Светлана Ледовская

Кружева

Автор:
Владимир Яхонтов
Кружева
Работа № 389
  • Опубликовано на Дзен

В столовой депо стоял беспрерывный гул: гремели алюминиевые миски, звенели вилки и ложки, стаканы, шаркали кирзовые сапоги и рабочие ботинки. Смех, шепот и перекрикивания сливались в заметный лишь непривычному человеку фон. Этот фон висел в воздухе вместе со смесью запахов пригорелого масла, вареных сухофруктов, перегара, табака и промасленной робы. В закопчённые окна, обозначенные почерневшими от времени рамами, робко пыталось заглянуть утро, но его никто не замечал. Глеб посмотрел в свою тарелку: толстые морковные кружочки важно лежали среди разваренных, как будто расползшихся от унижения макаронин, под конвоем полу колец не проваренного лука. Визуально, тушенка не присутствовала в блюде, согласно меню называемого " макароны по флотски", но ее запах устойчиво чувствовался. Рядом с Глебом нещадно лязгал ложкой о дно миски помощник машиниста, или просто "помогало", Авдей Назаров. Ему было сильно за сорок, у него была больная жена и дочь студентка, которая была нужна ему как зайцу курево. Энергично разбрызгивая вокруг себя суп, он рассказывал своему, сидевшему напротив брату, Парфену, последние новости.

- Алка то моя, слышь? В гости приехала.

-Ну - кивал головой Парфен.

-Ага. И хахаля, слышь, с собой привезла. Важный такой, очкарик.

-Ну.

- Он у них в институте за главного в группе. Этот как его... Основной. Короче, спортсмен.

-Блатной, что ли? - Парфен не поднимал лицо от миски.

- Да не-е, ну блин... Вообщем, Алка мне на шею, "папаня, папаня", а он за руку здоровается, добрый день, мол, Авдей Павлович. Ну, тут пирожки - оладушки, огурцов банку открыли, лечо домашнего, по самогоночке дали шунта...

-Ну.

- Сидим, короче. А тут слышь, Алка говорит: мол, зарядку от телефона найти не могу. А я ей: да в карман сумки спортивной сунула, правый. Она в карман лезет - зарядка там. Ну, тогда говорит, скажи, где футляр от очков? Я ей сказал, а она говорит: тьфу ты, неделю его найти не могла! Тут этот, слышь, хахаль ее, попросил меня сказать, где его кошелек лежит. Ну, я нашел, и потом часы его нашел, и мобилу... Короче, стали они мне из интереса разные предметы загадывать, а все нахожу да нахожу. Да только надоело, потом мне это и даже раздражать стало.

-Ну.

-А этот очкарик, слышь, мне потом говорит: может вы еще и людей, можете находить? А я ему, мол, конечно, да только мне это нафиг не надо и вообще, отстаньте от меня по хорошему! - Авдей отодвинул пустую миску и схватился за стакан с плавающими в мутной жидкости сухофруктами, похожими на реликтовых медуз.

- Ну? - наконец поднял лицо от миски Панкрат.

- А че ну? Ну и сунул ему в ухо в пол силы, что бы он тормоза-то подоил. А то слышь, выступает как ДСП! О, вспомнил, старостой он у них в институте называется!

Собрав пустую посуду в стопки, братья почти синхронно встали, и их синие замасленные робы замелькали в длиннющей очереди на мойку. Глеб двинулся следом, пробираясь между длинных столов, покрытых жирной пленкой и лужами компота.

Первый раз на "железку" Глеб попал формально, что - бы не болтаться до армии по пивным да подворотням, как это делало большинство его сверстников. Так что расшифровку ДСП он знал - дежурный по станции. Работал в "пехоте" - путейцем, носил двусторонний жилет, толкал до самого вечера тележку по одному рельсу, заколачивал костыли да подвинчивал рельсы, пока не призвали. Его с трудом вымученная в училище, специальность моториста в армейском бардаке не пригодилась. Стройный, усатый замполит нависал над тщедушным рядовым Сморчковым, обдавая исходящим от усов запахом дорогих сигарет: что ж делать то с тобой, а Сморчок? Тебя же даже висящий на ремне штык-нож к земле пригибает! А яму копать! - нашелся стоящий рядом старшина, этому думать долго не надо - три на три и три в глубину! Но к счастью, замполит от рацпредложения отмахнулся: ты ж деревенский у нас? Тэк-тээк... И очутился Сморчок в полковом свинарнике. Там он сразу осознал как ему повезло-не служба, курорт! Свиньи, хоть они, как и начальство, любят уход и вкусно поесть-попить, мягко поспать, зато не требуют выполнения бессмысленных приказов и задач. Например, никто ни разу не слышал, что бы хоть одна свинья издевалась над солдатом, наряды вне очереди давала, или на тяжелые работы направляла. А тут - ковыряйся себе тихонько на отшибе, вдалеке от подъемов, кроссов, полигонов и прочей мирской суеты, да тайком меняй у местных самогон на мясо. Вот так ангел-хранитель в образе рачительного замполита простер над Глебом крыло свое на два года. Только по возвращении домой понял Глеб, что родной Замятинск изменился, и изменения эти были какого то особого рода. Что то неуловимо объединяло всех окружающих Глеба людей, какая то тайна. Как будто за время его отсутствия все жители стали соучастниками преступления. И еще заметил Глеб, что отношение к нему было не просто как к вернувшемуся на дембель местному охламону. Ему рассказывали события и новости, расспрашивали об армейской службе, пытались приветственно напоить. Но у него раз за разом создавалось ощущение, что все они чего-то не договаривают. Так относятся к человеку, получившему не большое, незаслуженное наследство, и надеются что им что - то перепадет. Иные заискивающе глядели в глаза, другие просто вопросительно, как будто ждали чего-то, третьи старались чрезмерно угодить. Вот и сейчас, в депо, слесарь Агафон, низкорослый тридцатилетний мужик с не отмываемыми от мазута руками, разговаривал с ним нарочито участливо:

- Ты, Глебушка, не боись. Пристроим тебя к делу... У тебя спецуха какая?

Они сидели на грубых деревянных табуретах у верстака, заваленного грудами запчастей: тормозными колодками, междроссельными перемычками, пучками проводов и тому подобным. Около Агафона деловито склонился над тисками младший слесарь Яков, ерзая ножовкой по металу по длинному болту, зажатому в больших тисках. Вообще, все верстаки и лежащие на них железки были покрыты равномерным слоем "гуталина" - отработанным дизельным маслом. В глубине депо виднелись несколько смотровых ям, на одной из которых стоял "Бугай" - тепловоз 2ТЭ10М, а на следующей - тепловоз 2ТЭ116, "Громила", вокруг которого возились люди. Негромкий щелчок возвестил конец ножовочного полотна. "Ну, блин!"- отбросив непригодный инструмент, Яков раздраженно за оглядывался по сторонам.

- Фазанка, моторист крановых установок - проговорил Глеб, стараясь не показывать волнения.

- Тепловоз, кран - примерно одно и то же - Агафон помял в руке пару изорванных рабочих перчаток и засунул их в нагрудный карман комбинезона - Гайки крутить надо и там и там. В это время к ним приблизился "автоматчик" Олег, занимающийся в депо пробами тормозов - "автоматов".

- Лукьяныч! - внезапно взвыл Яков.

- А-й-ой! - донеслось из смотровой ямы под "Бугаем".

- Ножовка с синей ручкой у тебя?

- Ну, и? - между колесных пар тепловоза возникла измазанная гуталином лысина.

- Дай, а? - опять, на этот раз просительно, взвыл Яков.

- Подойди да возьми. Мне что ли, вылезать? - на краю ямы звякнуло.

Зачем-то оглянувшись по сторонам, Яков протянул руку примерно в направлении ножовки и на несколько секунд застыл, взгляд его стал каким-то пустым. "Чего это он?" недоуменно глядя на него подумал Глеб. Вдруг в воздухе, что то мелькнуло и Глеб увидел, что слесарь держит в руках ножовку по металлу, ручка которой обмотана синей изолентой. Глеб вопросительно взглянул на Агафона, тот восхищенно улыбнулся, но не более. Глеб перевел взгляд на "автоматчика", но и того поведение ножовки совершенно не впечатлило.

- Да ты не отвлекайся, Глеб. Это Яков после бассейна такой - с полу усмешкой проговорил Агафон.

"Он по сторонам смотрел, что бы ножовкой никого не задеть!" - дошло вдруг до Глеба. Вслух же произнес: К-какой бассейн?

- Да ерунда это все - отмахнулся Агафон - Ты лучше вот о чем думай. Задумал тебя Горыныч на маневровый стажером взять. Притрёшься - будешь помогалой, а там, если повезет, машинистом станешь. Но чтоб тебя с не профильным образованием на тепловоз приняли, это комиссия будет решать, и будет она в конце месяца.

- А че делать - то? - озадачено впился в него взглядом Глеб.

- А ниче. Пойди в церкву, свечку поставь. И жди, что на комиссии скажут - развел мазутными кистями Агафон. Вдруг по депо пронеслась непонятная суета, в его дальнем конце раздались возгласы. Яков зачем-то активнее заработал ножовкой. "Горыныч, Горыныч"- зашелестели вполголоса слесаря. Из-за сваленных в кучу колесных дисков показался несуразно длинный, неуклюже размахивающий руками, старший машинист Гордей Никифоров. Увидев его, Глеб понял почему у него такое прозвище - лицо Гордея напоминало маску самурайских средневековых доспехов, только еще с густыми усами. Казалось, из его оскаленного рта, как из газовой горелки, сейчас полыхнет пламя. В глазницах маски, полностью дополняя картину, вращались выпученные глаза. Волна многоэтажного, художественного мата, местами напоминающая рев раненого медведя, накрыла присутствующих. В ней утонули звуки сверлильных станков, дрелей и наждаков. Полу развернувшись, Гордей остановился, и обвел присутствующих испепеляющим взглядом:

- Кто, мля, вчера на узле работал?! - прорычал он.

- Витек с Серегой - после секундного раздумья произнес Яков.

- Что стряслось-то, Гордей?- осторожно поинтересовался Агафон.

- Пятаки, мля, закатали, да так что провернуло бандажи, вот что... - вторая матершинная волна была мощнее предыдущей. Происхождение Витьки и Сереги было подвергнуто анализу с точки зрения занимательной зоологии, на основе чего было приведено несколько теорий об их зачатии и появлении на свет, с подробным описанием органов, посредством которых оное произошло. Затем глазницы маски уперлись в "автоматчика" Олега:

- А ты че здесь потерял? У тебя что, работы нет? Я щас найду... последовала краткая лекция о внешних половых признаках высших позвоночных, во время которой "автоматчик" испарился. Следующей целью был Глеб - его разносить было пока не за что, поэтому Горыныч несколько секунд молча рассматривал его и наконец, изрек:

- Стажер? - проглотив слюну, стажер покивал.

- Заявление о приеме написал? - стажер отрицательно покачал местом, в которое Горынычу предстояло вложить профессиональные навыки.

- Ну, так иди, пиши! - уже почти спокойно бросил старший машинист. Заискивающе улыбаясь, Глеб начал стал сползать с табурета в сторону выхода.

В палитре пейзажей Замятинска преобладали два основных цвета: грязно-ржавый - цвет железных крыш трехэтажек и бараков, остовов разнообразной техники, ожидающей сдачи на металобазу у калиток и обочин. Все остальное: стены строений и зданий, редкие участки асфальта, гаражи и заборы, приобрели грязно-серый цвет. После закрытия завода и развала колхоза, поселок, как и множество других в современной России, оказался не удел. Все кто мог, уже перебрались в город или вообще в более хлебную соседнюю область. Неуклонно убывающее мужское население выживало за счет работы в депо и на узловой станции. Более многочисленная женская часть работала на почте, в школе-восьмилетке, и небольшой районной больнице. Недавно отстроенная больница страдала от отсутствия квалифицированных кадров и какого-либо оборудования, вследствие чего кладбище за поселком чернело от свежих могил.

Серо-свинцовое, готовое расплакаться дождем небо нависало над поселком и над Глебом, идущем домой по петляющей тропинке. Между утопающими в грязи и лужах бараками открылась относительно сухая поляна, с лежащими на ней толстыми почерневшими бревнами. На бревнах расположились четверо местных пацанов: Мишка Рокотов, худощавый, с выпирающими зубами, догуливающий до призыва, рядом с ним сидел степенный, округлый Степа Гершанович, по прозвищу Гера. На другом бревне - готовый свалиться с него Санек Ливоненко, Шмыга. Он был настолько пьян, что практически потерял способность говорить. Рядом с ним сидел, болтая ногами, татарин Валя Бараев, он же Абдула. Возраст присутствующих колебался в диапазоне от восемнадцати до двадцати восьми. Среднестатистические жители поселка, затухающего в нищете и запустении, малообразованные, привычно списывающие на судьбу негативные моменты настоящего. Между бревнами стояли две непочатые бутылки портвейна "три семерки", в просторечии называемого "топорики". Несколько уже пустых бутылок из под одноименного напитка валялось тут же, еще одна ходила по кругу. Уже с обеда набравшийся Шмыга старательно ловил равновесие на бревне, похожий на породистого, но потасканного жизнью попугая. Мишка рассказывал присутствующим какую-то смешную железнодорожную байку:

- Ну и короче гря, решили они посмотреть, что будет, если на скорости в толчок лом спустить. Разогнали керосинку со старым советским купейником, короче гря, где-то под шестьдесят, и Леха лом в унитаз закидывает... - тут Мишка для интриги затянул паузу.

- Сломало? - попытался угадать Абдула.

- Погнуло - с видом знатока свойств металлов откинулся на бревне Гершанович.

- Да не томи, Щербатый! - потерял терпение Абдула. Шмыга молчал, но с интересом старался сфокусировать взгляд на рассказчике.

- Короче гря, - торжественно начал Мишка - Один колесный диск оторвало, и "кишки" тоже. Штук десять шпал бетонных, поверху разрезало, рельса со стороны туалета вся в зазубринах! А толчок... - здесь он опять сделал паузу, но теперь от смеха.

Слушатели тоже зашлись пьяными смешками. Глеба пока никто не заметил.

- У-унитаз разорвало, как снаряд, осколками перегородку тамбура пробило, где, короче гря, Леха прятался. И один осколок ему прям в ногу!

- Ах-ха-ха! Везунчик, блин! - задыхаясь, произнес Гера. Щебатый Мишка, довольный произведенным впечатлением, растянул рот в широчайшей улыбке, отчего его верхние зубы сильно выдвинулись, а профиль головы стал походить на поднятый ковш экскаватора. Примерно с минуту компания давилась смехом - нет большего счастья, чем несчастье другого!

- О, едрен-макарон, Сморчок! - Абдула развел руки в пьяном приветственном жесте. Глеба усадили на бревно, в руки ткнулась липкая, ополовиненная бутылка.

- Че, с работы идешь, дембель? - Гера взял еще одну бутылку "топориков" и впился зубами в полиэтиленовую пробку. Глеб протер рукавом горлышко бутылки и сделал осторожный глоток - жуткая смесь поступила в организм - прощай желудочная микрофлора.

- Горыныч на тепловоз тебя берет? - осведомился Абдула - Ну готовься, попьет он у тебя крови!

- О - он уже все депо за дрессировал! - закивал головой Гера и отпил из вновь открытой бутылки.

- А че он дикий то-такой? - поинтересовался Глеб.

- Да это, дочка у него больная. После полиомиелита ноги отнялись, не ходит уже больше года. Вот он и бесится!

- Он ее и по врачам возил, и в бассейне за нее просил... Бестолку все! А ей восемнадцать стукнуло на днях - вставил Мишка. В этот момент все заметили, что Шмыга уже не сидит на бревне, а лежит под ним.

- Та-ак. Отряд несет потери ... - констатировал Абдула и приник к горлышку.

- А что за бассейн такой? Что он с людьми делает? - спросил Глеб.

- А кто его знает? Говорят - бассейн, а что это, никто не знает - пожал плечами Гера.

- Мужики в депо что-то темнят, но никому не рассказывают - поделился наблюдениями Абдула.

- А я слышал, что на фабрике заброшенной, есть недостроенный спорткомплекс. И в нем бассейн. И в бассейне этом живет колдун, который за деньги может, что хочешь исполнить - вклинился Мишка в разговор.

- Тебя на днях Ракета искал - внезапно произнес голос Шмыги, хотя было отчётливо видно, что его лежащий под бревном хозяин совершенно не двигал ртом.

Глеб поежился. Ракета, предводитель местной гопоты, занимался по поселку рекетом, отбирая последние деньги у местных пацанов. Его интерес не сулил ничего хорошего.

" И что этому змею от меня надо?" - настроение Глеба было напрочь испорчено.

- Только сейчас его нету. Он сегодня в город уехал - опять раздался голос Шмыги . Он звучал вполне трезво, хотя на его опухшем лице снова не дрогнул ни один мускул.

- Это, как, это что? - недоуменно начал Глеб, но Абдула разъяснил:

- Да это он недавно начал без слов разговаривать . Глеб оглядел лица окружающих, ожидая что они вот-вот рассмеются, однако ничего похожего не заметил.

- Да ладно?! - не веря протянул он - И вы его тоже слышите?

- Конечно. Это когда он по пьянке уже ртом говорить не может, вот так трындеть начинает - раздраженно объяснил Гера.

- Его и так-то не заткнешь, а теперь и подавно! - на полном серьезе произнес Абдула, и его собутыльники согласно закивали. Початая бутылка опять попала в руки Глебу, но глоток портвейна ситуацию не прояснил.

- Да, Ракета сейчас в авторитете стал - невесело констатировал Мишка - как Бочу посадили, так он и поднялся сразу!

- Говорят, у него с Бочей в последнее время война была - доверительно сообщил Гера - а потом он в бассейн сходил - и уехал Боча на восемь лет с конфискацией!

- Да ментам он его сдал, без всяких бассейнов, и все дела - зачем-то оглянувшись, в полголоса произнес Мишка.

Старый деревянный родительский дом, казалось, жил своей жизнью - половицы скрипели каждая на свой лад, на чердаке периодически раздавались непонятные стоны и шорохи. Печь потрескивала, словно разговаривая сама с собой. Мать поставила перед сидящим за столом Глебом миску, в которой со свитой наваристых куриных желудочков, царственно возлежала золотистая картошка. В соседней миске, как делегация иностранных послов на приеме, поблескивали отборные молодые маслята, пересыпанные горошинами черного перца.

- Грибочков вот, по сезону закрутила. Хорошо уродились! - руки у матери были покрыты мелкими морщинками. Глеб помнил то время, когда они были изящны и нежны - уже тогда они ловко вынимали из духовки румяные пирожки, прижимали к стиральной доске его футболки и штаны. Держали тяпку и лопату, водили его кистью, с зажатой в пальцах ручкой, помогая выводить в прописи палочки и закорючки. Нередко одна из этих рук держала потертый отцовский ремень, а другая вытирала хозяйке слезы. Глебу хотелось положить ложку, прижаться лбом к этим рукам и пробыть в таком положении долго-долго.

- Лизонька звонила на днях. В академию поступает! - светилась от гордости мать - через неделю вступительные. Пока малосемейку снимает, готовится, умница моя. Подруга ее, без экзаменов должна была поступить. Отличница, характеристики прекрасные, школа с золотой медалью... А тут обнаружилось, что у нее дядя судимость условную имел, за наркотики. Ее и завернули - отбор в МВД строгий! Она таблеток каких-то наелась, едва откачали. Теперь в больнице, в коме лежит. Вот сынок, жизнь-то какие кружева выплетает. "Кружева" - зачем- то вполголоса произнес Глеб.

- Волнуюсь за нее. Сплю плохо, хоть в бассейн иди - причитала мать.

- Да что за бассейн такой, хоть ты мне, мать, поясни?! - вопросил ее Глеб.

- Точно не знаю, сынок. Как ты в армию ушел так он и появился. Мужики разное говорят, будто можно у него попросить, что ни будь, или загадать... И еще после его появления стали... умения у людей, открываться, которых не было раньше - мать села на стул и положила натруженные руки на вылинявший передник. На эмалированном чайнике, стоявшем на плитке позади нее, задрожала крышка.

Глеб отцеплял от веревки пододеяльники, когда за спиной просигналили: за забором стояла полностью тонированная "девятка" на спортивном "литье", которое смотрелось на ней как спортивные штаны, одетые под фуфайку. "Вот блин, вышел за бельишком" - уныло подумал Глеб, хотя Ракета мог сам вызвать его из дома, что повлекло бы за собой ненужные расспросы матери. Левое переднее стекло опустилось, и в нем возникла толстая кисть с массивной рандолевой печаткой на безымянном пальце. Кисть повернулась тыльной стороной книзу, и ее указательный палец несколько раз призывно согнулся и разогнулся. Глеб обреченно приблизился к машине. Сидящий в ней Ракета был одет в псевдо адидасовский костюм, голову его украшала вельветовая кепка "восьмиклинка". Характерный запах ударял в нос из салона машины - обивка была настолько пропитана дымом анаши, что ее можно было, смело курить.

- А-а-а... Сморчок... Дело тут... У меня к тебе...- Алексей Рактин, он же Ракета, только что раскурился и воспринимал реальность как через антенный кабель с поврежденной обмоткой.

- Тут это, сеструха твоя у меня денег занимала... На твои проводины... - медленно продолжил он.

-Ты когда отдавать... Думаешь?

- К-когда это?! - и до Глеба тут же стала доходить задумка Ракеты. Проверить его слова он не сможет, а если сможет, то не докажет - до конца года сестра вряд ли домой приедет, будет готовиться к поступлению. Можно конечно позвонить ей на мобильник и спросить, но это не помешает Ракете испортить Глебу жизнь.

- Да она не говорила мне ничего! - Глеб понимал, что у него нет шансов, и, похоже, от него в этой ситуации ничего не зависело.

- Было, Сморчок, было... И свидетели есть... - вне всяких сомнений, Ракета мог хоть сейчас привести толпу "свидетелей".

- В общем... К концу месяца, двадцать тыров... Принесёшь... - доносилось из "девятки". В душе Глеба бушевали одновременно обида, страх и жалость к себе. Этот типичный представитель поколения девяностых, мстящий жизни за свою ненужность, являлся полноправным хозяином нищего поселка, существующего лишь за счет станции. И ему не надо было утруждать себя поисками причины, что бы загнать Глеба в долги. Его цели уже давно оправдывали любые средства. Между тем, насадка на глушителе "девятки", призванная имитировать звук турбины, взревела. Это означало, что разговор окончен. Сосредоточив на вождении остатки незамутненного канабиноидами сознания, Ракета двинул автомобиль по грунтовке. Разбрасывая "хромом" куски серой грязи, "девятка" углубилась обоими колесами правой стороны в здоровенную промоину, и стала из нее выбираться. Когда только он вернуться успел? Из города минимум часов пять езды! Наверное, Шмыга по пьянке дезинформировал - подумал Глеб и расстроился окончательно.

«Гонялка»-небольшой маневрово-вывозной тепловоз М62, за рычагами которого стоял Глеб, ехал не более сорока километров в час, но по объективным ощущениям, как будто все сто. В окошке проносились заросли серо-зеленой полыни, рычаги стрелок, стоящие на параллельных путях древние вагоны с гербами СССР на бортах. За спиной, инспектируя его первый пробный заезд, нависал Горыныч. По встречной прогрохотал тепловоз с четырьмя вагонами - Глеб испугано замер, вцепившись в рычаги. Крепкий подзатыльник качнул его голову в сторону.

- Ходу прибавь, видишь, скорость теряем на подъеме! - Глеб судорожно передвинул рычаг контроллера на сразу на несколько позиций. "Пустив медведя" - облако дыма и сажи из выхлопной трубы, тепловоз бодро полез в гору.

- Отпусти его Гордей, он уже мокрый как мышь! - произнес Парфен Назаров, брат грозы институтских старост Агафона. Он сидел на сиденье в другом конце кабины. Рядом с ним, облокотившись на небольшой столик, заваленный бланками разрешений на отправление поезда, стоял Лукьян Турбанов. Все члены локомотивной бригады были одеты в синие засаленные комбинезоны и кирзовые сапоги. От исходящего от дизелей жара на их висках выступал пот, а ноги мерзли от сильного сквозняка, идущего по полу кабины.

- Иди отсюда, балбесина - раздраженный Горынч сам встал к контроллеру. После призывного жеста Лукьяна, дорожащего от волнения Глеба, усадили на какой-то ящик и Парфен, доверительно нагнувшись к его лицу, поведал следующее:

- Слушай, малой, дело есть. Мы скоро в один вытяжной путь свернем, минут через десять. Там в тупике старый живорыбный вагон стоит - Парфен запнулся, как бы собираясь с мыслями.

- Вагон этот... Он, в общем, желание исполняет. Только одно и один раз! - проговорил он, наконец. Глеб недоверчиво посмотрел на Лукьяна - тот закивал с самым серьезным видом. Перевел взгляд на стоящего спиной главного машиниста и интуитивно понял, что Гордей знает об этом разговоре, если вообще не является его инициатором!

- Только никому, слышишь, малой! - предостерегающе забубнил Парфен - С двери накладку снимешь, внутрь не заходи, просто с порога крикни. Если внутри все светом ярким озарится, сбудется, значит. Только мухой, одна нога здесь, другая... Мы минут пять постоим всего, больше нельзя, могут внимание обратить.

Спотыкаясь, Глеб брел по шпалам обратно к тепловозу. За его спиной, в заросшем тупике остался старый вагон для перевозки живой рыбы, на железнодорожном жаргоне - "бассейн". Он сделал все как научил Парфен, и внутренности вагона засияли, как будто в нем зажгли мощный прожектор. Когда он забрался в кабину, и кивнул участливо смотревшим на него машинистам, никто ничего не сказал. Молчали и остаток пути до станции. "Ракета обойдется" - в очередной раз думал Глеб глядя в окно на приближающуюся платформу. "Сестра поступит, никуда не денется. И на комиссии с такой профессией у меня шансов много". Из соседнего окошка высунулся Гордей - он пристально смотрел на платформу, и было видно, как его самурайская маска теплеет от улыбки. На платформе стояли два человека: взволнованная грузная женщина средних лет, поддерживала за худенькие плечи с трудом стоящую, но улыбающуюся девчушку лет семнадцати-восемнадцати почему-то одетую в праздничное платье с кружевными рюшами.

Другие работы:
+2
00:20
733

Достойные внимания