Близился новый год

Близился новый год
Работа №208

Близился новый год, который, мужчина, сидящий за столом, освещённый небольшим огнём, охотно ждал. Он болтал пером в руке, и эта тень интересно мелькала в лучах свечи. На листке было немного-немало строк с размышлениями о насущном, капли чернил и совсем свежие рисунки ёлок и снежинок, а прямо сейчас уже выводиться праздничная коробка. И ведь всё так, как и должно быть: Ёлка увешана шариками, снежинки самых причудливых форм, а коробка сверху украшена бантиком, как торт вишенкой. Но что этот человек написал?

«Я искренне люблю свою родину и очень рад, что могу испытывать невероятную силу и гордость, когда произношу её имя. Великая Империя Адрагонбора.

Близиться новый год, на смену тысяча восемьсот десятого, но не сейчас. Сегодня только пятнадцатое декабря, а это хорошо. Не только могу подвести итоги года, отметив свои достижения, так и успеть сделать что-то ещё. Например, дописать продолжение своей книги, которая успела собрать свою группу поклонников и достаточное количество положительных отзывов, но уже не в этом году, видимо. Быть может, я всё-таки отправлю те десятки писем, что уже успел настрочить для невероятной мадам Ороньён. Хотя, почта доставит их только в следующем году, а в первый месяц она явно будет пьяна. Каждый день.

За моим-же замёрзшим окном, виднеется чудесный, усеянный огнями, тихий райончик. Наше дружное сообщество не только поддерживает чистоту, благодаря которой снег белее белого, так ещё и фонари светят как солнечные детишки. Ярко и тепло. Никто не скупится и на гирлянды с украшениями, один только мой закоулок смотрится, как кукольная декорация, а весь город и вовсе сказочное место. Думаю, что мне стоит прогуляться и пропитаться этой атмосферой, чтобы зарядиться на последние, но не менее важные, свершения в этом году!» На этом он закончил и принялся за художества, но сейчас стул был задвинут, а силуэт суетливо собирался покинуть дом.

Мужчина был не особо высок, но как он любил говорить: «Выше среднего!». Зеленоглазый, с длинными чёрными волосами и аккуратной эспаньолкой. А по сложению он хоть и был широкоплеч, но сам далёк от спортивной формы, тут уже говорили его друзья: «Не булка, не шпала, стандартный с базара.», с ними он, к слову, виделся крайне редко. Они были людьми деловыми и навещали его в свободное время или по праздникам. У него же, всё время было свободное, но он предпочитал оставаться дома, в гордом одиночестве.

Герой намотал шарф и накинул пальто, а когда взял цилиндр, окинул взглядом комнатку ещё раз. Конечно, он заострил своё внимание именно на столе, за которым он сегодня и планировал провести весь день. Стремительным шагом он подошёл к нему и задул свечу, что была, в раннее мною не описанном канделябре, а он, между-прочим был хорош. Серебряный, с рельефными листьями и фамильным гербом семьи Марскоровых. Нет, это не его семья, сам подсвечник подарок от Артемона Марскорова. Влиятельный господин, выскочка и фанат книг нашего героя, так что человек не лишённый вкуса. Поняв, что снова погрузился в воспоминания и размышления, хозяин всё-таки поспешил покинуть дом. Он закрыл дверь и начал спускаться по лестнице, заметив, что свою квартиру так же покидает его сосед, к которому он, недолго думая, стал подкрадываться. Подойдя уже совсем близко, герой стал дожидаться, когда ничего неподозревающий мужчина вытащит ключ из замочной скважины и обернётся, чтобы перепугаться такой неожиданности. Так и произошло. Ключ он вытащил, убрал в карман плаща и обернулся, слегка дёрнувшись от незапланированной встречи.

- Александр Сергеевич! Всякий раз, как вам подворачивается шанс меня закошмарить, вы не упускаете возможности. Чего ради? – поинтересовался господин, массируя грудь в районе сердца.

- Даже не знаю, Пётр. Ты мне кажешься чертовски смелым человеком, надеюсь когда-нибудь в тебе пробудить это. – Они протянули друг другу руки и пожали их, а Александр похлопал своего знакомого по плечу, и джентльмены направились на выход из дома.

- Боюсь, повторись такое ещё пару раз, и я не смогу удовлетворить ваше стремление раскрыть мой внутренний дух бойца, а напротив застыну в леденящем страхе на веки.

- Вас понял, мой друг. Сегодня прекрасная погода на самом деле, вроде и стемнело, а мы с вами, как два бродячих пса, только выходим в этот мир. Нас подсвечивают огни из окон, где не спешат придаться сладкому сну. А фонари, в огнях которых мы особо заметны и вовсе выдают в нас бездельников, что слоняются туда-сюда по ночи. Вас это не гнетёт?

Шли они прямо под окнами между кирпичными домиками, построенными не так давно. Место считается, относительно, элитным. Не каждый может позволить себе здесь жизнь, но многие стремятся, а настрой на достойную души жизнь, всегда был поощряем в Адрагонборе.

- Я, как минимум, направляюсь на работу, думаю, что это вычеркнет меня из рядов бездельников, а что до вас, Александр Сергеевич, так у меня вопрос. Помниться, что, когда мы распивали вино на той неделе, вы обмолвились, что всю следующую посвятите написанию продолжения романа или хотя бы его обдумыванию. Почему же вы тогда пачкаете ботинки снегом, шагая со мной?

- Бросьте, Пётр. Неужели вы думаете, что я должен затворничать день и ночь у себя дома, если обмолвился, что собираюсь поработать над книгой. Я же человек, мне не чужды социальные нормы, такие как: прогулки, общение… - Александр деловито вздохнул и продолжил – Одухотворяться мне, быть может, нужно куда больше, чем всем другим. Я писатель и мою внутреннюю полку порой нужно заполнять бумагой и чернилами, а они берутся далеко не из одного воображения, нужны свежий воздух, вдохновляющее окружение и душевная компания, не скупая на мысли и вино.

- Вот они, тонкие материи вашего ремесла. А прежде мысли были, что вам всё даётся куда проще. Перестану хоть завидовать вам, пока стою ночами у станка.

- Уважаемый Пётр Емельянович, мне и правда завидовать не стоит. Кому угодно, только не мне. Кому угодно… - мужчины остановились на перекрёстке. – Вот мы и вынуждены разминуться – с досадой заметил Александр.

- Ничего, прогуляйтесь, наберитесь вдохновения, изложите всё, что у вас на душе на бумагу и приходите в гости. Если я буду дома, с удовольствием приму вас, как долгожданного гостя и послушаю вашу новую работу. Только не забывайте навещать, а то между вашими визитами, я могу успеть и женой с детьми обзавестись, не до литературных вечеров будет.

- Конечно, друг мой. – посмеялся он, смущённо. – Обязательно нагряну к вам с новыми строчками. И вы не дайте эпохе прогресса угаснуть. Стройте, что строиться и думайте, как строить то, что до вас ещё не возводили! – после прощального рукопожатия они разминулись и герой пошёл в отличном от своего спутника направлении, двигая к центру их городка.

“Удивительная штука жизнь. Пётр Емельянович завидует мне, и я всецело понимаю почему. Но и я завидую ему. Его спокойной размеренной жизни, он видит мир так как он есть, не задавая лишних вопросов и проживает её в единстве с самим собой. Его дух, разум, тело, сердце неразлучны и не спорят день ото дня. Да, я живу благодаря тому, что пишу слова на бумаге в таком порядке, в каком не могут другие, но этот навык сбоит. Да, я говорю и рассуждаю о вещах, в которых большинство не смыслят и делаю это через придуманные мною миры и истории, но в сухом остатке они просто растянутые высказывания. К тому же, тех вещей, о которых, если бы никто не думал, ничего бы в их жизни не поменялось. Четвёртый месяц я пытаюсь взяться за продолжение или новый роман, но тщетно. А всё что мне нужно у меня уже есть. Голова на плечах. Но нет, я блуждаю, как дровосек среди деревьев и не рублю их, лишь так машу топором, вырисовывая в воздухе ели, снежинки и коробки с подарками. Почему так? Я не могу ответить на этот вопрос. И чего я выперся гулять? Лучше бы сидел и работал над текстом. Хотя, кому я вру, я бы сидел и описывал свою жизнь, виды из окна или и вовсе бы бродил по квартире в поисках завалявшийся бутылки огненного виноградного сока. Хорошо, стоит признать, что у меня проблемы с пониманием самого себя. Да и со спиртным. Вероятно, я и завидую Петру, ведь его жизнь понятнее, но я не смог бы так жить. Однообразие, уставы и правила не давали бы мне дышать полной грудью. Но ведь я и сейчас, как загнанный в угол, так в чём разница? Как разобраться в себе, когда ты представляешь собой играющий оттенками витраж? Какой кусочек тебе ближе? Нет, это не выход. Лучше прогнать саму мысль со всех позиций в голове и с кем-нибудь обсудить, но с кем таким поделишься? Все мои товарищи обрели жизнь, о какой стоит только мечтать. Они гордость семей, образованны и успешны в своих областях и вообще представляют собой интеллигенцию, в лучшем её представлении. Я хоть и необразованный писатель, живущий на окраине, лишь пытающийся быть похожим на них и далеко не гордость своей семьи, а скорее громкое разочарование, так как мне громко и старательно об этом напоминают, но я рад за них и считаю, что они заслужили лучшей жизни и говорю я это ни как их товарищ, а как наблюдатель со стороны. Как по мне будущее на тех, кто идёт по уже протоптанному пути, сохраняя при себе свои взгляды, гордость и цель, а по завершению они выносят это всё на суд. Мой же удел пытаться возродить в людях утраченный огонь своими строчками или высказываниями. Однако, чего они стоят, если мне кажется, что я угасаю сам. Надеюсь, никто не увидит себя, в моих словах…”

Петляя меж праздной молодёжи, Александр заприметил новое питейное заведение, которого сходу не припомнил и решил наведаться именно туда. Поскрипывая снегом, перед тем как зайти в кабак, писатель осматривал всё и вся вокруг себя, запоминая и строя образы.

“Так и не скажешь, что в этом павильоне сияет ярче. Радость, энергия и улыбки молодых девушек и ребят, что смогли найти время оторваться от своей вязкой учёбы, или же золотые фонарики сверху, что точно спущенное, людям на потеху, звёздное небо. Лично себя, я ассоциирую с луной, что таится за этой иллюзией. Безмятежно и матово ложиться её свет на нас, и она также бледна на фоне гирлянд, как и я, что стою здесь и наблюдаю за праздником жизни, одиноко и отстраненно. Но как ни отстраняйся, всеобщая волна позитива накрывает и меня, я это чувствую. Улыбка не сходит с моего лица и мне это безумно нравится. Они заряжают меня своей жизнерадостностью. Пускай я не буду согласен с их взглядами или откровенно пошлыми, бранными выражениями по поводу и без, но их энергия захватывает меня.”

Глухо хлопнув руками в перчатках, он развернулся и зашёл внутрь кабака. Сперва он погрузился в полный мрак, но после первой открытой двери его с толку сбили софиты, что излучали лёгкий зелёный свет, а за ними располагались по всем стенам красные светящиеся ленты. Народу было очень много, но интерес брал своё и вот Александр, словно пробираясь через дикие джунгли к роднику, пытался добраться до барной стойки, но и у неё не было место. Разочаровано вздохнув, писатель пробежался глазами по всему кабаку и нашёл один свободный стул, за столом какого-то джентльмена с книгой. Именно туда он и стал держать путь, в надежде скрасить вечер не только спиртным, но и приятной беседой, а может и полноценным знакомством с читающим человеком. Какого же было его удивление, когда, подойдя ближе, он разглядел название и это была его книга. ”Бывают-же совпадения”, подумал он и начал диалог, как ему казалось, очень элегантно.

- Позвольте вас отвлечь, сэр, но эта книга не стоит вашего внимания. Ходят слухи. Что написана она была за один присест, в стельку пьяным господином, что смеет называться писателем. – сквозь смех закончил Александр.

- Бог ты мой, не думал, что посчастливиться когда-нибудь встретить вас вживую! Прошу составьте мне компанию! – Ответил ему рыжий мужчина, с весьма грубым голосом и указал на стул.

- Вы очень любезны, с удовольствием! – Александр сел и продолжил - Начну с главного, что посоветуете мне заказать?

- Смею предположить, что вас порадует ячменное вино. Оно довольно крепкое, но в этом заведение оно в меру выдержано и ощущается очень мягенько. Солодовая горечь с фруктовым ароматом, выбор настоящего мужчины честной судьбы.

- Звучит очень интересно, вы знаете об этом заведении куда больше меня. Просветите меня может и по части его истории, а то я его раньше не замечал. Как давно этот кабак открылся?

Новый знакомый деловито водил книгой туда-сюда и почесав свои огненно-рыжие бакенбарды, продолжил:

- О, у этого заведения поистине интересная история. Оно открылось в канун рождества на заре третьего века. Более полутора тысяч лет оно кочует по планете и вот добралось до ваших мест. Невероятно не так ли?

- Это не похоже на что-то невероятное, скорее на невозможное. Быть может, это слухи или вы меня разыгрываете?

- Ни в коем случае, только факты.

К Александру закрались смутные сомнения, и он решил перевести тему, чтобы не провоцировать, вероятного чудака, на агрессию.

- Кстати, насчёт мною сказанного, касательно моей книги. Это не слухи. Это факты. А книга, и правда не стоит вашего внимания, она далеко не так хороша, как о ней отзываются.

- Побойтесь бога, Александр Сергеевич, оставьте это на суд читателям. Пока что, кроме явного плагиата, узкой мысли, слабого слога и скупой фантазии, мне, честно говоря, сложно найти проблемы. – перечислял, расплываясь в улыбки, загадочный читатель.

- Да я смотрю, вы не читатель. Вы настоящий критик. Вот так не думал застать критика в кабаке, обычно их обслуживают в публичном доме самые дешёвые проститутки. – говоря это, он подзывал рукой официанта и указывал ему в меню, что бы он хотел выпить.

- Приношу свои извинения, видно я задел вас за живое, я не хотел. В целом мне и правда нравится, но боюсь, что придётся разочароваться по итогу, даже если будет сильный и неожиданный финал.

Вальяжно восседая в кресле, закинув ногу на ногу, Александр водил пальцами по столу и пристально, почти не моргая, глядел на собеседника.

- Почему, вам будет совестно им насладиться или вам будет сложно признать, что я написал что-то стоящее?

Собеседник отложил книгу, сделал руки замком и опёрся на них подбородком.

- Нет, что вы. Просто судя по прочитанному, я думаю, что для полного высказывания, монументального, так сказать, нужно продолжение, а вы уже четыре месяца не можете за него взяться. Даже сегодня, предпочли этот кабак, своему прорыву в литературе.

Александра словно оглушило. Бармен поставил на стол кружку пива и ушёл. А собеседник, улыбаясь качал головой, словно уже готов к тому, что у писателя сейчас будет истерика.

“Откуда он это знает, так точно. Да и вообще откуда он может это знать хоть как-то? Чертовщина. Может он следил за мной или это коллега моего соседа, но я и Петру ничего не говорил такого. Что это за неизвестный читатель? Кто он такой?”

- Кто я такой вы сегодня точно узнаете, Александр Сергеевич, но прежде спрошу: Вам мила судьба писателя?

- Конечно! – Воскликнул герой, схватившись за кружку пива. Отхлебнув, он продолжил – Тут и думать нечего. Я бы всё давно бросил, будь мне это противно или тягостно. Я бы в жизни пера не поднял, не будь на это веской нужды. У меня только лёгкий творческий кризис, но такое со всеми бывает.

- Вы привели прекрасную аналогию, сравнивая себя с дровосеком. Она избавляет меня от нужды всё объяснять.

Опустошив стакан, герой с грохотом поставил его на стол и заявил:

- Кто бы ты не был, прекрати копаться в моей голове!

- Хорошо, но хочу, чтобы ты знал, что сегодня всё будет на моих условиях, в любом случае. Если не хочешь лишиться своего таланта, следуй моим указаниям и я вскоре тебя покину.

- Но кто ты такой? – в полном непонимании и поддавшись волнению спросил Александр.

- Я твоя муза.

Александр только открыл рот, но он не знал, что и сказать. Ведь, сидящий напротив него человек не только говорил и отвечал на то, о чём герой только думал в своей голове, так ещё и начал ужасающе меняться.

Стол, как и весь кабак, вместе с людьми стал расплываться в стороны, как плавленый сыр. Писателю далеко не хотелось становиться частью фондю, но он не мог сдвинуться с места. А его оппонент расплывался в безумной улыбки, он улыбался всё сильнее и сильнее, пока на его лице не закончилось места для улыбки. Муз расправил руки в стороны, и они расплылись вместе с помещением, а его лицо искажалось, давая возможность изобразить его рту невообразимо жуткую улыбку. Глаза этого существа начали менять цвет и исчез зрачок. Вот они, два белых шара на его лице, что были словно грубо начирканы пером на белом холсте. Вслед за его лицом разрастались рыжие бакенбарды с волосами, а их кончики и вовсе перерастали в пожар, который окутывал искажённый кабак позади его самого. С криком, это существо накинулось на героя и теперь вокруг Александра лишь мрак.

«Как Бог мог в здравом уме создать подобное чудовище и окрестить Музой, как этот монстр может вдохновлять? Неужели Господь считает страх лучшим двигателем или сильнейшей эмоцией, что способна нас сподвигнуть к созданию чего-нибудь? Одно я знаю точно, был бы он тут или не был, я всё равно был бы подавлен страхом от того, что никогда не смогу писать так, как когда-то. Как тогда, когда каждая строчка струилась из меня одна за другой и я представлял людям целый оазис своей души. Пускай во мне и бушуют океаны с поистине страшными и опасными волнами, но не стоило и не стоит вываливать всё на читателя вот так, сходу. А сейчас, я жалею лишь о том, что вогнал себя в это безумие и боюсь навсегда упустить возможность подарить людям подходящий корабль для путешествия по моим внутренним океанам.» герой проговорил в голове последнюю фразу и во мраке перед ним блеснул лист чистой бумаги, а за его бликом последовало прозрение.

Писатель не просто смог увидеть, что-то помимо черноты, он отчётливо видел перед собой коридор, с одной единственной дверью в конце. Пол к ней идеально ровный, стены чистые, вовсе не ужасная обстановка, а напротив – спокойная. Пораскинув мозгами, Александр направился именно к ней и подойдя в упор думал: « Стоит ли её открывать?». Шёл он к ней долго, это же неспроста? Так писатель себя успокаивал, ведь по пути думал, что попал в лимб и будет идти к ней вечно. Он медленно протянул руку к ручке и повернул её. Услышав щелчок, герой слегка её приоткрыл, а после, отпустил ручку и толкнул саму дверь. За ней были лишь кирпичные стены и лестница, что ведёт на второй этаж, которого нет. Там был лишь потолок. Это было точно не то, что он ожидал увидеть и он принял решение вернуться обратно. Обернувшись, он был ослеплён и глаза его заболели от контраста цветов, ведь перед ним предстал тот же кабак, только пылающий и усеянный полу-растаявшими фигурами людей и мебели, и звук там стоял словно демонический. Было чувство, что кто-то шептался, а огонь скрипел, а не трещал. Сам шум пепелища был явно в обратной перемотке, а подумав об этом, вокруг заиграли ноты пластинки, которую когда-то ему ставил Пётр. Александр протёр глаза и ещё раз обернулся к лестнице, но там оказались лишь огненные вихри с лицами того самого загадочного читателя, которого теперь смело можно называть Музом.

- Твой рок Александр! – говорили они все хором. – Все люди, что связывают жизнь с тем, что идёт от сердца, рано или поздно погружаются в самокопание и оказываются здесь. Я помогу тебе, по-своему, ведь это моя работа.

- Ты поможешь мне, но как? Отыщешь во мне ещё бьющий ключ, восполнишь водами вдохновения пересохший родник? – спросил он, упав на колени.

- Лучше! Я объясню в чём твои беды, и ты поймёшь всё сам. Ты жалок в попытках вобрать в свои работы чужие идеи, чужих персонажей, чужие чувства. Сам факт, что ты занимаешься компиляцией, создавая своё чудовище Франкенштейна, уже говорит о том, что быть может, ты исписался. Ты упускаешь саму суть творчества. Я не говорю, что нужно создавать совершенно новое из раза в раз, лишь хочу донести простую мысль. Те, лучшие части произведений, которые ты заимствуешь, таковые лишь в том произведении и в единицах других. Ты ведь, перенимая великолепного персонажа, переносишь его в свой мир, а тот парень: велик и смотрится гармонично лишь в том мире, который для него создал другой писатель. Возьми Мона Лизу и исправь фон на картине. Убери пейзажи природы и добавь постимпрессионизма, Ван Гога, на задний план. Согласись, картинка на любителя.

- Нет, это не так! Я всегда с трепетом отношусь к тому, что хочу перенять и уж точно, я также трепетно отношусь к своим личным мирам! Я не стану совать что-то ни к месту

- Да, ты не суёшь ничего и никуда вот уже четыре месяца. Должно быть, твоё произведение должно сформироваться от сложившейся, на листках бумаги, пыли?

Герой склонил голову и увидел узор, который прежде не видел. Он был похож на розу, это привлекло его внимание и тут же, его перенял хор огненных критиков.

- Я бы уже тебя отпустил, будь это твоя единственная проблема. Но твоя фантазия огорчает меня. Ты утрачиваешь её, перемешиваешь с разным дерьмом, заполняешь голову не рассуждениями и выдумками, а обсуждением новостей и городских сплетен, прочтением чужих стихов и произведений. Очевидно, что свой внутренний мир нужно пополнять, но твой росток затоптан. Оставаться ребёнком тебе больше не под силу. И это вершина айсберга, ведь буду честен, ты не исписался, а измечтался. Перегорел на стадии задумки. Столько идей, а сколько осилил написать? Реализация, это очень важно, и ты это игнорируешь.

Александр упал руками в вязкое месиво кабака и стал различать расширения прежнего узора розы, и он стал рассеиваться, после того как на него упали слёзы писателя. Дрожащим голосом и сквозь них, он обвинил Муза:

- От тебя один негатив, это не помощь, а экзекуция. Вывалил всё то, о чём я и так знаю наружу. Зачем, унизить меня? После твоих слов, мне и вовсе не хочется ничего делать.

Огонь стух, а всё месиво вокруг застыло, перед Александром, муз явился тем, каким он его застал в баре, впервые.

- Ты это всё знаешь, я понимаю. Но ты давно не разбираешь эти проблемы, а топишь их в вине, или пустом трёпе с соседом, что, к сожалению, и правда видит в тебе кого-то большего, чем ты сейчас есть. А насчёт помощи… - Муз подошёл и положил руку на плечо Александру. - Я сразу говорил, что помогу по-своему. Мне выгодно иметь связь с поистине талантливым человеком, что не тратит время даром. Когда я слежу за такими, у меня и самого душа радуется, а с тобой… - Он убрал руку и прошёл за спину героя. – Я не хочу умереть, из-за того, что ты губишь свой талант. Я лучше отрекусь от тебя и найду кого-нибудь, кто будет более стойкого характера. Но так уж и быть, я расскажу байку, что может помочь тебе разобраться. “Себастьян Ламбер, как-то возвращался поздним вечером в свою мастерскую и встретил, по пути, своего старого учителя. Старик был мастером кузнечного дела, по имени Рафаэль Портен. «Добрый вечер, как ты поживаешь?» Спросил Старик. «Всё так же, месье, делаю чертежи и продаю. Зарабатываю скромно, но мне хватает на жизнь, и семья не голодает. Как вы?» Поинтересовался Себастьян. «Мне грустно, Себастьян. Скоро я покину этот мир и камнем на душе лежит то, что я тебя ничему не научил». «Месье, вы неправы. Моя мастерская, не приносила бы мне ничего, без тех знаний, что вы мне дали.» Ответил ему мужчина, взяв старика за плечо, с явной заботой. «Но этот мир, намного сложнее, чем ты думаешь и по тому, что я вижу, я понимаю, что мои уроки прошли напрасно.» Рафаэль резко вынул нож и пронзил живот Себастьяна. «На протяжении полугода, с того момента, как ты начал работать, я слежу, за тобой. Тебя могли ограбить уже в тридцатый раз, чтобы ты тогда приносил семье? Я убивал этих людей ножом, который сделал по чертежу, купленному в твоей лавке. У всех тех подонков было оружие, сделанное по твоим чертежам, Себастьян. Я вызвал лекарей заранее, тебя спасут, но я хочу, чтобы это стало последним уроком от меня. Не вынимай нож, до прибытия врачей, ради семьи.» Рафаэль опустил Себастьяна на землю и отойдя от него, старик открыл вид на мёртвого человека в переулке, в руках которого было нож, по чертежу Себастьяна. Уходя, старик говорил: «Не чертёж ножа убивает, а лишь готовый нож»”. Как же я с ним солидарен. – Муз замолчал, а Александр вскочил и пугливо повернулся к нему.

Муз держал револьвер. Не задумываясь ни на секунду, он выстрелил, как только наши взгляды пересеклись.

Не первая, за сегодня, вспышка света ослепила и оглушила меня. Я видел странные силуэты людей, что мелькали в бесконечной, мутно-синей мгле вокруг меня. Они переливались белыми бликами и лишь один не блестел. Мне было чертовски любопытно что с ним не так, и моя рука стала тянуться к нему. Казалось, что он недосягаем для меня и от незнания и невозможности узнать, мне было неописуемо больно. Странно, ведь, в меня только что выстрелили и это должно было вызывать боль, но нет. Силуэт, тот силуэт. Мной овладевало ужасное чувство, страшнее смерти. С ней всё понятно, но с тем, что испытывал я, мне было тяжело разобраться. Тревога говорила, что за этим силуэтом что-то, что касается меня и то, что он единственный не блестит, а блуждает, слившись с пустотой должно меня пугать. Так и есть. Но я начал чувствовать его приближение и то, как мир вокруг меняется. Передо мной появилась дверь, а покружив головой и вовсе стало ясно, что я в каком-то здании. Не движимая моей мыслью, моя рука постучала в дверь, и голова прислонилась послушать, что за ней происходит. Звуки, доносящиеся оттуда, были мне хорошо знакомы. Страдания, стенания, душевная боль, страх и отчаяние. Вдоволь наслушавшись, я хотел уйти, покинуть это место и не напоминать себе о своих худших моментах из жизни. Хоть мне и не ясно кто был за дверью, и я уже не хотел это узнавать, мои руки снова повели себя крайне своевольно и отворили дверь. Небогатая комната с прогнившим потолком, стенами без обоев и облупившейся краской служила пристанищем души в халате, что стояла у книжного шкафа и бороздила пальцами по корешкам. Вдруг, все действия загадочного человека прекратились, и он обернулся. Это был я, только на моём лице был изображён немой ужас, который сменился на вполне себе гласный.

- Нет! Не сейчас, не сейчас, я почти справился. Моя боль прекращается, а крики, это крики счастья! Вот-вот, в любую секунду чернила капнут с моего пера на бумагу и это станет моим обелиском, восходом, светом… - я, тот, что в халате, закрыл лицо руками и рукава сползи до сгибов в локте. Открылся неприятный вид на то, как из моих рук торчали воткнутые перья, какие-то были в крови, а некоторые в чернилах. И он всё продолжал-… надеждой, упоением, наслаждением, ключом…

Он закончил говорить и опустил руки, посмотрел на меня пару секунд своим безумным взглядом и бросился в сторону рабочего стола. Подбежав к нему, он вскочил на него и выпрыгнул в окно. Я обомлел от такой картины, видеть, как ты выпрыгиваешь из окна, крайне неприятно. Пейзаж вокруг меня стал меняться, я на улице, передо мной центральная площадь и памятник нашего царя указывает на что-то позади меня. Обернувшись, я увидел свою голову на заборной пике, забор был окроплён кровью, а моё тело лежало, как тряпка под окнами здания. Ноги были выгнуты в разные стороны, руки лежали скомканные под телом, а рёбра словно и вовсе смешались в одну хрустящую кашу. И конечно же, всё это было в огромной луже крови. Я невольно стал подходить ближе, пройдя через ограду и припал к луже красной жидкости. Максимально этого не хотя, я стал набирать ладонями жидкость и пить её, и мне было вкусно. Я хотел прекратит, но я не мог, меня тошнило, но я продолжал и вот я почувствовал пронзительную боль в груди. Опустив голову, я увидел, что в меня воткнут нож. Подняв голову, я увидел Муза, что ухмылялся и видимо ради забавы, каждую секунду менял облик. То становясь мной, обезглавленным, то самим собой, то стариком Рафаэлем. И вот я стал падать на спину, а мир вокруг меня снова стал исчезать, возвращая меня во мглу.

***

Я падал. Падал долго. Кровь летела, кажется, ещё медленнее, чем я. Но её капли и блики на ней складывались в продолжение того узора. Вот я падаю на пол спиной, но поднимаюсь лицом к нему, сразу, не поворачивая. Меня словно выкинуло из воды. Мир потерял краски, это было заметно сразу, всё тусклое и реальное, я словно снова стал взрослым. Ещё бы, я за пару часов потерял всё, что пытался строить годами. Картонные стены пали, это был не замок, а шалаш. И вот я дома, среди груды разбросанных бумаг и вещей. Свет исходит лишь от свечи, что усугубляет панику внутри меня. Я провёл рукой по затылку и посмотрел на ладонь. Кровь. Шатаясь, я двинулся к аптечке, задевая ногами бутылки, что издавали знакомый звон. День за днём я себя убеждал в том, что на самом деле неправда. У меня было устоявшиеся мнение, и я не смог его защитить, конечно, оно теперь ничего не стоит. Как и я. В голове крутилась та байка, про последний урок. Как же мне хотелось, чтобы и меня сейчас где-то, за углом, ждал Рафаэль. Но никаких стариков, готовых преподать мне урок, не наблюдалось. Впрочем, и не за чем, теперь я иду по пути, на котором нужно учится быть как все и не более. Это не сложно, подобное было в школе, институте, на любой работе, везде, где есть коллектив, который должен внедриться в общество. Чистые листы бумаги были разбросаны по всей комнате, видно забыл закрыть окна. Но почему они пустые? Ведь, они явно улетели со стола, а там лежали, исключительно, заполненные и использованные бумаги. Среди десятков чистых листков я заметил один уникальный. На нём были узоры, странные и непонятные, но я их сразу узнал, ведь видел сегодня неоднократно. Я собрал листки с пола и убрал в ящик, а бумагу с узорами положил на стол и сел перед ним. «Так, зачем ты его оставил?» Спрашивал я себя. «Мне нужна надежда, да, точно! Иначе, я могу просто смирится…» Продолжал я, будто забыл, что уже со всем смирился, ранее. «Этот рисунок, эти узоры, он не закончен, я могу довести его до ума. Этого ему не хватает» Мне пришла безумная идея, возможно это мой билет из этой тленной обстановки. Я достал карандаш и стал выводить линии и узоры, под стать тем, что уже есть. И делал это так, чтобы гармонично дополнить эту картину, но при этом обозначить свой взгляд на это, поэтому моя часть рисунка была рамкой, а не прямым продолжением. Заимствование тех узоров, что уже есть? Да, без потери оригинального стиля картины! Рамка? Именно, не продолжение чужого видения, о котором я ничего не знаю, а сохранение и акцент на значимости оригинала, с собственным подчерком. Я начинал осознавать, что за картину в голове видел автор, но я изменю её, придав глубину и чёткость границам, чтобы его мысль доносилась лучше. Добавив красок, я оставил смысл неизменным, но предал картине двойное дно, надежду после падения. Если я прав, а это неважно, ведь я верю в то, о чём думаю и что говорю, то я спасусь, даже больше, я вырасту, как творец. Но то, что у меня в голове не имеет значения, я должен это сделать. Реализация. Я Себастьян, который вышел из больницы и направился ковать меч. Я положил доработанный рисунок на пол и убеждал себя в верности решения. Немного постояв, я решил выглянуть в окно, за ним не было ничего кроме пустой дороги. Обернувшись к комнате, я застал на полу своё искалеченное тело. Я не на шутку перепугался и даже закричал, закрыв глаза. Да чего уж там. Я рухнул на землю, но открыв глаза, я обнаружил, что ничего нет. Я набрался уверенности и сил. Встал перед листом своей работы, что лежал на полу и наклонив корпус, моё тело начало падать и снова произошло слияние, меня и пола. Упал лицом в картину и встал, как фараон из саркофага, к ней спиной. Вокруг меня кружились кусочки картины, переливаясь всеми красками, которые я ей подарил. Краски мира вернулись и ярче, чем прежде. Повернув голову, я увидел его. Он меня не ждал и был заметно недоволен. Мы вышли друг напротив друга, как на дуэли. Тишина и ничего больше, но я слышал, что за ней есть то, что он хочет мне сказать, но ждёт пока начну я.

- Пожалуй мне стоит сказать: “Спасибо”.

- А нужно ли, может тебя настигло временное озарение? Через определённое время мы встретимся снова.

- Ты это точно знаешь?

- Нет, теперь только предполагаю, я не знаю, что ждёт тебя в будущем. Понадеюсь, что всё было не зря. – Сказал Муз и пожал плечами.

- Я не упущу свой шанс, даю тебе слово.

Странное дело переживать это всё, но куда страннее видеть перед собой того, кто пытался убить в тебе надежду. Но после, он видит, как ты сам взрастил в себе это семя и успокаивается, обретая надежду и в своей душе. Мне приятно это осознавать и вся эта история складывается в моей голове интересным опытом, который мне хотелось бы увековечить, чтобы каждый знал, что не всё потеряно.

***

По всей видимости, этого было достаточно и Александр очнулся за столом в кабаке. Народ всё ещё веселился, а он тем временем спешно собирался домой. Стремглав мчался он по скользким улицам, то и дело, цепляясь за фонари, чтобы не упасть и опирался на стены домов. Он зашёл в квартиру и до самого рассвета было ощущение, что звук чиркающего пера и ёрзанья бумагой слышал весь дом. Однако, оно того стоило. Без пяти одиннадцать утра, у двери Петра стоял Александр и настойчиво стучал в дверь. Хозяин открыл дверь и смущённо, но сдержанно поинтересовался:

- От чего же вы Александр Сергеевич меня так не любите, что после ночной смены не дали отоспаться и пяти часов?

- Я закончил произведение!

- То самое?

- Нет! Я написал абсолютно новое!

- Час от часу не легче, ну проходите. Я же обещал, а мужчина честной судьбы держит своё слово.

***

Сам этот рассказ, это моя с ней встреча, мой диалог и бой, а на самом деле, монолог и самоистязание. Я гулял с ней, здесь, при тебе, на страницах этого произведения. Я говорил с ней, и ты это всё знаешь. К слову, о реализации, я говорю с музой и самим собой каждый день, в попытках заглянуть в ту часть души, что скрыта, я лишь ошиваюсь у её дверей, как бродяга, но сейчас этот разговор имеет вес, ведь он на бумаге. Он был, есть и будет. Этому я несказанно рад, но сколько всего ещё не сказано? Я боюсь представить, но продолжу разбираться в себе и в том, что я делаю, а главное зачем. Какой вам резон читать это? Хороший вопрос, обращусь к своим же словам: «Не видите ли вы себя в написанных мной строчках?»

0
17:12
700
Комментарий удален
Загрузка...
@ndron-©

Достойные внимания