Знаки

Казалось бы — какая ерунда: по коридору катился маленький синий мячик, но у Вики по спине побежал неприятный холодок. Потому что мячику решительно неоткуда было взяться. И он был совсем незнакомый. “Ну не то чтобы нас не представили… Вика, это мячик. Мячик, это Вика… Что за бред я несу?!” А то, что она пришла смотреть пустую квартиру. Обошла её уже раз десять, и этого простого предмета там не было.

Карина, суровая риелтор в сером костюме, встретила её у подъезда и всё время смотрела на часы, но Эдик никак не появлялся, и она, наконец, рассердилась:

— Так вы будете смотреть или нет?

— Будем, конечно! — заторопилась Вика, — пойдёмте. Он сейчас подойдёт. Если всё в порядке, так сразу и договор заключим.

Карина открыла ей квартиру и сказала, что отлучится на несколько минут. Выпьет кофе в забегаловке на углу, а то “с утра маковой росинки…” и всё такое. Оставила наедине с квартирой и фантазиями. Воровать там точно было нечего, поскольку не было ни плиты, ни батареи, ни одной раковины, ни одной двери, кроме входной. Ничего. И Вика осталась ждать Эдика.

Она огляделась. Коридор был крошечный и пустой. Комната тоже пустая. Залитая утренним солнцем из огромного открытого окна. Крошечная, но светлая. Окно сразу попросилось открыться, чтобы впустить ветер и запах моря. Только запах, потому что вид на море стоил существенно дороже. Впрочем, и запах был скорее в фантазии, чем в реальности.

Вика навалилась на подоконник и посмотрела вокруг. Десятый этаж. Выше плюс пара этажей и небо. Облака несутся, солнце светит. Нет, мячиками не дождит.

Вика осмотрела комнату ещё раз. Из украшений пока только её собственная тень на стене. Вполне симпатичная такая тень — стройная, лет двадцати с небольшим. Волосы развеваются под ветерком, очерченные солнцем. Платье просвечивает возле тела — словно ореол света. Приятно.

— Откуда же ты взялся? — спросила Вика, поднимая мячик, но он, понятно, не ответил.

Она пожала плечами и бросила его об стену — прямо в свою тень. Мячик весело ударился и отскочил назад с весёлым звуком: “бум!” И об пол: “бум!” и снова прыгнул в руки. Вика бросила его ещё раз, и ещё, но на третий раз он вылетел в коридор и промолчал. Никакого “бума” не было.

— Эй, ты где? — спросила Вика.

Потом встала и тоже вышла туда же. Слева коридор упирался в наружную дверь. Естественно закрытую. Справа в туалето-ванную без унитаза и ванной. Потом коридор поворачивал на микроскопическую кухню, где мячика тоже не оказалось.

Это было непонятно и неприятно. “У меня галлюцинации?” — подумала Вика. Но думать было бессмысленно, так как от этого мячик не появлялся. Вика пожала плечами.

Комната была милой, но крошечной. Крошечной в реальности, а милой, правда, только в воображении. Когда мысленно в ней сделан евро-ремонт и расставлена приличная мебель.

“Вот она, начинается взрослая жизнь, — подумала Вика. — Без постоянного маминого брюзжания и контроля, без нотаций и вечного недовольства…”

Она попыталась представить себя в роли жены. Но никак не получалось. И ещё труднее было представить Эдика в роли мужа. Были какие-то мелочи, которые задевали. Немножко. Тихонько. Как занозы. Которые, правда, никак не вынимались. И потому на душе росло беспокойство. Ведь мог бы прийти вовремя, но не пришёл. Собирался сделать взнос сам, но в последний момент оказалось, что денег нет. Пришлось просить у матери. Но при этом начал уговаривать, чтобы квартиру записали на его имя.

— Но ведь это я вношу залог! — возмутилась Вика.

— Слушай, мы начинаем такой стартап, это точно сработает. Тогда я всё остальное выплачу. Очень быстро!

— Ну когда сработает, тогда и заключим договор, — пыталась сопротивляться Вика.

— Ну не глупи! Тогда квартира уйдёт! — настаивал Эдик. — Такая цена!

“Не тупи”, Не будь дурой” стали его любимыми фразами, которые не забывались даже после охапок цветов. Вика пыталась что-то возражать, но Эдик начинал говорить громче и громче. Почти кричать. Что она думает только о себе, что она должна понимать, как важно заложить мощное начало… И Вика отступала, сдавалась. Как будто её вдавливали в то решение, которое нужно ему. И это неприятно саднило.

Она пыталась представить себе Эдика с цветами, билетами на концерты. Как подруги завистливо оборачивались на него — так он обволакивал обаянием. Каждая считала своим долгом с ним пококетничать. И на это кокетство он с удовольствием откликался, как на любимую игру…

Вика вздохнула, отвернулась от неба, по прежнему ощущая ветерок в своих волосах, и снова взглянула на тень на стене. И вдруг увидела у этой тени вместо волос голый череп и уши.

Она вскрикнула и в ужасе закрыла глаза. Когда открыла, тень исчезла, потому что солнце забежало за облако. А в комнату опять влетел синий мячик. Пропрыгав от коридора к окну, он остановился недалеко от её ног.

— Ну что это такое? — сказала Вика вслух. — Откуда это взялось?

— Это мой мячик, — сказал детский голос.

И снова выглянуло солнце, а на стене появилась тень, но тень принадлежала не ей. Круглая безволосая голова, большие уши, а вместо ореола платья — инвалидное кресло.

— А ты кто? — тихо спросила Вика, оцепенев от ужаса.

— Артём, — ответил мальчик. — Я тут живу.

Получилось как “Автём” и “выву”.

— С… сколько тебе лет? — спросила Вика тихо.

Тень опять исчезла, стёртая тучкой, но Артём ответил:

— Шесть, — так же чуть шепелявя, — я уже большой.

— Понятно… — прошептала Вика, хотя ей ничего не было понятно.

Она наверное перегрелась. Или надышалась краски. Хотя никакой краски не было и в помине. Даже и звукоизоляции-то не было. Стены — простые железобетонные панели.

Вдруг в соседней квартире что-то уронили, и раздался грохот, как будто это что-то упало совсем рядом. И Вика вздохнула с облегчением. Артём наверное сидит за стенкой!

От радости она снова бросила мячик в стену, и мячик в эту стену исчез.

— Спасибо, что ты со мной играешь, а то мне тут скучно, — сказал Артём, и мячик снова прилетел из стены.

Да, это никак не может быть из другой квартиры. Но по крайней мере Вика перестала испытывать страх. Она снова бросила мячик в стену и спросила:

— А ты в какой квартире живёшь?

— В сороковой.

— Так это и есть сороковая квартира.

— Да, — ответил он, и из стены снова вылетел мячик.

— Тогда я не понимаю… — ответила Вика безнадёжно. — А ты один?

— Да. Мама пошла в магазин.

— Понятно… — сказала Вика. Просто, чтобы что-то сказать. И бросила мячик обратно.

— А мы отсюда скоро уезжаем, — вдруг сказал он. — Мама хотела продать квартиру. Мне на операцию. А папа не хочет.

— Почему? — удивилась Вика.

— Он её за… это… зало… как это?

— Заложил?

— Да. Он сказал другу по телефону. А маме не сказал. Я просто слышал.

— На твоё лечение?

— Нет. Он сказал, что долги отдать. И что денег нет. И они всё время ругаются. — Артём замолчал. Мячик больше не возвращался.

— А где же вы будете жить? — с удивлением спросила Вика.

— Наверное у бабушки, — ответил Артём грустно. — Но она всё время ругается на папу. И на маму тоже. И говорит, что у неё не будет никакой жизни.

Это была настолько мамина фраза, что Вике стало не по себе.

— А как бабушку зовут? — спросила она тихо.

— Валентина Петровна, — ответил Артём.

И у Вики закружилась голова.

— А папу Эдиком? — спросила она.

— Да. А откуда ты знаешь?

Вика не ответила, но перед её мысленным взором словно прошли эти шесть лет долгого и мучительного сползания в бездну — как из теле-сериалов, где нагнетают страдания героев. С больным ребёнком, постоянными операциями, с мужем, который занимается не понятно чем, с вечным поиском денег, с собственным бессилием, ночными криками… Это было словно взглянуть в пропасть, на краю которой она сейчас стояла, и куда собиралась сделать шаг.

Вика почувствовала, что дрожит.

— Артём… — начала она и поперхнулась. — Артём, ты знаешь… — она запнулась снова, так странны были слова, которые она хотела сказать.

— Что? — спросил он, и в её мир снова прилетел мячик, и она его поймала.

— Ты знаешь, — и голос её задрожал, — я наверное твоя мама… Только раньше, давно, когда тебя ещё не было…

— Здорово… — сказал он, но как-то неуверенно.

— Расскажи мне о себе… Что-нибудь… Что ты любишь? — попросила она тихо, и отправила мячик обратно.

— Ну… я… люблю книжки.

— Про что? Про кого?

— Про зверей. Про мышонка Пика. Про серебряное копытце…

— Тебе мама читает?

— Нет, я сам. У мамы времени нет.

— В шесть лет ты уже читаешь такие книжки?

— Да. А ещё люблю рисовать… Вот, смотри…

Где-то зашуршала бумага, и вместо мячика из стены прилетел бумажный самолётик. Вика развернула его, и там были нарисованы море, кораблик и бравый капитан за штурвалом. Всё это под синим небом, белыми облаками и ярким солнцем. Она улыбнулась.

— Ты любишь море?

— Да, люблю. Только мы там были очень давно.

У Вики перебило дыхание. В морском городе — и очень давно… А легко ли довезти ребёнка в инвалидной коляске до моря?

— Жаль, что рисунок помялся, — сказала она, от неловкости стараясь сменить тему и расправляя бумагу на подоконнике, — ты отлично рисуешь! У тебя есть талант.

— Мне мама так говорит…

Они надолго замолчали, и Вика уже не испугалась, когда на стене снова появилась тень мальчика в кресле. Грудь её скрутило внезапной нежностью и жалостью.

— Скажи, — вдруг спросила она, — а можно что-то изменить?

— Что? — не понял он.

— Ну чтобы ты стал здоровым? Нет, не стал, а родился здоровым? Чтобы мог играть в футбол, ходить в школу…

— Я бы хотел… — сказал он тихо.

— Ну что если у тебя будет другой папа? То… ты бы… смог?

— Что?

— Найти меня? Быть моим сыном?

В двери щёлкнул замок, и в квартиру наконец вошли Карина с Эдиком.

— Классная квартирка, — сказал он, не особо глядя по сторонам. — Работы много, но цена очень хорошая. Ну что, подписываем договор?

— Подождите, я… — сказала Вика оглядываясь.

На стене её собственная тень. А в руках листок, на который она смотрела в оцепенении.

— Чего ждать? — спросил Эдик, раскрывая руки, словно объятия. Как приглашение в то самое будущее, которое она сейчас увидела в этой крошечной недоквартире.

— Мне на… надо срочно уйти… — прошептала Вика заикаясь. — Я по… позвоню…

И она бросилась наружу.

— Вика, ты чё?! — крикнул Эдик вслед. — Чё ты творишь?! Мы же договорились! Мы же потеряем эту хазу из-за твоей дурости!

Но Вика уже бежала вниз через ступеньку и старалась не слышать ничего. Выбежала из подъезда, как будто за ней гонятся. Выключила телефон. Схватила такси и примчалась на их съёмную квартиру. Собрала вещи, бросила на столик ключ и захлопнула за собой дверь. Заехала к матери и вернула все деньги. Забежала в сервис связи и сменила свой номер телефона. И помчалась на электричку — так, словно под ней горела земля.

Это было глупо — уходить в никуда, но она просто не могла больше ждать ни дня, ни минуты. Вдруг каждое слово Эдика стало для неё невыносимым. Не как маленькая заноза, а как пилой по спине — невозможно выдержать. Ей казалось, что если он снова начнёт говорить, то она опять влипнет, как в паутину, как муха на ленту. И уже не вырвется никогда. И всё это станет правдой — больной мальчик, прикованный к коляске и квартире, бесконечные операции и поиски денег, которые муж будет вытаскивать из семьи тайком. И кричать ей, что она дура…

* * *

— Лена, можно я поживу у вас немного? — спросила она с порога.

— Вика! Девочка моя, — воскликнула мачеха, обнимая её. — Конечно можно! Сколько хочешь!

Дом, в котором она выросла, состарился и одряхлел. Но был по-прежнему родным и любимым. И остался таким даже после смерти отца. Комнатка словно уменьшилась в размерах, хотя раньше казалась огромной. Мать при разводе требовала продать не только бизнес, но и домик, потому что он был “старая развалина”, и сделать им с дочерью квартиру в городе, но папа сумел отстоять. Купил им жильё в хорошем районе, а сам остался на родной окраине. Мать как всегда злилась, она хотела большего. А Вика была благодарна. Для неё этот уголок так и остался кусочком детства. Даже когда в доме появилась новая хозяйка. Они поладили, и их дружба не рассыпалась, когда отец умер.

Вика смотрела на сад, в котором знала каждый кустик, каждое деревце, каждый цветок. Она вдыхала запах, словно аромат своего детства. И только сейчас поняла, что так мучило её в отношениях с Эдиком. Она никогда не чувствовала от него той волны нежности и доброты, которую испытывала с отцом. А в этой нежности было приятно жить. И весь мир наполнялся смыслом. А здесь весь дом был пропитан ею, этой добротой.

Несколько дней Вика приходила в себя, валяясь в гамаке в саду. Словно хотелось отойти от драйва и вечной необходимости делать что-то ненужное и навязчивое. Пекла оладьи, училась готовить борщ под руководством Лены, собирала клубнику. Ходила на море, бродила по пляжу — босиком по круглой гальке и песку. И вдруг поняла, что делает это словно не только для себя. Словно она уже не одна.

— Вот, смотри, море, — говорила она Артёмке, — здорово, правда? Смотри, какие камушки. А вот ракушка… — И ей казалось, что они собирают их вместе.

* * *

Одно утро она проснулась, и увидела, что расцвели её любимые бело-розовые пионы. День был солнечный и очень ветреный, но ближе к вечеру ветер начал стихать, и Вика решила пойти на море. Она не удержалась от искушения и сорвала один цветок, чтобы быть в этом запахе подольше.

На флагштоках на пляже трепетали красные флажки и стояли предупредительные знаки, запрещая купаться. Вика шла по мокрому берегу босиком, а бурная волна бросала на её ступни песок и мелкую гальку. Лёгкое платье немного намокло снизу, но это было даже приятно.

“Вот так, волна за волной, — думала Вика. — День за днём, год за годом. И как узнать, чем всё обернётся? Действительно ли это правда или просто померещилось?” Но когда появилась маленькая мысль о том, не вернуться ли к Эдику — словно чёртик из закоулков подсознания — то сразу пришла волна отвращения. Будто она очень долго жила с закрытыми глазами, и вдруг открыла, и увидела себя где-то… словно на помойке. И развидеть это уже не могла. “Как я не замечала?” — думала она.

Мысли её прервала музыка. Какое-то ретро. Кажется Синатра. Бархатный голос лился из уютного кафе прямо около песка. Оттуда же плыл приятный аромат, и почти все места были заняты.

Вика села за единственный свободный столик около перил, отделяющих кафе от пляжа, зарылась носом в свой бело-розовый цветок, ожидая официанта и наблюдая за играющими на песке детьми. И ей было хорошо, когда она представляла, что это Артёмка бегает по песку.

А за соседним столиком сидел очень мрачного вида молодой человек в серой футболке и джинсах и нервно поглощал еду. Вика даже удивилась, насколько он диссонировал с окружающими этим своим настроением.

Вдруг с пляжа прилетело что-то и упало прямо на его столик, опрокинуло стакан с соком, залило хозяина и стол. Тот опешил и пару мгновений сидел подняв руки и обозревая руины, оставшиеся от обеда. Вика увидела, как с его губ почти сорвалось ругательство. Но вдруг около перил появилась молодая женщина с девочкой и начала в ужасе извиняться. Говорила, что это была случайность, и что-то про детей, их игру и ветер. И что она всё оплатит.

И, увидев девочку, мужчина вдруг оттаял. Его лицо преобразилось. Он улыбнулся и сказал, что ничего страшного. Дети есть дети. Пусть играют. И платить не нужно. И протянул девочке этот предмет со стола.

Это был маленький синий мячик.

У Вики мурашки побежали по спине, и она не могла оторвать взгляд от этого мужчины. Мама с дочкой ушли обратно на пляж, а он начал вытирать свою футболку салфеткой, пытаясь удалить оранжевые пятна, но это не удавалось. Он смущённо огляделся и увидел Вику, которая за ним наблюдала. И мужчина вдруг замер в удивлении и тоже не мог отвести от неё взгляда.

Когда к его столику подошла официантка и начала убирать следы хаоса, Вику словно дёрнул кто-то. Сама от себя не ожидая, она сказала, указывая на свой столик:

— А вы садитесь здесь. Места много.

И он неожиданно согласился.

— Меня зовут Виктор, — сказал он, опускаясь на кресло.

— Вика, — ответила она.

* * *

Нет, она не боялась. Она запретила себе бояться. Просто верила, что всё будет хорошо. Повторяла это ночами, как заклинание. Но только когда Артёму и Алисе исполнилось семь, и когда они пошли в школу, только тогда смогла выдохнуть, так как в подсознании всё время жило это видение мальчика в инвалидном кресле. Но этого, к счастью, не случилось.

Виктор оказался отличным отцом, хотя и отлучался в долгие командировки — он был штурманом и часто уходил в море. “Как на том рисунке,” — вспоминала Вика. Но сам рисунок куда-то исчез. И вообще, вся эта история казалась очень странной. Вика уже убедила себя, что всё ей приснилось.

Однажды в магазине она увидела брелок для ключей — симпатичный синий шарик, который очень приятно лежал в ладони. И она купила его для мужа, но всё как-то забывала подарить.

В тихий вечер ранней осени море ещё хранило тепло лета. Они гуляли все вчетвером. Дети бегали на мелководье и брызгались, а взрослые медленно шли по берегу.

— Я тебе хочу подарить… — сказала Вика нерешительно. — Так, пустяк. Но симпатичный.

И протянула ему брелок. Виктор подержал в руке шарик, словно пробуя на вес и улыбнулся.

— Спасибо. Приятный. Есть повод?

— Почему обязательно повод? — Вика смутилась. — Просто вспомнила тот вечер, когда мы познакомились.

— В кафе?

— Да. Ты был такой мрачный.

— В тот день мы с прежней женой подписали развод.

— А! Вот в чём дело! А помнишь тот синий мячик, который приземлился в твоём супе?

— Это не забудешь. Наверное если бы меня не залило супом, ты бы меня даже не заметила.

— Не в этом дело, — ответила она. — Знаешь, мне кажется, что есть такие волшебные знаки, которыми… судьба показывает нам дорогу. Это глупо?

— Нет, — ответил Виктор. — Не глупо. И что же это за таинственные знаки?

— А ты не будешь смеяться?

— Буду конечно, но не очень сильно, — улыбнулся Виктор.

— Это был знак от Артёмки. Он тебя выбрал так.

— Я не понял, — покачал головой Виктор.

И Вика рассказала ему свой странный сон. Или видение про мальчика из несостоявшегося будущего.

— Так что видишь, мне показалось или может на самом деле, но Артём тебя выбрал. Мячиком. И я очень рада, что ты его папа. Я только не ожидала, что будет двойня.

— Я тоже не ожидал, — ответил Виктор. — Я думал будет девочка. Она мне приснилась.

— Да?

— Сказала, что её зовут Алиса. Что очень любит, скучает. Называла меня папой.

— Как… удивительно… — только и смогла произнести Вика.

— Да. И что не может никак прийти ко мне. Мама её не хочет.

— Что?

— Да, — вздохнул он. — Я сначала не придал значения. Просто сон… А потом… — он посерьёзнел. — Жена говорила, что лечится, что пока не получается. А однажды уронила сумочку, и оттуда выпали таблетки. Противозачаточные. Оказалось, что она просто не хотела. Хотела путешествий, отпусков, свободы, молодости, красоты. Типа для меня. Для нас.

— Ужас какой! — прошептала Вика. — А ты?

— А что я? Я мечтал о малышах. Ну какой смысл в семье без них? Вот тогда у нас всё и покатилось…

Они долго стояли, наблюдая за детьми, которые прыгали в темнеющей воде, а заходящее солнце окрашивало берег и море золотыми красками.

— И в тот вечер, — добавил Виктор, — ты пришла с таким же цветком, как был у Алиски в моём сне.

И он протянул ей брошь, сделанную в форме пышного цветка пиона. Края тонких лепестков были золотыми, а эмаль переливалась тёплыми оттенками розового и белого.

— Так что она тоже дала мне знак. И выбрала тебя мамой.

Они смотрели на детей и заходящее солнце, на их ладонях лежали синий шарик и цветок пиона, а мальчик и девочка хохотали и бегали вдогонку друг за другом по песку.