Андрей Лакро

Верный советник

Верный советник
Работа №304

- Готова записывать? – Санарий собрался с мыслями и обратился к юной писарше.

Девушка бережно разложила перед собой пока ещё пустую тетрадь в кожаном переплёте, макнула перо в баночку с чернилами и повернулась к отцу.
- О чём ты хочешь рассказать? – в предвкушении очередной истории из молодости её родителя она едва могла сдерживать дрожь в пальцах.
Санарий медленно провёл рукой по своим длинным серебристым волосам, ощущая, как знакомое ему волнение потихоньку накатывает всё сильнее. Он долгие годы не возвращался к этим воспоминаниям и был бы рад вовсе избавиться от них, но нельзя было противиться древнему обычаю – жизнь короля должна остаться в текстах, хочет он того или нет.
- О месте, которое было мне домом, – он сел рядом с дочерью и долго думал о том, с чего же стоит начать. – Давай начнём так…
***


В те далёкие и уже почти позабытые года не было в землях востока города богаче и прекраснее, чем древний Энельмар, само название которого переводилось, как «мать городов». Заселённый в дни расцвета первых из лиров, Энельмар тогда представлял собой три огромных зелёных холма, окружённых бескрайними полями и прозрачными реками, на берегах которых росли ароматные травы и солёный рис. Над этими холмами потоки ветра без устали раскидывали золотые листья родовых древ, а молочные облака укрывали их от жара солнца, даря уютную прохладу каждому, кто решал остановиться в тех местах.


Со временем на склонах холмов выросли скромные хижины из бука и аскетичные храмы из речных камней, в которых бледный народ благодарил неподвластные им силы за всяческую благодать. Самые же вершины холмов обросли мраморными дворцами-пирамидами, в которых почти безвылазно проводили свои долгие жизни правители и их многочисленные родственники и придворные. И хоть быт простых лиров, веками собиравших с берегов рис, шивших одежду, строивших дома и дворцы, не жалея своих прекрасных тел, был труднее быта их правителей, тяжелейшими из дел которых были написание тысяч страниц трактатов и охота в монарших лесах, не было в Энельмаре вражды среди народа. Ибо короли не считали себя выше своих собратьев, которыми были вознаграждены править, но видели в них тех, кто даёт смысл их уделу, и тех, на чьей крови и верности и стоит прекрасная «мать городов». Народ же был предан своим правителям и видел их любовь, вкушал её плоды и радовался той близости и искренности, которую спускали монархи своим подданным. Веками Энельмар рос и богател, питаясь миром в своих стенах, словно ребёнок молоком матери, и земли вокруг города никогда не увядали.

Но даже сильнейшие не властны над ходом времени, а потому и в землях лиров года сменялись десятилетиями, а те веками, унося с собой в далёкое прошлое всё то, что казалось когда-то неизменным. Старые правители покидали свои троны, их слуги оставляли свои посты, а на смену им приходили их отроки, которым не была дана та же мудрость и тот же опыт. Сердца их, наивные и ребяческие, не ведали страха, голода, бедности, не были знакомы они с войной и междоусобицами в лицо, как их предшественники, сердца которых были закалены веками борьбы. И всё же не пал Энельмар в те годы, не обеднел и не потерял своей красоты, ибо слишком крепок был выстроенный правителями прошлого фундамент, на котором теперь стояли монархи и придворные куда менее одарённые. Однако тонкая тропа, на которой веками вместе держались благополучие народа и безбедная жизнь высших родов, стала блекнуть и стираться, оставляя место лишь чему-то одному.

Даже молодые и не видавшие мира за стенами мраморных обителей правители не желали зла своим людям, хоть и смотрели на них теперь иначе. В труднейшие зимы с вершин холмов спускались жрецы с дарами народу, но всё равно пропасть между двумя сторонами Энельмара росла, сколько не пытались её заполнить золотом, прекрасными речами и томными взглядами с верхушек холмов. Словно болезнь, от которой нет лекарства, бедность впивалась своими корнями в ветхие жилища лиров, вынуждая их всё чаще обращаться к безответным мольбам в небеса, разбивая колени о полы храмов и домашних святилищ. Не приходило конца бедам бледного народа, а лишь новые трудности затягивали их глубже во мрак, в котором большинство из них уже от отчаяния ждало прихода того, кто вернёт тепло и радость в их дома.

В одно осеннее утро на южной границе Энельмара, что возле ежевичных полей, собиратели ягод с удивлением обнаружили, что гость забрёл в их земли. По выложенной из речных камней дороге в сторону города неспешно двигалась фигура, едва ли похожая даже на самого болезненного и бедного лира. Из под потёртых, а местами и дырявых, одеяний было видно, что шедший мужчина был ужасно худощав, лицо его было испещрено морщинами, которые часто приходили от тяжёлой жизни, а на плечах лежали грязные и запутавшиеся каштановые волосы. То был не лир – человек, простой и понятный, как и все его сородичи, которых бледный народ любил и всегда привечал в своих землях.

Но то было лишь внешним обликом гостя, под которым на деле скрывался тот, о ком уже годы на всём востоке ходили разговоры разной степени чудаковатости. Бывало, заговорит кто с торговцем на площади о чём-то своём, а тот начинал рассказывать истории, как, например, к королю далёких земель в гости пришёл странник и одним хлопком в ладоши исцелил рану, над которой ночами гадали целители. Или же, как тот же странник появился в одной из деревушек и щелчком пальцев заставил заболоченное годами озеро в одну ночь стать прозрачным, как стекло. Много таких историй ходило, и мало кто верил в них поначалу, но время шло и о «чудесном страннике» уже шептались не только на площадях и в трактирах, но и при монарших дворах, где обычно всякие вести подвергали сомнению. Слушая о чудесах, которые творит тут и там этот путешественник, не требуя ничего взамен, а лишь давая поучения и проповеди простому народу, многие правители всерьёз задумывались о пользе, которую мог бы принести их двору такой человек. Король Телдрон был одним из них, а потому, когда ему донесли весть о том, что прямо сейчас по закрученным улочкам города бродит тот, в ком признали известного странника, он вызвал гостя к себе во дворец, дабы встретить со всем подобающим гостеприимством и добиться его милости.

Двери кабинета, в котором король Телдрон встречал гостей, со скрипом отворились и под надзором преторов странник прошагал к столу, за которым его с предвкушением дожидался монарх. Описание, которое Телдрон слышал от своих гонцов, полностью совпало с реальностью, но кое-что правитель подметил в госте и сам. К его удивлению, на худощавых и покрытых грязью пальцах человека аккуратно сидели несколько колец из благородных металлов, отражавших от себя свет, падающий через широкие окна кабинета.
- Anére nóa vanári, – поприветствовал гостя Телдрон. – С чистым сердцем и светом наших лун над нами мы приветствуем вас в землях Энельмара. Долог должен был быть ваш путь и непрост, зная земли юга, с которых вы пришли, а также зная ваше благородное и наверняка тяжёлое занятие. Потому примите наше гостеприимство и будьте желанным гостем в этих мраморных чертогах.
На лице странника лишь пробежала кроткая улыбка, он поклонился и тихо заговорил, не поднимая головы:
- Ваша доброта и гостеприимство согревают мне сердце, государь. Что касаемо моего занятия…нет в нашем мире чистого пути или занятия, которые бы были простыми и ничего не требовали в ответ, – наконец странник посмотрел в лицо привечавшему его правителю, заставив того на миг удивиться цвету глаз гостя – взамен зелёных или серых, свойственных обычно людям, на него смотрели ярко-золотые очи, напоминавшие собой два озера кипящего золота.
- Истина в ваших словах – за каждое наше деяние мы платим соразмерную ему цену, а потому особенно тяжек путь благородных, на котором ныне остаются немногие, – Телдрон болезненно закашлялся и потянулся к чаше с лекарством, которая почти не покидала его рук последние дни. – Взять меня, к примеру. Прошлой зимой мой дорогой племянник Санарий вступил в своё первое столетие и, минуя его порывы скромности, я со щедростью устроил в монарших лесах охоту таких масштабов и роскоши, о которых не могли и мечтать наши предки. Вина лились ручьями, костры с дичью не затухали, а уж, сколько прекрасных трофеев тогда забрали себе наши охотники, я даже считать не стал. И всё же…во всём этом празднестве один мой племянник оставался не весел, будто обидели его мои слова и поступки…
Король вновь закашлял и дрожащей рукой схватил чашу, испив ту до самого дна. В тот же миг из угла подошла его юная служанка и наполнила чашу вновь, слегка дрожа от страха пролить хоть каплю. Всё это время странник лишь молчаливо смотрел в лицо короля, совсем не моргая.
- Мало было мне того, так вскоре после охоты иная напасть вцепилась в меня, словно зверь, – продолжил Телдрон. – Лихорадка, которую ни один лекарь в этих землях даже назвать не в силах. Долгие недели она разрывает меня изнутри, мучает, отгоняет сон от моих глаз, не даёт моим словам покидать мой рот, а мыслям в голове принимать какую-либо форму. А стоит мне получить хоть немного покоя, как я чувствую, словно... словно я стал старше, и куда слабее. Воистину хладное дыхание всё ближе подбирается ко мне сзади, и лишь чудо может помочь мне, как вижу это я. И вот…вы здесь. Мастер чудес, лекарь, посланник высших сил, кем бы вы ни были.
- Ничего из вами названного, боюсь вас огорчить, – странник подошёл к одному из окон кабинета и стал будто выискивать что-то вдалеке. – Столь многие увидели во мне дарителя чудес, когда на деле я лишь делал то, что каждый из них мог, если бы был чист сердцем. Ведь согласитесь, ничего не стоит сделать чудо – дать кусок хлеба и тёплый плащ ребёнку, умирающему от голода в холоде и грязи. Это будет подобно вмешательству сил свыше для самого ребёнка, но пустяк для того, кто имеет мельницу для хлеба и целый шкаф для плащей.
Телдрон был бы рад сказать гостю, что он согласен с ним, но это было не так. Причём же тут ребёнок и кусок хлеба, причём тут какие-то плащи? Разве это одного порядка дела с исцелением целого озера или тяжелейшей болезни?
- Бросить крошки со стола под ноги нищего может каждый, но не каждый может делать то, что можете вы, – ответил Телдрон. – Если рассказы, конечно, не лгут.
- Глупости, – странник повернулся от окна и вновь посмотрел Телдрону прямо в глаза. – Не в том ведь дело, государь. Как вы можете бросить под ноги нищему не простые крошки, так и я могу сделать нечто большее, чем поить больного болотными травами. Мудрый сделает больше, чем умный, а богатый больше, чем обеспеченный, но в сути их дела будут одним – чудом, маленьким или великим.
- Возможно, в чём-то вы и правы, ведь и правда в руки нам, великим, дана сила для того, чтобы мы могли менять мир вокруг нас, – Телдрон встал со своего кресла и подошёл к страннику. – Вот вы, к примеру, можете помочь мне, сделав своё «маленькое чудо», а заодно поможете и тем, кого вы с таким интересом разглядываете с этой высоты. Ведь ничего не стоит сделать чуда, правда?
Телдрон захохотал, внутри надеясь, что и гостя развеселит такая отсылка к его собственным словам, но тот и не подумал улыбнуться. Он отвернулся от короля и вновь взглянул в окно, будто его собеседник ничего и не говорил.
- А не думали ли вы, государь, что недуг, который вцепился в вас, есть нечто большее, чем видят ваши глаза, – лицо странника приняло странный, будто печальный, вид. – Ведь глупо будет думать, что наши поступки это лишь минутное событие, которое не оставляет за собой ничего. Взгляните вниз, к низам холмов, которые вы всю жизнь так упорно не замечали, и вы увидите, что пока вы тешили себя и свой двор богатством, под вашими ногами разразилась болезнь. Болезнь куда более страшная, чем лихорадка и чума. Ведь тот ребёнок, о котором я вам говорил, не пережил сегодняшний день, покуда не было ничего в его кармашках, что спасло бы его от жуткого рока. И, как и любая другая, эта болезнь имеет свои симптомы, свои последствия и…своё особое лечение. Кто знает, быть может, освободи вы свои закрома и, что главнее, освободи свой разум, став ближе к людям низовья, ваша болезнь покинула бы вас, хоть и не сразу.
На протяжении всей речи Телдрон держался спокойно, хоть и чувствовал в словах гостя странные нотки презрения, но последние слова гостя выбили его из колеи и наполнили злостью, заставив с рыком ударить кулаком об стол. Он закричал на странника и обвинил его в том, что тот лишь лжец, желающий нажиться на его семье и сделать их подобными беднякам и убогим, живущим под холмами. И всё же в Телдроне оставалась вера в том, что гость может помочь ему, а потому вместо смерти странник был приговорён к заключению во тьме, в которой ему следовало хорошенько обдумать свои поступки. Но странник не держал зла на короля, ибо чувствовал, что им ещё предстоит встретиться вновь.

И долгие недели в каменных темницах странник лежал без тепла и хоть чьего-то внимания. Лишь иногда, раз в пару дней, а то и реже, к нему спускались служанки и с отвращением кидали ему в ноги тарелки с чем-то, что едва ли можно было назвать едой. Многие узники в этих тёмных покоях ломались много раньше – в первые дни, а то и часы, но странник будто и не обращал внимания на то, что окружало его. Часами он рисовал на стенах кусочками угля, которые попадались ему под руку, говорил с собой вслух, пел на странном языке, но ни одной минуты не унывал.

И вот, в один из вечеров, одиночество странника вновь было нарушено, но уже не служанками, к которым привык странник. В тёмные казематы пробились слабые лучики света с поверхности, а по ступеням с грацией лиса и без какого-либо шума спустилась худощавая фигура, которая будто совсем не желала покидать тени, так удобно окружавшие её. И вдруг из тени зазвучал голос, юный и мягкий:
- Волк ли ты в овечьей шкуре или пастух, нашедший пастбище для себя? – тень шелохнулась и оказалась напротив клетки, из которой на неё смотрел странник.

- Такая же овца, как и другие, – новый собеседник зажёг в страннике интерес, и он подвинулся ближе. – Только видавшая волков вблизи, и сумевшая спастись из их клыков, хоть и…не без вреда.
- И теперь желающая передать свой опыт другим овцам, дабы когда пришли волки, они смогли спасти себя?
- Как меньшая из мер, – странник кивнул. – Ведь можно пойти куда дальше и сделать так, чтобы больше никогда у овец не было надобности защищать себя от волков, а у тех нападать на овец.
- Убив всех волков, я полагаю?
- Вы можете избавить хоть весь белый свет от волков, но что это решит? В один момент волки начнут появляться среди овец, и будут они куда опаснее, ведь внешность их будет обманчива, а нутро всё так же темно. Ведь совсем не важна форма, в которой является к нам зло – важна природа этого зла. Чтобы решить проблему, нужно взяться за её начало, увидеть её истоки и избавиться от них.
- И где же, по-вашему, лежит начало того зла, о котором мы говорим?
- За этот ответ я уже заплатил свободой. Боюсь, цена за повторный ответ будет для меня неподъёмной.
- Вы можете говорить спокойно, ведь я хочу слышать вас.
Тень приблизилась к клетке так близко, что пламя из едва горящих факелов, наконец, осветило её. Странник увидел перед собой совсем молодого юношу, завёрнутого в тёмные одеяния так плотно, что лишь пылающие голубым огнём очи выдавали в нём лира. Юноша опустился на колено, чтобы смотреть своему собеседнику прямо в глаза, и выставил перед ним ладонь – символ приветствия.
- Санарий, – представился он. – Предположу, что вы уже слышали моё имя в этих стенах.
- Это так, – подтвердил странник. – А потому удивлён, что королевская кровь решил наведать меня, отринув свои титулы при встрече. Ваш король сочтёт это поступком недостойным.
- Боюсь, не в силах он теперь давать оценку чужим поступкам, ведь даже над своими он более не властен, – Санарий посмотрел в глаза страннику, и во взгляде этом читалась мольба. – Не он прислал меня сюда, но я пришёл ради него. Его болезнь стала сильнее с того момента, как он изгнал вас, но он и не подумал вдуматься в ваши слова, ведь не увидел в них ответа. Теперь этот ответ ищу я. Так где же лежит начало того зла, что настигло нас?

Глаза странника, и без того подобные золоту, заблестели, и могло даже показаться, будто теперь они сами излучают свет. На деле же этот свет исходил из сердца странника, который впервые за долгие годы увидел того, чья душа была чиста и открыта к спасению.
- Король услышал ответ, но не захотел понять его, – странник подвинулся и схватился руками за решётку своей клетки и теперь они с Санарием видели друг друга так близко, как только могли. – Неравенство – источник зла, которое вы хотите победить. Не подумайте, что речь о разнице в количестве золота в карманах или о титулах. Они важны, но они лишь следствие более страшной беды – неравенства умов и сердец. Каждый живущий отличается от другого подобного себе: в своих мыслях, в своих убеждениях и идеалах, в своих мечтах. И что происходит, когда одна идея или мечта встаёт на пути другой, противоположной ей?
- Столкновение, – ответил Санарий, с интересом внимавший речи странника.
- И из него рождается конфликт, способный принимать разные обличья, подобно ужасному чудовищу, – он вытянул ладонь к факелу над ним и языки огня стали плавно менять свои формы, принимая формы зверей и людей. – Ложь, пытки, убийства, войны – следствия конфликтов, рождённых злобной сущностью неравенства. Укрепившись в теле этого мира, это «исходное зло» пускает всюду свои побеги «малого зла» – нищету, голод, болезни.
- Долгие годы Энельмар задыхается в зарослях этого зла. Наши мраморные чертоги готовы лопнуть ото лжи и желания вонзить нож в спину ближнему, но никому нет до этого дела. В споре о том, чьи флаги должны висеть в наших коридорах, мы готовы грызть глотки друг другу, пока наши земли заполоняет несчастье. Стоило ли удивляться тому, как быстро «малое зло» окутало тех, кто живёт под холмами?
- Когда-то эта болезнь пожрала и мой дом, – глаза странника опустились на кольца на его руках. – Теперь он живёт лишь в моей памяти, как и те, кто жил в нём.
- Так не дайте этому повториться, – воззвал к нему юноша. – Примите от меня дар свободы и уберегите эти земли от беды, искупив и то, что так гложет вас.
- Мне потребуется не только свобода, но и возможность вновь увидеть короля, – ответил странник. – Я видел искру спасения в нём, и он потянется к ней, если я поведу его. А затем та же искра разгорится и во всём Энельмаре, подобно очищающему зло пламени.

Санарий радостно улыбнулся и вскочил на ноги, после чего поторопился скорее выбраться к поверхности, чтобы осуществить своё обещание. Перед самой дверью темницы он остановился и вновь повернулся к страннику, который ни на секунду не спускал с него глаз.
- Вы так и не сказали мне ваше имя, – напомнил юноша.
- Мне только предстоит заработать себе имя, по которому меня запомнят, – объяснил странник. – Но и отказать в просьбе другу я не могу, а потому…как будет звучать на лирийском «верный советник»?
- Anu-Set, – ответил Санарий.
- Тогда отныне в этих землях я буду известен, как Сет, – словно отчеканил на камне странник. – И будет это так, пока я не заслужу иного имени.

Обещание было сдержано и уже вскоре покои увядающего короля вновь открыли свои двери для гостя с юга. В присутствии своего нового друга Сет провёл ритуал, и уже через считанные минуты король, до того лишь тяжело сопевший и долгие дни не выходивший из сна, открыл глаза и дыхание его стало лёгким. Пока Телдрон приходил в себя и с трудом пытался удержать ослабшие глаза открытыми, Сет повернулся к Санарию и заговорил:
- Я сделал, что смог, но это лишь временная помощь, как ты понимаешь, – объяснил Сет. – Мне потребуется время наедине с королём, чтобы объяснить ему то же, что я объяснил тебе. Тебя же ждут первые, хоть и недолгие, дни настоящей власти, а потому иди спокойно и освети своим сиянием тех, кого нам предстоит изменить.
И Санарий послушался своего товарища, ведь говорил он то, что сам юноша так долго держал в себе, и лишь в компании Сета эти мысли могли найти выход в мир настоящего. С улыбкой юный регент покинул покои короля и двинулся готовить почву, на которой вскоре должны были вырасти плоды их общего спасения.

Прошла ещё неделя и наконец король Телдрон заговорил, и слова его обошли весь город, не оставив ни одни уши без новой вести. Словом и пером воспрявшего после долгой болезни монарха чужеземец Сет был назван «советником трона» и никто в мраморных залах не смел противиться тому. Много недовольства и распрей вызвала тогда эта новость во дворце, вплоть до того, что многие придворные стали шептаться, как бы избавиться от чужеземца, вставшего им поперёк горла. И лишь один Санарий был рад новости искренне, хоть и вынужден был пропустить церемонию назначения, поскольку долг регента в те дни завёл его далеко на север своих земель. Закончив вскоре все свои дела и сложив с себя остававшиеся за ним обязанности временного короля, он поспешил домой, где жаждал поскорее встретиться со своим новым другом и увидеть своими глазами его первые решения нового советника.

Уже поднимаясь на самый верх королевского холма, юный лир сразу заметил, что место это начало меняться в его отсутствие. Вместо сотен пёстрых гобеленов придворных семей, перекрывавших друг друга и все стены, до которых только можно было добраться во дворце, Санарий теперь видел перед собой одинаковые красные флаги без каких-либо излишеств и прикрас на них. Да и в количестве флаги сильно поредели – едва ли за весь проход по дворцу можно было насчитать даже два десятка. Лишь над королевским троном, который пустовал в эти дни, было решено оставить древний флаг с белым солнцем, как вскоре обнаружил Санарий.
- Королю Телдрону так понравилась твоя идея, что он и этот флаг хотел сжечь, – из-за одной из колонн зала вышел Сет, заставив своего друга удивиться. – Решили оставить в знак традиций, да и выглядит красиво, разве не так?
В глаза Санарию сразу бросилось то, как разительно отличался человек перед ним от того забитого, худощавого и грязного существа, с которым он познакомился в темноте под холмом. На место грязного тряпья пришёл длинный алый халат из дорогого бархата, спутавшиеся грязные волосы теперь сияли под светом солнца и плавно развивались от потоков воздуха, а с кожи без следа пропала болезненная чернота и морщины. Бывший странник будто стал моложе на лишний десяток лет и теперь лишь старые кольца на пальцах и золотые глаза выдавали в нём себя прежнего.
- Моя идея? – неуверенно спросил Санарий.
- Вспомни наш первый разговор, – Сет лишь улыбнулся, не спуская глаз с флага. – Я решил, что первый шаг в новый мир не должен быть большим, скорее лишь показательным. И король был только рад избавиться от глупых конфликтов, которые вызывали эти тряпки.
- Не он один, – не скрывая радости, добавил Санарий. – Ему становится лучше?
Сет повернулся к другу и с ниспадающей улыбкой посмотрел ему в глаза.
- Теперь да, – он кивнул, после чего легко опустил руку на плечо Санария. – Что же насчёт тебя?
- Я чувствую, что силы покинули меня, хоть впереди нам предстоит сделать столь многое. Возможно, лишние пару дней отдыха дали бы мне покой, но я и так слишком долго оставлял тебя одного в этом логове змей.
- Глупости, – отрезал Сет. – Эти змеи и слово мне сказать боятся. И это после того как я сжигал их дорогие гобелены на их глазах! Тебе нужен отдых, мой друг, так воспользуйся парой дней и побудь просто Санарием, живущим своей жизнью – это роскошь, которой не обладают многие в этих стенах. И всё же не дай покою слишком увлечь cебя, через несколько дней мне понадобится твоя помощь в нашем общем деле.
- Если тебе нужна моя помощь, то зачем ждать?
- Всему своё время, друг. А пока ты простой лир, которому предстоит отдых, вдали от грязи, с которой мы ещё не раз столкнёмся.
- Что ж, не следует пренебрегать такой возможностью, особенно когда она исходит от человека столь мудрого. Пусть солнце освещает твои шаги в моё отсутствие.
- Il lore nurem ni, ae ni nurem il lore, – пропел Сет.
Санарий сразу узнал эти слова – строка из старой лирийской притчи, которая значила «этот лес принял меня, а я принял этот лес». В этот момент юноша стал спокоен за своего друга, ведь ему стало понятно – Сету не нужна его защита. Ведь разве нужно защищать зверя в его собственном лесу?

Следующие три дня были для Санария тем, о чём в точности говорил Сет – он позволил себе побыть юношей, далёким от интриг дворца и судеб тысяч людей, которые зависели от него. Он читал книги, бродил по незастроенным участкам холмов, учил свою юную сестру Лорин рисовать и спал столько, сколько хотел. И это было прекрасно. Таким же Санарий хотел сделать и свой последний день вдали от дворцовой жизни. Встав с кровати, он небрежно накинул на себя мятую рубашку и побрёл к залу знаний, в котором любила проводить время его сестра, читая старые книги и, к сожалению слуг, добавляя в них свои ремарки. Зайдя в эту часть дворца впервые за дни своего отдыха, Санарий тут же наткнулся на нечто ранее несвойственное этому месту – проходившие мимо него служанки, ранее не стеснявшиеся наряжаться по своему вкусу, все до одной были одеты в однотипные мантии с шалями, полностью покрывавшими их лица.
«Неужели идея Сета? – думал про себя юноша. – Впрочем, есть ли что-то плохое в лишней официальности?».

Его прогноз оказался верным, ведь не успел он отворить дверь старинного двухуровневого зала, как услышал отличительный знак своей сестры – её увлечённое чтение вслух, которое сводило с ума придворных любителей тишины. Лорин, однако, не слышала приближения брата и лишь его ладонь, лёгшая ей на макушку, смогла вернуть её в реальный мир.
- Знает ли наша принцесса, что её чтение слышно аж с коридора? – Санарий легонько потрепал волосы сестры и сел в кресло неподалёку.
- Ваша плинцесса тут пытается учиться, между плочим, – картаво ответила девочка. – А то как помогать своему налоду, когда не знаешь его истолию?
- Лучше бы принцесса не прогуливала занятия речи, – подшутил над ней брат. – А что за книга?
- Пло то, как живут наши люди под холмами, ста-а-ленькая книжка. Советник Сет подалил.
- Советник Сет говорил с тобой? Мне казалось, я не говорил ему о тебе. Он случайно не спрашивал про меня?
- Сплашивал, кажется. Сказал, что какое-то делишко у вас, а ты мне не говолил.
- «Делишко»? Он спрашивал об этом сегодня?
- Ах, вот ты где! – со второго уровня зала прозвучал радостный голос Сета.
Санарий поднял голову и увидел своего друга, который был облачён в своё алое придворное одеяние и горящими глазами смотрел на брата и сестру.
- Тебе стоило посетить мою комнату, я чаще бываю там, – заговорил юноша. – Лорин не всегда помнит, что ела этим утром, искать кого-то через неё – плохая идея.
- Делиться знаниями с юным поколением само по себе достойное дело, разве нет? – ответил Сет. – Поднимешься на минутку?
По тону фразы Санарий понял, что ему придётся закончить свой выходной раньше – видимо, у Сета было что-то важное на уме. Он поцеловал сестру в щёку и быстрым шагом поднялся на второй уровень. Сет вытянул другу ладонь в знак приветствия и тихо заговорил, чтобы не сбивать чтение юной Лорин:
- Столь юна и столь прекрасна, – Сет вновь опустил глаза на читающую девочку. – Ты должен гордиться ей, друг мой.
- Я горжусь ей даже тогда, когда она совершает ошибки, - серьёзно ответил Санарий. – Куда важнее для меня, чтобы ничего не предвещало беды для неё. Потому твой интерес к ней без моего ведома…волнует меня, как любящего брата.
Сет громко вздохнул и медленно опустил голову к старым кольцам, которые никогда не покидали его рук.
- Она напоминает мне мою дочь, – голос Сета дрогнул и он повернулся к другу, желая увидеть понимание на его лице. – Она была в том же возрасте, что и Лорин, когда её вместе с матерью сожгли. Лишь эти кольца уцелели в пламени.
- Мне жаль, – Санарий приблизился к другу и приобнял его, чтобы утешить.
- Жалостью мы не изменим ничего. Я смотрю назад и вижу, что вина бедняков, убивших мою семью, была не большей, чем моя собственная. Пока я жил в мире грёз, они сжигали тела своих детей, потому что их негде было хоронить. Судьбе не чужда жестокость, правда?
- Судьба имеет свои планы…что же насчёт нашего «дела»? – после минуты тишины спросил Санарий.
- Завтра мы выйдем в народ, – Сет был настроен серьёзно. – Ты, я, и десятки жрецов, которые будут нести наши дары. Веками дворец пытался усыпить бдительность лиров подхолмья караванами со старой одеждой и порченой едой, которую выставляли знаком милости и единства народа. Мы покажем настоящее единство.
- Думаешь, если в этот раз мы подарим одежду поновее и пищу посвежее, бедняки забудут всё? Это будет просто очередным знаком милости, который не изменит сути.
- Ты прав. Потому мы и поступим иначе – главным даром подхолмью стану я. Я покину дворец и стану жить среди них, говорить с ними, слушать их. Мои «чудеса» станут принадлежать им, и во мне же они будут видеть лицо дворца, который вновь спустился к ним – духовно и телесно.

Долго Санарий пытался переубедить своего друга или хотя бы заставить отложить идею на какое-то время, поскольку считал, что народ ещё не готов – люди не примут чужака, который в одно мгновение получил огромную власть над ними. Сет же стоял на своём и на все опасения друга отвечал спокойно, с полной уверенностью в себе. Санарий даже надеялся убедить короля, чтобы с ними в народ были посланы преторы, но старик не хотел и думать о том, что его новый советник мог быть не прав. За считанные недели с Сетом во дворце здоровье короля становилось всё лучше, а в последние дни он даже смог встать на ноги и пройтись по своим чертогам без чьей-либо помощи. Телдрон успокоил Санария теми же словами, которые тот уже слышал от Сета, и юноше более не оставалось ничего, кроме как принять сложившиеся условия. Если кто и должен был подумать о безопасности Сета и самого себя, то это должен был быть он сам.

И вот первый луч солнца ознаменовал день выхода. С самого утра во всём дворце творилась суета – жрецы бегали из стороны в сторону, проверяя дары, которые им было велено нести, заодно с этим стараясь не испортить новые одинаковые робы, закрывавшие их лица. Санарий поднялся раньше всех, чтобы подготовить себя – его меч был остёр, под робой пряталась кольчуга, а глаза не пропускали ничего мимо себя. Сет же был спокоен, как и всегда. В столь важный день он сменил своё привычное алое одеяние на скромную белую робу, в которой его сложно было принять за представителя дворца. Вскоре приготовления были закончены, и с взмахом руки Сета целая цепочка жрецов двинулась к низам холмов, ведомая своими лидерами. Первые лиры, увидевшие приближение этой толпы, не могли понять, что происходит – они начинали шептаться, прятаться по домам, а кто-то наоборот подходил поближе, чтобы ничего не упустить. Добравшись до пересечения всех улиц города, цепочка остановилась возле заранее приготовленной трибуны и совсем скоро огромная шумная толпа окружила их со всех сторон. Видя кричащих и взволнованных бедняков, многие из которых более не питали к людям дворца никакой любви, Санарий опустил руку на рукоять меча и стал готовиться к худшему. Сет заметил это и спокойно положил свою ладонь на плечо друга.
- Насилие порождает насилие, – прошептал он. – Оставь оружие, доверься мне.
Санарий посмотрел в глаза своего друга и неохотно послушался. Сет улыбнулся в ответ и пошагал в сторону трибуны. Толпа заметила его и зашумела ещё сильнее: кто-то признал в нём того самого странника, другой увидел в нём очередного дворцового лизоблюда, а третий и вовсе кричал убираться прочь. И все они затихли в одно мгновенье, как только Сет поднял свою ладонь. Он обвёл этой ладонью толпу, посмотрел в глаза взволнованному народу и вскоре тела их наполнил покой, какого они не испытывали долгие годы. Это было чудо – первое из многих, которые ожидали их впереди.
- Отбросьте страх и трепет предо мною, дети солнца, – заговорил Сет, и голос его был подобен буре. – Отбросьте зависть, восторг и всё иное, что чувствуете сейчас. Ибо я равен вам, а вы равны мне. Долгие века вы страдали, плакали, молились, чтобы чудо сошло на вас – более вам не придётся делать этого, ибо чудеса наполнят ваши дома и больше не будут называться «чудесами». Вы смотрели на вершины холмов и завидовали, желали стать равными им – более вам не придётся делать этого. Не будет более разницы между низом холма и верхом, не будет разницы между голодным и сытым, нищим и богатым. И если слово моё не значит ничего для вас, то посмотрите на дела мои – пища и одежда с вершин холмов стоят пред вами, и они ваши. Они наполнят ваши животы и согреют ваши тела, и будет это прекрасно, но я готов дать вам большее.
- Что же может дать человек, чего не нашлось в мраморных чертогах? – крикнул старый и больной лир из толпы. – Прекрасны твои слова и благодарны мы за дары, которые видим, но мы не дадим обмануть себя. Покажи же нам чудеса, о которых мы уже наслышаны – ведь именно их мы ждали веками.
- Подойди ко мне и никогда более тебе и твоему народу не придётся сомневаться, – Сет вытянул ладони к стоящему перед ним старику и взглядом пригласил его подойти.
Не мешкая, старик подошёл ближе. Без всякого сомнения он протянул свои руки к Сету и тот аккуратно взялся за них, закрыв глаза и зашептав. Холодный осенний воздух вокруг них в одно мгновенье наполнился теплом, и многим в толпе показалось, будто сами их сердца изнутри наполнились жаром домашнего очага. Угрюмые тучи в небесах в считанные мгновенья растаяли, и яркий солнечный свет наполнил все улицы города и осветил каждый уголок, коснулся каждой живой души, устремившей взгляд к небу. В этот же момент каждый больной и калека, который молил о спасении, ощутил, как боль и страдание покидают его тело, как раны заживают, не оставляя за собой и следа, а любая хворь сходит на нет. Все улицы города наполнились радостными криками, смехом, исцелившиеся покидали свои кровати и бежали на главную площадь вместе со всеми остальными, чтобы узреть своего спасителя. Сет открыл глаза и увидел, как старик, руки которого он держал, стоял перед ним в слезах и не мог поверить в то, что случилось. Как не могли поверить и все остальные, но истина была перед их глазами – чудеса стали явью. В этот момент Сет сошёл с трибуны и приблизился к толпе, которая осыпала его благодарностями и молитвами. Он вновь поднял свою ладонь, и тишина вмиг заполнила улицы.
- Не словом, но делом я показал вам свои намерения, – воскликнул он. – Так знайте же, что я сделаю для каждого из вас и большее, чтобы избавить вас от неравенства, которое так долго мучало вас. Я сделаю это, потому что люблю всех вас!
Санария не удивили чудеса, которые сотворил Сет – само их знакомство стало возможно лишь из-за особого дара, которым был наделён его друг. Но вид народа, преисполненного эйфории, в миг освобождённого от своих страхов и тяжестей, в один голос скандирующих имя его друга, словно тот был для них новым божеством, вызвал у него странное предчувствие. Схожее чувство он испытал и тогда, когда Сет закончил свою речь – странное чувство холода, пробежавшего по его спине. Было во всём это действии нечто неправильное, чего он пока не мог уловить и осознать, а потому не стал делиться своими мыслями с кем-то.

Много дней минуло со дня чудес, но ни на одну ночь не затихали на улицах Энельмара песни и разговоры о советнике Сете, который теперь жил среди простого народа и был с ним неразделим. Каждый конфликт и ссора решались в его присутствии, с любовью он исцелял каждую новую рану и болезнь, а дети и взрослые ходили за ним толпами, желая услышать его мудрые проповеди, наполниться его мудростью и знаниями. Сет погружал их в истории о древних странах, сгоревших в пламени из-за конфликтов и распрей, рассказывал им о зле, принимавшем разные формы и окружавшем их, но что главнее – он говорил им, что может спасти их. Народ слушал его и без сомнений выполнял его советы, пытаясь искоренить неравенство, в котором они увидели зло, отравлявшее их столь долго. Бедняки теперь ходили среди богатого люда, дети и женщины погружались в занятия, которые ранее были для них запретны, с каждым днём всё больше и больше запретов и границ стиралось под чутким взором советника.

Санарий не отрёкся от своих желаний и сам часто посещал подхолмье, ходил среди народа, слушал его разговоры, ел его пищу, но часть его души всё так же тяготела к родному дому. Большую часть времени он так и проводил во дворце, теперь уже вдали от своего друга Сета, о многих деяниях которого он теперь слышал только через чужие уста.

Но совсем скоро ему предстояло узнать о деянии Сета, изменившем всё. В одну из самых холодных ночей покой покинул Санария – сон его был сбивчивым и тяжёлым, хоть тело его здорово. Его сон обернулся кошмаром – одним из тех, которые запоминаются до конца жизни, настолько они кажутся нам реальными. Он видел свою сестру, видел так отчётливо, что ничто не заставило бы его засомневаться в её реальности. Но она была во сне не одна. Тьма окружила её, заставив даже свет солнца померкнуть. И в этой тьме разгорелось пламя – ужасный пожар, края которому не было видно. Пламя приближалось к Лорин, тянулось к ней своими языками, желая поглотить. Санарий попытался помочь сестре, но пламя отбросило его и жуткий смех раздался из тьмы вокруг них. Пламя и тьма потянулись друг к другу, сплелись в единую массу и из массы этой восстал зверь из кипящего золота. Санарий мог лишь смотреть, как чудовище тянется своими когтями к его сестре, которая рыдала и молила о помощи. Тогда-то кошмар и завершился, вернув юношу в мир настоящего. Но покой его длился недолго – дверь комнаты распахнулась и со слезами на глаза в комнату вбежала Лорин. Она не сказала ни слова, а лишь вцепилась в грудь брата и начала рыдать, оставляя мокрые следы на рубашке.
- Что случилось? – с ужасом спросил Санарий.
- Я хотела погулять под холмами, – девочка всхлипнула. – Там все выглядели такими ладостными…я плосто хотела поиглать с длугими детьми, но они кличали, чтобы я пошла плочь, что я нечистая…Я лазозлилась и удалила одного из них…тогда появился советник Сет и наказал меня…сказал, что я посчитала себя выше их.
Лорин отпрянула от груди брата и повернулась спиной, приподняв свою робу. Её брат дрогнул от увиденного – вся спина девочки была испещрена синяками и ссадинами, из которых на холодный пол капала кровь. Он вскочил с кровати, схватил свой клинок, взял сестру на руки и двинулся в город, подобно буре, которая вот-вот должна была обрушиться на кого-то.

Сет обустроил своё святилище на главной площади города, чтобы быть ближе ко всем и каждому, а потому возле его обители всегда были толпы лиров, желавших получить новый дар или услышать новую мудрость. Санарию пришлось растолкать каждого из них на своём пути, чтобы наконец увидеть своего «друга». Когда он вошёл в обитель, Сет сидел в деревянном кресле, окружённый тянущимися к нему лирами, синхронно повторявшие слова, которые он им говорил, а возле него лежала плеть, на которой ещё не засохли капли крови, оставшиеся от наказания.
- Что ты сделал?! – прорычал Санарий.

- Лорин, зачем ты...

- Говори со мной, Сет! – прервал Санарий. – Ты знаешь, что она для меня значит и все равно решил мучать её на потеху толпе? А теперь ещё и пытаешься укрыть это?

- Нельзя скрыть раны тела. Я буду с тобой честен, как и всегда - будь на месте Лорин любой другой ребёнок или взрослый, я сделал бы то же самое без сомнения. Ради порядка!

- Ради порядка – вторили окружавшие их лиры.

- Порядка? – повторил Санарий. – Ты окружил себя фанатиками, мечтающими выполнить любую твою волю, и считаешь, что можешь творить всё, что хочешь? Этого мы с тобой хотели добиться?

- Ты не видишь всей картины, прекрати это безумие, – Сет встал с кресла и сравнялся взглядом с Санарием.

- Нет, как раз теперь я вижу всё. В тот день на площади ты говорил, что любишь всех, но теперь я понимаю, что любить всех значит не любить никого.

Санарий ещё крепче приобнял сестру, всё это время плакавшую ему в плечо, и они пошли обратно во дворец, расталкивая толпу, собравшуюся на шум в святилище. Ни на секунду Санарий не обернулся назад и не пожалел о своих словах, поскольку не желал более видеть то, во что выродились их с Сетом мечты – его мечты.

Стоя на том же месте, Сет взглядом провожал своего бывшего друга до того момента, пока силуэт юноши полностью не скрылся за чередой домов. В этот же момент Сет почувствовал то, что надеялся оставить в прошлом – по его щеке пробежала слеза, столь горячая, что ему показалось, будто она оставила ожог на его щеке. Впервые за долгие годы гнев окутал его сердце – голодное пламя ненависти разгоралось в нём и стремилось вырваться, сжигая все вокруг себя. Санарий – единственный за долгие годы, в ком он увидел чистоту и тягу к спасению, отверг его. Отверг не только его, но и его веру, все его деяния во имя величайшей цели. Санарий отбросил его от себя, словно надоевшего щенка, а сам решил вновь погрузиться в пучину той тьмы, которую они желали победить, погрузив вместе с собой и всех остальных. В злости Сет сжал кулаки, и в один миг его белое одеяние обернулось кроваво-алой мантией, а некогда прекрасные золотые глаза загорелись адским пламенем. Голосом, подобным грому, он собрал всех своих последователей на главной площади, с любовью встретил каждого из них, а когда все были собраны, мановением руки разжег перед ними огромный костёр, пламя которого было способно поглотить всё.

- Эта ночь станет концом нашей прошлой жизни – ужасной и порочной, но началом новой – жизни в настоящем единстве, – Сет подошёл к костру и вновь поднял свою ладонь в воздух. – Сегодня мы с вами отбросим всё, что мешает нам победить неравенство – ту самую тьму, которая въелась в наши сердца и умы, но во имя борьбы с которой мы с вами и стали семьёй. Теперь мы все станем равными перед пламенем.
Он в последний раз посмотрел на кольца на своих пальцах, которые когда-то были последним напоминанием о его прошлой жизни, но что важнее – символом, заставлявшим его двигаться к своей цели, невзирая ни на что. Но они же были его цепью – не давали ему вырваться из лап своего прошлого и обрести имя, с которым он войдёт в будущее и поведёт за собой других.
- В моей прошлой жизни – порочной, мелочной и жалкой, эти кольца принадлежали моей жене и дочери. Теперь они обе мертвы – они стали платой за мои ошибки, но вместе с тем и ценой моего прозрения. А теперь взгляните на себя – имеет ли кто из вас нечто столь же дорогое и ценное? Нечто, что питает то зло, которое мы с вами хотим искоренить? Нечто, что делает вас богаче или значимее вашего ближнего в ваших глазах? Так бросьте его в огонь.
Без тени сомнения он сорвал кольца со своих пальцев и бросил их в пламя, которое охотно приняло этот дар. И без того огромный костёр возвысился над толпой и искры его устремились в небо, а едкий чёрный дым следовал за ними. Сет опустил глаза к основанию пламени и увидел, как от некогда бесценных для него вещей осталась лишь едва заметная лужица кипящего металла, в отражении которой навсегда запечатлелись последние секунды его старой жизни.
В этот момент из толпы вышла молодая женщина и приблизилась к пламени, сопровождаемая взглядами взволнованного народа.
- Эта цепочка принадлежала моему мужу, – она сняла с шеи украшение и показала его толпе. – Долгие годы я не расставалась с ней, но теперь мои глаза открылись – я вижу, что пока я утешала саму себя этим дорогим подарком, многие из вас не могли позволить себе даже ломоть хлеба. Теперь я стану с вами равной перед пламенем!
Она бросила цепочку в пламя, и то стало ещё больше и ещё горячее. Сет подозвал женщину к себе и обнял, чтобы сделать её первый шаг легче и показать остальным, что не нужно бояться. Последовав примеру своего прекрасного лидера и простой женщины, отвергшей страх, к костру начали подходить всё новые и новые лица, и каждый бросал в пламя что-то важное для себя: кольца, украшения, богатую одежду. Бедные матери, одетые в порванные платья, бросали в огонь игрушки своих погибших или так и не рождённых детей. Бывшие солдаты доставали из сундуков заржавевшие мечи и подпитывали пламя, как и все остальные. Вскоре к толпе присоединились нищие, которые бросали в огонь всё, что попадалось им на глаза, лишь бы ощутить хотя бы часть того освобождения, которое испытывали все вокруг них. И пламя жадно поглощало их дары, становясь всё больше и больше, пока в один момент его языки не достали верхушек домов, а искры не разлетелись по всему городу. Огонь стал распространяться по крышам домов, перекидывался на стены и растущие в городе деревья, от чего вскоре в городе стало так ярко, что тени больше не могли сокрыть ничего и никого. Но жажда освобождения, захватившая умы толпы, никуда не исчезала, а лишь разгоралась вместе с пожаром – в своём безумстве толпы начинали снимать с себя последнюю одежду и предавать её пламени, другие стали поджигать свои собственные дома, чтобы стать равными тем, у кого их не было. Совсем скоро наступил момент, когда большинство жителей города по своей воле лишили себя всего, но даже тогда они не успокоились. Желая сделать себя равными остальным, они стали срезать с себя волосы и наносить себе увечья, чтобы уподобиться тем немногим убогим, которым не досталось чудес. И вот настал час, когда один из безумцев, которому более не оставалось терять ничего и никого, бросился в огонь сам, чтобы стать равным тем, кто был лишён жизни. И многие другие уподобились ему и стали бросаться в пламя, без какого-либо страха и сомненья, но со смехом и улыбками на лицах.

Взглянув в окно, Санарий не сразу понял, что произошло, но озарение быстро пришло к нему в голову, как только среди ликующей в безумии толпы он увидел Сета, который вёл толпу через огонь и призывал их отказаться от всего, что ещё было про них. Лишь теперь он понял, на что обрёк свой народ и свой дом. Только сейчас он осознал, что его невинная мечта стала зверем из его сна, несущим смерть и страдания всему на своём пути. И сердцем этого зверя был Сет, который никогда не добился бы ничего без помощи своего друга. Город и его люди были обречены, но Санарий ещё мог спасти свою семью – то немногое, что ещё имело значение. Он небрежно одел Лорин в старое пальто, на ходу взял все необходимые в пути вещи и с сестрой на руках побежал к комнате своего дяди. Но было поздно – открыв дверь комнаты, Санарий увидел посреди пустой комнаты костёр, в котором с улыбкой на лице горел голый старик, бывший когда-то королём этих земель. Даже испуганный крик сестры не сбил Санария, во всём этом безумии он сохранял холодный ум, потому что более ни на кого он положиться не мог.

С сестрой в обнимку он прыгнул на своего коня и поскакал прочь от дворца, прямиком к воротам города – их единственному спасению. Однако именно там его уже ждал Сет. На груде пылавших обломков он стоял, облачённый в мантию, которая стала ещё более алой от крови, текшей ручьями по улицам города, а его глаза испускали золотой свет, который не мог скрыть даже пепел, заполнивший воздух.
- Каково тебе узреть плоды наших мечтаний, мой друг? – голос Сета преобразился и был подобен хору душ, кричавших из могил. – Готов ли ты стать равным нам и преподнести дар пламени?
- Не друг ты мне, как не друг ты ни для кого из лиров, – ответил юноша. – Ты желал получить имя, по которому тебя будут помнить, так прими же его. Со всей злобой и ненавистью, что бурлят во мне, я нарекаю тебя Dorgoroth – Мессия несчастий. Никогда более не назовут тебя иначе, а новое твоё имя будет проклято и ненавистно.
- Беги же тогда, ведь никогда я не забуду твоего предательства, и страшной будет моя месть.

Санарий дал команду своему коню и одним прыжком жеребец перепрыгнул горящую груду и копытами своими отворил ворота города. И скакали брат и сестра прочь от проклятого города, не оглядываясь и не останавливаясь, чтобы не видеть ужаса за их спинами. Но как бы далеко они не уходили, запах пламени преследовал их по пятам, как и ужасные золотые глаза, которые виделись им теперь во снах долгие годы, как напоминание о том, кто обрёк на гибель их дом. Так и пал Энельмар, и ныне на его месте лишь пепелище, в котором каждая песчинка пепла равна другой.

***

- Здесь и закончим, – Санарий встал с кресла и двинулся из комнаты.
- Постой, пап, – остановила его дочь, дрожащая от услышанного. – Но что же стало с твоей сестрой?
- Каждую ночь она видела его во снах, – холодно ответил он. – Спустя много лет она лишила себя жизни, чтобы положить кошмарам конец. Умирая у меня на руках, она лишь шептала: «Доргорот…». Только тогда я понял, что наши сны никогда не были снами…

+2
00:10
645
Комментарий удален
03:26
+3
шьющих одежду
То есть вы считаете, что они и сейчас её шьют?
Странное имя Сценарий
Действительно странное.
Было бы, если бы присутствовало в тексте.
на всём востоке ходили разговоры как о чудаке
гораздо хуже, чем было, хотя было тоже не айс.
Я чего вступился за автора?
А того, что я за справедливость. А тут вижу, вы порете чушь.
Не знаю, как автор. Вполне возможно, что он написал далеко не шедевр. Но и замечания ваши попали в молоко. Некоторые.
Уж извините за прямоту.

Комментарий удален
Комментарий удален
08:19
+1
Не каждый автор способен учиться на своих ошибках, что уж тут говорить про комментаторов…
Я совершенно не мешаю писать вам глупости. Их будет ещё великое множество потом в отзывах. Без этого в конкурсах никак.
Плюсовать рассказ только для того, чтобы нейтрализовать ваш минус? Полный бред. У меня нет желания читать текст только ради того, чтобы узнать, достоин ли он минуса.
Комментарий удален
08:48
+1
Но рассказ не вычитан и стилистических ошибок море. С запятыми тоже не лады, орфографию проверить бы. Над ошибками работать- святое дело начписа))

В данном случае абсолютно не о вычитанности рассказа идет речь. А в том, что борец за грамотность даже грамотный комментарий написать не в состоянии.
В целом ничего нового. jokingly
08:53
+1
Ну почему сразу «с агрессией». Я же совершенно чётко озвучил свою мотивацию. Возможно, неприятные эмоции вызвали мои слова «чушь», «бред» и т.п.
Я ничуть не спорю, если комментаторы видят ошибки в тексте. И мыслить по-своему имеет право каждый.
Но иногда ошибается сам комментатор. И боится признать свою ошибку. Это никак инакомыслием не назвать. Невнимательность, скорее, или недостаток знаний. Иначе откуда бы взялся в тексте «Сценарий», если его там нет?
Честно говоря, думал, что мы просто вместе посмеёмся и всё. Потому что подобные ошибки серьёзными назвать никак нельзя. При этом я всегда готов объяснить, почему вы не правы, но если вам неинтересно…
08:53
+1
Чтобы написать автору поста, нужно под его постом нажать кнопочку «Ответить».
Тогда Ваше сообщение придёт (в данном конкретном случае — мистеру Водопаду) на почту и аппонент сможет его увидеть. Вся переписка таким образом формируется в ветку вашего с ним общения.
Комментарий удален
19:06
Интересный рассказ. Заставляет задуматься над философской идеей всеобщего равенства. На самом деле в руках человека со злыми намерениями любая хорошая идея может быть извращена до неузнаваемости. Хорошая демонстрация этого принципа. Спасибо автору!
Загрузка...
Алексей Ханыкин

Достойные внимания