Отзовусь плохо

Две фигуры сидели в плохо освещённой комнате многоэтажки. Первая фигура мечтательным и уверенным тоном рассказывала про то, что она хочет придумать злободневный, колкий и, одним словом, замечательный сценарий для фильма, который бы показал всю обратную сторону жизни на его родине:

- Отзовусь плохо, чтоб в Канны попасть.

- Гош, ну ты ведь не сможешь снять плохо. Да и хорошо тоже. – Ответила первой вторая фигура, именуемая Лехой, сидя вполоборота к первой.

- Это еще почему?

- Не в том месте мы живем – сидим в квартире в Москве, и все у нас комфортно и нормально, мы не видим грязи и беспредела.

- Знаешь, вот если он скрыт под псевдоприличием городским, беспредел твой, это не значит, что его нет.

- Упертый ты, конечно.

– Правильно. Не отказываться же мне от идеи только из-за того, что она сложная в исполнении. Вот ты в меня не веришь – и, при всем уважении, черт с тобой.

- Ладно. На работе – то, как дела?

- Нормально, мы просто медленно, но, верно, катимся к банкротству – сейчас же всех с легкой руки прижали, да так, что словно не рукой, а прессом.

- Ага, а чукотский товарищ сейчас ананасами рябчика заедает.

- Идиотека.

- Мы тоже в такой же ситуации, хоть и холдинг, а на иголках сидим, потому что крыши больше нет.

- Начальник твой с Данилычем поссорился?

- Не с Данилычем, а с уважаемым Петром Даниловичем. Да, что-то они там не поделили.

– Вот слушаю я и думаю, что грязи все-таки достаточно. Она, конечно, не такая жесткая на первый взгляд, как в глубинке, но и не такая прямолинейная. Попробую написать и отснять – мое последнее слово.

- Напиши так, чтобы не как Салтыков-Щедрин, которого коверкают все, кому не лень – опасное это дело, точнее, неблагородное.

– Ты про что?

– «Когда власть начинает говорить о патриотизме, это значит, что кто-то где-то украл» - якобы, его цитата, хотя оригинал имеет противоположный посыл.

«Чем раньше Господь забирает нас к себе - тем меньше у нас возможности согрешить» – донеслось из телевизора, который все это время работал. Леша встал со стула и подошел к окну, Гоша переключил канал на новости, а потом и вовсе выключил телевизор.

- Ну что, мне пора, а то завтра на совещание к 7 подниматься. – Отвернулась фигура от окна в сторону Гоши.

- Хорошо, пойдем, я провожу.

У подъезда местные алкаши в провокационной форме проверили их на наличие сигарет. Гоша достал пачку, посчитал оставшиеся – там было две, и кинул всю пачку, не целясь особо, в пропитые лица:

- Шавки. – Он молча зашагал, не оглядываясь на Лешу, словно чувствовал вину за них, но, еще больше, за себя.

Дворами они дошли до остановки маршрутки. Та по расписанию должна была подъехать через несколько минут.

- Передавай привет жене, Леш.

- Ладно. А ты не хандри, а то сник прям. Кстати, Гош, я на следующих выходных собираюсь к родителям поехать, на машине, чтобы по пригородным автобусам не прыгать. Поедешь со мной? Мама нас обоих давно не видела.

- Можно, но посмотрим, что у меня еще с работой будет.

Подошла маршрутка. Леша запрыгнул в нее и на прощание по-мальчишески задорно махнул Гоше рукой. Гоша улыбнулся, проводил взглядом отъезжающую маршрутку и пошел домой.

.

В квартире было тихо. В ней всегда было тихо, но сейчас, после ухода брата, эта тишина была особенно щемящей. Гоша включил телевизор и решил собираться ко сну, потому что, по сути, больше нечего было делать. Помывшись, лег в кровать с ноутбуком и решил начать писать.

- Гребанное «смеркалось», почему оно так и просится в начало? – Гоша сначала с горя даже захлопнул крышку ноутбука, но потом решил поискать и почитать какой-нибудь материал о том, как снимать кино. В поисковике высветились сплошные ссылки на курсы и школы. – Коммерсанты чертовы, нет, чтоб хоть бесплатно.

Гоша решил пройтись по новостям социальных сетей. В обычной жизни Гоша ненавидел социальные сети и все с ними связанное из-за неограниченных и неконтролируемых засорений желанием безнаказанно высказаться и самоутвердиться. Но после запуска Рибуса, Гоша определил, что его долгом для собственной безопасности является отслеживание ситуации в городе, в массах общества и головах людей. Рибус являлся передовым изобретением, которое, спустя несколько модификаций, стало доступным и для широкой аудитории. Рибус представлял собой набор из устройства и мобильного приложения, работающих в связке друг с другом. Устройство было фактической компактной лабораторией, которая собирала и анализировала по анализу крови, отпечатку пальца, форме ушной раковины и структуре радужки глаза, кем человек являлся в прошлой жизни. Результат выводился в виде процента вероятности, что человек являлся (задокументированной) конкретной личностью в прошлой жизни. Например, орнитологом Степаном Артемовичем Кашнеским с вероятностью в 82%. «По каким соображениям и на что отводились оставшиеся 18%», —на этот вопрос создатель Рибуса говорил, что это, выражаясь простейшим языком, вероятность просчета в измерениях или, еще проще, - погрешности. После неоднократного снижения цены Рибус оказался повсеместным, но и неповторимым предоставителем услуг по взгляду в прошлое. Подделывать пытались многие компании, но раскрученный авторитет имени Рибуса не давал конкурентам полноценно выйти на рынок.

Рибус всколыхнул общественность по всему миру. Первыми вышли на улицы представители конфессий, отрицающих реинкарнацию. В ряде восточных стран прокатились восстания, погашенные быстро, но с применением насилия. Затем подтянулись от окон к дверям те, кто считал эту всемирную истерию вокруг Рибоса великой мистификацией. Тысячи ученых умов по всему миру устраивали дебаты, дискуссии, объяснения, опровержения и предположения вокруг Рибоса. Одни лишь маркетологи, не сбавляя оборотов, мерно и быстро шли путем продвижения Рибоса. Политика, пытавшаяся биться с этой неведомой раньше формой чумы, оказалась замкнутой под натиском тех политиков и не только, кому Рибос был выгоден. Про толпы вегетарианцев даже не стоило упоминать, потому как они, по сравнению с остальными всколыхнувшимися волнами, были в своих действиях гуманны, но веселили Гошу больше остальных. Они утверждали, что есть вероятность перерождения и межвидового, то есть упомянутый орнитолог Кашнеский вполне в прошлой жизни мог являться представителем попугаев жако, которых он изучал уже в своем человеческом обличье. Это утверждение делало мясоедов в глазах вегетарианцев чистыми каннибалами. Но их теория не выдерживала стройной критики остальных масс, поскольку бедный Кашницкий мог также быть и рукколой или иным съедобным салатом, в целом, с той же вероятностью. Официальные представители Рибоса в ответ на эти волнения отвечали, что межвидовая реинкарнация невозможна, опираясь на жидкие доказательства на основе дарвинизма.

И ежедневно сотни активистов выходили на улицы Москвы с плакатами и часами стояли, держа пикет под солнечным жаром. По крайней мере, так думал Гоша. Но активисты так не думали, они знали, что в среднем от движения поднимающейся с плакатом руки до задержания этой руки другой рукой, уже без веры, уходит около двадцати минут.

. .

Они сидели на добротно сделанной деревянной веранде и пили чай.

- Помню, как вы тут маленькими еще носились, а сейчас смотри, как оперились. – Мать улыбчиво перевела взгляд с Лехи на Гошу.

- Ну мам, хватит тебе. – Леха звучно отхлебнул чай и поморщился от его горячности.

За столом сидели они впятером: отец с матерью, Гоша и Леха с женой, Леной. Лена в основном молчала, слушая и заедая свои мысли ужином.

- Раньше вообще как-то спокойнее было, в вашем детстве. – Продолжила мать.

- Сейчас все с ума сошли из-за этого Рибуса! Я уж не знаю, как им в голову пришла светлая мысль это открытие переводить в аппарат массового производства, но мысль это явно не здравая. – Подал голос отец, Михаил Юрьевич.

- Почему? Это детище прогресса многих сделает счастливыми, потому что оно играет на желании знать прошлое. Это же, по сути, взгляд сквозь смерть и ответ на то, а что там, после. – Гоша замолчал, увидев выражение лиц присутствующих за столом.

- А чем оно счастливыми сделает, Гош? Откуда я знаю, что то, что оно мне выдает как результат – правда? Как эта игрушка в реальности работает? Ну и даже если результат совпадает с «реальностью», я же не знаю, готов ли я буду к этой реальности. Далеко не все люди были хорошими семьянинами.

- И потом, нам утверждают, что мы в прошлой жизни были обязательно тоже людьми. А что было раньше? Кем мы были? Ведь если кем-то иным, животным, например, так это остановит все производство, весь мир взбрыкнет, врезавшись в собственные догмы. – Мать, пока говорила, смотрела куда-то за лица присутствующих, в зеленые очертания деревьев за окном и в вечереющее лето.

- Так уже взбрыкнулся. – Отец хмыкнул.

- Согласен. Сможешь ли ты принять нового себя? – Подхватил Леша. – А про сумасшествие, - маразм, мне кажется, и без этого крепчает. После Персонализации социальных сетей блогеры эти на тебя из всех щелей лезут.

- Это когда весомее лайка стало твое прикосновение к чужому смартфону, - вставила Ленка на всякий случай, хотя знала, что родители мужа, скорее всего, в курсе.

- Ну да. Вот недавно такой случай был, я шел по улице, по скверу у моего дома, после работы. И тут ко мне подбегает девчонка, на вид лет 15. Протягивает мне свой телефон и говорит, ты, мол, посмотри видео, как я танцую, а заодно и пальцем отметь. Я уже потянулся отпечаток ей на наклейке поставить, а потом думаю, дай спрошу, что мне за это будет. Она телефон с этой наклейкой несчастной крутит, а сама улыбается так ехидно. И как выдаст, что ради дела жизни ей ничего не жалко, и как руку мою схватила. Ну и начала на различное намекать. Лицо детское, еще наивное, а из него вещается вещь. И сама размалевана как проститутка.

- Я за свою жизнь пока так и не увидел живой проститутки, – вставил Гоша.

Лена испытующе посмотрела на Леху:

- Да я, собственно, тоже.

- Ой, да ладно, не видели! Оглядитесь вокруг – она постоянно рядом с вами, глобальная проституция под ваши вкусы – реклама, а политика и того хлеще ублажает – Михаил Юрьевич порывался продолжить монолог просвещения, но его прервали:

- Отец! Ты не забывай, что твой сын работает рекламщиком, а то так договоришься. – материнские инстинкты Светланы Петровны работали безотказно. – Леш, ты его не слушай, заговорился он немного, отец твой – под столом Светлана Петровна для большей убедительности слегка пнула ногой Михаила Юрьевича второй раз. Дети и так редко приезжают, а после таких заявлений и вовсе покинут ее с мужем. Одним тоже не так страшно, как было бы ей без Михаила, не прощай она его 30 лет к ряду. Но дети. Без них теряется смысл, и ты начинаешь задумываться и сожалеть о том, как распоряжалась своей жизнью. А ей вовсе не хотелось заниматься самоанализом в разгар лета.

Гоша аккуратно пил горячий чай и смотрел на родителей. Хорошо, что он не смог найти себе пары. Ведь это такие последующие сложности. А еще и дети. Без них смысл жизни обретает другой вектор – так ты сам собой дирижируешь, без оглядки на чьи-то иные прихоти. Ведь дети капризны. И неблагодарны. Живут по принципу «Вассал моего вассала – не мой вассал», где вассал вассала – родитель, который дает чаду жизнь, а мой вассал – сама жизнь. Гоша улыбнулся – А не зря в школе учился, раз эту фразу помнит.

- Ты чего улыбаешься, Гош? – Светлана Петровна встала, чтобы поставить еще воды для чая, и оглянулась на сына.

- Задумался, ничего серьезного.

- Случилось что? Ты скажи, мы с матерью не всесильные, но, может, как-нибудь и поможем. – На него посмотрел и отец после взгляда матери в спину Михаила Юрьевича.

- Да ничего, устал просто немного.

- Правда что, зря я чайник поставила. Давайте поскорее спать ложиться, одиннадцать уже, наверное.

- Не суетись, успеем, – отец откинулся на спинку стула.

- Я сейчас приду. – Леха встал из-за стола, пошел в сени, надел куртку и со скрипом двери вышел на улицу.

- Дверь прикрой – дует. – Крикнул Михаил Юрьевич. Но Леша уже скрылся за пределами крыльца.

- Я закрою. – Гоша тоже встал, накинул куртку, вышел в звонкую прохладу вечера и прикрыл дверь. Пахло травами, тянуло запахом ужина и тепла из дома, при этом сердце щемило от догорающего за березами заката. Гоша пошел по участку, чтобы найти Леху. Леха стоял за домом в сумерках и курил.

- Так и не скажем отцу. Почти десять лет молчим. - Сказал Гоша и тоже закурил.

- Ну а что ему от этой информации? Лучше точно не станет. Сколько его помню, он не пьет и не курит, а мы не оправдали его. И выпиваем, и курим, да и вообще, непутевые какие-то мы с тобой, Гош. Отец прав, я какой-то проституцией занимаюсь, придумываю рекламу корма с говорящими кошками, ролики про йогурты, от вкуса которых мужики с ума сходят и семьи сплачиваются. Бесполезно это, просто одни снимают и отмывают для других, все между собой, уже даже люди на этот бред не ведутся. Глупых, конечно, всегда хватает, но и для их тупости предел есть. Предел, наверное, везде есть, надеюсь, что и мы ногами в землю хоть упремся под конец жизни. – Леха посмотрел на верхушки берез и затянулся.

- Леш, а Лена? У тебя она есть, помогает тебе, приносит для тебя смысл в это все.

- Кстати, а где она?

- В доме осталась. Наверное, помогает родителям со стола убрать.

Леша достал вторую сигарету. Гоша сделал последние тяги и остановился с бычком в руках, в раздумии, куда его бросить.

- Постой со мной немного еще. Постоять вот так хочется, на воздухе, в темени. На. – Леха протянул Гоше сигарету.

- Спасибо, – Гоша закурил.

- Устал я, Гош, очень устал. Куда я иду? Все бегаю, верчусь, пытаюсь придумать новые цели и оправдания, нервы трачу на друзей, лишь бы они были, как у всех. Жену завел, купил, Гош, я ее купил!

- Да ну, не загибай. Ленка тебя любит.

- После шести лет жизни хочешь - не хочешь, полюбишь, надо же как-то мозгу оправдание придумать, почему ты резко свою судьбу начал с каким-то чужим человеком делить. А тут вроде как чувства. Ну и привыкаешь. Человек начинает нравиться тем, что ты его уже привычки знаешь, обычаи, он собственностью твоей вроде даже становится. А кому собственность не нравится? Всем нравится что-то иметь.

- Главное, чтобы ты имел, а не тебя. – Добавил Гоша. Хотя хотел он сказать совсем иное, про то, как еще с эпохи классицизма, Джона Локка, частная собственность становилась обязательной составляющей полнокровной личности. Но Гоша этого не сказал. Эти слова все равно уплыли бы в сумерки, не принятыми и тихими.

- Да-а-а-а-а… - Выдохнул Леха и посмотрел себе под ноги. – Как твоя писанина? Точнее, сценарий. Пишешь?

- Не много написал – времени не было. На этой неделе, как и ожидалось, завал был, заказчик на объекте воду мутил. Ничего нового. Вот приедем домой когда, в Москву, в воскресенье – лягу, настроюсь и напишу побольше.

- Вот смотрю я на тебя и думаю – хорошо, что хоть ты из нас творческий. Мне не хватает этого простора разума, я, вроде, тоже творческую профессию выбрал, а таких идей не генерирую. Каким бы странным твой замысел ни был, ты все равно молодец. – Леха толкнул плечом Гошу и улыбнулся. Гоша тоже улыбнулся:

- Ага, стараюсь.

На втором этаже дома зажглись огни ламп. На соседней улице кто-то топил баню, и дым из ее трубы смешивался с туманом, окрашивая округу своим запахом. Тявкнул соседский пес. Закат ушел за овраг, и серые облака с высоты купола неба скатились к горизонту, обнажая звезды. Если бы не фонари, их было бы видно лучше. Гоша стоял, задрав голову, позабыв и про сигарету, и про Леху, и про другие свои невзгоды.

Дорожка, ведущая к дому, зашуршала гравием. К двум фигурам в темноте шла Лена, кутаясь в свитер Светланы Петровны.

- Вы куда пропали? Родители ваши уже волнуются. Пошли в тепло, потом покурите еще.

- Да мы уже закончили, так-то. – При этой фразе Лехи Гоша опустил голову и заметил, что в руке у Лехи уже нет сигареты, а бычки лежат затушенными у его ног. – Пойдем?

- Да. – Гоша нагнулся, подобрал окурки Лехи, добавил их в кулак к своим, замахнулся и бросил их через забор на соседский участок. Соседская собака отрывисто загавкала. Трое пошли в дом.

. . .

Гоша лежал на раскладушке и смотрел в потолок. Он спал на веранде, Леха с женой на втором, а мать с отцом на первом этаже. Было настолько тихо, что слышалось их еле уловимое дыхание, да и поскрипывание дома от ветра или иных неизвестных Гоше сил. Вдруг на втором этаже раздался сдавленный шум, и кто-то начал спускаться на первый этаж. Через пару секунд над Гошей раздалось прерывистое дыхание, и Лехин голос тихо произнес:

- Гош, спишь? Не спишь же наверняка. Я это, знаешь, что тут подумал? Давай отпуска возьмем и сюда, к родителям, приедем на неделю?

Гоша перевернулся на спину и посмотрел в нависшие очертания Лехи:

- Лех, ты чего? Ложись спать, а то несешь не пойми что. Ты лунатишь что ли?

- Да я серьезно, Гош. Просто как-то жизнь неслась на глубине этого болота – работы, рутины, - а сейчас мы вынырнули с тобой на поверхность, здесь. Я вздохнул наконец-то спокойно и понял, что хочу еще в этом состоянии побыть.

Гоша приподнялся на руке, потом все-таки сел и протер глаза руками. Леха сел на край раскладушки. Судя по его оживлению, он тоже явно не спал все это время.

- Ладно, предположим. Но как ты себе это представляешь? Как ты собираешься в отпуск уходить, когда на работе откровенно провал? Кто тебя отпустит вообще?

- Да сдался я им сильно! – Леха все же напоминал ребенка, кроме всего прочего, даже позой – он сидел на краю раскладушки, как мальчишка на заборе – это неуловимое сходство Гоша ощутил интуитивно и после реплики Лехи только укрепился в своем мнении. – Давай я попробую отпуск взять, и ты тоже попробуй. Через недели три. Приедем сюда в субботу и через раз уедем.

- Хорошо.

. . . .

Гоша уволился. Отпуск ему не дали, конечно же, но хоть выплатили аванс. Он стоял по середине круглосуточного гипермаркета и смотрел в неопределенность. Вокруг него сновали люди, изредка случайно или не очень пиная его тележками. Гоша сжимал в руке бутылку виски, в другой держал шампунь, хлеб и почему-то яблоки. Он не делал вид, что потерялся в отделах или потерял кого-то – ему это было не нужно, так как факт того, что он потерял сам себя, был на лицо. Гоша тоже просто устал.

Спустя полчаса он отправился на поиски черной гелиевой ручки и тетради. Ему очень захотелось писать свой сценарий грамотно и с расстановкой, фиксируя все на бумаге. Еще спустя полчаса он уже плыл с эскалатором на выход из гипермаркета. Потом, спустя глумящуюся улицу, снова спускался, но уже на вход – в метро. Мимо него проплывали баннеры рекламы, которые изгибались под дугой потолка. Гоша подумал, что странно ради сохранения облика метро отказываться от размещения в нем голограммных баннеров. Реклама же, как не облеки, все равно реклама. На одном из них была очередная реклама Рибуса. Но Гоша не проводил ее взглядом. Он обернулся на нее всем корпусом, чуть не сшибив женщину в бардовом платье за его спиной. Он подумал, что сейчас это последнее и единственное, что он может себе позволить – игрушка нового мира и забава. На время безработицы.

Пока Гоша ехал от метро в маршрутке, ему позвонил Леха. Подтвердился, что взял отпуск, возьмет Лену и свои намерения, и готов стартовать в оговоренные даты. Гоша тепло пообщался с ним, после окончания разговора засунул телефон в пакет с продуктами и пересел на сиденье, подальше от водителя, - благо из-за позднего часа маршрутка была полупустой. Проехали еще две остановки. Гоша сглотнул и уверенно достал бутылку виски. Аккуратно открыл ее и рывком отпил как можно больше. Тяжелый запах пошел по салону, мужчина, сидящий спереди по диагонали, повел носом и прикрыл глаза. Гоша тоже закрыл глаза.

Гоша вывалился из маршрутки. Глотнул виски еще раз, но уже не торопясь. Ужасен сам факт, что он распивает спиртное из горла на улице, - Гоша раньше себе такого не позволял. Но теперь это ему не показалось ужасным, а, скорее, просто забивающим и равнодушным орудием убийства. Леша держал в голове мысль о том, что нужно заказать Рибус. И пускай на это уйдут почти все деньги. Гоша остановился, чтобы включить наушник, вскоре в голове зазвучали звуки метала. Гоша вспомнил, как раньше слушал музыку без платной подписки, и из-за этого на каждом кульминационном моменте песен включалась реклама, бесцеремонно заканчиваясь на проигрышах. Гоша сплюнул и закурил. Потом он вспомнил про рассказ Лехи о девочке. Огляделся. Ему в голову пришла странная мысль, которую Гоша все же решился исполнить. На улице было мало людей, но Гоша, закрыв и спрятав в пакет бутылку, уже определил жертву своего пытливого ума. Подойдя к девушке, стоявшей у подъезда и кого-то ожидавшей, он спросил:

- Ты хочешь стать счастливой? – Девушка недоуменно посмотрела на Гошу. Гоша получил отрицательный ответ в пренебрежительных тонах.

Гоша проделал этот трюк еще четыре раза с разными людьми. Ответ был неизменно отрицательным. Последний раз его откровенно назвала наркоманом и сектантом женщина в деловом костюме.

А Гоша просто хотел узнать, есть ли хоть кто-то еще, кто не просто несчастен, но и хочет это исправить. Он просто хотел поговорить. О жизни, стремлениях и мире. Но этот поздний час обречен на несчастье с его обитателями.

Через 10 минут Гоша был дома, через 40 он уже заказывал Рибус.

. . . . .

Леха вышел из автомобиля навстречу Гоше. Машина без него пустует. Леха отдувается, день выдался поистине жарким, пробки раскалили разум до предела, и Леха снял по возможности с себя куртку и все обязательства, опоздав и оставшись в одной футболке.

- А где Ленка? – сказал Гоша, протягивая руку навстречу Лехе.

- Да я забыл тебя предупредить, точнее, решил не предупреждать – сегодня ночью поссорились, она дома осталась.

- Из-за чего?

- Да что я ради каких-то посиделок на даче рискую работой, головой не думаю, и вообще, не муж, а наказание. Конечно, ей страшно – она не работает, сидит дома. Обломись если все, с работой и со мной, и ей же некуда пойти будет. Боится. – Леха уже садился в машину. – Постой секунду, я сейчас. – Он освободил переднее сиденье от какого-то пакета и открыл Гоше дверь. Гоша сел, поставив рюкзак с Рибусом себе на колени.

- Слушай, а ты что в рюкзаке тащишь? Мы же вроде договорились, что вместе за продуктами поедем.

- Да это так, маленький презент. Потом увидишь. – Леха улыбнулся украдкой и от этой фразы почувствовал, что он сейчас маленький, сидит в комнате в преддверие Нового года, в ожидании подарка и чуда.

. . . . . .

- Да ты издеваешься! Ты зачем это счастье сюда притащил? – Отец смотрел на распакованный и стоявший по середине стола Рибус. Мать и Леха тоже стояли вокруг стола и смотрели то на Гошу, то на Рибус, то на отца.

Гоша молча покосился на Михаила Юрьевича и уткнулся в телефон, активируя мобильное приложение. Он знал, что делает все правильно и открывает семье глаза на мир, хоть ему самому было немного боязно за результат.

- И что здесь делать нужно? – Леха уже вполне заинтересованно притронулся к белому и холодному прибору квадратной формы.

- Сейчас я активирую все и попрошу вас снять у вас биометрию. – Гоша помедлил на последних словах, окончательно убеждаясь, что его как Галилея сожгут, но кроме костра у него и так занятий особо сейчас не было, так что это не представлялось чем-то страшным.

- Неужели эта коробочка заменяет целую лабораторию? – Светлана Петровна крутила прибор в руках, не подозревая о нависшем над ее руками взгляде отца. «Женский интерес губителен», подумал Гоша.

. . . . . . .

- Раз уже завел шарманку, так давай я первым пойду что ли, на всякий случай, - отец, ухнув, сел на стул и вытянул руку. Гоша собрал анализы и снял мерки. Нужно было подождать полчаса. За это время никто не смотрел друг другу в глаза, словно старался не разрушить витающую в воздухе мистификацию. Наконец, телефон завибрировал и прибор моргнул холодным синим светом.

- Готово! – Сказал Гоша, продираясь голосом сквозь вязкую тишину. – Так… Ты был каким-то Ли Миэцзе.

- Надо почитать, кем он был. Интересно, будут ли какие-нибудь ссылки вообще. Ага, нашел. Ну что, пап, ты был чиновником, поздравляю! Стоп, тут еще кое - что. Тебя за коррупцию, так сказать, отправили в интересное путешествие.

- Что ты хочешь этим сказать? – Отец напряженно слушал.

- Расстреляли тебя. Причем, про это достаточно много написано, видимо, ты и своровал достаточно. – Усмехнулась Светлана Петровна, смотря в телефон через плечо Лехи.

Гоша стоял среди людей, посредине комнаты, но чувствовал себя вне пространства. Он понял, что открывает ящик Пандоры, затрагивая неизведанные уровни и струны их маленького семейного круга. Ведь этот круг уже немного разорвался, но может стать прямой или, чего хуже, совсем исчезнуть, превратившись в точку.

- А все-таки, Гош, знаешь, хорошо, что ты эту вещицу купил. Сейчас говорят о том, что через год будут коэффициент благонадежности вводить для приема на работу в некоторых фирмах. Так хоть заранее знать будете, что вас ждать будет. – Отец явно оживился, Гоша не понимал, из-за чего, пока Михаил Юрьевич не продолжил. – Я, конечно, воровал, но, знаете, приятно осознавать, что я был шишкой, честное слово! – Он засмеялся и расслабленно откинулся на спинку стула.

- Я тоже хочу! – Леша протянул руку, стараясь глядеть Гоше в глаза.

- Хорошо, сейчас настрою. – Гоша промыл инструментальные части прибора, перезапустил систему и подумал, - хорошо, что он еще дома спокойно разобрался с ее устройством.

Вскоре анализы Лехи были готовы. Он оказался французским жандармом. На него практически ничего не было, кроме информации о месте службы. Сначала Леха расстроился, но потом с гордостью вслух утешил себя тем, что он «хотя бы не воровал и служил на пользу отечеству».

- Но-но, ты тоже мог вполне взятки брать, просто не попался, значит, да и рыбой не крупной был! – Возразил отец, который уже решил до конца гордиться собственным положением.

Светлана Петровна отказалась делать тест. Тогда ее стал уговаривать Леха, но потом бросил эту идею, убедившись в непоколебимости матери. Оставался один Гоша. Он приготовил все для процедуры теста еще раз, вздохнул, словно перед самобичеванием, и почувствовал укол иглы в палец. Поехали. Через полчаса телефон завибрировал его прошлыми именем и фамилией – Василий Небиржицкий. Гоша огласил результат присутствующим.

- По-моему, слышал о таком. Кто-то не рядовой, наверное. – Отец посмотрел на Лешу.

- Проверим. – Леша открыл первую попавшуюся ссылку и начал вчитываться в написанное. Лицо его теряло заинтересованную улыбку, оно словно стиралось невидимым ластиком, становилось белым и сосредоточенным.

- Гош. – Гоша поднял глаза. – Гош, ты это, детей убивал, Гош. Еще при императоре аж, на Урале. Тут написано, что их было семеро. Детей семеро то есть. – Леша замолчал, медленно опустив руку со светящимся экраном.

Страх. Непонимание. Точнее, недопонимание. Буря внутри, которая сразу же начинает цеплять из недр все возможные последствия прошлой жизни. Ударил мальчика в детском саду. Был замкнутым. Мало интересовался девочками. Не отказывался сидеть с младшими родственниками в детстве. Боже, он же был прям рядом с ними. Это коллективное мысленное сознание связало четырех людей в комнате в единый вольвокс. И единая фраза заставляла сжать губы, вспотеть ладони и затаить дыхание – «Нет, не может быть. Или может?» Гоша поспешно сложил все составляющие прибора в коробку, спустился по лестнице на первый этаж, поспешил в сени, схватил куртку. Он побежал за дом, сел в колючие кусты ежевики, раздавив несколько несозревших ягод, почувствовал мимолетно жжение на руках от шипов. Но ему было все равно. Он, спокойный, взрослый, сильный, он, живущий отдельно и имеющий амбициозные планы, спешно закурил, прикусив фильтр сигареты. И заплакал. Он не делал этого, кажется, очень давно. Слезы шли ручьями, не спрашивая разрешений, Гоша чувствовал, как изнутри его рвет от ужаса. Слезы скоро кончились. Но Гоше казалось, что они текут до сих пор, потому что его нутро продолжило рыдать. Оно оплакивало все случившееся, все будущее, а заодно и настоящее. Как Гоша жалок, как Гоша и был, оказывается, жалок. И страшен. Он просидел в ежевике долго. Настолько долго, что ему показалось, что он успел умереть и воскреснуть. А еще выкурить всю пачку. Именно это обстоятельство заставило Гошу встать, отряхнуться и, осторожно открыв калитку, уйти в местный магазин.

. . . . . . . .

Гоша возвращался в дом уже поздно вечером. Он надеялся, что все уже легли спать. Его никто не искал. Гоша шел по полю, параллельно проселочной дороге, справа от него стояли разноперые дома, пахло ухоженными цветами и деревьями, как дурманом. Интересно, думал Гоша, а могли бы луговые травы быть в прошлых жизнях розами. Гоша в глубине души не верил в то, что живой объект мог реинкарнировать только в пределах своего вида, то есть, шакал в шакала, а мурена в мурену. Душа переносится, оболочка меняется, но в рамках закона. Гоша не верил, потому что ему хотелось быть в прошлой жизни кем-то другим, нежели человеком. Хоть рыбой. Он представил, что он был большим карпом, который жил в большой реке и никогда не попадался на крючок, позволяя управлять собой лишь течению.

Страх осел где-то в глубине, как взвесь в воде. Гоша шел, стараясь впитать и пропустить сквозь себя вечернюю прохладу, ветер, чтобы тот выбил все дурные и темные мысли и унес с собой, куда-то за очертания горизонта.

. . . . . . . . .

В доме спали все, кроме Лехи. Леха сидел на веранде, словно дожидаясь Гошу. Он нависал над кружкой остывшего чая, обводя ложкой край блюдца. Когда Гоша появился в дверях, Леха встрепенулся и всплыл из омута своих мыслей:

- Я тебя ждал!

- Привет, Леш. – Гоше было неловко с ним говорить, словно он, Гоша, утаил что-то плохое, и его обман вскрылся только сейчас.

- Ты зря ушел. Мама плакала.

- Я не знал, что мне делать. Я и до сих пор-то не знаю.

- Я тоже. Ну я родителей вроде успокоил, они спать пошли.

- А сам что сидишь?
- Говорю ж, ждал тебя. Ты так стремительно убежал, я подумал, что тебя потом поддержать стоит, уж больно ты дерганный был, давно я тебя таким не видел.

- Еще бы. И да. Лене не говори. Да и вообще никому. Пожалуйста.

- И не собирался. И ей еще, тем более, нервы трепать. Она и так на меня до сих пор злится. Но это не так важно сейчас. Я правда думал, что тебе сказать, чтобы успокоить, но мне в голову совершенно ничего не пришло. Ситуация такая странная, неприятная. Наверное, просто стоит сказать, что я постараюсь быть на твоей стороне. Я не знаю, получится ли до конца, Гош. Это безумно сложно, я весь вечер старался не сравнивать тебя с ним. С этим, как сказать, человеком. Я почитал про него, это чуть ли не самый первый серьезный серийник в тех местах. Ты тоже по-своему знаменитость, не то, что я, - Леха сдавленно хохотнул. – Это сложно. – Повторил Леша, одним глотком выпил чай и положил голову на руки. Гоше показалось, что он в постановке, настолько сейчас его сознание отторгало реальность происходящего.

- Пойдем спать. У меня нет больше сил сейчас это мусолить.

- Согласен. Доброй ночи. – Леша медленно поднял голову с рук, тело со стула и пошел в комнату. Гоша остался один, поставил раскладушку, умылся, лег и постарался уснуть настолько быстро, насколько это возможно.

. . . . . . . . . .

Утром, когда все собрались за одним столом, Гоша почувствовал, как все изменилось, - родители молчали, Леша сразу закончил попытки начать общий диалог, а Гоша просто понял, что с каждым новым вдохом он все больше вбирает в себя Василия Небиржицкого. Гоша не спал всю ночь. С остервенением выискивал любую информацию на Небиржицкого, читал статьи, книжные главы и даже какую-то диссертацию. Он сравнивал и даже, неосознанно, почему-то хотел найти сходство с этим человеком. Сходства были в характере, что было для Гоши предсказуемо, но вот в роде деятельности. На рассвете Гоша выскользнул на крыльцо дома, сел, закрыл глаза и представил, что он, сам, убивает человека. Ребенка. У него задрожали руки от стараний, потому что он никак не находил моральных сил в себе на этот поступок. Хотя, разве для этого нужны силы? Скорее, внутренняя червоточина, из которой выглядывает змей-искуситель.

Весь день отец старался не пересекаться с Гошей – им обоим пока что нечего было сказать. Светлана Петровна говорила с Гошей, но на отстраненные темы, например, про то, что он хочет на ужин. Леха выходил покурить с Гошей за компанию, в этом и состояло их общение, но для Гоши оно уже было целебным. Когда вечером все снова сидели за столом, беседа начала медленно развиваться. Первым заговорил Михаил Юрьевич:

- Гоша, мы все попали в крайне неловкую ситуацию, когда нужно принять и простить то, что, по факту, к тебе уже не относится. Наверное. Я надеюсь, ты не отрицаешь тот факт, что раньше твое, м-м-м, ментальное тело совершало ужасные вещи? Что этому не было в той жизни прощения, но в этой мы прощаем.

- Но ведь это не я! Да, они доказали перенос каких-то высших материй, я в это не вчитывался, но это не значит, что мой, мой разум совершал убийства!

- Гоша, успокойся. Я все понимаю, эта игрушка и меня заставила так сильно начать копаться в себе, что мне и свет не мил был. Не представляю, какого тебе, с таким прошлым лицом к лицу.

- Да каким таким?! Посмотри на себя, отец, неужели ты или что-то от тебя было хорошим? Ты воровал, огромные суммы, я ночью прочел. Из-за тебя судьбы хорошие рушили, может, убивали тоже, в общем, творили беспредел! Ты же сам хорош не был!

- Как ты можешь так говорить? Я не убивал! Я не лишал людей, тем более, детей, упаси боже, жизни!

- Откуда тебе знать?

- Замолчи! – Рявкнул отец.

Повисла пауза. Все собирали эмоции в единый комок, чтобы потом его спрятать под стол или за шкаф, или куда-нибудь еще, но главное – с глаз долой. Вновь заговорил отец:

- Да-а-а, семья у нас, конечно, веселая: вор, убийца, да и ты, Лех, может, на посту жандарма чем-то подобным отличился. Бесчестия больше всего там, где оно по закону не должно быть. – После этой фразы Светлана Петровна, молчавшая все это время, не выдержала и, вскочив из-за стола, прикрикнула надрывным «Миша!» на мужа.

- А ты что? Ты сама даже не проверялась, я откуда знаю, может, ты вообще была тираном уровня Цезаря? – Вспылил отец.

- Нерона. А не Цезаря. – Гоше было уже все равно на его дальнейшее существование, но при этом он не мог позволить, чтобы порочили факты. Отец кинул жуткий взгляд на Гошу, но промолчал. Леша все это время пребывал в инопланетном состоянии, как выразил это Гоша, потому что Леха сидел, сгорбившись на стуле, плотно прижав ладони друг к другу. Периодически Леха поднимал взгляд, потирал руками колени и вздыхал так, словно имел намерение что-то вставить в перепалку. Но его слова ни во что не превращались. Леша молчал.

После этого круг семьи распался и превратился в точку. Все жили в одном доме, под одной общей нависающей крышей, но не общались вовсе. Гошу начала давить жара. Лето набирало обороты, раскручивая жар солнца. Гоше постоянно, почти каждую ночь, снилось, что он стоит в одной нескончаемой душной пробке, в машине без кондиционера. Под конец сна все вокруг Гоши обязательно плавилось, даже Леха, сидящий за рулем, грустно глядя на Гошу, расплывался вязкой лужей. Каждый раз Гоша сдавленно кричал и просыпался. Из сна его выбрасывала собственная боязнь разбудить реальным криком остальных спящих в доме.

. . . . . . . . . . .

Отпуск Лехи подходил к концу – нужно было возвращаться. Гоша так никому и не сказал, что его уволили, поэтому держал легенду о своей занятости до последнего. На отдых оставалось два дня. Когда Гоша это мысленно считал, он сидел на крыльце после обеда и вдыхал запах свежескошенной травы. Тут ему кто-то позвонил. Гоша с недоверием снял трубку.

- Здравствуйте. Вас беспокоят из научно-исследовательского центра. Мы специализируемся на социологии, бионике человека и процессах человеческой жизнедеятельности, скажем так. Мы являемся филиалом главного центра и работаем под патронажем известного Вам «Рибус Корп». Благодаря этому аппарату мы и смогли получить Ваш уникальный результат теста на прошлое.

- Но ведь результаты теста не должны утекать? Рибус ссылается на строгую политику конфиденциальности, я сам это читал. Не так ли?

- Да, но Вы сами все должны понимать. Мы не потревожили бы Вас по мелочи или для опроса, поймите верно. Нас привлек Ваш результат. На данный момент вы являетесь носителем самой высокой доли вероятности, что Вы были Василием Небиржицким. Он в своем роде являлся уникальной личностью, и мы бы хотели пригласить Вас для небольшого собеседования и обследования в наш центр.

- А мой результат не единственный? То есть, есть люди с разными вероятностями одной и той же жизни? Это, получается, большой изъян или даже недочет вашей системы?

- Ваш показатель – 87% - является самым высоким.

- Как же вы еще воду мутите с этим Рибусом… - Гоша сказал эту фразу не в трубку, не желая, чтобы женщина, ведущая с ним диалог, выходила из себя.

- Вы согласны? Если да, то давайте договоримся о времени.

Гоша, за все время диалога успевший встать и нарезать несколько кругов вокруг кустов ежевики за домом, остановился и полез в карман за сигаретой, специально ставя акцентную паузу, чтобы заодно подумать. Но решение уже само родилось в его голове. Наконец, когда Гоша закурил, он уверенно и отрывисто ответил в трубку:

- Согласен.

. . . . . . . . . . . .

Леха вышел из заведенной машины, чтобы попрощаться с родителями. Гоша стоит у открытых ворот, смотря на вечерние силуэты берез и прижимая рукой к груди рюкзак с Рибусом. Леха обнял мать, затем крепко пожал руку отца и тоже его обнял.

- Ну, Гош, тогда тоже прощайся. И поедем.

Гоша смотрит на окружающих. Кладет аккуратно в машину Рибус, подходит к Светлане Петровне. Обнимая Гошу, она украдкой шепчет ему, что все равно его любит и верит, что он – ее сын – как был, так и останется хорошим. Гоша закрывает глаза и прижимается щекой к ее голове. Так они стоят минуту. Затем подходит очередь Михаила Юрьевича. Гоша подходит к нему, протягивает руку и говорит:

- Может, я и был Небиржицким, но это не меняет моей сути сейчас. Нам обоим стоит воспринять как урок то, что мы были монстрами, и стать лучше них.

- Я не монстр. – С этими словами отец, уже начавший протягивать руку, резко ее отдергивает, разворачивается и идет в дом.

- Совсем из ума выжил, Господи. – Мать, помахав сыновьям и пожелав им хорошей дороги, быстро уходит за отцом. Гоша стоит у машины, недвижимый, и смотрит ей вслед. Леха зовет Гошу из машины, параллельно сетуя на пробки. Гоша вздыхает, смотрит на дом, на вечернее небо и, еще раз утвердившись в правильности собственного решения, садится в машину.

. . . . . . . . . . . . .

Гоша вышел из большого светло-серого здания, больше напоминающего офисное, и выдохнул. В мареве улиц суетились люди. Гоша провел в этом здании несколько дней, претерпевая различного характера исследованиям над собой. В большей степени это были игры для мозгов, как охарактеризовал это Гоша, - тесты, задания, беседы с людьми, искренне пытающимися быть похожими на психологов.

Мысль. Одна лишь мысль занимала Гошино сознание – ему предложили участие сразу в нескольких шоу для массового телевизионного вещания. Компания центра продаст информацию о Гоше информационному агентству, а оно уже сделает свое дело – пестрые и шокирующие слоганы и девизы к шоу, разношерстные дебаты и он, Гоша, как главный экспонат общественного аукциона мнений – в центре, в кожаном кресле и обязательно в костюме-тройке. Нужна ли ему слава? Дурная ли она будет? Хотя какая разница, ведь любая слава в конечном счете приносит доход. Деньги Гоше нужны были для того, чтобы ощутить компенсацию и уехать за горизонт событий, дальше и дальше от мест детства. Чтобы попытаться начать жизнь лучше, уже играя, а не подчиняясь. И дописать сценарий.

Решив все-таки рассказать кому-нибудь про события последней недели, Гоша позвонил Лехе. Леха слушал внимательно, не перебивая. Наверное, он воспринял историю за фарс. Вообще, после начала эры Рибуса, вероятность как характеристика жизни плотно осела в массах. Ранее эфемерные понятия теперь приобрели вполне оценочный вид, потеряли загадочный блеск. Душа перестала быть объектом поэтики. Как бы там ни было, Гоша многовероятно был доволен тем, что из него хотят сделать медийное лицо. Леша стойко постарался разделить позицию брата, при этом предложив поделиться этой новостью с родителями лично:

- Давай на выходных на дачу поедем? С нами и Ленка сможет поехать, мы, вроде, с ней помирились.

Гоша колебался. Он пытался просчитать новую волну последствий.

- Да ладно, соглашайся. Думаю, против они не будут, тем более что ты у нас теперь знаменитость – они гордиться тобой должны. – Леха прав. Гоша почувствовал собственную значимость как превосходство. Ведь теперь за любым его словом будут с интересом следить тысячи людей. Какую бы чушь он не сказал, они все равно постараются ее истолковать и направить в смысловое русло. В его руках теперь долгожданное оружие – слово и, как вытекающее, мнение. Получалось, что Гоша, минув социальное медленное воздвижение наверх, стал выше Лехи, выше отца. Он мог руководить массой, а не отдельными людьми. Гоша улыбнулся. И согласился.

. . . . . . . . . . . . . .

- Правда? Гоша, родной, я тебя тогда поздравляю! Это же так здорово, тебя по вещанию покажут! А на работе твоей как к этому отнесутся? – Светлана Петровна радостно суетилась, наливая всем чай.

- Нормально. С пониманием.

- Что же, сын, и я тебя поздравляю. Ты смог эту ситуацию повернуть в нужное русло, в положительное, то есть. Знаменитостью теперь станешь. Хоть бы к нам репортеры не полезли. А может, даже лучше, пусть лезут – я им как что-нибудь хорошее скажу, правду, например, так они подавятся! – Отец разразился в смехе. Вся веранда залилась раскатами его голоса. Гоша улыбнулся. Откинулся на стуле, достал из кармана пачку сигарет, взял одну и закурил. Веранда мгновенно стала немой. Светлана Петровна медленно села и спросила:

- Гоша, сын, а ты давно? Давно куришь?

- Давно. Десять лет назад, считай, начал. – Ленка смотрит на Лешу.

- Выброси это. Сейчас. Тем более, даже не думай курить в доме. Совсем уже нонсенс! – Михаил Юрьевич не выдержал.

- А то что? Что сделаешь? – Гоша улыбнулся и затянулся.

- Дурак ты, дурак! Что с тобой стало? После этого прибора несчастного на себя не похож! Таким хорошем парнем рос!

- А стал?

- А стал, как этот твой неуравновешенный! Всем нервы треплешь.

- Не советую продолжать, пап. Я ведь могу о тебе плохо отозваться на шоу. Да что уж о тебе, обо всех вас. Из-за тебя, папа, могут и другие люди пострадать.

- Даже не думай! Что с Лешиной работой будет?

- Гош, на нем семья. Ты знаешь, я не работаю. Пока. А у него начальство сейчас может опять смениться, и что будет – не понятно. – Ленка сидела напротив, их разделяла гладкая столешница. Гоша, прищурившись, посмотрел на нее и выдохнул сигаретный дым. Леха молчит. Думает.

- Я сейчас приду. – Леша встает, берет куртку, выходит на улицу, снова не закрывая дверь. Лена посмотрела ему в спину, намереваясь что-то сказать, но Леша в дверях обернулся, перехватил ее взгляд и покачал головой. Лена опустила взгляд. Гоша, наблюдавший за этой сценой, с удовольствием докуривал так приевшуюся сигарету и думал: он знает, куда пошел Леха. Стоит сейчас за домом и тоже курит. Может, про него тоже сказать? А толку. Гоша докурил, потушил сигарету о блюдце и допил чай. Белая аккуратная кружка стояла в окружении пепла на блюдце и бычка, взгляды присутствующих были задумчиво прикованы к этому натюрморту. Гоша посмотрел в окно – березы все также стояли на своих местах, подпирая горизонт событий.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Шоу начнется через полчаса. Гоша вырвался из гримерки и шел по коридору студии, рядом с ним, немного отставая, шел один из ведущих.

- Желательно, чтобы ты всегда знал, что в тебе есть маньяк. Пристрастия к насилию в детстве были?

- Нет.

- Были. Ты кошек мучал. И в детском саду тебе мальчик нравился. Мы его нашли.

- Уверены?

- Абсолютно. Ты к нему приставал даже.

- Боже.

- Не боже, а да. Там еще будет несколько нюансов, ты на все кивай и сиди с серьезным лицом. Сценарий же читал ведь? Кроме этих поправок, про которые я тебе сейчас сказал, больше ничего не изменилось. Иди нос припудри. И не забудь, в середине у нас рекламная вставка – рекламируешь тоже по сценарию. Охранные системы и готовые завтраки. Текст учил?

- Оплата будет такая же? Или поднимите?

- Можем поднять, но не на много. Тысяч на двадцать.

- Текст учил.

- Отлично. Скоро увидимся.

Ведущий поправил пиджак, сбавил шаг и свернул в одну из комнаток по правую руку от Гоши. Гоша остановился. Идти больше не было смысла – не от кого было убегать. Подумав пару секунд над диалогом с ведущим, Гоша развернулся и пошел обратно к гримерке. Его окликнули. По коридору шла девушка, судя по одежде, одна из координаторов, а за ней шли родители Гоши. Гоша поднял бровь. Кашлянул. Он не знал, что происходит. Девушка, показав рукой на Гошу и, сказав родителям пару слов, спешно скрылась в глубине коридора. Гоша аккуратно приблизился к ним.

- Привет! – Светлана Петровна обняла Гошу.

- Здравствуй. Как вы тут оказались?

- Нас тоже позвали на это шоу. Тебя обсуждать. Но мы отказались. Леша тоже отказался. Зато нам достали места в зале. Леша в пробке стоит. А мы пораньше приехали, решили тебя навестить. – Отец протянул руку Гоше. Гоша пожал ее, смотря отцу в глаза.

- Я не только курю. Я еще работу потерял.

- Да? Давно? Ну, благодаря всем шоу у тебя будет прилично денег и на жизнь, и на капитал на будущее, надеюсь.

- А я по-прежнему был тем, кого нельзя простить? Не то, что ты или Леша.

- Может, и да. Но мать права – ты, в первую очередь, мой сын. И я тебя люблю как сына в любом случае. Ладно, мы пойдем пока места занимать. А ты готовься. Настраивайся.

- Да, не будем тебе мешать. Все будет хорошо.

И две фигуры покинули Гошу, оставив его наедине с ворохом мыслей.

. . . . . . . . . . . . . . . . .

Координатор дал отмашку, перед Гошей открылся выход на сцену, на которой уже громогласно объявляли его приход ведущие. Яркий свет бил в глаза, Гоша в нерешительности стоял, потирая руки. Его окрикнули. Вспомнились родители, сидящие в зале, Леха, который тоже уже, наверное, приехал. Всем нужны деньги. Гоша уверенно мотнул головой, отгоняя последние сомнения. Он еще напишет правду о гнили в мире вокруг, но уже в своем сценарии. А сейчас нужно играть. Он выдохнул и пошел на сцену, навстречу аплодисментам и крикам.

.

От его головы отнимали присоски.

- Ваш результат в итоге составил 4,2. Очень неплохой коэффициент для модуляции, Василий Борисович.

Василий Борисович молчал. Ему дали стакан воды со странным привкусом, он залпом его выпил.

- В стрессовой новой для Вас ситуации Вы проявили себя достойно Вашей должности. Поздравляю! – Медицинский сотрудник привела кресло в положение сидя вместе с Василием Борисовичем, отодвинула защитный экран. Василий Борисович встал. Он теперь являлся полноправным начальником финансового отдела.

Выходя из большого и красивого светло-серого здания, Василий Борисович думал, зачем такой крупной и уважаемой компании проводить столь странные тесты для своих сотрудников. Проще было бы их заставить вживую всем отделом играть в пейнтбол и выигравшего ставить начальником. Но это были всего лишь мысли Василия Борисовича. Он шел к своей машине по подземному паркингу, а по дороге думал о Гоше. Как они выдумали его историю? Как они заставляют его нервную систему быть такой чувствительной к их модуляции? Василий Борисович в задумчивости чуть не прошел свою машину. Сев в нее, он подумал, что хочет попробовать закурить. Он пробовал курево еще в юношестве, но так к нему и не пристрастился.

Выехав в город и доехав до незнакомого района, Василий Борисович остановил машину у ближайшего продуктового магазина и купил пачку сигарет. Кутаясь в осеннее пальто и стараясь на сильном февральском ветре зажечь сигарету, Василий Борисович оперся о капот своей машины. Закурил. Затянулся. Аккуратно, чтобы не закашлять с непривычки. Параллельно задумался, почему ему в образе Гоши так хотелось написать сценарий. Почему этот Гоша так хотел плохо отозваться о мире вокруг него. Ведь все было хорошо. Василий Борисович закашлялся. А есть ли, что ему самому сказать о своей жизни? У него все стабильно: хорошая работа, хорошая жена, машина и купленный недавно отдых на море. Василий Борисович попытался еще раз сделать затяжку, но у него не получилось, и он раздраженно выкинул в снежное месиво сигарету. Сел обратно в машину. Неправильный все-таки, этот Гоша.