Сердцебиение

Автор:
Елена Москалец
Сердцебиение
Работа №43
  • Опубликовано на Дзен

Вот уже неделю в городе царила практически африканская жара. За день воздух разогревался так, что даже ночной сумрак не приносил облегчения. Горожане, в большинстве своём, старались покинуть раскалённые асфальтовые джунгли, устремляясь куда-нибудь к благословенному морю. А те несчастные, что по каким-то причинам вынуждены были остаться, изыскивали всё новые способы хоть как-то уберечь себя от безжалостного солнца. В призрачном мареве, казалось, плавилось всё — дома, улицы, кондиционеры, и даже человеческий мозг. Жара играла с ним злую шутку, лишая ясности сознания и вызывая порой нечто вроде лёгких галлюцинаций.

Именно об этом, лёжа в своей комнате без сна, думала Дейдри Дженкинс, тихая девушка лет шестнадцати. Вот уже три ночи подряд она ощущала какое-то смутное беспокойство, не дающее уснуть. А утром чувствовала себя вялой и подавленной. На тревожные расспросы матери Дейдри могла лишь пожать плечами, и, в конце концов, обе приписали всё «этой ужасной жаре», выразив надежду на скорое и такое долгожданное понижение температуры.

Однако в эту ночь всё было немного не так, как обычно. Не беспокойство, а уже липкий страх медленно вползал в душу девушки, наполняя её беспросветным мраком. Будто чья-то ледяная, скользкая рука сжимала тревожно колотящееся сердце, стремясь раздавить его. А может быть вырвать из груди?

Такая знакомая с детства, с любовью и уютом обставленная комната, теперь казалась враждебной. А всё из-за странных звуков, которыми она внезапно наполнилась. Дейдри слышалось в темноте что-то неопределённое — вздохи, шорохи, а может быть даже шёпот. Невнятный, неразличимый, он вползал в уши, поселялся в мозгу и терзал его ужасными образами, наполняя пространство тёмными и мрачными сущностями. Они виделись девушке повсюду, в самых простых, бытовых вещах. Воздушный белый тюль, колеблемый раскалённым воздухом с улицы, напоминал живое существо, призрак с недобрыми намерениями. Дверца шкафа казалась приоткрытой не случайно. Злые глаза внимательно наблюдали за происходящим из кажущихся теперь бездонных глубин хранилища одежды. Тёмные тени притаились в углах, выжидая подходящий момент, чтобы наброситься на парализованную ужасом хозяйку комнаты. Впрочем, Дейдри сейчас не чувствовала себя здесь хозяйкой. Страх — вот кто был истинным властелином, как комнаты, так и мыслей девушки. Холодный пот струился по лицу Дейдри, однако она не могла найти в себе силы высунуть хотя бы кисть руки из-под накидки, которой укрывалась, всерьёз опасаясь, что этим спровоцирует злобных существ, захвативших спальню. Лишь под утро, измученная страхом, забылась она поверхностным, беспокойным сном, полным тревожных видений.

— Ужасно, — повторяла миссис Дженкинс, с тревогой вглядываясь в бледное после ночных кошмаров лицо дочери. — Просто ужасно. Дальше так продолжаться не может. Я позвоню доктору Оливеру. Подобные волнения … я даже думать боюсь.

— Мам, я не хочу снова в больницу. — Взгляд Дейдри был очень печальным. — Хватит того, что всё моё детство пропахло лекарствами. Я до сих пор ненавижу белый цвет. Белый цвет — это капельницы, шприцы, больничные стены и халаты. Это цвет усталой безнадёжности, от которой потихоньку сходишь с ума.

В семь лет у Дейдри обнаружили тяжёлую болезнь сердца. Настолько тяжёлую, что она угрожала жизни девочки. Пробовались разные методы лечения, но всё оказалось бесполезным. Дейдри таяла на глазах безутешных родителей. Дженкинсы были весьма обеспеченной семьёй, и невозможного для них было мало. Так что когда встал вопрос о пересадке сердца для спасения единственной дочери, родители ни секунды не колебались. Дело было лишь за подходящим донором. И как можно скорее. Дейдри исполнилось четырнадцать, когда её прооперировали. Профессор кардиологии Гордон Оливер несомненно являлся одним из виднейших специалистов в своей области. Он в буквальном смысле подарил девочке новую жизнь. С тех пор прошло два года. Дейдри давно позабыла о болях и страшной слабости, вынуждавшей её лежать в постели. Она стала нормальным, здоровым человеком. Хорошо училась, любила кино и театр. Готовилась поступать на искусствоведческий факультет. Родители нарадоваться не могли на неё. И вот вдруг, ни с того, ни с сего, безмятежное существование было прервано. Ночные бдения, беспокойство, кошмары. Разумеется, миссис Дженкинс была не на шутку встревожена.

— Девочка моя, я всё понимаю, — она прижала Дейдри к себе и нежно погладила по волосам. — Больница не самое лучшее место на свете. Но что же нам делать? У тебя учащённый пульс. Да и бессонница до добра не доведёт. Ну, хорошо, на сегодняшнюю ночь я дам тебе успокоительное. А дальше посмотрим. Может жара эта уйдёт, наконец. Будь она сто раз неладна.

— Да, мама, — слегка улыбнулась Дейдри. — Всё будет хорошо. Это всего лишь жара.

— Отцу твоему следует напомнить, что он уже два года без отпуска, — вздыхала миссис Дженкинс, когда зашла посидеть с дочкой перед сном. — Пускай на неделю вырвется. Ничего там без него не случится. И поедем все вместе к морю. Оно все кошмары смоет. Или ещё что-нибудь придумаем. Сменим обстановку. А то все тут с ума сойдём.

Они поговорили ещё немного, пока Дейдри под действием успокоительного не стала дремать. Миссис Дженкинс осторожно поцеловала свою девочку в лоб и тихонько вышла, прикрыв за собой дверь. Обстановка казалась такой умиротворяющей. Однако спокойствие длилось недолго. Дейдри проснулась, задыхаясь от очередного кошмара. Ей снилась бегущая девушка, которую сбила машина. Безумный, изматывающий бег и ощущение неизбежности гибели в этом сне просто пугали своей реальностью. Дейдри открыла глаза в момент удара. С трудом перевела дыхание. Да, это была не улица, это была её комната. Но девушка не чувствовала себя в безопасности. Вчерашнее ощущение мучительной тревоги вернулось. Снова заметались по углам мрачные тени, всё зашуршало и зашептало. Но сегодня шёпот стал более внятным. «Воровка, воровка», — понеслось из темноты. Ужасное слово наполняло воздух, повторяясь десятки, сотни раз бесконечным множеством голосов. Изнывая от страха, Дейдри пыталась закрыть уши, однако липкий шёпот продолжал отравлять её мозг. Тогда девушка потянулась к смартфону и наушникам, в отчаянном желании заглушить звуки комнаты. Увы, экран оставался чёрным и безучастно пустым, а в наушниках не раздавалось ни единого звука. Зато комната наполнилась тихим смехом, который был страшнее шёпота. Дрожащей рукой испуганная Дейдри попыталась включить свет, чем спровоцировала лишь новый приступ призрачного смеха. Ужас совершенно парализовал девушку. А из воздуха между тем снова понёсся шёпот: «Воровка, воровка».

— Я ничего не украла, — в отчаянии проговорила Дейдри. — Кто ты? И зачем меня мучаешь?

— Ты живёшь, потому что я умерла, — зашуршало по стенам. — Разве так справедливо? Ты забрала то, что принадлежит мне. И ты отдашшшь… отдашшшь… отдашшшь… — металось шелестящее эхо.

— Да что же, что я должна отдать? — шептала несчастная девушка. Взгляд её был прикован к стене, на которой плясали тёмные узоры теней. Хаотические линии лихорадочно сменяли друг друга до тех пор, пока не переплелись в одном, пугающе определённом рисунке — на белых обоях бешено пульсировало человеческое сердце.

***

Профессор кардиологии Оливер, осматривая Дейдри, всё больше хмурился. Два года назад он выписывал из больницы полную надежд девушку с глазами, в которых сияла жизнь. А теперь перед ним было взвинченное существо, с лихорадочными движениями, вздрагивающее от каждого шороха. Бессонные ночи давали о себе знать тёмными тенями, залёгшими под глазами и желтоватой, нездоровой бледностью.

— Сто двенадцать, — покачал головой профессор, подсчитывая пульс. — Тахикардия, нервозность, бессонница, головные боли. И ночные кошмары в придачу.

— Доктор, — Дейдри тревожно приподнялась на диване, — это не сны. Это всё реально до ужаса.

— Ну да, ну да, — он успокаивающе погладил девушку по руке. — Шорохи, голоса, требующие вернуть сердце. Разумеется, это всё реальность.

— Вы считаете, что я схожу с ума? — в голосе пациентки послышались металлические нотки. Это место не добавляло ей душевного равновесия, несмотря на то, что выдающийся кардиолог старался, чтобы его кабинет ничем не напоминал о больнице. Мебель здесь была комфортная и лёгкая, общая цветовая гамма — серебристо-белая. Жалюзи на окнах спущены, от чего в помещении царил полумрак, который должен был умиротворять разгорячённых солнцем посетителей. Но только не Дейдри. При всём уюте обстановки это всё равно была больница — место куда никогда не хотелось возвращаться. Профессор понимал это и старался, как мог успокоить и без того взвинченную девушку.

— Я и не думал сомневаться в ясности твоего рассудка, — мягко продолжил разговор Оливер. — Это всего лишь нервы. У меня две медсестры недавно сознание потеряли. От духоты этой. С ней даже кондиционеры не справляются. А ты девочка впечатлительная, тонкая. Вот и приходят в голову разного рода фантазии. Думаю, в твоём случае нужна консультация специалиста. И у меня есть хороший психотерапевт. Возможно, он предложит лечение в клинике. Покой — вот что тебе сейчас необходимо. И перемена обстановки. Всё наладится, только не нужно себя накручивать. Это главное. Да, да, и плакать тоже не нужно, дорогая миссис Дженкинс. — Доктор повернулся к матери Дейдри, которая комкала в дрожащей руке платок. — Вот, выпейте это. — Он накапал каких-то капель. — Ничего особенно страшного не произошло. Пригласите какую-нибудь подружку, пускай девочки отвлекутся, послушают любимую музыку, поболтают, посплетничают. Вы должны держать себя в руках, ради дочери. — Миссис Дженкинс кивнула и залпом выпила лекарство.

— Доктор Оливер, — голос Дейдри прозвучал так резко, что старшие слегка вздрогнули. — Расскажите о … той девочке. Вы должны понимать, кого я имею в виду. — Пациентка подняла на эскулапа взгляд, пронизывающий до самых глубин.

— Но … — кардиолог смешался, — зачем тебе знать подробности, Дейдри? Операция прошла успешно, а всё остальное не имеет значения. Ты только снова станешь себя накручивать, думая о тяжёлых днях болезни.

— Дейдри, дорогая, — обеспокоенно попыталась вмешаться в разговор миссис Дженкинс.

— Мама, пожалуйста, — дочь приподняла руку в останавливающем жесте. — Я имею право знать. Разве во всём этом есть что-то … предосудительное?

— Разумеется, нет, — профессор овладел собой. — Если ты, в самом деле, хочешь знать … Обычная девочка, твоего возраста. Лора Стентон. Училась в школе, общалась с подружками. Ещё подрабатывала, разнося пиццу. С деньгами в семье было туго. Однажды ей не повезло. Несчастный случай. Сложное место на дороге. Поворот. Там нередко случались аварии. Да ещё прошёл дождь. Водитель не успел притормозить и … Она была очень похожа на тебя, Дейдри. Телосложение, возраст, другие параметры. Такой шанс нельзя было упускать.

— Её можно было спасти? — сердце девушки колотилось, как бешеное.

— Нет, — слишком поспешно ответил кардиолог. — Полученные травмы были несовместимы с жизнью и … хватит! Дейдри, ты уморишь и себя и нас. Эта тема тебя добьёт. Успокойся. Если себя не жалеешь, то хоть родных пожалей.

— Мне не нужен психотерапевт, доктор,— не глядя на Оливера чётко проговорила Дейдри и поднялась с уютного дивана. — Моя подруга Грейс приглашала в гости. К тёте, которая живёт у моря. Я поеду. Думаю, это самый лучший вариант.

— Ну … если ты так хочешь … — нерешительно начала миссис Дженкинс.

— Очень своевременное предложение, — решительно поддержал профессор. — Смена обстановки как раз то, что нужно. Отдохнёшь, наберёшься сил. Вернёшься обновлённой…

Дейдри не слушала утешающие речи, но на последней фразе криво усмехнулась. «Вернусь, — подумалось девушке. — Если Она позволит».

***

— Я рада, что ты осталась у нас ночевать. — Дейдри устраивала подружку поудобнее в своём любимом кресле у окна. — Мы всегда понимали друг друга. А сейчас, когда со мной творится такое …

— Не думай об этом, — во взгляде Грейс сквозило беспокойство. — А друзья для того и нужны, чтобы делить плохое и хорошее. Тем более наша дружба особенная, больничная. Общая болезнь и общие переживания. Это связывает почти по-родственному.

— Да, — тихо проговорила хозяйка дома. — Потому я очень хотела поговорить именно с тобой. Меня мучает страх. — Дейдри обняла себя за плечи и слегка раскачивалась. — Я очень хочу жить, но думаю о смерти. У тебя после операции случалось что-то похожее? Хоть немного.

— Нет, — покачала головой подруга. — Обычная жизнь обычного человека. Могу только сказать, что думаю иногда о той, чьё сердце бьётся теперь во мне. Какая она была? Почему так случилось?

— Я раньше об этом не думала, — невидящий взгляд Дейдри был устремлён в окно. — Зато теперь мне приходят в голову странные мысли. Надеюсь, ты поймёшь. Как ты думаешь, трансплантация вообще это нравственно?

— Я не знаю, — замялась Грейс. — Если без пересадки человек умрёт …

— Да, безусловно. Человеческая жизнь. Медицина работает над тем, чтобы выращивать органы из человеческих клеток. Твои, личные органы. И это очень правильно. Но очень далеко. А пересадка необходима сейчас. И получается, один человек должен умереть, чтобы жил другой. Разве это не страшно? Разве справедливо?

— Но тот, другой … всё равно ведь он …

— А если нет? — от тона Дейдри у подруги по спине побежал холодок. — Доктор Оливер сегодня солгал мне. Лору Стентон можно было спасти. Я это знаю, потому что она сказала мне это сама.

— Дейдри, не надо, — умоляюще прошептала Грейс. — Это просто кошмары.

— Ну, хоть ты не делай из меня экзальтированную идиотку. Лора Стентон реальна. Она приходит ко мне в темноте, и каждую ночь я узнаю всё больше и больше о ней и той операции. Её можно было спасти. Но только был один нюанс: у моего отца много денег, а семья Лоры не из зажиточных. В её случае время было слишком дорого. Всё решали буквально минуты. А в больнице эти минуты были потеряны. И потеряны намеренно. Знаешь, как бывает: что-то долго искали, где-то замешкались. Ничего доказать невозможно. А человек умер. — Дейдри резко поднялась и прошлась по комнате. Губы её слегка подрагивали, а глаза наполнились слезами. Линда снова попыталась успокоить подругу. Дейдри, сделала над собой усилие, извинилась и пообещала, что оставит страшную тему. Она приготовила чай, и какое-то время девушки болтали о школьных делах, о музыке. Миссис Дженкинс, на несколько минут зашедшей в комнату, даже показалось, что дочь стала прежней, спокойной и рассудительной девушкой. Втроём они обсудили завтрашнюю поездку и кое-какие приготовления. Мать Дейдри была почти счастлива и покидала комнату, благодарно поглядывая на Грейс. Девушка очень старалась отвлечь подружку от мрачных мыслей, аккуратно направляя разговор в нейтральное русло. Однако промашка всё-таки случилась — обсуждение сцены из фильма вновь навело Дейдри на болезненную тему.

— Понимаешь, — лихорадочно говорила она, — я начала читать в интернете материалы о трансплантации. И стало просто страшно. Ежедневно в городах пропадают люди. И те, которых не находят, вполне могли быть убиты ради органов. Люди без средств к существованию продают свои органы, чтобы получить деньги. Фактически добровольно лишают себя жизни. На земном шаре ведутся десятки локальных войн. А там, где война, там и геноцид. Людей можно убивать тысячами ради проклятых органов. Кто-то за это платит. Кто-то решает, кому из нас жить, а кому умирать, чтобы продлить эти жизни. Если бы все убитые ради органов пришли их требовать назад, только представь, какой вой бы стоял на земле…

— Ну, пожалуйста, Дейдри, — прошептала Грейс, но подруга, словно не слышала её.

— Я нашла страничку Лоры Стентон, — продолжила она свой монолог. — Она не удалена, всё ещё существует. Посмотри, такая обычная жизнь. — Дейдри пролистала смартфон. С некоторым страхом Грейс разглядывала фото. Человека нет уже два года, а здесь, будто ничего страшного не произошло. Она так часто улыбалась. И только фото на аватарке выбивалось из общего ряда. На нём лицо высвечивалось с чёрного фона, а погибшая смотрела жёстко и в упор. От этого взгляда по спине бежал холодок. — Видишь, — прошептала Дейдри, — она непременно возьмёт то, что принадлежит ей. — Грейс хотела возразить, но воздух вдруг сошёлся у неё в горле. Во взгляде погибшей ощущалась непреклонность и неотвратимость чего-то. Чего-то страшного. Слова здесь были бессильны.

***

Ночь перед отъездом прошла на удивление спокойно. Дейдри прекрасно выспалась, её не мучили кошмары. Тень погибшей Лоры со своими страшными обвинениями не появлялась. Это вселило в сердце девушки робкую надежду.

— Может быть, это, в самом деле, были только тени из страшных снов? — тихонько, словно боясь спугнуть непривычный покой в душе, делилась она мыслями с матерью и подругой.

— Конечно, милая, — в один голос поддерживали хрупкие признаки исцеления обе. — Ты отдохнёшь, и всё наладится.

И сборы проходили легко и весело. Девочки носились по дому, выясняя всё ли взяли. Разумеется, нашлись такие мелочи, о которых чуть не забыли. И вот, наконец, всё собрано, и миссис Дженкинс осторожно ведёт машину по переполненным улицам мегаполиса. Долой жару! Впереди ждёт море и прохладный бриз. Грейс рассказывает что-то забавное о парне, с которым недавно познакомилась. Дейдри тихо улыбается и просит маму притормозить у небольшого магазинчика. Она хочет купить холодной воды. Маленький магазинчик совсем рядом, буквально в двух шагах. Но почему же тревога снова охватывает всё её существо? Плавящийся асфальт, жареное солнце и уличная сутолока набрасываются, как стая волков на девушку, едва лишь она выходит из прохладной машины. Становится трудно дышать, а гул улиц вдруг сливается в такое знакомое и страшное: «Отдашшшь… Отдашшшь… » В панике Дейдри лихорадочно оглядывается. Да, она здесь. Лора Стентон пришла вернуть то, что принадлежит ей. Взгляд её холоден и беспощаден. Она не торопится. Спокойно и уверенно движется в толпе, зная, что жертве никуда не скрыться.

Дейдри трепещет от ужаса. Собрав последние силы, девушка пытается бежать от надвигающейся жуткой неотвратимости. Прижимая руку к груди, она несётся в шумном, безликом людском водовороте, бесконечно сталкиваясь с чьими-то фигурами, которые замедляют скорость бега и отнимают последние силы. Мозг уже плавится в черепной коробке, глаза застилает чёрная пелена и вся она одно лишь пульсирующее сердце, бьющееся уже в нечеловеческом темпе…

Поворот на трассе … Водитель не успел затормозить …

Бежавшая вслед за подругой Грейс говорила потом, что видела рядом с упавшей под колёса автомобиля Дейдри, Лору Стентон, либо её призрак. Существо это приложило руку к груди погибшей и мгновенно растаяло в воздухе. Будто его и не было вовсе. Однако кто бы стал прислушиваться к словам девушки, на глазах которой погибла близкая подруга. Только обезумевшая от горя мать Дейри. Остальные лишь тихо крутили пальцем у виска, мол, в такой ситуации всякое померещиться может.

Однако позднее нашёлся ещё один человек, которому пришлось поверить в небылицу. Патологоанатом, делавший вскрытие, не обнаружил у погибшей сердца. Ни в каком виде. Доктор смерти долго таращил глаза, щипал себя за все места, и прибег даже к радикальному средству — порции медицинского спирта. Наваждение не проходило. Патологоанатом поделился безумным открытием со следователем, который вёл дело. Тот долго матерился и тоже прибег к порции горячительного. Перед мысленным его взором пронеслось видение, в котором слились воедино реакция начальства, истерика в прессе, паника в городе, и прочие «прелести» огласки. Следователь вытер пот со лба и решил оставить всю эту чертовщину в тайне. Незачем народ баламутить, да и самому неприятностей без того хватает. В отчёте появилась нейтральная фраза: «Смерть наступила в результате травм, несовместимых с жизнью». И точка.

Явления мистического порядка пусть остаются уделом поэтов и сумасшедших. А мы с вами люди трезвомыслящие. Нам все эти глупости ни к чему.

Конец

+1
12:43
343
12:00
+2
Героине трансплантировали сердце, призрак бывшей владелицы которого решил внезапно, спустя годы, явится к ней в кошмарах. Разговоры. Разговоры. Еще больше разговоров. Немного пожевали сопли. Чуть-чуть детских истерик. Разговоры. Призрак убил героиню и забрал сердце. Эммм… Конец.

Юная героиня со страниц энциклопедии «Картонные герои», конечно, отличается умом и сообразительностью. Она знает, что ей пересадили сердце. К ней является дух со словами: «Воровка, воровка», «Ты живёшь, потому что я умерла […] И ты отдашшшь…» После чего наша смекалистая девчушка задается вопросом: «Да что же, что я должна отдать?». И только когда призраку пришлось прямо на стене сердце нарисовать, до ГГ все-таки дошло.
Впрочем, чего ждать от ссыкухи, бросающейся словами, смысл которых она не понимает. «Ну, хоть ты не делай из меня экзальтированную идиотку». (Экзальта́ция — приподнятое настроение с оттенком восторженности. Синоним — эйфория).
Но, конечно, же она внезапно знает больше и лучше всех: «Её можно было спасти. Но только был один нюанс: у моего отца много денег, а семья Лоры не из зажиточных. В её случае время было слишком дорого. Всё решали буквально минуты. А в больнице эти минуты были потеряны. И потеряны намеренно. Знаешь, как бывает: что-то долго искали, где-то замешкались. Ничего доказать невозможно. А человек умер». Ну вы знаете, этот юношеский максимализм.
И в то же время, не может запомнить, как зовут лучшую подругу: «…умоляюще прошептала Грейс, «Линда снова попыталась успокоить подругу». Линда и Грейс, конечно, звучат совсем одинаково, сложно не запутаться.
Хотя в мире этого рассказа, вероятно, интеллект вообще слабое место персонажей: «Доктор смерти долго таращил глаза, щипал себя за все места, и прибег даже к радикальному средству — порции медицинского спирта. [...] Наваждение не проходило. Патологоанатом поделился безумным открытием со следователем, который вёл дело. Тот долго матерился и тоже прибег к порции горячительного. [...] Следователь вытер пот со лба и решил оставить всю эту чертовщину в тайне». Ох уж эта полиция…
Здравая мысль проскользнула лишь в финале: «Явления мистического порядка пусть остаются уделом поэтов и сумасшедших. А мы с вами люди трезвомыслящие. Нам все эти глупости ни к чему». И правда, ни к чему, пойду другие рассказы почитаю…
12:08
+1
Почитала. Можно было ограничиться комментарием Дру.
15:00
не поставлю лайк, но хоть текст читаемый и до конца.
Загрузка...
Светлана Ледовская

Достойные внимания