Он терпел и нам велел

Когда в роддоме номер две тысячи тринадцатом родилась девочка, на мониторе в дежурном зале института Равновесия ровная белая линия этого самого равновесия сдвинулась вниз и угрожающе покраснела. Случилось это на планете Люли. Поэтому, конечно, никакой это был не институт, а лейлюх, и никакой не роддом, а хлюлей. И главный акушер, принимавший роды, сказал, обмывая ребенка, не «Ой, какая красивая девочка родилась!», а:

– Клил ли пили люфф!

Но если я вам так буду рассказывать эту правдивую историю, вы же ничего не поймете! Поэтому будем считать, что все люлийцы говорят на нашем любимом языке. Тем более, что и выглядят они точно также, как мы. Ну почти. Только вместо копчика хвост, и на теле чуть побольше шерсти, то есть волос. На лице, на животе и на ладошках гладкая розовая кожица, а на всем остальном мягкие волнистые волосы разного цвета и длины.

А все из-за того, что средняя температура на планете уже миллиард лет держится за нуль нашего Цельсия. Везде и всегда, на полюсах, и на экваторе вода находится в перманентном состоянии.

Наша девочка появилась на свет золотисто-рыжей. Желтые раскосые глаза со зрачками щелочками смотрели испуганно на новый очень яркий мир. А в институте Равновесия спешно искали специальными приборами источник отклонения стабильности на планете, чтобы срочно доложить Великому Пентету.

Великий Пентет

Люли никогда не тряслась от войн и революций. Миром правила мудрая верхушка из пяти великих пацифистов. Здесь никогда не убивали «колдунов», не сжигали «ведьм». На огромном единственном континенте любили и уважали странности, непохожести. Все потому, что ровный климат, сплошной ноль почти не создавал кризисов. Новое было такой редкостью, что встречалось с восторгом, а не с опаской.

Результатом такого плюрализма стала победа над всякими там гриппами, оспами, туберкулезами и всеобщее владение телекинезом. Настало время, когда даже ребенок мог изменить мир вокруг себя силой мысли.

Представьте себе семью.

– Милый, зачем ты сделал дождь со снегом? Я же собиралась поехать к маме.

– О, дорогая, как ты могла подумать?! Это сосед сверху мстит нам за вчерашний вулкан во дворе. Бля-а-ам! А это что за гадость с потолка свисает?

– Совсем и не гадость. Всего-то сопли принхолита клюкастого. Это твой сын изучает историю кремнелюлийной эры.

Нет! Не было такого хаоса. Все потому, что восемь миллиардов люлийцев одновременно хотели разного: один дождя, другой солнышка, третий наводнения, четвертый засухи…. От этого все желания усреднялись, и жизнь текла себе дальше без глобальных изменений и потрясений. За равновесием следили пять правителей – Великий Пентет.

И вот вдруг на свет появился ребенок с колоссальной внутренней энергией, способной расшатать, поколебать устойчивую систему. А потом и разрушить ее! Что делать?!

– Передайте ребенка маме, пусть срочно заплетет девочке сорок пять косичек, – крикнул из бассейна Первый Великий.

– И вплетет в них плюлиневые нити, – добавил Второй, вычесывая колючки из хвоста.

– Это поможет, пока ребенок маленький. Потом-то что делать будем? – проворчал самый старый, а потому самый мудрый Пятый Великий. – Через семнадцать лет мы все тут пятый угол искать будем от этого Золотца.

Через семнадцать лет

В первые пять лет (а потом уже и смысла не стало) мать-природа так и не создала в противовес Золотцу какого-нибудь очень энергетически сильного пацана. Чтобы, как всегда было, она колдовала метель и вьюгу, он вызывал активное солнышко, а получался привычный ноль. Или она хотела к маме, он на футбол, а в результате оставались дома и целовались в спальне. Не случилось! Не родился ни до, ни после подходящий уравнитель.

Уж ее бедная мама не сорок пять, а все девяносто косичек дочечке своей заплетала с нитками успокаивающими, все равно дар волшебный нет-нет, а прорывался наружу. Несчастная женщина только вздыхала, наблюдая, как раскаляется иногда до белизны плюлиний в золотистых прядках. У самой в шерсти после каждой дочкиной выходки появлялись седые волосы.

То гениальное чадо море под окно подгонит, чтобы сбежать в юнги, то гравитацию отменит, чтобы полетать, то…. Хорошо, что Великий Пентет распорядился поселить их в правительственном дворце, стены которого уже три тысячи лет не удалось изменить ни одному дизайнеру-архитектору. Но даже у этого строения иногда тряслись колонны и летела чешуйчатая черепица с крыши от идей неугомонного подростка.

***

Синяя изумрудная зала предательски удесятеряла каждый звук, дробя его меж колонн в сводчатом улетающем вверх потолке. Зайти в нее незаметно было почти невозможно. Приоткрыв тяжелую высокую дверь, Золотце почувствовала запах. Ванилью сладкой и теплой пахло только от Пятого Великого. Он давно уже не пытался что-то созидать, кроме своего запаха.

Они разговаривали уже два часа. Как всегда, то азартно споря, то смеясь. Иногда Пятый что-то рассказывал, а девушка слушала. Но ее терпения хватала ненадолго.

– Вы разве не видите, что живете в прошлом?! Оглянитесь вокруг! Даже пыль у ваших ног – это прошлое, – девушка шаркнула вышитой балеткой по голубому мрамору. – Она тут уже давно, она была. Была! Вон там за кружевами чугунной решетки у самого горизонта такие красивые розовые облака. Они уже есть и тоже были пять минут назад. Они – тоже прошлое! Каждое мгновение – это уже прошлое. Вам разве не обидно?!

Пятый глянул задумчиво в прореху меж тяжелых штор, вздохнул и отставил кальян. Опять эта девчонка пытается раскачать их такой комфортный приятный мир.

– Ты хочешь попасть в будущее?

– Да! Хочу!

– Это невозможно. Милая девочка, оно перестанет быть будущим сразу после того, как ты попадешь в него.

– Хорошо, пусть так, тогда… Тогда я хочу попасть туда, где никто не бывал!

– Кто никто?

– Никто.

– Если там не была ты и твои знакомые, это еще не значит, что там не были другие. Ну, например, рыбы, птицы, бактерии, в конце концов.

– Так не честно!

– Что?

– Вы всегда все опровергаете!

– А ты бы хотела, чтобы я с тобой соглашался, несмотря на истину?

– Пятый, миленький, я хочу… Я сделаю новый мир, в котором никто еще не был!

Да, она сделает. Она это может. Но вслух он произнес, внимательно вглядываясь в медовые зрачки:

– Начни с себя, Золотце.

***

– Мамочка, я научилась! – крикнула Золотце, съезжая по спиральным перилам из учебного класса в столовую. – Мам, ну глянь же! Я научилась менять себя! И я знаю теперь, как мне улететь далеко-далеко туда, где никто не был. Смотри!

Худенькая фигурка обтянутая серым трико замерла, опущенные руки напряглись струнами и вдруг стали обрастать большими упругими перьями. Пушистый хвостик превратился в большой сложенный из перьев веер.

Женщина схватилась за сердце:

– Зола! Не надо!

Упрямая девчонка шагнула к балкону:

– Смотри!

Огромная птица скользнула с перил в стремительное пике. Крылья беспорядочно взбивали воздушные потоки, дергался хвост. Где-то в самом низу падение неожиданно прервалось, прогнулось в полет, и птица также быстро, но уже без вращения вспорхнула к белым зефирным облакам.

– Уя-а-а-о-о… – донеслось до балкона, где стояла, прижав к груди ладони, замершая от страха мать. Никто до этого мгновения на Люли не мог изменять себя!

Там, где никто еще не был

На этой крошечной планетке не растут большие деревья с необъемными корявыми стволами. Их могучим корням просто не хватило бы места. Здесь даже яблони, персики и груши вырастают до такой высоты, чтобы можно было спокойно достать рукой любой плод.

Урожай созревает круглый год. Если в одном полушарии вишневая метель кружит нежные белые лепестки, а яблони только набирают бутоны, то всего в сорока километрах, на другой стороне наливные тяжёлые яблоки оттягивают к земле тонкие ветви и валятся в лебеду.

Нет ничего приятнее, чем упав на прохладную душистую перину из клевера и одуванчиков, надкусить сочный румяный персик, чувствуя, как теплый сладкий сок стекает по щеке к уху.

Коричневый нос тычется девушке в шею, шершавый горячий язык слизывает медовые капли. Тигру тоже нравятся персики. Далеко не все кошачие едят фрукты, а этот огромный полосатый зверь любит все, что и рыжая хозяйка.

Ну вот еще одна любительница сладкого прилетела. Шустрая золотая пчелка кружится вокруг шоколадного носа. Тигр трясет огромной башкой, отмахивается лапой.

– Эй, халявщица, вон туда лети, – человек показывает огрызком направление. – Там уже неделю клевер цветет.

Удивительно, но насекомое, как будто поняв ее, делает прощальный кульбит над рыжей макушкой и исчезает в зеленых зарослях.

– Ну что, Бунифаций, рыбы хочешь? – над травой взлетает длинный хвост: «Отстань!» – Нет уж, лодырь! Рыбалка у нас сегодня будет. Человек по природе своей хищник. Не говоря уже о тебе. Заодно и умоемся.

Единственный человек на планете размахивается и забрасывает косточку в темно-синий зенит. Полосатая кошка ворчит, провожая взглядом новый искусственный спутник.

– Да не буду! Не буду больше! Не ворчи! Машинально вышло. Пошли уж, борец за чистоту природной среды.

Рыбу на мелководье ловить весело и легко. Не нужны никакие сети, удочки. Достаточно лишь хорошей реакции, растопыренных рук, лап и зубов. У тигра острые длинные когти, ими удобно цеплять скользких серебристых рыбешек, поэтому он прыгает возле самого берега, обдавая хозяйку фейерверком хрустальных брызг. Девушка же стоит по колено в прохладной воде и удерживает еду на мелководье, изображая двумя ладонями страшную угрозу. Полчаса бурных плесканий, и на теплом золотистом песке трепыхается десяток рыб.

Возвращаться к хижине после вкусных рыбных шашлыков совсем не хочется. Друзья укладываются прямо на берегу пруда и любуются звездами. Хорошо! Вытянув вверх морду, медитирует Бунифаций. Его тоже завораживают небесные картины.

Девушка просыпается от странного непривычного звука. Бунифаций сидит в той же позе и рычит на звезды. Никогда еще это огромное отважное животное не проявляло так свои эмоции.

– Что случилось, Буфи? – спрашивает хозяйка и тут же вскакивает. – Ого! Ничего себе! Что это?!

Из-за горизонта выпрыгивает огромное светящееся пятно, мгновенно рассекает пополам небосвод и ныряет за холм с противоположной стороны. Через несколько минуту действие повторяется.

Человек и зверь бросаются бежать. Спрятаться на маленькой планете практически негде. Здесь нет ни пещер, ни джунглей. Даже оврагов никаких пока не создалось.

Уже возле дома утоптанная дорожка под ногами подпрыгивает и бьет по коленкам. Мир вздрагивает. Светопреставление прекращается. Бедная планета! Приземление звездолета для нее – страшный удар. Дом из камыша и ивовых веток клонится набок. Прямо к лапам Бунифация падает гнездо с двумя голыми птенцами.

***

Их ловят. Они убегают. Все деревья сгорели, хижина тоже. Под пятками жалобно чавкают черно-коричневые печеные яблоки. Повсюду торчат дымящиеся палки обугленных стволов. Пруд высох. В вязкой густой жиже трепыхаются в агонии рыбки. Бунифаций пропал. Девушка устала убегать и прятаться. От кого? Почему? В чем она виновата? Пересохшее горло издает только сдавленные стоны, дышать больно, обожженные ноги не слушаются. Глаза! Дым выедает их. Ничего не видит! Её хватают за запястья и тащат. Больно! Голая спина по горячим углям… Они тащат, тащат…

У одного из звездолетчиков сначала затрещало, а потом заорало благим матом переговорное устройство:

– Клод, в чем дело?! Что происходит, черт побери!

Запыхавшийся Клод поморщился и отпустил на дымящуюся траву безвольное тело пленницы:

– Майор, мы сами ничего не понимаем.

– Вы что, не можете справиться с одной ведьмой?! Трое опытных полицменов против одного мутанта! Вам что, туда роту прислать?! Не можете обезвредить, взорвите все к чертовой матери!

– Майор! Мы воображателя вырубили, а планета продолжает генерировать сюжеты. Может, она притворяется…

– Черт! Черт! Черт! Это пятый астероид! Пятый, Клод! А вы все не можете ее поймать! Вы представляете, что будет, если эту… этого воображателя захватят наши враги?! Он нужен нам! Или никому!

– Так мы вроде бы ее того, поймали, – космический полицейский пнул тяжелым ботинком бесчувственное тело.

– Поймали?! Почему тогда не пропадает картинка? Там точно больше никого нет?

– Нет, точ…, – сильный толчок оборвал фразу.

Из-за горизонта взметнулась к зениту яркое пятно фотонного двигателя и стало медленно уменьшаться. Трое звездолетчиков с ужасом наблюдали, как прямо на их глазах вместе с кораблем исчезает все: остатки пепелища, поваленные деревья, трупики птиц на горящей траве и сама трава. Исчез воздух. Там, где раньше был пруд, появился идеально круглый кратер. Растаяло за несколько секунд, как снежинка на ладони, скрюченное тело вихрастой худенькой девушки. Полицейские растерянно уставились на место, где оно только что лежало. По всей безжизненной поверхности астероида поблескивали холодным отраженным светом кварцевые россыпи кристаллов. Над головами подмигивала, уже не различимая среди других светил, маленькая точка удаляющегося корабля.

– Бли-и-ин! Теперь точно нет. Майор, это был тигр! Воображатель – тигр. А эта девчонка… это не он. То есть, она тоже плод его воображения.

Возвращение

В синем мраморном зале все так же, как и много лет назад, пахло ванилью.

– Люди! Какие они глупые, эти люди! Они же знают, что их создала я! Я придумала их мир! Если не будет меня, то не будет и их. Если я перестану все время думать о них, человечество просто исчезнет. Представляете!

– А ты перестань. Сама же говоришь, что они неблагодарные и глупые, – Второй раздраженно ударил по кафелю пушистым хвостом.

– Да! Они то молятся на меня, то пытаются уничтожить. То наделяют меня разными внешностями и строят храмы, в которых я якобы живу, то уверяют, что меня не существует. Смешно. Недавно их наука выдвинула гипотезу, что я все-таки есть на самом деле. Они стали искать и чуть не нашли. Мне пришлось бежать. Но это же… дети. Мои дети. Я их создала, как я могу их убить своим забвением?

Первый поежился, поглубже вдавился в кресло:

– А я предупреждал, я боялся, мы все боялись, что твои игры могут закончиться плачевно.

– Зачем ты улетела с Люли?! Ты пошла против наших законов. Ты – преступница! – Третий дернул Четвертого за рукав. – Она преступница! Ее надо наказать.

Даже Пятый, попыхивая кальяном, укоризненно качал седой головой. Золотце слушала разноголосый спор своих бывших наставников и думала, что совсем не за этим она вернулась.

На самом деле ей очень хотелось…. Золотце бросилась прочь. Мамочка! Прижаться к маме, почувствовать ее ласковые руки, укрыться в ее объятиях, стать снова маленькой наивной девочкой, ни за что не отвечающей. Мама! Вот она, такая же тихая и ласковая.

– Доченька моя милая, солнышко мое. Тебе плохо?

– Да, мамочка.

Как вкусно пахнет мамин фартук. Чем-то родным и пряным, и таким жгучим, что слезы сами текут и текут.

– Ну что ты, Золотце мое. Каждый взрослый человек за что-то в ответе. И чем больше у тебя сил, тем больше ответственность, – теплая рука гладила рыжие, свободные от кос локоны.

– Что же мне делать, мамочка? Я устала.

– Терпи, милая, терпи.

На люлийском языке это прозвучало так: «Пильвиль, лю, пильвиль», но смысл от этого не изменился.