@ndron-©

Кресло для господина полицмейстера

Победители

Кресло для господина полицмейстера
Работа №169
  • Победитель

- Так вот, Кози, свои сказки ты оставь для вечера, мы с удовольствием тебя послушаем, раз уж все равно телевизор не работает, а сейчас закрой свой болтливый рот и вычисти здесь все хорошенько. Скоро открывать лавку, и вдруг господин Ренк все-таки вспомнит о своей маленькой прихоти и найдет время заглянуть к нам.

- Меня зовут Асинак Гук, господин Штольц…

- Что? Что это за имя? Я даже не смогу это произнести. Я говорил уже тебе: я буду называть тебя Кози, - сердито сказал старик. – Принимайся за работу и помни, что тебя ждет посуда на кухне. И она сама себя не помоет… как в прежние времена. О-хо-хо! И за что мне это все на старости лет. Ведь я прекрасно мог жить в свое удовольствие на пенсию.

Владелец лавки Бруно Штольц пошаркал в сторону лестницы на второй, хозяйский этаж. Он был еще очень крепким мужчиной и мог ходить нормально, поднимая, как положено, ступни над полом, но после Воссоединения выбрал для себя образ человека, чересчур обремененного жизнью и обманутого своей судьбой, и с тех пор все лучше приспосабливался его изображать.

Возле лестницы старик остановился, повернул свою плешивую голову, обрамленную венчиком волос над ушами, и подозрительно посмотрел на паренька.

- Ты же помнишь, что к английскому креслу тебе подходить запрещено? – спросил он.

В голосе его появились стальные интонации. Строгий палец вопросительной формы повис в воздухе.

- Конечно, господин Штольц, - лицо мальчика изображало кроткое послушание.

Уши невинно розовели на довольно крупной голове, которая больше подошла бы подростку значительно выше ростом. Кози был худеньким и едва доставал хозяину лавки до второй пуговицы на жилете.

Этот ответ и интонация, пожалуй, удовлетворили старика. Палец его покачался в воздухе и опустился. Бруно взялся сухой рукой за перила и молча пошаркал наверх. По пути он думал, что стоило еще раз напомнить парнишке о том, каким благодарным тот должен быть, за то, что нашел приют у такого доброго хозяина. Это в то время, как жилье в Пархиме дорожает буквально каждую неделю… Конечно, Кози живет в темной каморке, которая больше напоминает шкаф… Собственно, она и была раньше кухонной бакалеей для банок и консервов… Мальчишка, правда, не просит никакой платы и ест, как маленькая птичка… и почти не спит. Но все равно…

Старик поднялся на верх, прошел по коридорчику и оказался в большой комнате, которая выходила окнами на три стороны и которая служила ему спальней, кабинетом и резиденцией с того времени, как умерла жена.

Странные все же эти «прежние люди», подумал Бруно. Кози говорил, что он из Северо-Западного края. Это где-то внизу по течению Эльде. Неделю, другую хода. Это там в ходу такие странные имена… славянские что ли?

Теперь все едут и идут в Пархим, со всего Восточного Предела. Ну, купцы – это понятно. Это – пусть. Но идут все, кому неймется. От голода, от беды, от судьбы… Ищут счастья в Новом Городе, у Новых Людей. А оно есть здесь?

Старик подошел к окнам, которые выходили в его двор, наклонился и стал, не таясь, рассматривать, что делает его постоялец. Это был купец Уно Кутасов. Тоже из «прежних». Но очень солидный и обходительный господин. Разговаривать с таким - одно удовольствие: всегда выслушает, посочувствует, даст совет. Прижимистый, правда. Снимает всю заднюю пристройку, а платит… умеет торговаться, в общем. В следующий раз так дешево не отделается.

Чернобородый купец, по какой-то причине одетый в две куртки, одна на другую, следил, как его люди грузят подводу.

Фургончик с парусиновой крышей был запряжен двумя чалыми лошадками.

Что носили слуги, понять было нельзя: весь товар был закручен и замотан все в ту же парусину. Но Бруно Штольц и так знал, что там может быть: обыденные вещи из прежнего времени. Все, что раньше не имело большой ценности, теперь, в этом большом мире, стоило хороших денег.

Стекло, пластик, ткани (чем ярче – тем лучше), зеркала. Да много чего… Продать можно было даже обрывок или осколок. Здесь этого делать не умели… И платили золотом или серебром. А как ценилась парфюмерия! Даже самая копеечная. Кто бы мог подумать…

Не зря городской совет в первые же дни прибрал к рукам большие парфюмерные магазины, наряду с аптеками. Они же сетевые. Хозяева-то их не здесь. А неизвестно где…

Старику надоело пялиться во двор и он пошел к креслу. С привычной тоской посмотрел на черный прямоугольник телевизора перед ним, на пульт на журнальном столике. Это было главным несчастьем после события: то, что электроника здесь не работала. То есть совсем. Ну, телефоны некоторое время пошипели… и все.

Молодежь конечно по своим смартфонам плачет. Но ему на это наплевать. Вот телевидение – это да. Несчастье.

Теперь приходится вечерами рассказывать друг другу истории. У этого парнишки с Северо-Запада – у него их много. И все - всякие чудеса. Забавно. Только непонятно, правду говорит или сказки. Кто его знает, как у них тут все устроено.

Старик вдруг вспомнил про Отто Ренка. Прошел мимо кресла и подошел к окнам, выходящим на улицу. С сожалением посмотрел на родную Фриц-Ройтер-штрасе. По улице двигалось слишком много разного люда. Не меньше половины составляли приезжие из всяческих местных марок. Этих нельзя было спутать ни с кем. Одевались они в самые разные одежды, но, все равно, выглядели все, как персонажи картин Брейгеля. Как откровенно средневековые ушлепки…

Бруно посмотрел в направлении центра и вздохнул. Конечно, замок лорда Векского отсюда не был виден. Но всегда оставалась надежда, что его Светлость поедет инспектировать строительство крепостной стены со стороны Любцер штрассе, и может тогда он вспомнит про его мебельную лавку. Штольц даже был готов выбежать перед ним на улицу и приветственно помахать рукой. Господин полицмейстер обязательно вспомнил бы его и свое любимое кресло.

А как славно было раньше…

Не реже двух раз в неделю, а иногда и три, если у шефа полиции выпадал день выплаты жалованья, Отто Ренк самолично заходил в его дверь с колокольчиком. Один, без всякого сопровождения. Как простой гражданин.

Он подолгу останавливался возле своего излюбленного английского кресла, и, может быть, в сотый раз выслушивал от Бруно все достоинства приобретения этого чудесного предмета мебели.

- Вы посмотрите, какая обивка, - говорил ласково Штольц. – Вы потрогайте.

Полицмейстер осторожно трогал.

- Смелее, шеф, - смеялся Штольц. – Попробуйте, присядьте. Чувствуете?! Вы думаете, это новодел? Нет! Уверяю вас, это настоящее викторианское кресло с самой, что ни наесть, оригинальной обивкой. Пусть вас не смущает то, что она так свежо выглядит. А набивка, знаете какая?

Полицмейстер послушно бормотал уже много раз слышанные слова.

- Да, да. Настоящий конский волос. Кто теперь делает такую мебель? Вы нигде не найдете.

- Все-таки, цена для меня высоковата, - говорил Ренк и неохотно вставал.

Бруно вежливо его усаживал обратно.

- Я должен еще подумать. Посоветоваться с сестрой… Ведь немаловажный вопрос, куда я его поставлю, - Ренк поднимал светлые, едва заметные бровки на своем пухлом лице.

- Это будет украшение всего дома.

- Не знаю… Оно очень… яркое. Как отнесутся к этому люди, когда я понесу его по улице. Все будут смотреть.

Штольц в негодовании всплескивал руками.

- Зачем же Вам самому его нести. Что за фантазии, Отто!? Посмотрите лучше вот на эти чудесные уши. Видите: такие же были в фильме о Шерлоке Холмсе. Попробуйте, как удобно – можно положить голову и даже прикорнуть за телевизором.

Такие разговоры стали со временем одним из их развлечений. Они даже сдружились. Член городского совета, владелец лавки Бруно Штольц и директор полиции Пархима Отто Ренк.

Бруно проводил глазами повозку с сеном, проехавшую мимо его окон. Стог был так высок, что поднимался почти до водосточного желоба. Он был перетянут с четырех сторон оранжевым леером, но все равно опасно покачивался. Это заставило ум отвлечься от воспоминаний, и старик с тревогой вспомнил о своем работнике Кози.

Штольц торопливо пошел вниз.

На первом этаже, в магазинчике и за угловым прилавком была идеальная чистота. Чистота и порядок.

Шаркая, Бруно развернулся, чтобы пойти на кухню. Стоило проверить, не отлынивает ли парнишка от работы. Но от дверей, когда он почти уже вышел из лавки, он услышал знакомый звук.

Господин Штольц повернул голову к витрине… Этого не может быть!

Этот головастик Кози опять сидел в английском кресле и самозабвенно крутил в руках детскую игрушку-головоломку. Но эта яркая пластмассовая штуковина могла быть головоломкой только для детей дошкольного возраста. Не старше! Господин Штольц самолично изучил ее еще в первый раз, вырвав из рук Кози. Только такой тупой местный паренек может без конца ею заниматься!

- Кози! – рявкнул старик.

Паренек подскочил и в один миг оказался на ногах.

- Что я тебе говорил про английское кресло? И что я тебе велел сделать, когда ты здесь наведешь порядок?

- Но, господин хозяин, - пролепетал мальчишка. – Я сделал все, как вы говорили. Я помыл посуду… и все вытер.

- За мной! – старик заложил руки за спину и пошел в сторону хозяйственной части.

Работник не лгал: он действительно успел помыть посуду и протереть ее, прежде чем поставить на сушку. Конечно, пол был выметен не очень тщательно, и здесь вот - еще нужно прибраться…

Сделав необходимые замечания, Штольц побрел к двери. В голове он перебирал задания, которые можно будет безопасно поручить недалекому представителю этого, застрявшего в средневековье, мира.

- Я на рынок, - сказал он в дверях, не поворачиваясь. - И в магистрат. Присмотри за лавкой. Если приедет господин полицмейстер… А-а, – Он махнул рукой: пустое. Эта птица теперь высокого полета.

Вернулся он во второй половине дня. Зашел во двор через заднюю калитку и, слегка шаркая ногами, обходя свежие конские яблоки, пошел к главному дому.

В руке он, с некоторым недоумением, нес нераспечатанный конверт, приподняв его вверх за один уголок.

- И как же это может быть, - бормотал он сам себе под нос. – Шверин находится всего в каких-то сорока… - он открыл дверь и зашел в лавку, повернулся к вешалке на стене и принялся стягивать с себя плащ. - … ну, может быть пятидесяти километрах. И что? Они мне говорят, что, весьма вероятно, я никогда не увижу свою дочь… Это как?

Старик стянул плащ только с одного плеча и в изнеможении уселся здесь же, на круглый трехногий стул.

- Они говорят, что возятся со мной только потому, что я член городского совета. Что уже давно всем понятно, как обстоят дела. Вот письмо! Официальное!

- Письмо? – раздался голос Кози из глубины магазина.

- Да. Сейчас мы его откроем, - Бруно, как никогда, сейчас требовался сочувствующий слушатель… Вот - здесь написано: «Уважаемый, господин Штольц, в настоящий момент установить местоположение вашей дочери не представляется возможным. Город Пархим с некоторыми его окрестностями находится в неопределенной локации. По сведениям, поступающим от местных аборигенов, а городской совет пока вынуждены принять их концепцию, наш прежний мир соединился с неким общим большим миром, что полностью нарушило прежнюю географию…» Это секретарша Ирма писала, - доверительно сказал старик, поднимая на работника глаза от письма. – Это она так любит научно выражаться.

- Вот, слушай дальше, - Штольц был так поглощен этим письмом, что даже не заметил, что паренек снова сидит в викторианском кресле и крутит в руках свой детский фетиш. – «Области нашего прежнего мира проявились в этом общем мире хаотично, непредсказуемо, с изменением своего положения, даже относительно сторон света…» Каково излагает! Но разве в это можно поверить?

На глазах Штольца появились слезы. Кози с сочувствием смотрел на старика, руки его продолжали двигаться.

- Они не хотят послать людей на сорок километров вверх по Эльде, напоминают о том мифическом нападении орков на город в первый день Воссоединения, а я вынужден жить один, старым грибом. А в Шверине обитает моя дочь. Она, конечно, засранка и… мелкая потаскушка. Когда умерла жена, она совсем отбилась от рук. И что я мог сделать? Забеременела в семнадцать лет, неизвестно от кого... Но я не хочу жить один. Пусть бы она вернулась и поселилась здесь со своим мальчишкой. Люди говорили, она собиралась перебраться в Гамбург… Я никогда ее не увижу.

По щеке старика текла одинокая слеза. Рука с письмом опустилась.

- Кози, ты опять сидишь в кресле господина полицмейстера, - печально сказал он.

Паренек послушно слез и встал в шаге от запретного плода.

Штольц пошел к лестнице, опустив голову. Конверт мелькал белой птицей в его руке.

- Посмотри, где наша садовая тачка и в каком она состоянии, - сказал добрый хозяин на прощание. - Завтра нужно будет перевезти уголь из сарая в подвал. Сараем займется плотник. Уно Кутасов хочет арендовать его под склад. Он скоро уедет. Придется искать новых квартирантов - снова убытки…

Посидев немного перед мертвым экраном, Бруно подошел к шкафчику и достал почти опустошенную бутылочку Егермейстера. Поглядывая во двор, налил в узкую рюмочку на два пальца зеленой жидкости.

Внизу послушный Кози извлек наружу садовую тачку. Покрутил ее со всех сторон, чуть ли не обнюхал и замер, бестолково уставившись на штырь колеса.

«Там, кажется, подшипник из гнезда вылетел» - вспомнил Бруно. – «Ну, ничего, уголь можно и руками перетащить. С него не убудет. Меньше будет своей игрушкой заниматься…»

Встретив непреодолимое препятствие, Кози уже извлек из обширных шароваров головоломку. Пальцы его осторожно изучали ее поверхность. Из уголка рта потянулась ниточка слюны.

Господин Штольц поднял рюмочку к губам и отвернулся от стремительно деградирующего мира за окном.

Среди ночи на втором этаже раздался душераздирающий крик.

Асинак Гук, который смирился с тем, что все называют его Кози, проснулся и сел на кушетке в своем тесном чулане. В полной темноте он испуганно крутил своей крупной лопоухой головой.

По лестнице к хозяину уже кто-то спешил.

Бруно Штольц сидел на полу в своей комнате, в его руке мерцала свеча. Посередине комнаты стояла женщина, одетая в страшное рванье, за руку она держала такого же оборванного малыша.

Прибежали слуги: повариха Петра и на время нанятый плотник, он жил за тонкой перегородкой возле чулана Кози. Сразу стало больше света.

- Кто это? – спросил у них Штольц с пола, показывая на нищенку.

По всей видимости, страшный крик произвел он. Голос у него здорово осип.

Слуги подошли ближе. Женщина испуганно прижала к себе ребенка.

- Это я, папа. София.

- Этого не может быть! – крикнул Штольц злым голосом. – Откуда ты взялась. Все ворота и двери заперты. Как ты вошла?! Ты – призрак.

- Нет. Я не призрак, - ответила женщина дрожащим голосом. – Я живая. Я твоя дочь, а это твой внук Дитер. Я не знаю, как я сюда попала, но я не призрак.

- Это – София, - сказала повариха. – Я помню тебя. Я жила раньше напротив…

- Но как!? – воскликнул старик. – Это опять случилось? Мир опять двинулся?

- Я не знаю. Я просто постучалась в следующую дверь на Скошенной улице, чтобы попросить милостыню, хотя бы кусок лепешки. Дверь была незаперта и просто открылась. Я попала сюда…

- Ты просила милостыню? - спросил Штольц, вставая на колени.

Складки на лбу старика скорбно собрались как меха аккордеона, но какое-то тайное удовлетворение слышалось в его голосе.

– Кози, что ты стоишь, открыв рот. Немедленно принеси сюда кувшин молока и хлеба. И недоеденный картофельный салат с ледника. Петра, вскипяти чаю, вынь кольцо печеночной колбасы из дымохода - отправив всех с распоряжениями, Бруно обратился к дочери, - София, как ты одета. Что с вами случилось?

Дом утих через полчаса.

Дочь была так измотана, что едва справилась с салатом. Мальчишка стал засыпать после первого стакана молока. Бруно с жалостью смотрел на сбитые долгой ходьбой ноги Софи, на их обгоревшие и обветренные лица.

Конечно, поместили их здесь же, на хозяйском этаже.

Бруно Штольц несколько раз еще вставал ночью, проходил с лампой по коридору и тихонько приоткрывал бывшую супружескую спальню. Не моргая, он смотрел на спящих под толстым одеялом дочь и внука. На брошенные в угол ошметки их одежды. Этого не могло быть. Не могло быть в нормальном мире. Но это произошло. Все было настоящим… Возле кровати на тумбочке стоял большой стакан с молоком.

Старик качал головой, успокаивался и шел к себе.

Утром Бруно Штольц сидел за столом, накрытым бежевой пластиковой скатертью, и терпеливо дожидался, когда проснутся его неожиданные гости.

Он посматривал в окно, наблюдая, как парнишка Кози нагружал в сарае овальные бруски прессованного угля в тачку и возил к стене главного дома. К открытой вверх фрамуге подвала. Старик немного переживал, чтобы недотепа ненароком не расколотил окно. Всякий знает, каких баснословных денег теперь стоит хороший кусок стекла.

Происшествие прошедшей ночи все еще немного будоражило его, но, в целом, он уже свыкся с переменами. Чему, в самом деле, так уж удивляться?

После того, как их маленький заштатный городок в Передней Померании оказался в другом мире… Ну, как уверяет в письме эта дура-секретарша: он не другой, а просто… вдруг выяснилось, что они раньше жили в неполном. А теперь мир соединился, на их голову, и они попали в полный. Поэтому та ночь, когда все произошло, и называется Великое Воссоединение.

Это говорили и тогда: на собрании членов городского совета.

Мысли путаются, как начинаешь думать об этом. Бред, да ладно… После того, как при его жизни исчезла его собственная страна – ГДР, как затем рухнул даже Советский Союз - чему уже остается удивляться? Какому происшествию? А этот всеобщий Локдаун? Помните, господа? То-то… Может случиться, что угодно. А вот хорошее стекло, это хорошее стекло. За него теперь платят серебром…

Первой вниз спустилась не дочь. На пороге остановился мальчишка – его внук, и принялся рассматривать старика, ковыряя пальцем в откосе двери.

Бруно легко подманил его к себе, показав плитку магазинного печенья.

Пришла София, чистая, с мокрыми волосами, одетая в свой старый спортивный костюм, еще школьной поры. Он опять ей был впору… Мальчишка взобрался ей на колени. Стали завтракать. Все вместе.

За завтраком Софи сама принялась рассказывать о своих мытарствах в этом мире после События. Так это называли в ее местах.

Когда случилось Воссоединение - она не спала… Старик удержал язык от колкого замечания. …Они сидели в компании у кого-то в гостях. Была совсем уже ночь. Это был частный дом в пригороде Шверина. Они были в саду, пили пиво, болтали, слушали музыку. Говорили о Гамбурге, и сколько стоит там снять квартиру. Здесь в саду на лужайке стояла палатка. В ней на надувном матрасе спал Дитер.

Потом он вдруг закричал, стал звать мать. Она решила, что ребенку приснился кошмар. Она почти сразу поспешила к нему. Если бы ее не хватали за руку… Там была такая дорожка через сад… Темно было. Она шла, покачивая бутылкой пива, зажатой за горлышко двумя пальцами… Услышала топот ножек сына и сама побежала.

- Когда я схватила его… он плача уткнулся мне в живот – в этот момент все изменилось, - сказала дочь. – До этого была ночь - темно, но рядом светилось небо от огней Шверина. И было довольно прохладно, роса…

И вдруг – раз: абсолютная темень. Я только чувствую, что Дитер прижимается, схватился за меня ручками. Я не поняла, что произошло. Свет в городе выключили?

Я крикнула ребят – молчание. Еще. Стала шарить вокруг руками. И наткнулась на стену. Вот, реально испугалась. Ничего такого там не должно было находиться. Потом рядом еще стену нашла. Мы с Дитером были в каком-то закоулке. Как будто между двумя каменными заборами. И жарко было.

Ну, вышли, в конце концов, куда-то. На открытое место. Луну увидела над морем. Селену, как они ее называют. Ждали потом на берегу, пока солнце не встало.

- Так куда ты попала? – спросил Бруно.

- Западные окраины АшгАта. Как потом узнала. Там живут народы моря. Восточный Предел они тоже знают. Для них это дальний край мира за Родным морем. Причем очень опасный, по их мнению… Много всего потом было. Пыталась работу найти, как-то пристроиться. Не хочется вспоминать. Потом как-нибудь расскажу. Тяжело все это.

- Я очень хотел, чтобы ты вернулась, - сказал Штольц. – Ты ешь, пожалуйста. Наверное, здесь чудеса случаются.

Прошло буквально несколько дней, и все упорядочилось. Софи по собственному почину стала заниматься хлопотами с постояльцами. Следить за бельем, провизией, а потом и за расчётами. Старик даже стал подумывать, чтобы расстаться с горничной.

Дочь была совсем не такая, как он ее помнил. До того случая, когда однажды выгребла деньги из комода и тайком смылась из города. Да, они перед этим здорово повздорили… Наверное, он был груб. Она тогда уехала беременная. Он потом от кого-то узнал, что она там родила мальчонку.

Софи была спокойная и… твердая. Когда она стала такой? После мытарств среди чужих людей? В этом мире, или еще в прежнем? Прислугу сразу в свои руки взяла. Знала, как это сделать. Ни разу не взорвалась, ни на кого не накричала, хотя и не лебезила перед ними. Даже перед ним не заискивала. Не было у нее в глазах этого… собачьего выражения, как в ту ночь. Сразу себя поставила. Этого Штольц не ожидал. Того, что на нее можно будет опереться.

Это хорошо: денег на них троих нужно будет побольше… Мальчик будет расти. Со временем тоже сможет делать какую-то работу по дому. Но и затрат на себя тоже потребует.

Штольц опять стал вспоминать про полицмейстера и его кресло. Сколько он мог бы отвалить за него сейчас, когда он поднялся так высоко? Говорят, Ренк теперь второй человек в городе, а может и первый. Это как посмотреть. Болтают, сам король Дерик называет его братом.

Замок шефа полиции, который теперь носил пожалованный ему Фюргартами титул лорда Векского, располагался совсем недалеко. В начале Любцер штрассе. Здесь и километра не было. Это была бывшая школа имени Гете. Кирпичное трехэтажное здание, все увитое плющом.

Зачем же он ждет? Если Ренк не идет к нему, он же сам может явиться с визитом к старому приятелю. И кресло захватит. Почему же нет? Вот прямо сейчас и пойдет. Погода хорошая - дождик не собирается. Возьмет свою тачку… Уголь!

- Кози! - закричал заполошно Бруно Штольц.

Он вскочил и, позабыв о старческой походке, вылетел во двор.

Кози, весь перепачканный в угольной пыли, остановился и поставил тачку на попа.

- Сегодня закончу, хозяин, - радостно сказал он.

Беспокоиться ему было не о чем: он послушно выполняет задание господина Штольца. Дело почти сделано. Его худой зад далек как никогда от запретного кресла.

- Сейчас же беги на берег Воккерзее и отмой эту тачку до блеска. У тебя полчаса! Ты понял? Она должна быть идеально чистой. Возьмешь ветошь в своем чулане и вытрешь ее насухо. Поторопись!

За эти полчаса Бруно Штольц побрился, причесался и надел свою лучшую костюмную пару. Светлые брюки и темно-горчичный пиджак.

Кресло легло в тачку, как дитя в колыбель. Под руководством старика Кози прикрыл его простыней, аккуратно подоткнул со всех сторон.

Провожать старика вышло все его семейство.

Дитер держал в руках игрушечный паровозик. София сложила руки на груди и смотрела, как отец вывозит тачку за ворота. Колесо было резиновое, хорошо накаченное, и шло по асфальту мягко и приятно.

- Взял бы с собой Кози, - крикнула дочь.

Штольц подмигнул ей, убыстряя шаг. Забота дочери была приятна ему. Настроение у него было отличное.

Молодая хозяйка позвала Кози во двор развешивать постиранное белье. Яркая пластиковая веревка в два ряда протянулась от одного сарая до другого.

Парнишка таскал за Софией корзину.

- Ты вчера рассказывал про волшебников, что управляют этим миром. Как ты их там называл…

- Майра, госпожа Софи. Добрые майры и злые майры. Воплощенные духи. Высшие существа. Наш добрый майра – это господин Клорин, он раньше присматривал за Восточным Пределом и остановил вторжение уруктаев. Закрыл их подземный город Нодгар. Теперь Клорина давно уже никто не видел. А злые майры – это слуги Адуи. Я слышал про одного такого - Черного Властелина Мкаримура… Ох, зря я произнес его имя, - расстроился парнишка и покачал ушастой головой.

- А могло быть так, что это по их воле я в один миг попала домой? – спросила Софи.

Кози с сомнением покачал головой.

- Ведь в таком случае у них есть для меня какой-то план. Верно? Плохо это или хорошо?

- Не знаю, госпожа, - пробормотал мальчик. – Нужно спросить кого-нибудь еще. Я не очень умен для таких дел…

Вернулся старик примерно через час. В мрачном расположении духа.

Он оставил тачку сразу у ворот, прошел в магазин и тихо опустился в прихожей на трехногий стул.

Кози побежал за креслом. По всей видимости, в скором времени мог начаться легкий грибной дождик.

- Не купил? – спросила дочь. – Не сторговались?

Дитер подбежал к деду и смело залез на его колени. Принялся пальцем изучать лицо Бруно. Легонько пощипал его за седые прядки над ушами.

- Меня даже не пустили к нему, - печально сказал Штольц. – Там такая охрана возле его замка. С копьями и мечами. Эти-то меня еще пропустили. А у ворот стоят наши - полицейские, с автоматами… Говорят: торговцев велено гнать… А я им объясняю: я не торговец. Я хороший знакомый господина лорда Векского. Его приятель почти. Он желал это кресло купить. Вот я и привез его. По-дружески.

Не стали слушать. Прогнали.

Кози, кряхтя, зашел в магазин. Кресло лежало золоченой резной спинкой на его сгорбленной спине. Словно жук с панцирем.

Несмотря на свой хилый вид, парнишка умудрился аккуратно, почти без стука, поставить кресло на прежнее место у витрины.

- А как они там все разодеты, - вдруг рассердился старик. – Как женихи. Все в шелках. Гарцуют на белых лошадях, на серых. На плечах - гербы. На груди - золотые цепи. У одного вот здесь, - он показал себе на бедро. – вот такой кошель денег. Весь, поди, набитый одним золотом. Почти лопается!

Он посмотрел на домочадцев, на Кози, опять влезшего на запретное кресло со своей игрушкой. Хозяин был так раздосадован, что не заметил этого нового проступка.

- Мне бы такой кошель! – воскликнул он. – Только один. Вы представьте, что в этом бестолковом вазоне, который так любила твоя мама, на дне лежит не слой пыли, а толстый замшевый кошель, набитый золотыми форинтами. Мы бы всю жизнь горя не знали. Жили бы лучше, чем в том прежнем мире. Ни в чем бы себе не отказывали. Постояльцев всех – вон! Вместо них набрали бы слуг, лакеев. Дом этот… Фу. В замке бы жили! Катались по Воккерзее на лодочке… Или лучше перебрались бы в местную столицу Эдинси-Орт. Там - море!

Он вдруг поник. Слезы закапали на колени его внука.

- Ну, папа, хватит расстраиваться, - сказала София. – Мы отлично живем. Лучше многих. После того, что я пережила, даже мечтать ни о чем не хочу. Только чтобы ты и Дитер были здоровы. Сейчас разве осталась прежняя медицина…

- Кози! Этакий ты паршивец, - крикнул Штольц. – Ты опять взобрался на английское кресло!

На следующее утро Бруно Штольц был необыкновенно молчалив за завтраком. Дочь озабоченно смотрела на него, но его это сегодня ничуть не трогало. Он взял очередной рогалик, провел по нему ножом с коровьим маслом и начал деловито его пережевывать. По глазам старика было видно, что мозг его занят серьезной работой.

Как только Бруно покончил с завтраком, он вскочил и крикнул во двор.

- Кози! Кресло в тачку.

- Папа, что ты задумал, - встревоженно спросила София. – Ты опять пойдешь унижаться? Забудь про этого полицмейстера. Ты уже не так молод, таскаться уличным продавцом.

- Нет! – воскликнул Штольц. – Я не буду его продавать. Я придумал нечто получше. Я подарю ему кресло! Ты понимаешь? Он всегда хотел его. Он будет благодарен. Сейчас так важно быть на короткой ноге с такими высокопоставленными людьми. Он обязательно оценит это. И, может, даже захочет меня отблагодарить. А еще знаешь, что? Он же не женат! Он живет со своей сестрой. Если он увидит тебя… Ты ему обязательно понравишься. Ты же такая хорошенькая. А теперь, когда ты сбросила вес, тебя можно записывать в модели…

- Папа, перестань это. Я не собираюсь замуж за старого незнакомого хрыча…

- Ты ему обязательно понравишься. Это перевернет нашу жизнь. Как ты не понимаешь!

Штольц махнул рукой на дочь и торопливо натянул пиджак. Сверху для чего-то накинул плащ.

Не говоря больше ни слова, он схватил тележку с креслом и бодрым, даже нервным шагом выкатил ее на улицу.

Домочадцы Штольца остались в расстроенных чувствах. Завтрак был испорчен.

Софи утерла рот сыну и отправила его гулять во двор. Сама стал убирать со стола. Потом она взяла недоеденную булочку с изюмом и пошла в магазин.

- Что тебе сегодня велел делать отец, - спросила она Кози.

- Ничего. Он не успел мне дать поручений. Хотите, я приберусь здесь. Вот эти вазы у ступеней можно вытереть от пыли. Вот ту с отломанными розочками…

София помотала головой.

- Нет, ничего не надо. В этот раз я сама здесь приберусь. По-женски. Ну, раз ничего не говорил – иди и выспись, наконец. И, может быть, ты возьмешь эту булочку. Дитрих едва укусил ее…

- Спасибо, госпожа, - просиял паренек. – С удовольствием возьму, а спать я не хочу. Я выспался. Я тогда лучше помогу плотнику. Может, он покажет мне, как он топором работает.

Бруно Штольц шел к своему дому со стороны Ам Вассертурм. Он сначала хотел пройти дворами, но побоялся, что в этом состоянии заблудится. Он здорово набрался шнапса в гаштете у парка, на Валльалее. Глазами он старательно следил за бровкой дороги. Ему не хотелось подходить к дому, виляя ногами из стороны в стороны, как колесо калеченого велосипеда.

На Фриц-Ройтер-штрассе все же пришлось остановиться и немножко подержаться за фонарный столб. Увидев за окном первого этажа чье-то знакомое лицо, пришлось его немедленно отпустить. Бруно немного подумал, но не рискнул изобразить, что ему требуется завязать шнурки. Обратно из этого положения он мог бы уже и не подняться.

Бруно хотел войти в дом незаметно. Сейчас ему не хотелось ни с кем говорить. Завтра… А сейчас он мечтал тихонько подняться на второй этаж и запереться в своей комнате…

Но как только старик открыл дверь, он понял, что планам его не суждено было сбыться.

На лестнице стояла София. Лицо ее было пунцовое, руки нервно дергали сильно вытянутый край спортивной куртки.

- Где ты пропадал? - сказала она с нервными нотками в голосе. – Я уже ходила искать тебя по всей Любцер штрассе.

- Я был на Валльалее, - кротко сказал Бруно. Он надеялся, что его голос не выдаст чем он там занимался.

Только теперь он обратил внимание, что кроме дочери здесь были Кози, кухарка Петра и горничная.

- Где кресло? – быстро спросила Софи, и повернулась к женщинам. – Сабин, Петра, вы можете идти.

Она подождала, пока за ними закроется дверь.

- Ты выпил? Где кресло, папа? Ты его подарил полицмейстеру?

Старик очень старательно помотал головой. Ему было стыдно.

- Тогда где оно? Кози, сбегай к воротам и сейчас же принеси его сюда.

Она стала спускаться вниз, что-то доставая из кармана куртки.

- Папа, посмотри, что я нашла.

Бруно опустил глаза. От вида того, что старик увидел, он немедленно протрезвел; в руке дочери был огромный пухлый кошель из зеленой замши. Плотный, распираемый изнутри, мешочек. Бомбочка. Кожаная веревочка вокруг его горловины была даже не в состоянии до конца затянуть входное отверстие: настолько полон он был. Золотое мягкое сияние выплескивалось наружу.

- Где? Как? – прокряхтел Штольц.

- Я нашла его в этой любимой маминой вазе. Помнишь, ты вчера говорил про нее.

Старик поискал глазами.

- Я разбила ее. Случайно. Хотела хорошенько отмыть…, не удержала в мыльных руках и разбила. А это было внутри. Это золото, отец. Золото. Его здесь очень, очень много.

Старик протянул руки к мешочку и Софи отпустила эту тяжесть в его ладони. Штольц наклонил голову. На его губах появилась мягкая улыбка.

- Там нет никакого кресла, хозяйка, - печально прозвучал голос парнишки от дверей.

- Нет?

Кози, чуть надув губы, наивно смотрел на девушку.

- Отец, где кресло? Где ты его оставил? – с внутренним напряжением спросила София. – Ты понимаешь, что оно волшебное? Что в этом мире есть настоящее волшебство? Когда вчера ты мечтал о кошеле с золотом, Кози сидел в этом кресле. Ты помнишь? Ты точно сказал про мамин кувшин, и золото было именно там. Ты понял? Я даже не сразу сообразила, что дело в этом кресле. Обалдела от этого богатства. Но потом я вспомнила, что это уже был не первый раз. Вчера я затеяла менять шторы на главной витрине, прежние совсем выгорели – даже стыдно смотреть. Залезла на стремянку и неловко дернула. Недоставала немного. Вылетело несколько дюбелей у карниза. И сам он повис боком. Я расстроилась страшно, побежала за Хансом. Приходим, а все нормально: все на своих местах, как и было. А этот простачок все это время здесь сидел, в этом кресле. Со своей игрушкой. Только глазками хлопал. А мне не хотелось его гонять - ему от тебя хватает. Что он, в самом деле, страшного может с ним сделать, думаю.

Ну, мы с Хансом решили, что Кози как-то умудрился все починить, пока я за ним бегала.

А сегодня я поняла! После золота в вазе. Сложила два и два. Никуда он и не думал вставать. Это оно – кресло.

- А когда я горевал, что никогда не смогу увидеть свою дочь и внука, - сказал старик. – Он тоже сидел в английском кресле… Как раз накануне вашего возвращения.

- Где кресло, отец?

- Меня опять не пустили, - поднял старик глаза на дочь. – Софи! Они меня не пустили. Я говорил, что это кресло - подарок. Подарок от его друга. Что если они меня не пустят, лорд Векский будет очень гневаться. Но они меня запомнили и не пустили…

- А кресло? Его нужно вернуть, - сказала дочь. - Ты понимаешь, что если бы в кресле сидели мы, а не этот недалекий полурослик, то мы бы могли сделать все что угодно? Даже исправить этот несправедливый мир…

- Кресло погибло, - печально сказал Штольц. – Чтобы я больше не надоедал им, они проехали по нему танком. Оно погибло вместе с садовой тележкой.

- Чем?

- Переделанным бульдозером. От кресла ничего не осталось. Даже щепки тут же бросили в костер.

Софи в изнеможении села на ступеньки, обитые ковролином.

Штольц постоял, затем пододвинул к себе ногой трехногий стул и уселся. Золото он любовно держал на коленях.

Ну, что ж, все же они не остались на бобах.

Вдруг в его голове молнией сверкнула удивительная мысль.

- А если это не кресло! – воскликнул он. – Если не кресло? Он все время крутил в своих руках эту детскую игрушку. Каждый раз… Кози, а чего ты молчишь? Скажи мне, как ты умудрился починить тележку? Я совсем забыл. Там же подшипник выскочил, а ты еще с этой штукой тогда стоял над тачкой… Во дворе.

- Где она у тебя, - Софи вскочила, пошла к парнишке и требовательно протянула руку. – Покажи!

- Но она моя, - слабо сказал мальчик. – Я в ней еще не разобрался. Я еще хочу поиграть. Я нашел ее. Она моя.

Девушка бесцеремонно оттолкнула его руку и запустила ладонь в карман его шароваров. Извлекла головоломку.

- Это она, отец?

- Она, она. Я ее хорошо рассмотрел. Подожди, сейчас мы пойдем наверх.

Бруно Штольц улыбался. Он положил руку на плечо мальчишки и повернул голову в сторону кухни.

- Петра! Иди быстро сюда.

Пришла кухарка, вытирая полотенцем красные руки, она затеяла на кухне кипятить белье.

- Что, господин Штольц?

- Собери этому славному молодому человеку что-нибудь в дорогу. Он собирается отправиться в путь. Не скупись. Все что найдешь: сахара, колбасы, шпига, хлеба конечно. Его ждет дальняя дорога. Ведь правда, Кози, так будет лучше…

- Хорошо заверни все. В коридоре висит мой школьный рюкзак, - добавила Софи. – Не обижайся на нас, Кози.

- Не обижайся, Кози, - повторил и старик. – А чтобы ты не унывал, я дам тебе другую игрушку.

Бруно достал из бокового кармана пиджака связку ключей от машины, отцепил от нее брелок в виде кубика-рубика. Положил его в ладонь парнишки.

- Вот и славно. Правда?

- Спасибо, господин Штольц, - просиял Кози.

Асинак Гук, который привык, что все его в этом городе называют Кози, вышел из Пархима через ворота на Любцер штрассе. Отойдя несколько десятков шагов, он оглянулся на закрывшееся за ним ворота и на бетонную крепостную стену, которую новые люди быстро возводили вокруг своего города.

Дальше стена была стальная, временная. Построенная из секций волнового металла. Но зато на ней была нарисована голова быка в золотой короне – герб города. Мальчик улыбнулся этой голове. Славные люди жили в этом новом городе.

И славно был устроен весь мир.

Он прошел несколько сотен метров и решил свернуть с шоссе и пойти на запад, в сторону столицы Восточного Предела Эдинси-Орта. К заливу Урбанта Великого. Там так славно шелестит волнами море…

А может еще куда. Он потом решит.

Он достал брелок, который ему подарил добрый господин Штольц и принялся его рассматривать. Эта штука была еще лучше. Каждый отдельный квадратик у нее жил собственной жизнью.

Босые ноги мальчишки осторожно ступали между сине-зеленых крепких кочанных голов.

Земля была теплая и мягкая. Хорошо… Вот если бы только дорога была немного вниз. Идти с горки намного веселее.

Мальчик легонько пальцем повернул квадратик на брелоке, выглядевшем коричневым в закатном свете.

Вечерние облака над его головой стали вытягиваться узкими розовыми булками. Капустное поле медленно стало опускаться вниз, делая его дорогу удобнее. За спиной, не производя никаких звуков, поднимался косогор. Мир был удобен и хорош.

0
20:11
822
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Загрузка...
Анна Неделина №3

Достойные внимания