Ритуал

Этим утром Стёпу разбудил бивший в глаза нестерпимый солнечный свет, пробивавшийся в окна, – явление для вечно хмурого зимой Питера поистине удивительное.

Сладко потянувшись, жмуря глаза, Стёпа тут же вспомнил о том, что сегодня очень важный день. День, которого он ждал месяца два, не меньше.

Вскочив с постели, Стёпа натянул на себя треники, сунул руки в рукава футболки и побежал умываться. «К чёрту работу, всё равно увольняться уже хотел», – думал он, орудуя зубной щёткой во рту, – «Даже звонить никуда не буду, и телефон отключу на сегодня…».

Переминаясь с ноги на ногу на кухне, шкворча приготовляемой яичницей на сковородке, Стёпа обдумывал планы на день. Которых по сути и не было, получается, к сестре разве что заехать, взять денег взаймы до зарплаты. Её он надеялся всё же получить даже несмотря на «бунтарское» по сути увольнение с невыходом на смену, а вот от двухнедельной отработки, всё равно не отмазаться походу...

Уже тыкая вилкой подрумянившиеся бочка вздувавшейся от колбасной начинки яичницы, Стёпа снова вспомнил, что его ожидает вечером.

Да, сегодня квест, один из самых странных и таинственных квестов, в которых он когда-либо участвовал. Квест, о котором он практически ничего не знает, что, собственно, для него и было самым интригующим. Даже само название – «Орхолев» – ему ни о чём не говорило, этого слова не было ни в поисковиках, ни в одном из бордовых томов большой советской энциклопедии. Ну, кроме того, что само по себе оно ассоциировалось с каким-то странным львом, который, возможно, имел отношение то ли к археологии, то ли к орхидее…

М-да, что же это всё-таки за группа такая «ВКонтакте»?

* * *

Подскальзываясь по гололедице, взбивая ботинками свежевыпавший снежок, Стёпа таки настиг уже готовый было тронуться с конечной остановки трамвай (водитель, видимо сжалившись, открыл специально для него заднюю дверь).

Приложившись карточкой к валидатору, Стёпа плюхнулся на сиденье трамвая, тяжко сопя и пытаясь отдышаться. Ехать до сестры довольно долго, через весь Просвет, поэтому Стёпа воткнул в уши каплеобразные наушники, проводки которых тянулись к старенькому телефону (запасной вариант связи у Стёпы при выключенном смартфоне), – придётся слушать радио, ничего не поделаешь.

Облокотившись локтем на прорезиненный обод окна трамвая, слушая какой-то лёгкий хаус на радио «Монте Карло», Стёпа вяло перебирал в голове это навязчивое слово – орхолев, орхолев, архохлев, хех… Очень странное, ни о чём ему не говорящее, как будто это транскрипция с какого-то нерусского слова, но ведь он проверял его и латиницей, – тоже полная пустота в поиске…

Стёпа вспомнил тот день, когда ему «ВКонтакте» пришло приглашение вступить в частную закрытую группу, так и называвшуюся «Орхолев». В качестве лого – зелёный квадрат с красной точкой посередине, в участниках всего три человека, – ну, как будто админ точно знал, чем его завлечь.

Стёпа очень любил все эти квесты, ставшие невероятно модными на волне чиновничьего хайпа по «Синим китам». То есть, он увлекался ими ещё даже до той волны истерики, которую подняли государственные служащие в попытке оградить детей и подростков от суицидов. Стёпа втягивался в предлагаемую атмосферу, честно выполнял квесты почти до самого-самого конца, до того самого, в котором предлагалось переступить черту… И, конечно же, перед финишной чертой останавливался, – он же не совсем же больной человек, правда?

Этих квестов, в общем-то, было в своё время запущено в сети немало, но большинство из них представляло собой адский, унылый трэш. Участвовать в котором всерьёз не стал бы не то, что любитель утончённого экстрима чисто по стёбу (коим и считал себя Стёпа), а даже и самый жалкий, депрессивный, убивающийся вонючими коктейлями и спайсами подросток. Поэтому приходилось выбирать что-то действительно стоящее, неординарное, замешанное на реальном креативе, – по-настоящему крутых, драйвовых проектов на памяти Стёпы было мало…

Приглашение вступить в группу «Орхолев» от человека под фейковым аккаунтом Страдающая Дочь сначала Стёпу также особо не воодушевило. Но интереса ради он всё же его принял. И увидел одну-единственную запись на стенке – «Уважаемые участники, ждите». Чего нужно было ждать, сколько ждать, – никаких больше уточнений.

Стёпа написал Страдающей Дочери в личку, пытаясь выяснить подробности, но и от неё получил исчерпывающее «Ждите, вся информация появится в группе». Профиль самой этой Дочери ничего из себя примечательного не представлял – типичный левый фейк, созданный за две минуты, пустой процентов на 98 % (одна-две ни о чём не говорящие картинки, указанная в качестве родного города слово Athens ни о чём не говорили).

Любопытный Стёпа полез смотреть профили ещё двух участников квеста – к какой-то девочке-меломанке, выкладывающей у себя на стенке ютубовские видео групп с названиями вроде «Все эти Ploho», «GfTrMnG», «Хмурый». Сунулся к ней в личку с расспросами, но получил в ответ лаконичное «Отвали» и был забанен.

Второй участник, жизнерадостный парнишка быковатого вида (и судя по всему, явный антиллектуал), во «ВКонтакте» появлялся редко, и судя по его ответам – вообще не понял, что он вступил в какой-то паблик.

С момента стёпиного вступления в «Орхолев» прошло уже почти полтора месяца. И он, увлекшись другим намечающимся квестом, решил уже было забить на эту шляпу, определив для себя, что это просто несмешной и глупый прикол. Однако, тут неожиданно проявилась сама Страдающая Дочь, кинувшая ему в личку простой вопрос – «Вы готовы?».

* * *

Сестра не открывала довольно долго, Стёпе пришлось жать на звонок раз пять. Он уже было подумал, что никого нет дома, и развернулся к двери спиной, лениво покачиваясь, раздумывая, где бы ему ещё раздобыть денег.

Внезапно дверная задвижка щёлкнула, и развернувшийся к квартире Стёпа увидел Катюху. Выглядела она неважно, прямо сказать. Кутаясь в застиранный линялый халат, растрёпанная, с фингалом под левым глазом, она хмуро буркнула:

– А, это ты. Чего припёрся-то?

Стёпа попытался изобразить на лице дежурную радость, но получилась она у него не очень. Поэтому смущённо прокашлявшись, он спросил:

– Можно зайду к тебе, чаем угостишь?

Покосившись опасливым взглядом куда-то вглубь квартиры Катюха нехотя кивнула. Снимая обувь и вешая куртку на крючок, Стёпа попытался завести светский разговор:

– На улице морозец такой лёгкий, знаешь, снег вон выпал. Погода для самой прогулки, и я подумал – съезжу-ка я к Катюхе, давно же не был, проведать надо… Вот, собственно, и приехал… Как дела-то?

Вяло отмахнувшись рукой, сестра ещё больше запахнула халат, кивком приглашая Стёпу пройти на кухню.

Там царил не просто беспорядок, а прямо-таки настоящий срач. На столе в творческо-беспорядочном натюрморте красовались бутылки с недопитыми жидкостями, какая-то еда, которую поленились даже выложить из упаковки в тарелки, пепельницы и грязная посуда. Всё это хозяйство явно было следствием ночной пирушки, которые в семействе Катюхи практиковались довольно часто.

Давно её не навещавший Стёпа догадывался, что алкогольно-разгульный образ жизни непутёвой сестры плавно и постепенно укатывает Катюху на самое дно социальной жизни. Но ему, в принципе, было на это пофиг – со своим уставом в чужой монастырь семейной жизни не ходят.

Семейной жизнь Кати с балбесом и отчаянным алкашом Витей, впрочем, назвать было сложно. Витя, сам по себе неплохой человек, с добрым, как говорится, сердцем, единственной своей страстью и призванием видел водку, к которой он приохотил постепенно Катюху. Алкоголя у Вити, после того, как он устроился грузчиком на ликёро-водочный завод, было хоть залейся – мутные схемы позволяли затаривать по три-четыре бутылки после каждой смены. То есть, даже деньги на алкоголь особо тратить не нужно было, и на зарплату в двадцать тысяч, которая суммировалась с деньгами за неофициальную подработку Катюхи в продуктовом, супруги более или менее и жили.

В расчёте на то, что сестра как раз недавно получила зарплату, и заглянул Стёпа (пару раз таким образом ему действительно удавалось перехватить тысячу-другую в долг).

Катюха этот манёвр раскусила сразу:

– Опять что ли бабки нужны?

Стёпа развёл руками:

– Я отдам, привезу в следующий раз, Катюх, сейчас, понимаешь, с работы увольняюсь, а зарплату выдадут на следующей неделе только… Пару тысяч подкинь, если есть? Я могу, кстати, сбегать за бутылкой, если надо…

Катюха опрокинула в себя жидкость из открытой пивной бутылки, неспешно закурила, и тяжело усевшись за стол, опёрлась подбородком на руку.

– За бутылкой я и сама могу…

Помолчав, она с горечью вздохнула:

– Вот и за что мне тоска такая, а, Стёпа? Сидишь тут с этим уродом, хлещешь, а жизнь моя… жизнь вся мимо. А я ведь, Стёпа, рисовала, ты помнишь, какие картины маслом? У матери лежат на антресолях… А я ведь ещё совсем молодая баба, симпатичная, если б вот только мне нормального мужика найти… У меня сиськи-то какие классные, ну смотри, любой нормальный мужик на такие клюнет…

Катюха приосанилась и рывком распахнула халат, горделиво выпятив действительно объёмную и всё ещё красивую (несмотря на разгульный образ жизни) грудь. Горделиво поведя телом из стороны в сторону, она запахнула халат и снова тяжело вздохнула…

Стёпа, мельком глянувший в сторону её красоты, поморщился и сказал:

– У меня тут дело одно намечается, так что деньги очень нужны. Очень выручишь, Катюх, правда…

Сестра, едва покачивая головой, с задумчивым, осоловелым взглядом смотрела как будто мимо, словно вглубь Стёпы. Внезапно задребезжал звонком лежащий среди съестного бардака старенький мобильный телефон.

Очнувшись от задумчивости, Катюха неспешно прихватила трубку и нажала на кнопку одобрения входящего вызова.

– Аллё, да. Я, да. Стёпу? Ну хорошо… – с удивлённым видом она протянула брату телефон. – Тебя тут кто-то, баба какая-то…

Стёпа тоже удивился – телефон Катюхи он из своих знакомых точно никому не давал. Но трубку всё же взял, приложил к уху:

– Аллё, слушаю.

Это была Страдающая Дочь, он это как-то сразу понял.

– Почему свой телефон отключили, Степан? Решили отказаться от участия?

– Я нет, нисколько… Просто начальник с работу достаёт, а я увольняюсь. А почему вы звоните?

Голос Страдающей Дочери в динамике звучал строго-безучастно, как будто в автоинформаторе:

– Это последний проверочный, мы всех проверяем перед ритуалом. Двое других подтвердили согласие, остались вы.

– Ну я тоже… подтверждаю…

– Тогда – через два часа, место то же самое, что я указала в переписке. Не опаздывайте Степан, нужно всё делать вовремя.

– Окей, договорились.

Сбросив звонок, Стёпа приткнул телефон на стол между тарелок и посмотрел на Катюху. Та, докурив, затушив хабарик в пепельнице, сказала:

– Деньги принесу сейчас, могу только две тысячи дать… Нету больше свободных денег.

Только Катюха вышла из кухни, как в неё заплетающимся шагом замахнул Витя. Он, видно, ещё совсем не отошёл от похмельной ночи, и, встав, покачиваясь, напротив Стёпы, в упор глядел на него. Потом, едва сфокусировавшись взглядом, признал родственника:

– Аааа, эт ты… Пришёл что ли… А… а зачем?

Стёпа махнул рукой успокаивающим жестом:

– Угомонись, Витёк. По делу я зашёл, к Катюхе, не к тебе…

Витя пьяно качнулся в сторону табуретки, неловко подхватил её, подставил к столу и присел. Начал неловко возиться с сигаретной пачкой, зацепляя стоявшую у края посуду… И одновременно бухтел:

– Вот ччего-то не понимаю, ну вот что вы все к ней ходите тут? Ты… это… как тебя там… ёпт, забыл… брат, короче… Ты… это… смотри у меня…

Зашедшая на кухню Катюха сунула Стёпе деньги и отвесила Витьку подзатыльник:

– Проснулся, ишак. Чего выполз-то… Иди дальше спи, урод конченый, отсвечиваешь тут… Иди-иди, говорю.

Стёпа тут же заторопился – деньги он получил, а быть свидетелем очередной намечающейся ссоры между супругами он очень не хотел. Поднявшись из-за стола, Стёпа шагнул в сторону коридора, и, выйдя туда, начал поспешно одеваться-обуваться.

Вышедшая за ним Катюха с каким-то едва считывающимся вызовом в голосе, начала нудеть:

– Ну что, уже погостил получается у сестры? Деньги выклянчил и погнал… А с Витьком моим посидеть впадлу, конечно. Ну да, вот такие мы, алкашьё… Ну ты-то чем лучше, братец? Всё по квестам своим шляешься, типа тебе всё ещё 15 лет… А здоровый мужик вон какой вымахал, бугаина…

Стёпа смущённо чмокнул отворачивающуюся от него сестру в щёку:

– Да ладно тебе, чего ты говоришь такое… Не алкашьё вы… Ну это, вам бы всё же завязывать пора, жить-то так не дело… Мать вон даже и не звонит тебе, мать пожалей хотя бы…

– Да иди ты к херам собачьим, – Катюха открыла входную дверь и с силой пихнула Стёпу на выход. – Мне твоих моралей не нужно тут… Деньги только верни с зарплаты.

Тяжёлая железная дверь гулко хлопнула за спиной Стёпы, с эхом на весь подъезд, и он нажал на кнопку вызова лифта.

***

Стоя на остановке в ожидании маршрутки, Стёпа раздумывал над тем, как же всё-таки так интересно получается – они с Катей, сестрой, росли, воспитывались одним человеком (мамой), при этом никогда особо не ссорились, во взглядах и мировоззрении вплоть до самого Стёпиного института (и Катюхиных старших классов школы) совпадали практически до мелочей…

А потом жизнь как-то разнесла их совсем в разные стороны, – сестра встретила Витька, он сам долгое время мучился в гражданском браке с Оксаной. Но у Катюхи вот жизнь явно идёт под откос, а он же вроде как держится на плаву, хотя, конечно, особых звёзд с неба не хватает. У неё выход из несчастной, никчёмной жизни видится в алкоголе, а него – в виртуальной реальности, в онлайн-играх и квестах этих. А в чём по сути разница?

С мыслей о сестре Стёпа плавно съехал на тему звонка, поступившего на телефон Кати. Это очень странный звонок, поскольку он никогда не светил в интернете даже номер своего мобильного. А тут Страдающая Дочь звонит его сестре, – видимо, очень серьёзная организация этот «Орхолев», если у них есть доступ к личным данным родственников…

Тут Стёпа впервые задумался о том, насколько вообще безопасна затея с этим его новым квестом. Вот ведь реально, он ничего практически не знает о грядущем мероприятии: все его расспросы в личке у Дочери заканчивались… ровным счётом ничем. Как правило, эта дама отписывалась простой фразой «Дождитесь официального дня квеста и всё узнаете сами». Официальный день был назначен на сегодня, адрес по которому нужно было приехать Страдающая Дочь скинула во «ВКонтакте» Стёпе только вчера… А уже сегодня в разговоре с ним по телефону проскользнуло слово «ритуал».

Ритуал? Ритуал же подразумевает жертву, не так ли? Уж не вляпался ли Стёпа в какую-нибудь секту, которая безо всяких прелюдий решила устроить кровавую вечеринку (тут ему совсем некстати вспомнился не так давно отдавший коньки Чарльз Мэнсон).

Поёжившись, Стёпа волевым усилием заставил себя успокоиться: наверняка, под ритуалом понимается нечто условно-сакральное, что-то, что всего лишь стилистически подчёркивает необычный, возможно даже экстремальный квест.

Собственно, и отступать уже было поздно: маршрутка вовсю катила по шоссе мимо заводских заборов парнасской промзоны. Сверившись с городской картой на стареньком телефоне, Стёпа решительно рванул на выход из микроавтобуса – он уже почти на месте.

* * *

Впрочем, от главного шоссе идти до пункта назначения было ещё вполне прилично. Свернув в один из проулков, Стёпа бодрым шагом засеменил мимо длинных бетонных блоков какого-то завода.

Несмотря на то, что уже стемнело, окрестности проглядывались хорошо, – пространство освещалось рассеянным светом, лившимся с высоты высокого люминесцентного прожектора. Да и свет от башенных кранов, лениво поворачивающихся с грузами на территории ближайших жилых строек, помогал сориентироваться без проблем.

Страдающая Дочь дала указание, что искомый объект – это заброшенное, недостроенное в 90-х годах промышленное здание, которое располагалось на пустыре сразу за заводом. К нему и направился деловито Стёпа.

Зияющие мраком (и опасностью?) глазницы окон трёхэтажного строения навевали смутные мысли о чём-то плохом. Однако, опять же, для аутентичности квеста (связанного с таинственным ритуалом) – может такая локация как раз и нужна?

Об этом смутно размышлял Стёпа, разглядывая громаду здания. Честно говоря, сейчас у него возникло жгучее желание плюнуть на квест, развернуться и просто уйти… Нет, он не был трусом, просто как-то уж всё это… подозрительно что ли? Да и нет тут вообще никого…

И только Стёпа решил развернуться, отчалив с пустыря подальше, как рядом возникла фигурка девушки. Вот словно выросла она из ниоткуда, – хрупкая, невысокого роста, в каком-то сером плаще-балахоне, с рюкзачком на спине. И красивая, интригующая чертами лица какого-то явно южного типа, как сразу же про себя отметил Стёпа.

– Вы Степан? – спросила девушка, и в её голосе он явно признал Страдающую Дочь.

Кивнув, Степан ответил:

– Ну да, я. А вы же это… Страдающая Дочь? Я вас по голосу определил…

Девушка усмехнулась:

– Это я, ага. Вообще-то, в обычной жизни я – Сулема. Страдающая Дочь… это, скажем так… это мой как бы пока такой статус.

– Статус по квесту? А у меня какой статус? – заинтересовался Стёпа.

Но Сулема не стала вдаваться в объяснения. Кивнув головой в сторону здания, она пригласительным голосом произнесла:

– Пойдёмте, все уже в сборе, ждут только вас. Вы всё поймёте там, сейчас долго объяснять…

* * *

Стёпа поспешил вслед за Сулемой-Дочерью, с лёгкостью взбежавшей по полуразрушенной, ощерившейся гнутыми арматуринами лестнице, ведущей ко входу.

Внутри здания девушка включила фонарик, осветив неярким, рассеянным светом кирпичные стены постепенно разрушающихся помещений. Тут она повела Стёпу не наверх (как он предполагал), а куда-то на нижние ярусы, вглубь каких-то подвалов. И это были настоящие подземные лабиринты, ориентировку в пространстве которых Степан потерял практически сразу же. Они шли лестницами то вниз, то наверх, пригибались под трубами, перелезали через крошащийся бетон оконных проёмов, увязали ногами в кучах строительного мусора, и всё это практически в кромешной темноте, нарушаемой только тонким лучом света фонарика.

Стёпу постепенно охватывал какой-то липучий, зыбкий, хватавший за самое сердце страх. В голове роились мысли о том, что он сюда с этой Сулемой полез, конечно же, зря, всё это попахивает адским трэшем, который хэппи-эндом закончиться никак не может. Тем не менее, – а что делать сейчас уже? Отступать поздно, если Стёпа повернёт назад, то он тут же упрётся носом в кромешную тьму подвальных лабиринтов, выбраться из которой самостоятельно просто нереально.

Наконец, послышался и начал постепенно (по мере приближения) нарастать непонятный шум… какой-то циркулярной пилы? Однако, это была всё же явно не пила, поскольку звук постепенно менял резонанс, усиливался, в него добавлялись какие-то посторонние глухие обертона, а режущий (и довольно неприятный поначалу) основной тон внезапно был разбавлен равномерным, монотонным постукиванием по барабану.

И только, когда Сулема, выхватив лучом фонарика из темноты железную ржавую дверь, открыла её и ступила в освящённое помещение, Стёпа понял, что это на самом деле музыка.

Эта странная, дикая, похожая на безумный эксперимент в стиле нойзового дарксайда, музыка словно обрамляла собой атмосферу той подвальной комнаты, в которую Стёпу привела Сулема. При этом было непонятно откуда он исходит, – невидимый музыкальный источник как будто зарождался сам по себе в воздухе, и вибрируя невидимыми волнами, отталкивался от стен, переплетаясь тем самым с невидимыми волнами, которые исходили от противоположных стен.

«Бесконечная музыка вечности…» – вот в такую бессвязную мысль оформились первые ощущения Стёпы в тот момент, когда он переступил порог помещения.

Оглядевшись по сторонам, он краем глаза отметил сидящих невдалеке на креслах молодых ребят – парня и девушку. Напротив них располагалось ещё одно кресло, пока что пустовавшее.

Подвал освещался за счёт свисавшей сверху на проводе электрической лампы, но в качестве дополнительных источников освещения выступали и понатыканные в самых разных частях комнаты свечи. Были раскиданы они по полу, крепились в самодельных канделябрах на железных стеновых шнырях, громоздились кучками на стоящем поодаль металлическом столике на колёсиках.

На этом же столике Стёпа сразу отметил нагромождения различных склянок, банок, реторт, стеклянных цилиндров, – всё очень похоже на тот инвентарь, который обычно скрывается в подсобке у каждого школьного учителя химии. На столике располагалась даже небольшая электро-горелка, что только усиливало впечатление оборудованной зачем-то в подвале заброшенного здания импровизированной мини-лаборатории.

Отошедшая за спинку пустовавшего кресла Сулема похлопала по его боковине приглашающим жестом:

– Прошу вас, Степан, это место для вас. Присоединяйтесь к нашей компании.

Стёпа, пожав плечами, без разговоров опустился на кресло. Квест, вроде, обещал быть действительно интересным.

Он пригляделся к сидящим напротив него молодым людям, мгновенно узнав в них тех двух участников вконтактовской группы «Орхолев», с которыми ему так и не удалось пообщаться в социальной сети.

Парень, – по виду типичный представитель городского класса люмпен-пролетариев из какого-нибудь Купчино, развалился в расслабленной позе, с блаженной улыбкой поглядывая на Стёпу. Девчушка, которая судя по одежде и разукрашенным волосам, относилась к классическому типу высокоодухотворённой касты «винишко-тян», была, видимо, сейчас тоже в неадеквате. Чуть дёргаясь в конвульсивном темпе под звуки режущей музыки, она просто ни на что не обращала внимание.

Вынырнувшая из полутьмы за креслом Сулема подала Стёпе высокий бокал с болтавшейся в нём голубой жидкостью какого-то напитка.

– Что это? – брезгливо поморщившись, спросил Стёпа.

– Это поможет вам расслабиться, пейте, и не волнуйтесь – не отрава.

Чуть отхлебнув, Стёпа отметил, что по судя по всему жидкость и правда безвредна. По ощущениям она напоминала какую-то невероятную лаймово-яблочную, с оттенками апельсина, груши и ещё хрен знает чего смесь. Притом абсолютно безалкогольную, очень приятную на вкус, потягивать которую было в удовольствие.

После трёх-четырёх глотков Стёпа внезапно почувствовал, что весь тот нойзовый дарксайд, который всё также наполнял собой атмосферу подвального помещения, как-то сам по себе усилился, превратившись одновременно в прекрасную, поистине божественную музыку. Равной которой до сих пор не сочинил ещё ни один композитор. Стёпу словно захлёстывали звуки какой-то небывалой, неземной симфонии, исполняемой на неизвестных ему инструментах группой ангелов по нотам, способным передавать музыку высочайшего порядка.

Стёпе стало настолько хорошо, комфортно и приятно во всех смыслах, что он в одно мгновение всё прекрасно понял…

* * *

Никто никогда не узнает и не сможет рассказать о том, как и когда появился он. Возможно это случилось в те времена, когда на совсем ещё молодой Земле протекали грандиозные процессы зарождения многоклеточной жизни, и единый суперконтинент (позже обозначенной учёными словом Родиния) начал распадаться на части, постепенно дрейфующие друг от друга по неспокойным водам мирового океана. Не исключено, что его рождение приходится и на более ранние времена, заглянуть за границы которых нет никаких физических возможностей.

Как бы то ни было, но он появился. И постепенно развивался, эволюционировал, приспосабливаясь к постоянно изменяющимся окружающим условиям жизни. Как-то контактировал со всеми теми организмами, которые выползали постепенно на сушу, усложняясь со временем, завоёвывая пространство, воюя с врагами за расширение жизненной территории…

В отличие от прочих земных существ ему не нужно было расширять для себя никаких пространств. Поскольку он был совершенно уникален в той эволюционной нише, которая избрала для него природа. Уникален и бесконечно одинок, ведь биологический промысел даже не предусмотрел для него никакого естественного процесса спаривания и возрождения усовершенствуемых генов в потомстве. Все нужные гены были и так в нём, и их генерация, модернизация происходила по совершенно особой органической схеме.

Эта схема предусматривала активное пробуждение существа с целью большого кормления. Кормилось оно при этом за счёт истребления и познания сущности наиболее высокоразвитых существ того времени, в котором состоялось это самое пробуждение. Каким-то абсолютно развитым, обострённым биологическим чутьём существо, повинуясь инстинкту, определяло для себя какая из существующих популяций «владела» земным шаром на данный момент. И значительно «подъедало» представителей этой популяции.

Никто никогда не расскажет сколько интереснейших, возможно даже неизвестных современной человеческой науке, уникальных видов погибло в глубоком прошлом. И всё только ради одной цели периодического кормления существа. Которое сильно отощав, уменьшившись в размерах до жалкого червя, всё же раз за разом встряхивалось ото сна, чтобы снова произвести эволюционный обряд регенерации.

И до сих пор учёные яростно спорят о причинах вымирания динозавров, даже не подозревая, что в процессе, продолжавшемся на протяжении миллионов лет, виновато отчасти и оно – существо, которое постепенно, раз за разом пробуждаясь и угасая, просто-напросто сжирало этих огромных, смертельно опасных хищников. Опасных, но только не для существа, – что ему были эти жалкие тиранозавры и спинозавры. Оно-то ведь к финалу очередного кормления (и это, пожалуй, были самые крупные, великие времена его кормлений) расстилался по земле гигантским, многокилометровым змеем, стальные бока которого были неподвластны слабым челюстям даже самых крупных плотоядных динозавров.

Периоды пробуждения существа были неравномерными. К примеру, во времена эволюционного гигантизма, когда оно питалось теми же самыми динозаврами, дремать в укромном подземном мире оно могло миллионы лет. И сотни тысяч лет поедало затем во время кормления всю доступную фауну, увеличиваясь постепенно, раздуваясь в размерах. Процесс «усыхания» с неизбежным уходом под землю тоже длился сотни тысяч лет – существо просто бесконечно долго дремало на земной поверхности, свёртываясь, сворачиваясь в размерах, чтобы в какой-то момент с гулким рёвом зарыться внутрь, в глубь податливой земли.

Со временем, однако, с уменьшением в размерах биологических популяций, периоды подземного «сна» у существа сокращались, и оно стало выползать наверх чаще. К моменту появления первых гоминидов кормление происходило примерно раз в сто тысяч лет. Значительно уменьшилось существо и в размерах – млекопитающие-то были всё же не динозаврами, сильно с них не раздобреешь…

Человекообразные обезьяны, постепенно эволюционируя, развиваясь, переходя через все известные нам стадии от полуобезьян до HomoSapiens, неспешно завоёвывали землю. И уже тогда существо, конечно же, переключилось в своём рационе на них. Но выедало из популяций человекообразных не так уж много, ровно столько, сколько хватало на то, чтобы в очередной раз замереть в очередном приступе прострации под землёй.

Косвенно кормления повлияли и на исчезновение популяции неандертальцев, – во многом благодаря им эта ветвь уже вполне себе разумного человека просто-напросто бесследно исчезла. Примерно в это же время срок периодичности выхода существа наружу участился ещё больше, теперь оно вылезало раз в 2500 – 1500 лет. И в рационе питания при этом «участвовали» всего лишь пару тысяч человек – этого количество вполне хватало на то, чтобы раздувшееся в пару метров высоты и удлинившееся до двух-трёх десятков метров в длину существо насыщало свой аппетит.

Два последних выхода существа приходится уже на вполне обозримый для современных историков промежуток времени. Вылезало оно из-под земли во времена Древнего Китая в районе современной провинции Цинхай, а также – во времена заката цивилизации Древнего Египта, когда кушитский царь Пианхи триумфально шёл водами Нила на север, завоёвывая один за другим все египетские города.

Остаться незамеченными явления существа из-под земли, конечно же, не могли. Так, именно благодаря ему в Древнем Китае зародились мифы о драконах (которые позже сильно трансформировались, – в народной молве существо приобрело черты и свойства, вовсе несвойственные существу).

В случае с Пианхи и вообще получается всё интереснее. В открытых источниках история его жизни загадочна и таинственна, учёные на основе сохранившихся до наших дней сведений могут реконструировать более или менее детально только его завоевательный поход от Фив до Мемфиса. Однако, практически никаких сведений не осталось о том, что именно он, этот жестокий, временами кровожадный человек, и стал первым жрецом культа орхолева.

Орхолев – слово, пришедшее в древнегреческий из какого-то давно уже канувшего в лету месопотамского наречия, на котором общалось одно из немногочисленных племён, истреблённыз в ходе древних войн. Каким-то образом, в видоизменённом виде, слово дошло до Пианхи, обозначившего этим словом вылезшего из земли необычного червя.

Для роста, превращения существа в полноценное, громадное по размерам существо требовалось совершение определённого обряда, и Пианхи совершил его.

Все сведения о личной жизни Пианхи исчезли из публичного доступа только потому, что со временем сам Пианхи их и уничтожил. Однако, египетские современники кушитского царя прекрасно знали, что он – жрец культа Орхолев, жрец, который только и устроил-то свой завоевательный поход с целью кормления существа. Ведь что может быть удобнее для прикрытия принесения большого жертвоприношения, чем война?

Накормив существо и сопроводив его усыхающую тушу под землю, Пинхи получил в подарок прекрасный дар бессмертия (получаемое после принятия внутрь экстракта крови орхолева). Это бессмертие нужно было для подготовки торжественного момента следующего прихода существа из недр земли, – полагаться на волю случая с усложнением технологического развития человеческой цивилизации в этом вопросе было уже глупо…

Долгие столетия Пианхи жил скромной, незаметной, почти отшельнической жизнью, – читая разного рода книги, познавая множество человеческих тайн, ведя подробнейший дневник, в котором затрагивал самые различные темы – от банальных прописных истин биологии-зоологии до совершенно потрясающих, необычных тайн средневековой алхимии. Выйти в свет он позволил себе лишь однажды, под именем блистательного Алессандро Калиостро, человека, имя которого стало нарицательным для разного рода фокусов, мистики и прочего прикладного «волшебства». Никакого волшебства в его трюках на самом деле, конечно же, не было, – всё основывалось на тех знаниях и умениях, которые накопились у Пианхи в голове на протяжении множества столетий вынужденного бессмертия.

Бессмертие, к слову, касалось только физиологических процессов организма Пианхи – этого человека не брала никакая земная болезнь, его тело не было подвержено процессам старения. Но вот против смерти «механической» (то есть, наступившей вследствие какого-то несовместимого с жизнью воздействия извне) это бессмертие было бессильно. Пианхи умер в августе 1942-го года, во время одного из налётов советской авиации на занятую гитлеровцами военную Прагу. Нелепая, трагическая случайность, предусмотреть которую задержавшийся случайно в этом городе жрец просто не мог…

Тем не менее, дело культа орхолева отнюдь не умерло вместе с ним. Ведь предусмотрительный Пианхи с давних времён готовил себе на смену нескольких помощников. Место жреца заняла «молодая» красивая девушка Сулема – гречанка, которую Пианхи взял в свою «команду» в далёком 325 году нашей эры.

Именно Сулема почуяла биологический призыв существа перед своим ближайшим пробуждением, и обосновалась с 2015 года в Санкт-Петербурге. Орхолев должен был вновь явиться из-под земли именно здесь.

* * *

Всё это Стёпа понял и осознал буквально в одно мгновение. От этого знания он всем сердцем и разумом прочувствовал глубину какой-то невероятно всеобъемлющей самоуспокоенности, уверенности в себе. Стёпа словно после долгого путешествия по далёким странам переступил порог давно покинутого дома, только сейчас ощутив твёрдость родной почвы под ногами…

Сидящая напротив Сулема понимающе (и чуть ободряюще) улыбнулась, она как будто всё-всё-всё-всё знала про него, прочувствовав произошедшую с ним метаморфозу.

– Добро пожаловать домой, Степан, – мягко улыбнулась девушка.

Немного помолчав, обведя всех присутствующих взглядом, Сулема продолжала:

– Однако, нам пора начинать ритуал, орхолев возвращается… Его сущность пока что здесь, – Сулема взяла со столика одну из колб, в которой в мутной жидкости плескался будто бы какой-то извивающийся червяк. – Возродиться он должен через лоно Ольги. Ольга, ты готова пожертвовать собой ради возвращения великой сущности?

Сидевшая на кресле по левую сторону от Степана девушка едва заметно кивнула. Она по-прежнему пребывала в состоянии безмятежной эйфории, видимо, также ощущая причастность к чему-то грандиозному, торжественному, что сегодня произойдёт в этом подвальном помещении заброшенного здания на окраине города.

Сулема между тем возвышенным голосом, пафосную чёткость которого только подчёркивала продолжавшая литься из ниоткуда атмосферная музыка, провозглашала:

– Орхолев – высшее разумное существо, которое приходит из-под земли и уходит спустя время туда же. Оно – отражаемая ясным, голубым небом тень в сознании любого человека, призванного служить ему. Или стать пищей для кормления его. Орхолев живёт миллиарды лет, и люди, эти мимолётные гости, которые не оставят после себя и пятнышка в сияющем свете вечности, должны всегда служить цели возрождения орхолева…

Сулема помолчала, затем медленно повернулась к Ольге, протягивая ей колбу с жидкостью:

– Орхолев родится внутри тебя, Ольга, и ты должна быть благодарна судьбе за дарованный тебе шанс стать матерью для великого существа. Раздевайся и пей!

Ольга неспешно встала с кресла и начала медленно, с блаженной улыбкой на лице, снимать с себя одежду.

Приблизившись к обнажённой девушке, Сулема подала ей колбу, проговаривая слова древнего магического заклинания, пробуждающего существо ото сна:

– Орхолев бра на’арти за ва’арти гха ва’аргай морго су бра янта’ахай лоэва’ана орхонолев. Винрагха ва’арти горг’онай тимерта орго. Орхолев в’орхонолев бээдер кав. Илорго бра тами’инта э’эру морго. Уленгха захав ва’арти ва’арто э’эру орхолев. Тама’анта бра наэрэф горго лэ орхолев. Дари’инда дар!

По мере произнесения заклинания тембр и голосовая высота звучания у Сулемы нарастали, в голосе появилось дребезжание, эхо ревербации, которые под конец, когда она уже почти кричала, словно откатывали слова назад…

Ольга, жадно выпивавшая во время произнесения заклятья жидкость из поднесённого ей сосуда, внезапно как-то по-особому распрямилась телом и в то же время словно внутренне подобралась. Стеклянная колба выскользнула из руки девушки, звякнув осколками на полу.

– Ги’орта ва, ги’орта бра наэ орхолев, – с безумием в голосе завопила Сулема и чуть толкнула Ольгу обратно по направлению к креслу. Та безвольно распласталась на нём.

С минуту все персонажи этой странной для посторонних глаз сцены словно зависли без движения в каком-то искривлённом, наэлектризованном пространстве. В спёртом полуподвальном воздухе как будто ощущалось приближение того торжественного момента, которое даст начало чему-то новому, значимому, что изменит жизнь всех присутствующих бесповоротно.

Внезапно наступившую, полуобморочную тишину прорезал истошный, нечеловеческий вопль – кричала Ольга. Её тело подрагивало в мелкой, но хорошо заметной конвульсивной дрожи, руки девушки заламывались над ручками кресла, и она сама выгибалась всем телом вперёд, словно ощущая внутри себя нечто потустороннее…

Вместе с тем заметно и довольно быстро набухал живот Ольги, – внутри её тела явно зарождалась, крепла и быстро росла новая жизнь. Великое эволюционное таинство, то, что при рождении человеческого ребёнка занимает девять месяцев, в случае с орхолевом проходило стремительный биологический путь, который укладывался максимум в пять минут.

Ольга, извивающееся тело которой придерживала Сулема, громко кричала. Стёпа смотрел на этот процесс рождения существа взглядом совершенно отстранённого человека, сознающего всю важность и неизбежность происходящего. В гипер-реальности его нового, сверх-осознанного состояния, не происходило ничего удивительного – просто рождался орхолев.

И он действительно уже появлялся на свет. В крови, в обилии липкой слизи, из влагалища Ольги выползало заметно подросшее, окрепшее существо – длинный, поблёскивающий скользкими чешуйчатыми боковинами змей. Его длина уже составляла никак не меньше двух метров, – выползая наружу он складывался в аккуратный кольцеобразный круг. И только головная часть, с открывающейся шипастой пастью и одним-единственным, крупным слепым глазом чуть приподнималась над поверхностью.

Внезапно орхолев зашипел – это было угрожающее, глухое, порыкивающее сипение, которое поднималось из глубины его утробы, и в нём словно слышался протяжный гул всех тех миллионов (а возможно даже и миллиардов) лет с момента его появления на Земле. Это была «речь» существа, которое все видело, всё знало, всё понимало…

Одновременно с этим порыкиванием в затихающем вопле боли упокаивалась Ольга. Мелкая конвульсивная дрожь, наконец, отпустила её тело, но его ожидали поистине разрушительные изменения. Её кожа стала постепенно меняться, как будто проходя быстрые стадии окончательного взросления, старения, а затем и полного увядания, – уже минуты через две Ольга умерла в кресле глубокой, древней старухой. И этот биологический процесс также был частью общего ритуала возрождения орхолева, – таким образом существо приходило в жизнь с момента появления на Земле первых обезьян.

– Ва’аргант бра на’арти гиози горг’онай тимерта орго. Манга’орго ва насе на’асе орхолев.

С этими торжествующими словами улыбающаяся, сияющая внутренним светом Сулема повернулась к креслу, в котором всё в той же расслабленной, безвольной позе располагался качок.

– Ты готов, Сергей, отдать орхолеву свою суть?

Сергей коротко кивнул головой – его завороженный взгляд был устремлён на змеиное тело чуть покачивающегося из стороны в сторону существа.

– Дари’инда дар! – радостно возопила Сулема, и орхолев неспешно пополз к Сергею.

* * *

Приподнимаясь и обвивая ноги парня, змей заползал всё выше и выше к цели – к голове. Сергей ничуть не сопротивлялся, он в блаженной истоме жертвенного всепонимания знал – именно таким всегда и был ритуал пробуждения.

Орхолев, обвиваясь вокруг шеи Сергея, своей головной частью завис над затылком парня. И тут же, быстро метнувшись, впился пастью в голову. Сергей истошно завопил от нестерпимой боли, задёргался всем телом, руками и ногами, но даже и не попытался освободиться от существа.

Орхолев, жадно раздуваясь телом, скворча и порыкивая, копошился своей пастью в развороченной ране кричащего парня. Наконец, он добрался до мозга, самого главного лакомства, и Сергей, дёрнувшись в неестественных конвульсиях, умер.

Минут пять орхолев выедал его мозг изнутри, затем, насытившись, довольно порыкивая, начал отползать…

– Для полноценного возрождения орхолеву нужно приблизительное знание мира, в котором он пробуждается. Это знание дают нейронные клетки мозга человека. Сергей пожертвовал собой ради орхолева, и эта жертва не была напрасной, – торжественно объясняла Сулема.

Но объяснять, собственно, ничего уже было не нужно. Поскольку Стёпа внутренне знал и осознавал суть всего происходящего при ритуале. Глядя на приближающееся к нему существо, он улыбался…

– Зигу’уранто вар ми да’ргент ва орхолев. Орго э’эру ри Сулема ба Пианхи ба рагу’изи ба Степан. Дари’инда дар!

С этими словами подошедшая к креслу Стёпы Сулема в лёгком поклоне передала ему золотой талисман – свернутую восьмёркой фигурку уробороса.

Стёпа ощутил благодатное тепло, которое явственно исходило от обвивающего его ноги орхолева. Существо с благостным урчанием подбиралось к лицу, и, наконец, Стёпа встретился взглядом с незримым оком существа. В нём считывались десятки миллионов, миллиардов едва уловимых оттенков всего того знания и мудрости, которые «откладывались», впитывались в губчатую сетчатку органической «памяти» за все время с момента рождения орхолева.

Зависнув таким образом перед лицом Стёпы на пару минут, орхолев стал неспешно отползать назад – он одобрил своего нового жреца. Сам Стёпа, приняв символическую эстафету у Сулемы, не только поможет осуществить новое кормление, но и проследит за спокойным погружением в очередную фазу сна существа. А затем, в течение ближайших пары тысячелетий будет ожидать его следующего зова…

Поднявшись с кресла и вознеся над собой знак уробороса, Стёпа торжественно провозгласил:

– Бэ’экхай магу ли сторамаг. Омма.

Пора было начинать подготовку к кормлению, первыми жертвами которой станут сестра и её муж – всё равно жизнь их бессмысленна и никчёмна.