Проект мирового омоложения

Пятилетний мальчик Вова Мечтаев жил с папой и мамой в двухэтажном коттедже на окраине столицы, в лесном массиве. На участке за высоким кирпичным забором вокруг дома росли сосны. В то время, как обычные люди ютились в камерах для сна, Вовина семья жила богато — даже держала прислугу. Все потому, что папа работал в службе безопасности президента. Маме работать не приходилось, что тоже было роскошью.

Один раз Вова лежал в кровати и не мог уснуть. В кромешной темноте ему вдруг пришла в голову мысль, что он умрет. Не сейчас, конечно - сначала он вырастет и состарится. Но потом непременно умрет. А перед этим состарится и умрет мама. «Самая лучшая на свете, самая любимая, самая красивая мамочка!» - шептал Вова. Умрет папа. Большой, сильный и надежный, самый умный на свете! Вова одними губами беззвучно говорил в темноту: «Папочка».

Вова не знал, кто из них умрет первым. Сначала он думал, что первой умрет мама — ведь она такая добрая и нежная. Уже через миг ему казалось, что первым умрет папа — потому что папа ложился на диван при любом насморке и делал вид, что умирает, а мама суетилась вокруг, надевала ему шерстяные носки, укрывала одеялом, ставила градусник и заваривала чай с ромашкой.

Маленький Вова невыносимо мучился в своей кроватке. Перед глазами ясно вставала картина будущего — на твердом, продавленном и засаленном диване, в грязной комнатушке сидят рядышком седые родители, держат друг друга за руку, смотрят перед собой и тяжело вздыхают, они ждут смерти — ужасная картина.

Он беспокойно переворачивался на другой бок. Текли слезы. «Умрут все, кого я знаю, - думал Вова, не представляя себе жизни без родителей. - Они все умрут!» Как он будет жить? Куда он пойдет и что будет делать? Кто будет любить его? А кого будет любить он?

Вопросы кружили голову. Когда все умрут и Вова останется один, тогда придет и его черед - он тоже состарится и умрет. Его не станет! Вове в мыслях являлось кладбище, продолговатый холмик свежей земли, деревянный крест с повязанным белым полотенцем, а там, под холмиком, глубоко в земле зарыт деревянный гроб; в гробу, в черной темноте лежит старик, глаза его закрыты — это будущий Вова. Мертвый старик Вова не может открыть своих глаз, и не хочет их открыть; он вообще ничего не хочет, ничего не любит, нет у него желаний; у мертвого не бывает никаких мыслей, - он не спит, не видит сны; и по нему ползают черви, и грызут норы в его теле; а старик Вова не просыпается и не спихивает их, он не кричит, не стучит в крышку. Да как такое возможно?! Вова знал, что сейчас уже никого не хоронят, как прежде - сейчас всех сжигают - и тех старинных кладбищ уже нет, а есть некрополи. Они с мамой ходили к праху прадедушки в торжественное здание с тихой органной музыкой, с приглушенным светом, высокими стенами и бесконечными столбцами с фамилиями мертвых людей на холодных мраморных стенах. Но сейчас, в темноте спальной комнаты, ему представлялось именно кладбище, гроб и труп. Ему померещилось, что по нему ползают черви и он провел ладошкой по животу и груди под одеялом.

Он не выдержал этих ночных мыслей и побежал в спальню к родителям. Он запрыгнул к ним на кровать, обнял обоих и затрясся в беззвучных рыданиях. Родители зашевелились, - «Какое счастье, - думал Вова, - что они молодые и сильные! Но ведь это не навсегда!» - Вова разревелся во весь голос.

- Я вас люблю-у-у-у… - проревел он.

- Что такое? - сонно спросил папа.

- Что с тобой, сыночка? - спросила мама и обняла Вову.

Вова ревел уже во все горло.

- Я не хочу умирать…

- Да что ж это такое! - воскликнул папа. - А ну живо в кровать!

- Я хочу с вами-и-и... спать...

Сквозь мешающий собственный рев, Вова хотел объяснить папе, что дело в старости, в смерти. Мама гладила сына. А папа! Папа проснулся и взялся за ремень.

Через пять минут Вова снова лежал в своей кровати и надрывно всхлипывал. Вокруг опять стало темно. Тело остывало от жгучего ремня. В голове крутилась мысль, что родители его не любят. Как ни странно, ремень помог - Вова заснул.

Наутро мама разбудила его, взяла на руки и отнесла в ванную комнату. Вова уже мог умываться сам, но сегодня его умывала мама. Это было необычно. Утром, в ослепительной ванной вчерашние ночные страхи показались ему несерьезными и далекими. После умывания мама отнесла Вову в столовую и усадила за стол. Там уже завтракал папа. Он был в белой рубашке, в галстуке и в своем должностном черном костюме с золотыми погонами. Обычно по утрам в столовой светился голографический экран, и папа смотрел новости. Но сегодня этого, свободно парящего в воздухе, фантомного, будто сотканного из тумана, неосязаемого, плоского прямоугольного экрана, способного появляться в любом месте, где пожелает хозяин и, по его же команде, исчезать без следа - этого обиходного предмета интерьера - не было, и в столовой стояла непривычная тишина.

Вежливая молодая горничная в белом фартуке и в накрахмаленном чепчике бесшумно поставила на стол еще две фарфоровые расписные тарелочки — для Вовы и для мамы. На завтрак сегодня подали Вовины любимые рыбные котлетки.

Папа хмурился и старался не смотреть на сына. «Наверное, это мама его пристыдила», - подумал Вова.

- Вова, - сказала мама. - Есть способ не стареть. Надо стать звездолетчиком.

Папа посмотрел на маму и поморщился, будто ему попала на зуб рыбная косточка. Но никаких косточек в рыбных котлетках быть не может, значит папа морщился по другой причине.

Мама все равно продолжила:

- Да. Звездолетчиком.

«О, звездолеты!» - Вова их обожал. Всякий раз, когда на экране появлялись звездолеты, он замирал — на фоне планеты или на фоне звезд висели в черном космосе эти огромные диски с прозрачной серединкой и вращались словно колеса.

Вова знал, что человека нужно прижимать к полу. Без этого слабеют кости, дрябнут мышцы и пропадает аппетит. Не только людям плохо без прижимания, но и растениям тоже — если никакая сила не прижимает траву и деревья к земле, они не знают в какую сторону им расти и не дают плодов. Поэтому звездолет и вращается - чтобы людей внутри прижимало к внешней стенке. А если тебя прижимает к внешней стенке, то, когда ты стоишь, голова твоя направлена к середине колеса, прямо на ось. На земле люди ходят головой от центра планеты, а на звездолетах — головой к центру диска — всё наоборот! И этажи на звездолетах располагались по кругу.

Чем дальше к оси, тем этаж получался ниже. На нижнем этаже прижимало к полу сильнее всего, и люди там не жили - там были двигатели, энергетические установки, машины для очистки воздуха, для очистки воды, машины для выращивания протеиновой еды, теплицы, где росли растения, а также склады. Люди в звездолете жили на средних этажах, где к полу прижимало привычно - как на земле. Самый верхний этаж - серединка звездолетного колеса - был с прозрачными стенками. Поэтому звездолеты напоминали Вове мамино украшение - металлический диск с дыркой посередине, в которую был вставлен прозрачный гладкий камень. «Наверное, чтобы видеть звезды», - думал Вова. Этот самый верхний этаж назывался словом «внутренний шлюз». Человек, стоя на полу шлюза, видел как пол загибался вверх и превращался в потолок, а потом по кругу опять становился полом — человек был тут как белка в колесе. На этом чудном полу стояли маленькие космические аппараты с короткими крылышками. Странное ощущение — видеть как по стенам и по потолку высоко над тобой между аппаратами ходят люди и не падают.

На самой оси звездолета с двух сторон были выходы в космос. Они походили на черные штырьки - как у велосипедного колеса. Если маленькому аппарату нужно вылететь в космос, то вершинка штырька раскрывалась черными острыми лепестками.

Звездолеты на экране бывали частыми гостями. Люди летели к звездам. «А межзвездный путь может длиться и сто, и двести лет, - говорила мама. - Поэтому звездолетчиков делают вечномолодыми. Надо стать звездолетчиком».

Вова слушал маму, затаив дыхание. Оказывается, есть способ! Надо только стать звездолетчиком! Но как?! Что нужно делать?

- У них конкурс - тысяча человек на место, - сказал папа. - Стать звездолетчиком нереально. Не забивай голову.

- А ты разве не поможешь? - спросила мама. - Ты же работаешь в аппарате президента.

- Нет, - ответил папа.

Вот так Вова впервые узнал про омоложение, узнал, что оно существует на самом деле. Позже выяснилось, что омолаживают не только звездолетчиков - омолаживают великих ученых, великих музыкантов и художников, талантливых инженеров и врачей. Омолаживают очень разных людей. Не обязательно лететь к звездам.

Занимается омоложением специальная организация — Проект Мирового Омоложения или коротко Проект-МО — только она решает, кто достоин вечной молодости. По всему миру, во всех странах у Проекта-МО есть свои представительства.

Но одна неприятная деталь — Проект-МО никому не подчиняется, никого не слушает — его нельзя заставить. Много раз люди пробовали выкрасть технологию, предлагали любые деньги и угрожали — ничего не выходило. Наверное потому, что в Проекте-МО работали не живые люди, а кибернетические человекоподобные «живули», которых можно сколько угодно обманывать и подкупать, даже резать их на части, а они все равно ничего не расскажут, ничего не испугаются, ничем не прельстятся. Еще была особенность — Проект-МО омолаживал правителей всех стран. Очень может быть, что именно вечномолодые правители и защищали Проект-МО от серьезных нападок.

Итак, у Проекта-МО можно только просить. Это называется «подать заявку на общих основаниях». Каждый может отправить свою просьбу через интернет, и каждому придет ответ - обычно отрицательный: «Мы рассмотрели Вашу заявку и не нашли в ней уважительных аргументов».

В первый раз Вова попытал судьбу, когда ему было семь лет. Он сочинил письмо, в котором умолял дать вечную молодость ему и родителям. Он писал, что очень хочет жить, что ему страшно стареть, что он любит папу и маму — Проект-МО ответил отказом.

Чуть позже, уже учась в школе, Вова узнал, что Проект-МО умеет банить — например, если писать часто. Некоторые Вовины одноклассники оказались забанены — в ответ на их нескончаемый поток заявок стало приходить сообщение: «Вы забанены в системе Проекта-МО». Поэтому Вова старался с заявками не частить и писал в Проект-МО раз в месяц.

Он перепробовал разные «уважительные аргументы». В заявках Вова жаловался на жизнь, рассказывал о нежелании стареть, он угрожал, что без омоложения он разозлится и начнет убивать ни в чем не виноватых людей. Всё это не производило впечатления на Проект-МО, каждый раз ему отвечали отказом.

Вове было уже пятнадцать лет, когда он придумал теорию, что омоложение необходимо для всех жителей планеты. Якобы, если омолодить всех — и желающих, и нежелающих — то мир станет лучше. Омоложенные даже против своей воли люди начнут решать действительно важные задачи, перестанут воевать друг с другом, прекратят мусорить, сплотятся в один дружный мировой народ. Всеобщее омоложение должно обострить все социальные хронические болезни, и тогда у людей не останется другого выбора - или смерть вечномолодого человечества, или изменение в лучшую сторону. Ведь все беды оттого, что люди ведут себя при жизни как гости — мусорят и ругаются, хамят и воруют. Незачем жить разумно - смерть всё спишет. Поэтому надо всех омолодить! - чтоб все негодяи расплатились за содеянное, чтоб никто не убежал на тот свет от своих долгов. Тогда наступит мировое братство, справедливость и светлое будущее. Вова отправил свою теорию в Проект-МО.

Ответ пришел, когда вся семья собралась за ужином. В голове пиликнул вживленный смартфон. Вова включил дополненную реальность, прочитал ответ и раздраженно прошептал:

- Чертовы живули.

Отец тоже регулярно отправлял заявки. Он с интересом посмотрел на сына, продолжая жевать.

- Что ты им написал?

Вова пожал плечами и ответил:

- Омоложение нужно всем.

- Забавно.

Мама сама никогда не посылала заявок, но переживала за сына, заступалась за него, вот и сейчас заступилась:

- Разве это забавно? Это грустно.

Отец примирительно сказал:

- Забавно, что в его возрасте я тоже такое писал. Омоложение нужно всем! Хе-хе. Мир изменится к лучшему, все станут друзьями... - вилкой он начертал перед собой в воздухе неопределенный знак. - И всё такое.

Вова уныло спросил:

- А что писать?

- Это не понятно, - сказал отец, бодро разрезая бифштекс. - Общая статистика скрыта. Но по косвенным данным, Проект-МО любит тех, кто полезен обществу. Думай, сын!

Вова думал и разглядывал в дополненной реальности логотип Проекта-МО — сине-зеленый кружок мультяшного земного шара с глазами и улыбкой, с пузатыми зелеными буковицами «Проект Мирового Омоложения». Логотип своей детской стилистикой показался Вове чудовищно несоразмерным важному и серьезному делу — омоложению. Проект-МО отверг теорию вечномолодого братства. Ему не нужна людская честность, справедливость и порядочность на планете, ему все равно на преступность и войну, на экологическую катастрофу, на ограниченность ресурсов. Ему безразлично, что бедняки ютятся в лежачих камерах и питаются пластиковой кашей, а богачи живут в двухэтажных коттеджах и пять раз в день едят деликатесы. У одних нет денег, нет образования и медицины, а у других - есть. «Ах вы живули, бездушные твари, - думал Вова, зачерпывая ложечкой с фарфоровой розеточки черную икру и намазывая на хлебец. - Не хотите братства? Ну и правильно! Я тоже не хочу».

Прошел еще год. Что писать в заявке так и осталось тайной. Мама с отцом начали тихо ругаться, отец часто не ночевал дома. Вова не знал, в чем причина разлада. Он пробовал мирить родителей, уговаривать, даже кричать, но ничего не получалось. Мама плакала и уходила к себе, отец отмалчивался или туманно намекал, что Вова сам всё поймет когда вырастет, а сейчас пусть примет «как есть» — отец и мать у него остаются, просто не хотят жить вместе.

Как-то ранней весной, когда снег в лесу еще не до конца сошел, а на тропинках стояли лужи, которые застывали по ночам до хрустящей ледяной корочки, вечером, ближе к сумеркам Вова пришел с прогулки и застал своих родителей за необычным делом. В теплом мягком свете торшеров гостиной залы светил от дальней стены ярко и холодно прямоугольник голографического экрана. Мама сидела на деревянном стуле, который она взяла от лакированного столика в углу и поставила спинкой вперед напротив отца, сидевшего на диване. Когда вошел Вова, они оба молча повернулись к нему.

- Что? - спросил он. - Опять ругаетесь?

Родители не ответили. Вова взглянул на экран. Там был логотип Проекта-МО, а под логотипом текст. Только с третьего раза он понял, что там написано - мамина заявка принята. У него словно что-то лопнуло в голове - беззвучно и небольно - только горячий жар залил уши, щеки и шею, а в глазах помутилось.

- Мама? Как это?! Что ты им написала?

- Ты уже большой, сынок. Я и подумала...

- Нет, погоди мам! Что ты им написала? Что именно?

- Что хочу улететь к звездам...

- Да?! - воскликнул Вова. - Ты просто написала, что хочешь улететь к звездам?!

- Они утвердили, - сказала мама и заплакала. - Я не знала... я просто... Сын! Ты вырос... я буду тебе писать.

Отец молчал. Мама плакала. Слезы катились по щекам, и она утирала их ладонями. Вова схватился за волосы. «Так просто?! - думал он. - Надо просто написать, что хочешь к звездам?»

Он тут же написал заявку с желанием лететь к звездам. Проект-МО ответил отказом. Это что-то немыслимое! Почему маме разрешили? Вова поднялся в свою комнату и завалился на кровать. Это несправедливо. Нет, Вова конечно радовался за маму, но… Но радость эта была какая-то посторонняя, внешняя, грустная. Будто всем на свете хорошо, у всех праздник, а его обманули, предали и бросили одного. Ну хорошо — не все его бросили — папа остался тут, рядом. Его тоже не пускают. А мама не виновата. Она просто… Она имеет право, вот она и воспользовалась. Она в первый раз в жизни написала заявку и ей сразу повезло. Или что? Почему Проект-МО пропускает одних и отклоняет других? Мысли в голове скакали и метались. Вова не пошел на ужин. Весь вечер до самой ночи он пролежал на своей кровати, сложив руки на груди и мрачно глядя в потолок.

Вскоре маме назначили процедуру омоложения. Утром мама ушла, а уже в обед вернулась измененной. Она стала выглядеть почти ровесницей Вовы. Это было странно и непривычно. Сначала, когда она вошла в дом, все — и Вова, и папа, и прислуга — все сбежались ее встречать, все пытались шутить и сыпать комплиментами. Но веселье было ненастоящее, оно было наигранное и быстро сошло на нет. Прислуга вспомнила, что у нее есть работа и разбрелась. Отец вовсе ушел из дому. Вова заперся у себя. За несколько дней атмосфера в доме стала тяжелой. Видно было, что маме неуютно. Она мало разговаривала и всё больше уединялась. Через месяц она поступила в Звездный университет и переехала жить в общежитие. Этого требовал устав — все студенты должны жить на территории университета; как в армии - чтобы выйти за пределы нужно разрешение. На выходные студентов отпускали, и мама приезжала домой. В новенькой синей форме, она заходила к Вове. Он вскакивал с кровати, а мама обнимала его и целовала. Вова смущенно целовал ее в ответ, стараясь не касаться руками — он почему-то стал стесняться маминых прикосновений.

Родители стали будто добрыми друзьями: шутили, улыбались, вспоминали какие-нибудь истории, но — Вова это видел — они держали дистанцию. Да и внешне они были совсем не пара: молодая девушка и взрослый кряжистый мужчина с животиком и седыми висками.

Потом мама не приехала на выходные, потом не приехала еще раз, потом перестала бывать дома вовсе. Со студентами можно видеться в стенах Университета — на проходной была комната для свиданий — надо было заранее предупредить и приехать. Однако Вове никогда не приходило на ум, что он может приехать сам. Мама иногда звонила: «привет - как дела - нормально... я соскучилась - что у тебя новенького».

Что новенького… Вова решил поступать в Звездный университет на общих основаниях. С конкурсом в тысячу человек на место! Вот что новенького!

Маму-то взяли вне конкурса, она ведь омоложенная, ей теперь много куда можно и без конкурса, и без очереди. А Вове надо постараться.

В космос он уже не хотел. Двести лет жить в космической консервной банке, питаться неизвестно чем, плюс к этому в космосе вообще опасно – нет, всё это не нужно. Вова хотел выучиться в Звездном университете и пройти процедуру омоложения — а лететь потом в космос никто не заставит, нет такого закона. «Если ты вечномолодой, то и на Земле хорошо проживешь», - думал он.

Приближались вступительные испытания в Звездный университет. Вова попросил отца раздобыть досье на всех членов приемной комиссии и экзаменаторов. Отцу это было нетрудно. Он не верил, что сын поступит, но было интересно, чем это кончится, поэтому просьбу выполнил. Благодаря этому Вова кое-кого подкупил и раздобыл варианты заданий вступительных испытаний. Вместе со своими репетиторами Вова разобрал эти задания и зазубрил, но это было не всё — правильно решенные задачи еще не гарантируют поступления.

Здание, где проводились вступительные испытания, имело вид полу-диска, копируя звездолет в натуральную величину, наполовину погруженный в землю.

Утром около парадного входа уже толпились абитуриенты, которые приехали пораньше на общественном транспорте и теперь ожидали начала. Вова приехал на собственном спортивном автомобиле. Он заехал на широкую парковку и, красуясь, сделал несколько кругов, громко газуя, прежде чем припарковаться. Потом он вышел из машины и прошел к самому входу, пробираясь сквозь толпу, расталкивая молодых людей. Вход в здание выглядел как верхняя половина раскрытого входа звездолета, с острыми черными лепестками. На месте «внутреннего шлюза» звездолета был застекленный холл. Снаружи, со светлой стороны, трудно было разглядеть, что там внутри за стеклом, зато противоположная стена холла тоже была прозрачная, и сквозь нее ясно виднелись - располагавшиеся по ту сторону здания, уже освещенные утренним солнцем - и деревья парка, и зеленый газон, и дорожки, посыпанные песком. Перед входом светился голографический экран со стандартным объявлением о начале испытаний. На том объявлении не было ничего интересного - ничего такого, чего бы Вова не знал.

Ровно в девять часов двери раскрылись, толпа шатнулась внутрь, и Вова оказался в первых рядах. Он вышагивал по гулкому высокому холлу с прозрачными боковыми стенами. Кремовый потолок выгибался высокой дугой. Вся его поверхность была усеяна моделями космических аппаратов и фигурками звездолетчиков. Посетители походили на муравьев, ползающих под вкопанной автомобильной покрышкой. В холле пахло электрической свежестью. Впереди в кремовой стене виднелся проем, из которого изливался холодный яркий свет. Оттуда навстречу шел человек в черной мантии преподавателя. Вова шагал, ощущая позади большое количество напирающих людей. Они топали, шаркали, сопели, покашливали, тихо переговаривались, и кто-то даже смеялся, изображая, что тут нет ничего страшного, но настроение у всех было самое серьезное, а момент самый что ни на есть страшный — ведь началось — сейчас и далее, в течение всей недели испытаний будет вершиться судьба каждого из этой толпы. Нет в этом ничего смешного, у всех это в первый раз, и не надо обманывать себя и других, не надо напускать независимый бравый вид — слишком уж наигранно это выглядит со стороны, слишком неестественно и комично, особенно со стороны опытных, взрослых людей. Но Вова напускал на себя этот деланный вид, он усиленно играл роль уверенного в себе человека, несмотря на то, что сердце его отчаянно колотилось, колени дрожали, а на шее и лице выступили красные пятна.

Абитуриентов разбили по группам и развели по аудиториям. Сегодня нужно было выдержать три письменных экзамена — по русскому языку, по литературе и по истории. Поблажек здесь не давали - по три, по четыре экзамена каждый день испытаний! всю неделю! без выходных! Это не та организация, где жалеют убогих и прочих слабых умом. Здесь готовят элиту, и если ты не можешь, если ты слабак, то иди отсюда подальше — полно других Высших Учебных Заведений, где любят учить дураков, особенно за их деньги.

Списывать не получилось бы все равно — интернет и связь в здании глушились. Тут могли помочь разве что древние способы с бумажными шпаргалками, но это Вове было не нужно, он вызубрил ответы.

В перерыве между экзаменами Вова начал знакомиться с абитуриентами. Он угощал всех шоколадками, жвачкой и сигаретами, улыбался, шутил - чтобы собрать вокруг себя компанию побольше.

- Давайте отметим первый день, - предложил Вова на втором перерыве. - Пойдем в ресторан. Я угощаю.

Нет, в ресторане Вова угощал не всю компанию. Он угощал только тех, кто выглядел опасно — угрюмых, больших и сильных ребят из бедных семей. Таких оказалось пятеро, и Вова купил их за ресторанную еду. На следующий день они уже были готовы служить. Вова раздал им задания: они должны переговорить с некоторыми, особо умными абитуриентами, чтобы те забрали документы и отказались от испытаний — пусть поступают на следующий год. План Вовы состоял в том, чтобы уменьшить число конкурентов.

В конце второго дня Вова привез новых друзей к себе домой — якобы на совещание, а на самом деле — показать, как он живет, впечатлить и упрочить свое лидерство.

Друзья служили честно. Они угрожали, уговаривали, подкупали, врали, подбрасывали шпаргалки и провоцировали скандалы — использовали все, до чего могли додуматься. За пять дней получилось выдавить из испытаний половину группы — около тридцати человек. И еще столько же совокупно из других групп. В идеале, Вова хотел бы остаться вообще один, но и этот результат он считал хорошим.

Вова заранее подкупил одного врача из приемной комиссии, и четверо из пяти его друзей-помощников, здоровых как быки, неожиданно отсеялись по здоровью — что-то нехорошее нашли у них в анализах. Ребята недоуменно глядели на свои плохие результаты, которые не давали им шанса на поступление, а Вова лицемерно сочувствовал — ведь они надеялись, что будут учиться все вместе, а тут такое. Кто бы мог подумать!

В конце недели Вова оказался лучшим по баллам в своей группе. Оставалось последнее испытание — провести сутки в барокамере.

Вова зашел в длинный узкий, ярко освещенный зал на одном из подземных этажей. Вдоль стен ровными штабелями в три яруса лежали капсулы барокамер. Люки смотрели в сторону центрального прохода. По полу тянулись провода, кабели и металлические трубы. В комнате стоял тихий гул компрессоров. У входа в зал сидел за столиком дежурный инженер в белом халате. Вова остановился перед ним.

- Давайте, - сказал инженер и протянул руку, желая взять Вовин обходной лист.

Тут не работали электронные средства обмена информацией, и поэтому пользовались бумагой. Вова протянул инженеру свой обходной лист и почувствовал, что ладони у него вспотели. Отчего-то ему очень не хотелось оказаться в барокамере. Глубинное чувство, словно тупое недоброе зверье, недоверчиво и смутно зарычало где-то в утробе. «Ничего-ничего, - говорил себе Вова. - Люди живут в таких комнатах». В ответ у него засосало под ложечкой и сбилось дыхание. Он сглотнул жидкую слюну и шумно вдохнул. «Что со мной? - подумал он. - Не хватало еще срезаться на последнем испытании!»

Инженер внимательно посмотрел на Вову.

- Всё в порядке? Как Вы себя чувствуете?

- Да, все хорошо.

Вова наигранно бодро пошел за инженером вдоль рядов с барокамерами, смело залез в люк и улегся внутри. Люк захлопнулся. Свет в барокамере притух. Люк оказался без ручек и без кнопок — изнутри его нельзя открыть. Вова погладил ровную поверхность. Металл был прохладный. Окон нет. В лицо смотрят два круглых отверстия - внутри темнота. Отверстия закрыты решеткой из прутьев крест-накрест. На прутьях лежат неподвижные блики от тусклой лампочки, расположенной в ногах. Вова сунул палец в ячейку решетки, согнул его, ухватившись за прут и попытался пошатать — держалось прочно. Во рту опять скопилась жидкая слюна. В теле появилась щекотка и приливы вялого жара. Щекотно было где-то в костях ног, глубоко в груди за ребрами, в спине, в пятках. «А может мне просто пустили какой-нибудь газ? Ну щекотка, ну и что?» - попытался успокоить себя Вова.

Он не знал, сколько прошло времени. Просто лежал зажмурившись, сжимал зубы и старался дышать мелко-мелко — так легче было терпеть. Пот выступал на лице, собирался каплями и катился по щекам и лбу. Вдруг Вова услышал скрип. Тихий и протяжный. Будто под ним медленно гнется и потрескивает металлическая стенка. Сердце забилось так, что стало больно в ушах. Авария? Вова задышал чаще, глубже и громче. Собственное дыхание мешало вслушиваться. Он задержал дыхание и услышал, как где-то внизу тихо журчит вода. Прорвало водопровод? Они же глубоко под землей! Вот сейчас из этих дырок хлынет и Вова захлебнется! Он не выдержал и постучал в люк.

- Эй! - крикнул он. Звук получился тихий, без эха, без силы. Конечно его не услышали. Дежурный инженер сидел далеко. Вова крикнул громче. Он начал стучать руками и ногами. Никто не приходил на помощь. Его оставили одного, про него забыли. Такой шум должны были услышать. Значит случилась авария и все убежали. А он остался в тесной камере, в которой можно встать только на четвереньки. Вова забился в исступлении, заколотил в стены руками и ногами с удвоенной силой. Он кричал так, что изо рта у него летела пена. Наконец он выдохся и замер. И тут он увидел, что стенка над ним медленно и беззвучно прогибается внутрь, как будто сверху легло что-то тяжелое и продолжало давить. Стенка приближалась. Он закрыл глаза и завыл - тонко и протяжно. Тут люк распахнулся. В камеру хлынул яркий свет. Вова мгновенно выскочил из барокамеры и упал на пол. Над ним встал дежурный инженер.

- Что случилось? - спросил инженер, глядя сначала на Вову, потом заглядывая в камеру.

- Меня чуть не раздавило! - гневно крикнул Вова, бешено вращая глазами. Он лежал на полу, тяжело дышал и прижимал руку к груди.

Вову уложили на каталку, отправили в медпункт. Там ему поставили укол, после которого он заснул.

Оказалось, что барокамера в порядке, а Вова провел внутри всего два часа. Диагноз — клаустрофобия — в космос нельзя.

На финальном собеседовании - куда его, кстати, даже не приглашали, но он все равно пришел - Вова валялся в ногах у приемной комиссии, ревел в голос, просил дать ему еще один шанс. Он говорил такие глупости, которые потом стыдился вспоминать. Когда вызвали охрану, чтобы удалить его из кабинета, Вова пробовал драться с охранниками. Не помогло ничего. Его выставили за дверь.

Дома отец, узнав о Вовиных приключениях, о близости к успеху и грандиозном провале, сделал удивленное лицо, покачал одобрительно головой и сказал с неприкрытым уважением:

- Далеко пойдешь, сын. Если не поскользнешься.

Несмотря на поражение, жизнь продолжалась. Дорог перед Вовой лежало много, но он выбрал самую легкую - пошел работать к отцу, в службу безопасности президента. Учиться было не обязательно и диплом о высшем образовании Вове попросту купили. Сначала он работал секретарем-референтом у отца, готовил отчеты и доклады. Освоившись, пошел вверх по карьерной лестнице, несмотря на то, что никаких особых заслуг за ним не числилось - отец продвигал. Рос оклад, сменялись должности. В один момент Вова удачно ухватился за возможность и по знакомству перешел из своей конторы в соседнее ведомство - в помощники президента.

Прошло двадцать лет. Вове перевалило за сорок. Его стали называть Владимиром Ивановичем. Он продолжал регулярно слать заявки в Проект-МО — впрочем без юношеского энтузиазма. Мать давно улетела к своим любимым звездам. Отец вышел на пенсию и тихо жил в загородном доме. Сам Владимир не женился и жил один.

Как-то раз Владимир сидел в своем кабинете, и в голову ему пришла мысль, что если с президентом что-нибудь случится, то именно он, Владимир Мечтаев, как первый заместитель, станет временно исполняющим обязанности. Мысль эта заставила Владимира сильно призадуматься. Президенту полагается омоложение. Нынешний уже пятьдесят лет на посту и уходить не собирается. Охраняет его служба безопасности. Что может случиться с президентом?

Без особого плана, лишь терзаемый возможностью омолодиться, Владимир позвонил своему старинному товарищу с предыдущего места работы, из службы безопасности, и пригласил его на ужин.

Они ужинали дома у Владимира. Играли в бильярд, пили вино, болтали о пустяках. Владимир начал серьезный разговор.

- Как думаешь, - спросил он товарища. - Долго еще Он пробудет?

Товарищ насторожился.

- А что?

- Переживаю. Слухи ходят, что засиделся. Вроде как есть недовольные.

- Все недовольные у меня на столе лежат одним списком, - сказал товарищ, пристально разглядывая Владимира.

- Ну а может не все? Да и без недовольных что угодно может случиться. Кирпич на голову упадет. Несчастный случай.

- Кирпич на голову? Ты же знаешь - все кирпичи служат в нашей конторе в звании капитана. Не упадет ему кирпич на голову. Да и зачем?

- А ты, кстати, не засиделся ли на своем месте?

Они договорились. Владимир станет ВРИО президента и назначит товарища своим замом. Потом будут псевдо-выборы и вечная молодая жизнь обоим. Осталось только устроить президенту несчастный случай. Но кому, как не им, это сделать проще всех остальных!

Неважно, как это произошло - это произошло - с президентом действительно случился несчастный случай. Было ли Владимиру жалко его? Нет, не было. Этого человека Владимир ощущал как досадную преграду на пути. Когда он узнал, что президент умер, он испытал великую радость и удовлетворение. Всё! Теперь Владимир автоматически становится ВРИО президента до следующих выборов. Выборы тоже в его руках. Победа! Полная победа. Интересно, как выглядит процедура омоложения? Именно она, и только она - процедура омоложения - интересовала Владимира. Остальное не имело значения.

Владимир вызвал секретаря и приказал доставить представителя Проекта Мирового Омоложения. В ожидании он прогуливался по кабинету. У окна он остановился. Теплый солнечный луч лег ему на лицо. Владимир через закрытые глаза ощущал тепло и свет самой ближней звезды, губы его растянулись в улыбке. Не надо никуда лететь, не нужно никаких звездолетов. Вот она, звезда, - рядом, - всегда тут была и всегда будет. Можно вечно смотреть на нее — жизнь прекрасна.

«Но жизнь вдвойне прекраснее, если ты молодой, если у тебя ничего не болит, если мозг твой свеж, если кости упруги, зубы целы, мышцы бугрятся, если кровь бурлит и тянет на приключения, - подумал Владимир. - Чтобы жить полноценно, человек должен жить именно в молодом теле. Говорят, что вечная жизнь надоест. Смешные люди. Надоест... Надоест — придумаем что-нибудь. Да в конце концов всегда можно умереть. Но умереть тогда, когда хочется, а не потому, что время вышло. Дрянь какая, это старение! Главное, чтоб был выбор. Живой лучше мертвого, молодой лучше старого. Это же так просто, так понятно. А недовольство омоложением — это от нищеты. Недовольны те, кому омоложения и не предлагает никто. Видит око да зуб неймет! Эх вы, нищета!»

Владимир посмотрел на часы — прошло уже пять минут, а представителя все не было. Он подбежал к столу и нажал и на кнопку селектора.

- Ну! - спросил он у секретаря. - Где он?

- Скоро будет, Владимир Иванович, - ответил из селектора секретарь.

- Поторопи его!

- Хорошо, Владимир Иванович. Сейчас потороплю.

Владимир пощупал лоб. Кажется, поднялась температура. Он налил воды из графина, хлебнул глоток. Вода была теплая. Пить расхотелось. Он поставил стакан, сел за стол и, чтобы занять себя, принялся рвать лист бумаги на тонкие полосы.

Селектор ожил через долгих пять минут. Представитель Проекта-МО ожидал в приемной.

- Пусть войдет, - сказал Владимир и затолкал ворох рваной бумаги в корзину для мусора.

Отворилась высокая дверь и на кабинетный паркет ступил невысокий молодой человек в черном костюме. Он прошел на середину кабинета и остановился. Владимир привык, что к нему в кабинет заходят либо с опаской, либо с желанием угодить, поэтому молодой человек ему не понравился — слишком независимый.

- Здравствуйте, Владимир Иванович, - вежливо сказал представитель.

Не почувствовал Владимир в этой вежливости никакого тепла, никакой эмоции. Это была обычная, холодная, дежурная вежливость, как у продавца в магазине.

- Для начала я хочу уточнить. Вы человек или живуля? - спросил Владимир.

- Я живуля.

В Проекте-МО работали киборги-живули — это известно, но Владимир надеялся, что хотя бы представитель при президенте окажется человеком. Не оказался.

- Я позвал Вас, чтобы задать пару вопросов, - сказал Владимир. - Надеюсь, понимаете.

- Постараюсь ответить.

- Как это происходит? Больно? Может там барокамера? Я, знаете ли, не выношу этого.

- Детали процедуры мы держим в секрете, Владимир Иванович.

- Ну хорошо. А когда?

- Что когда?

Странный разговор. Владимир начал закипать. Он шумно выдохнул, поднялся из-за стола и начал прохаживаться, заложив руки за спину.

- Я спрашиваю, когда я пройду процедуру омоложения!

Живуля пожал плечами и ответил:

- Не знаю, Владимир Иванович. Разве Проект-МО одобрил Вашу заявку?

Владимир остановился, подошел вплотную в этому мелкому, на голову ниже, живуле, посмотрел на него сверху вниз и сказал:

- Я временно исполняю обязанности президента. А через год я стану президентом по результатам выборов. И я спрашиваю — когда! Ты тупой что ли? Если не знаешь, то сделай запрос, куда там надо.

В глазах живули нельзя было разобрать никаких эмоций — их не было и не могло быть.

- Проект-МО не омолаживает людей на том основании, что они исполняют обязанности, Владимир Иванович.

- Так бы и сказал! Ясно. Значит через год, когда стану президентом.

- Нет, и президентов мы тоже не омолаживаем.

Владимир взял живулю за лацканы пиджака и слегка дернул на себя. Тот оказался легким, будто пластмассовый - наверное его можно даже поднять одной рукой, если схватить удобнее.

- Да что ты говоришь? - зашипел Владимир. - Почему тогда все президенты омоложены?

- Они заслужили это.

- Заслужили?! - взревел Владимир.

Он ухватил живулю за грудки и поднял над головой, тот расслабленно болтал конечностями в воздухе.

- Почему вы не даете людям жить?!

- Даём, - ответил живуля.

- Кому! Кому вы даете?!

- Всем, - ответил живуля, болтаясь в воздухе над Владимиром. - Кроме подлецов и мерзавцев.

- Так я по-вашему мерзавец?!

- Конечно. Вспомните, как в университет поступали. А кто президенту готовил несчастный случай? Вы.

Владимир опустил живулю на пол.

- Кто готовил! Я ничего не готовил. Где доказательства?

- У Вас смартфон вживлен.

Владимир тяжело дышал и смотрел на живулю.

- Еще что-нибудь? - спросил живуля.

- Да! Еще! Дайте мне омоложение!

- Нет.

У Владимира выступили слезы. Кулаки сжались так, что побелели костяшки.

- Я хочу жить дольше! Дайте мне жить!

- Нет, Владимир Иванович, Вашу жизнь удлинять бессмысленно.

Живуля не попрощавшись пошел на выход. Владимир хмыкнул и дико осклабился. Он одним прыжком настиг живулю, схватил его, протащил по кабинету и швырнул в открытое окно. Живуля полетел вниз, ударился об асфальт и остался лежать. А Владимир сел на паркет и принялся реветь как маленький, размазывая слезы кулаками.

Когда его в смирительной рубашке выводили из здания и усаживали в машину скорой помощи, он смеялся и всем, кто оказывался рядом, доверительно сообщал что самое главное, это жить столько, сколько надо, а не сколько хочешь. Вел себя Владимир буйно - сопротивлялся и порывался бежать. В машине его пристегнули к носилкам ремнями.

По дороге в больницу его сопровождал врач и медсестра. Врач звучно сломал ампулу и нацедил в шприц бесцветной жидкости. В воздух из иголки вылетел веселый фонтанчик. Владимир ощутил укол в бедро — его укололи прямо через брюки. Врач склонился к Владимиру и сказал:

- Привет Вам от товарища, Владимир Иванович. Он просил передать, что крайне разочарован вашим поведением в новой должности.

Через пять минут после укола у Владимира случилось кровоизлияние в мозг. В больницу привезли уже труп. С каждым может случиться кровоизлияние, тем более, если нервы расшатаны.

Отец прощаться с телом не пожелал. Труп Владимира провожали в последний путь два работника крематория в белых рабочих комбинезонах. Они, как ангелы в рай, катили его по яркому коридору.

- Вот ведь! - сказал один рабочий. - Чуть президентом не стал.

- Да, жалко, - сказал второй — Тоже ведь человеком был.

Они прикатили каталку к печи, загрузили туда Владимира и пошли за следующим трупом.