горло. Ей казалось, что эти крохотные частицы полимеров вгрызаются в тело, становятся частью гортани и легких, текут по её венам.

Автобус подпрыгивал на каждой кочке. Тело Лии мягко раскачивалось взад вперед. Перед особенно большой ямой автобус резко затормозил. По салону разнеслись возгласы, звуки бьющегося стекла, глухие удары. Старичок завалился вбок и вниз. Его неуправляемое туловище накренилось в сторону Лии и упало на неё, ноги застряли под передним сиденьем. На ней словно лежал огромный манекен. От тяжести она не могла сдвинуться с места.

– Простите, ради Бога. Не успел удержаться…Чертова колода…

Старичок вертел подвижной головой и в раскачку пытался вернуть себе прежнее положение. Его рука с третьего раза нащупала поручень. Он крякнул, рванулся и вернулся в исходное положение.

– Извините старика.

На полимерный вокзал Лия попала впервые. Внешне он ничем не отличался от привычного городского. Только не было провожающих, и назад никто не возвращался. У каждого перрона стояли регистраторы в стеклянных масках-скафандрах. Лия вспомнила, как они с Максом называли эти маски банками из-под бабушкиных огурцов. В горле встал ком. Она потрясла головой, огляделась и побежала в сторону перронов.

В носу щипало от пластикового смрада. Обычно Лия старалась сосредоточиться, чтобы настроить нюх, но здесь пластик был повсюду, и в голове словно включили сирену.

Около нужного поезда регистраторов было намного больше. Одни помогали пассажирам погрузиться в вагон, другие – убеждали сомневающихся. Скандального вида женщина поила сына водой из пластикового стаканчика и рассуждала о заговоре. Откуда она его только откопала, они же под запретом! С них всё и началось. Лия завороженно уставилась на неё, рука непроизвольно погладила живот.

Улыбка Макса мелькнула в толпе и скрылась за чьей-то спиной. Лия ринулась вперед, расталкивая людей.

Он стоял, склонившись над инвалидной коляской, и что-то рассказывал, хохоча. Макс всегда говорил: «Улыбайся. На дворе конец света. Больше времени не будет». За спиной у него болтался единственный рюкзак с веселым значком-смайлом, приколотым к карману – подарок Лии.

Вокруг шаркая и ковыляя, в странном подергивании заползала в вагоны толпа. А он будто собирался в поход в солнечный день.

Хватая ртом воздух, Лия подбежала к нему и молча уткнулась в рубашку. Запах мяты окружал и успокаивал.

Теплые губы коснулись макушки.

– Ты все-таки пришла.

Слова толкались в голове.

– Останься со мной… До выпуска всего два месяца. А потом будем искать и регистрировать застывающих. Поселимся вместе…У меня такие новости! – руки расправляли складки платья на животе.

Макс сжал челюсти, выдохнул и грустно улыбнулся. Он дернул голову в сторону коляски за спиной. В ней сидел мужчина с живыми воинственными глазами. Засохшая кожа обтягивала кости, все движения были кукольными, а из груди вырывался скрип. Лия малодушно отвела глаза. Прежде она видела отца Макса лишь раз. Огромный весельчак колесил по миру и герметизировал пластиковые зоны. В одной из таких зон он и нашел орущего младенца в центре застывшего навечно села.

– Жаль, что вы с отцом так и не познакомились ближе…. Его отправляют в ПЭТ-город, доживать. Никакие сканирования и чистки от микропластика тут уже не помогут. Полимеризация почти полная…

Маска намокла от слез. Лия упрямо мотала головой.

– Ты же там погибнешь. Застынешь, как и они! Какой смысл был в нашей учебе? А твой проект? Не бросай меня… Не бросай нас…

Она кричала во весь голос, пытаясь достучаться до его упрямой, глупой головы.

– Если не буду сталкиваться с окончательно застывшими, то не погибну. Он меня спас, и я его не брошу. Исследование там будет идти даже лучше. Среди отчаявшихся легче искать добровольцев. Им нечего терять, никто не откажется.

Макс мягко отстранился от Лии, поцеловал её в макушку, выпрямился и, не оглядываясь, покатил коляску к нужному вагону.

Поезд уезжал в торжественной тишине. На пустом перроне остались несколько регистраторов и одинокая фигура Лии. Кровь стучала в голове.

Уехал.

Уехал.

Уехал.

***

Уехал.

Она проснулась резко от собственного мучительного «Ммммм». Вскочив с подушки, обернулась к Майе. Не разбудила. Дочь спала, распластавшись звездочкой по постели. Деревянные половицы предательски заскрипели под босыми ступнями. Молочно-серый свет осеннего утра медленно вползал в комнату.

Лия сложила в сумку сканер, стеклянную маску, повесила на грудь значок главного регистратора и начала готовить завтрак. Через четверть часа пришло время будить Майю.

Дочка сидела за столом сонная и всклокоченная. Она вяло ковыряла вилкой в тарелке, взгляд смотрел в одну точку. В задумчивости она неестественно выгнула шею и замерла.

– Майя, просыпайся, пожалуйста. Опоздаешь в школу. Скоро уже нянечка придет.

Взгляд дочки переместился на Лию.

– Мама, когда уже можно будет ходить без провожатой? Всем в классе уже разрешили ходить одним.

Лия сжала губы в тонкую линию.

– Ты же знаешь, что случаи краж участились. Чем чище ты от пластика, тем выше риск. Хочешь попасть в заложники к ненормальной горгоне, которая мечтает о собственном ребеночке?

Майя вскинула голову на мать и насупилась. Брови нахмурились от недовольства и несправедливости. Лия на мгновение узнала в ней прежние дорогие сердцу черты, но запретила себе думать об этом.

– Нам в школе говорят, что их нельзя так называть. Они ПЭТ-зараженные…Тем более ведь далеко не все из них заразные…

– Да, правильно говорят. Просто я очень волнуюсь. Стало слишком много нежелающих регистрировать заражение. Давай хотя бы мы будем соблюдать правила. Договорились?

Майя помешкала и коротко кивнула.

Лия крепко обняла дочь, прижалась губами к макушке, вдохнула родной теплый и чистый запах. Тревога не отпускала. В носу подозрительно защипало, в голове дзынькнул знакомый колокольчик. Лия медленно отстранилась от дочери, по-мартышечьи вытянула шею, закрыла глаза, резко выдохнула и глубоко вдохнула носом воздух. Мгновение она принюхивалась, следуя за потоками воздуха. Ошибки не было, въедливый запах пластика смешивался со свежим ароматом зубной пасты Майи, обтекал её руки. Лия словно бы видела эту ядовитую ленту.

– Откуда этот запах?

Лия присела и помахала ладонью перед собой, словно призывая невидимое никому облако. Так учили настраиваться на поток даже самых юных регистраторов. Но она умела больше… На курсах по подготовке регистраторов педагоги называли такой нюх даром, она же считала его проклятием. Она закрыла глаза и двигалась наощупь, следуя по разноцветным полотнам запахов. Лия видела эти дорожки на обратной стороне век. Нос тянул её дальше. Около школьного рюкзака запах стал совершенно невыносимым. Лия резким движением отщелкнула замок, и, сморщившись, вытряхнула всё содержимое на стол.

– Мамаа! Что ты делаешь? Это же мои вещи!

Майя пыталась загородить собой груду учебников и стилусов, но было поздно. Лия выловила из кучи вещей фиолетовую баночку, от которой разило зараженным микропластиком.

– Что это?

Дочь испуганно уставилась на яркий пузырек и молчала.

– Отвечай немедленно! Откуда это в рюкзаке?

Губы дочери что-то тихо прошептали, но из-за шума крови в ушах Лия не смогла ничего разобрать. Она словно слушала Майю из-под толщи воды.

– Мама.…Это духи. Нам их новый химик подарил на день осеннего равноденствия. – голос Майи срывался на плач. – Нет, пожалуйста, не уничтожай. Они так чудесно пахнут.

Лия запечатала подарок в стеклянную банку.

– Новый химик! Он их что, на свалке нашел? Давно пора запретить таким в школах работать! Сколько ты уже ими пользуешься? Господи. Пластик уже мог начать встраиваться в клетки! – Она еще раз притянула к себе дочь и бесцеремонно её обнюхала. Новых нот не было. Может быть, пронесло.

Еле сдерживая гнев, Лия протянула дочери рюкзак. В дверь постучали знакомым мелодичным «туктук тук-тук-тук».

– Это нянечка. Собирай вещи и быстро в школу.

Размазывая слезы по лицу, Майя отвернулась от матери.

***

Работа в поле всегда успокаивала Лию. Но сегодня перед глазами стояло заплаканное лицо Майи, и сосредоточиться на цели было в сто раз сложнее. Со всех сторон Лию обступали красные кирпичные домики старого квартала. Как главный регистратор Лия брала самые сложные случаи: кочующих и мутирующих, скрывающихся зараженных.

День был на удивление жаркий и кожа под спецкостюмом потела. Глухая плотная тишина ползла, лизала пятки. Окна домов слепыми глазницами пялились на Лию. Местами свистели сквозняки, ветер подбрасывал редкие листья. Лия чувствовала, что где-то рядом тишина напряглась, сгустилась и выпятилась. Словно кто-то убеждал Лию, что здесь никого нет. Но чем сильнее убеждают, тем слабее вера.

Лия остановилась и осмотрелась. Медленно присела, чтобы воздух не сменил направление движения, приспустила маску и закрыла глаза. Она представила себя фильтром, через который проносится ветер. Острые нотки осени смешивались с запахом старого камня. Но где-то среди всего этого свежего великолепия она уловила соблазнительный и сладковатый, прикидывающийся чем-то знакомым и настоящим, то ли цветком, то ли медом, но мгновенно убивающий все остальные запахи – чужеродный смрад полимеров. Пластик кричал о своём присутствии. В верхнем окне в самом углу колыхалась единственная занавеска.

Лия вошла на темную лестничную площадку.

– Вас приветствует главный регистратор, прошу не сопротивляться. Я вас не обижу!

Она поднималась по ступеням медленно, намеренно громко шаркая ногами, и на каждом этаже повторяла слова приветствия.

Ближе к пятому этажу пластиковый смрад стал настолько невыносим, что проникал даже сквозь защитную маску. Толкнув зеленую обшарпанную дверь, Лия прошла в квартиру. Каждый мускул подобрался, готовясь к крику, атаке или побегу, но ничего не произошло.

Из кухни доносился повторяющийся звук, будто кто-то скреб ложкой по пустой жестянке. Лия толкнула дверь и застыла.

В полоборота к Лие, склонившись над столом, стояла женщина.

– Я не обижу вас. Пожалуйста, не делайте резких движений, я захожу.

Женщина не шевелилась. Лия обошла её, чувствуя, как холодеют руки, а на затылке встают волосы.

На переднике женщины белело плесенью жирное пятно. Одна рука её опиралась на стол, а другая держала графин, нависший над стаканом. Глаза застыли, с ужасом и грустью глядя на ребенка. Она выглядела как качественный манекен. Кожа лишилась мягкости, окоченела, в уголках глаз блестели полимерные кристаллы – слезы застывших. Лицо было повернуто к мальчику лет семи.

Рука мальчика сжимала ложку. Он сидел неподвижно, и только рука рвущим пространство движением опускалась в тарелку и поднималась наверх.

Проверив герметичность перчатки, Лия мягко коснулась маленького запястья и остановила его. Смотревшие в одну точку глаза, вдруг переместились и уставились на Лию. Черные как угольки, только они и остались ещё подвижными и живыми.

От осознания того, сколько дней он, должно быть, сидел здесь один со своей ушедшей в никуда матерью, Лию затрясло.

Срывающимся голосом Лия проговорила.

– Ждать больше некого. Ты можешь уходить. Мы о вас позаботимся. Она ждет тебя. – Лия кивнула в сторону застывшей женщины.

Мальчик перевел взгляд на маму, затем медленно закрыл глаза и застыл.

Лия выбежала на улицу, вызвала ликвидаторов и уставилась в небо, стараясь сдержать крик.

***

Дверь родного дома приветливо скрипнула. Лия положила пакетик с любимыми ягодами Майи на кухонный стол. Мелкие бумажки из рюкзака валялись на полу. Лия поморщилась.

– Майя, ты где? Уснула что ли? Я тебе кое-что принесла… – окрик утонул в тишине комнат.

Из зала вышла няня. Морщины на пожилом лице обострились.

– Здравствуйте, Лиечка. А Майя мне сказала, что задержится на дополнительном занятии, и что вы в курсе.

Перед глазами у Лии замелькали мушки, в голове зашумело. Она упрямо замотала головой, отгоняя морок.

– Она… Нет, ничего не говорила и не звонила. Какой именно предмет? Она сама вам это сказала?

Майя без сознания…Майю связанную пытает какой-то сумасшедший идиот…. Перед ней на табурете сидит не застывший мальчик, а застывшая Майя, а глаза её закрываются, закрываются, закрываются… Где же? Где же ее теперь искать? Лия проклинала свой хваленый нюх, который не поможет ей в поиске самого чистого и дорого существа на этой планете.

– Алло, да…Дайте мне адрес этого химика! Я вам покажу, какие у меня есть права... Вы говорите с главным регистратором! Диктуйте адрес…

Стараясь не смотреть на меловое лицо няни, Лия схватила листок с адресом, надела куртку и выскочила из комнаты.

***

Он жил в доме зарегистрированных зараженных. В таких местах Лия бывала редко. Хотя именно сюда она выдавала направления тем, кому повезло быть незаразным.

Удивительная кипучая энергия пронзала двор этого странного дома. Казалось, здесь живет семья. Из подъезда, держась за плечи друг друга, выбежали два мальчика. Частичное застывание уже произошло, поэтому на двоих у них было две ноги. То и дело смеясь, они опирались друг на друга и ковыляли к детской площадке как большой паук. В палисаднике, согнувшись к кудрявой ягодной гряде, сидела на четырехколесной подставке застывающая женщина. Руки её будто отдельно от тела проворно извлекали сорняки из влажной черной земли. Мужчина рядом то и дело плавно подталкивал подвижной ногой подставку, как видно, по привычке бубня что-то о потере времени и голоде.

Около второго подъезда сидели сморщенные старушки. Головы их были повернуты друг к другу и, видимо, давно так застыли. Но от их внимательных глаз невозможно было скрыться. Лия натянула на губы улыбку и обратилась к розововолосой старушке в центре.

– Простите, а химик в этом доме живет?

Старожилка выпучила глаза, любопытно хмыкнула и кивнула в сторону подруги слева.

– Правда Клава говорит. Как же не в этом, как в этом…в этом…в этом… А он натворил чего? Чего? Чего? – любопытствовала подруга.

– Да нет, всё в порядке. Спасибо. – Пробормотала Лия, нырнув в подъезд.

Лия застыла около нужной двери в отчаянной нерешительности. Вот сейчас с её Майей еще все хорошо, но через миг всё может измениться. Откуда-то из глубины квартиры, скрытой за дверью, послышалось мужское «Войдите!», и Лия толкнула дверь.

В единственной комнате на кровати сидела с кружкой в руках Майя и болтала ногами. При виде матери она замерла. Учитель стоял у окна, спиной ко входу и что-то говорил. Характерная для горгон замедленность отдавалась в каждом его движении. Не оборачиваясь, он обратился к гостье.

– Чаю будешь? У меня есть чудесный мятный сбор!

Лие показалось, что она полетела в пропасть. Руки сжались в кулаки. Макс обернулся к ней, постаревший и зараженный, но без сомнения узнаваемый. Лия окаменела, по спине побежали липкие мурашки. Она словно увидела труп, который издевался над ней перекошенной, застывающей улыбкой. Она бредила его возвращением много лет, а сейчас отчаянно хотела, чтобы он исчез и растворился.

Лия подошла к Майе и бесцеремонно ощупала ее.

– Почему ты ушла без спросу, да еще с чужаком? Наврала няне…

Она старалась не смотреть в сторону окна, но глаза тянулись к высокой фигуре, которая до сих пор приходит во снах.

Майя вжала голову в плечи.

– Ты сегодня в поле работала. Я была уверена, что успею домой. Да и никакой он не посторонний.

Собравшись с силами, Лия обернулась к Максу. Она хотела задать ему тысячу вопросов, дотронуться до него, обнять, но не могла.

– После стольких лет. Как ты тут оказался? Зачем вернулся?

Он трясущимися руками разлил по чашкам ароматный чай и нетерпеливо указал рукой на стул.

– Дела у меня не важно… До ожидаемого финала осталось чуть-чуть. – Глаза вдруг загорелись азартом, – но исследование принесло плоды. Я излечил от полимеризации одну мышь!

Лия застыла с чашкой у рта. Затем поставила её на стол и отстранилась.

– Это невозможно. Тебе нужна помощь. Дай мне позвонить, – она попыталась дотянуться до сумки, достать телефон.

Макс замедленно и рвано покачал головой. Его фанатичность пугала.

– Несколько лет назад я разработал сыворотку, которая должна была выводить полимер и не давать клеткам мутировать. Но она не работала… Мыши в лучшем случае, застывали с той же скоростью. А потом я допустил удачную ошибку!

Лия помнила этот взгляд, восторг перед непредсказуемостью науки. И не могла понять, как Макс умудрился оставаться всё таким же жизнерадостным. Она фыркнула.

– О, да, только ты можешь так искренне радоваться ошибкам.

– Да…Я заработался и ввел сыворотку в здоровую мышь, по сути, еще детеныша, – он возбужденно заковылял по комнате. – Представляешь! Кровь детеныша исцелила родителей!

Лия мгновение молчала, затем встала с места и загородила собой дочь.

– Господи, какая же ты тварь..!

Вся нежность к Максу куда-то улетучилась. В голове билось только одно желание: увести отсюда Майю.

– Ты приехал сюда, больной и умирающий, чтобы испробовать на моей дочери свою идиотскую вакцину. Нет, мы прожили без тебя всю жизнь. Майя, вставай, мы уходим…

Макс упрямо покачал головой и недвижной глыбой застыл в дверях.

– Ты не понимаешь, Лия, на карту поставлено все. У меня осталось слишком мало времени. Я застыну раньше, чем получу разрешение на апробацию. Я бы хотел по-другому.

Лия стала тянуть Майю за руку.

– Мама, нам нельзя уходить, – тихо пробормотала с кровати Майя. Чистую кожу на сгибе локтя уродовал неаккуратно приклеенный лейкопластырь.

– Нет, Боже… – перед глазами у Лии всё поплыло.

– Сыворотка уже в ней. Майя безумно храбрая. Можешь не беспокоиться, сыворотка ничего с ней не сделает. Но если я выживу, то это даст шанс всему миру.

В груди у Лии клокотало, она чувствовала себя загнанной, лишенной опоры. Еще сегодня она была готова на что угодно, чтобы остановить это безумие. На что угодно, но не на это!

– Если ты думаешь только о мире, почему не нашел добровольцев? Почему обязательно она? Зачем ты её сюда притащил?

– Да потому что времени у меня совсем не осталось. Его не осталось у всех нас. Ты знаешь, что пластиковых зон стало больше, чем обычных? В ПЭТ городах порой нет ресурсов на утилизацию. Целые районы-призраки с застывшими людьми. Я не смог спасти папу, но хочу дать шанс ей…

Вдруг сзади Лия услышала странные булькающие звуки. Майя лежала на кровати, её трясло, глаза закатились, рот подрагивал.

– О, Боже… Доченька, Майя, что? Что с ней происходит? Майя…! – Она судорожно повернулась к Максу, – Чего ты стоишь? Зови на помощь…

Но он замер, не мигая, следя за припадком.

– Завершающая стадия… – голос глухой и далекий, – припадок должен скоро пройти.

Лия как безумная закачала головой.

– Нет…Нет! Зачем ты приехал? Зачем ввел ей эту дрянь?! Застывай в своем пластиковом городе. Ты сделал выбор. Ты оставил меня, нас... А теперь снова решаешь всё один, никого не спросив. Ненавижу!

Она схватила со стола чашку с уже остывшим чаем и бросила в Макса. Фарфор отскочил от затвердевшего туловища и с оглушительным звоном разлетелся на осколки по всему полу.

По лицу катились слезы. В груди жгло от гнева и ярости на Макса, на доверчивую Майю, на весь мир.

Они переложили Майю на кровать, и десять вечных минут Лия думала, что дочь больше никогда не откроет глаз. Затем она зашевелилась, приоткрыла веки и что-то прошептала, улыбаясь.

– Что? Доченька, повтори! – Лия схватила дочь за руку.

– Вы перестали ссориться. Хотя и кричали здорово… Будто настоящая семья.

Лия перевела растерянный взгляд на Макса.

– Возьми, пожалуйста, мою кровь. Сейчас уже можно? – Майя по-детски доверчиво протянула руку.

Губы Лии хватали воздух, но она не произнесла ни звука. Только смотрела, как тонкая игла вгрызается в руку её дочери и пьет алую кровь.

Затем Макс влил содержимое шприца в собственную вену.

Несколько долгих минут Лия молча придерживала ослабевшую Майю. К ней постепенно возвращался румянец и не душе полегчало.

– И что теперь? Через сколько осчастливился твой мышь?

Макс ухмыльнулся, корябая что-то стилусом по старому планшету.

– Думаю, что здесь все индивидуально. Я засек время. Пожалуйста, фиксируйте все, что будет происходить…– Он протянул ей светящийся экран.

Лия обреченно покачала головой, принимая стилус из задубевших пальцев.

– И так из жертв мы становимся соучастниками твоего запрещенного эксперимента.

Майя схватила планшет.

– Можем мы пока что-нибудь посмотреть?

Они сели на кровать и уставились в маленький допотопный планшет Макса, который показывал такое же старое кино. Майя сидела в середине, то и дело, задавая вопросы. И Лия понимала, что она не ждет ответа, а просто радуется возможности попытать расспросами собственного отца.

Через час голова дочери безвольно накренилась к плечу Макса, глаза закрылись. Лия всмотрелась в знакомое лицо старого друга, заросшее щетиной. Она ждала, что он обернется к ней и понимающе улыбнется. Вот мол, ребенок, устал. Но Макс не двигался. Он, замерев, смотрел в одну точку. На пергаментных губах застыла улыбка.

Собственная ладонь до боли вжалась в рот: «Только бы не закричать!»

Лия с трудом подняла на руки Майю и начала медленно выбираться из квартиры. Срочно вызывать ликвидаторов, пока он ещё не заразен. Во дворе дома Майя проснулась, задергалась, не понимая, где она.

– Мама, куда ты меня несешь? Нет… – в глазах стояли слезы, – он сейчас очнется. Зачем ты ушла? Его нельзя там бросать!

Лия хватала дочь за руки, пыталась что-то объяснить, но та вырвалась и побежала обратно.

В бликах закатного солнца Лия заметила странное движение в уже знакомом окне. Она вбежала в квартиру. Вдохнула носом, боясь поверить, что мир вновь закрутится в другую сторону. И не почувствовала ничего кроме мяты.