Владимир Чернявский

Море далеко, море рядом

Автор:
Полина Делия
Море далеко, море рядом
Работа №257
  • Опубликовано на Дзен

Море мы придумали четверть века назад. Тем летним вечером мы возвращались со стадиона домой. Наши тогда проиграли. Впрочем, когда они выигрывали? Но мы всё равно были расстроены. Когда тебе пятнадцать, то проигрыш любимой команды воспринимается как личное поражение.

Путь был неблизкий, и мы свернули в квартал, где стояли сплошь деревянные постройки. Сырые после дождя они источали запах мокрого дерева, прелой листвы и засохшей грязи, в долгие жаркие дни пахли густо стоящей в воздухе пылью, кислыми помидорами и подвяленными на солнце арбузными корками; местами покосившиеся и медленно разваливающиеся дома.

Вечер догорал после жаркого дня: только спустились первые синие сумерки, воздух был сиз и ал. Когда за очередным перекрёстком не показалось нужной улицы, мы настороженно переглянулись. Но улицы не было и за следующим перекрёстком, а следующий квартал и вовсе оказался нам незнаком.

А потом мы увидели его – маленький, оплетённый диким виноградом деревянный дом с крашенной в чистый белый цвет террасой. И тут же подул тёплый влажный ветер, пахнуло густым запахом лежалых на солнце водорослей, зашумели где-то вдалеке волны. Одним словом…

— Как будто море! — сказали мы в один голос и тут же рассмеялись своей внезапной догадке.

Нам не хотелось даже думать о том, что мы просто свернули не на ту улицу, и теперь предстоит возвращаться ещё столько же, искать нужную дорогу, идти, наконец, домой, выслушивать там нагоняй от родителей за позднее своё возвращение, и браться уже за подготовку к этим вступительным экзаменам. Это всё было где-то там, не здесь. А здесь просто пахнуло морем, и всё остальное сразу ушло на второй план.

А этот чудесный дом с террасой, и этот влажный ветер, и этот запах водорослей — всё это явно указывало на то, что эта улица ведёт к морю. И море начнётся вон за тем поворотом.

Мы так поверили в свою выдумку, что сразу представили, как первым делом побежим нырять, наглотаемся солёной морской воды, наберём пригоршни плоских округлых камней и напускаем блинчиков до самого горизонта, наплаваемся до гусиной кожи и синих губ, на закате разожжём костёр на берегу и будем ловить крабов. И только потом узнаем, где мы находимся и решим, как добраться до дома — поскребли по карманам — нашли несколько натёртых до блеска монет.

Конечно, за тем поворотом оказалось вовсе не море, а нужная нам улица. На перекрёстке повернули направо, прошли ещё два квартала и вышли к дому — добротному деревянному зданию дореволюционного года постройки. Мне на первый этаж, Вовке — на второй.

Пока. Ну, пока.

Но, честно говоря, в тот вечер мы даже успели немного расстроиться. Как расстраиваешься всякий раз, когда придумаешь себе что-то прекрасное, а сбывается что-то обыденное. Мы уже спланировали побег, мысленно отправили домой телеграммы с просьбой не искать нас хотя бы до понедельника, почти продумали возвращение обратно. Но вместо этого сами вернулись в свои обычные будни — впереди маячили экзамены, ждал техникум.

А я расстраивался ещё долго. Со мной больше не случалось ничего удивительнее этой истории. Ни в те мои пятнадцать лет, ни в следующие двадцать пять. Выдумка больше никогда не казалась такой реалистичной, а реальность больше никогда не требовала подобной выдумки.

Всё шло, как шло. Ну, да и пусть.

***

Каждый раз, возвращаясь в свой город, Сергей вспоминал эту историю про несбывшееся море. Тот деревянный квартал давно исчез: разрушился, сгорел, был снесён. На его месте отстроили новенькие многоэтажки, сейчас они надменно высились над воспоминаниями его детства: этой дорогой они ходили в школу, здесь — играли в казаков–разбойников, тут — пускали по весне самодельные кораблики, а тут — до чёрных губ объедались сладковатыми ягодами шелковицы. Город разрастался быстро: ручей закатали в асфальт, здесь  проложили дорогу, здесь отстроили офисное здание, а здесь — торговый центр. И только шелковица растёт там, где росла — чернильные пятна раздавленных ягод на тротуаре.

На перекрёстке Сергей повернул направо, прошёл ещё два квартала и вышел к дому — добротному деревянному зданию дореволюционного года постройки. Резные наличники окон, полукруглый эркер, тяжёлая входная дверь и лестница за ней. Как же всё здесь ему было знакомо! Раньше он жил на первом, Вова и сейчас ещё живёт на втором.

— Нет дома, — ответила Надя, его жена, едва открыв дверь.

За её спиной виднелся зал, в углу комнаты стоял компьютер, сидящий за ним мальчишка даже не повернул головы.

— А где?

— Червей копает, — ответила она и тут же закрыла дверь.

Сергей, перебирая ногами лестничные скрипы, спустился, пошёл к каналу. Вовку заметил ещё издали. Приподняв пласт зелёной газонной травы на склоне, тот сидел на корточках, ковырялся в земле.

Подходить ближе Сергей не стал. Смотрел издали на зелёные воды, вспоминал как нырял там летом, как гонял на чуньках зимой, как по весне рыбачил. Потом канал совсем обмелел, его перекрыли для дноуглубительных работ, обложили берега гранитом, в воду запустили мальков карпа, и на них, как на приманку, тут же слетелись крикливые нахальные чайки, на склонах расстелили зелёный газон… И вот Вовка сейчас ищет червей под этим газоном.

Домой шли вместе. Сергей не скрывал радости от встречи, Вовка тоже был рад. Но было видно, что консервной банки с червями он будто бы стесняется: сразу спрятал пакет с ней за спину, а дома и вовсе убрал её в большой шкаф, стоящий в коридоре.

С кухни доносился аромат запечённой рыбы. Надя, всплеснув руками, бросилась извиняться, что не узнала, да ещё и дверь закрыла прямо перед носом.

— Совсем столичный ты стал, — почему-то раскраснелась она, — и не признать тебя сразу.

Поданная к столу рыба была хороша.

«Морской окунь, наверное, — подумал Сергей, —  но явно не местная, не речная».

— Что за рыба?

— Я поймал, — довольно оживился Вовка, — вот на днях на рыбалку ходил!

«Значит, не окунь, — подумал Сергей, — где же его тут взять».

— А это мой сын, — гордо сказал Вова, показывая на подростка за компьютером, — Степан, иди, поздоровайся.

Степан, неразборчиво буркнув себе под нос, прошёл к столу, взял тарелку, положил в неё самый большой кусок рыбы, отказался от гарнира и, немного замешкавшись, положил ещё один. Тарелку он унёс с собой к компьютеру и больше из комнаты не выходил.

— К экзаменам, наверное, готовится? — Сергей попытался поймать взгляд друга.

— Да-а, — махнул рукой тот и тут же отвёл глаза, — готовится он.

Надя всё это время пристально разглядывала гостя, услужливо подкладывала на его тарелку сочные маринованные помидоры, подала ещё одну салфетку, предложила добавки.

— Надь, а компот ещё остался? — спросил Вова.

— В кастрюле на плите, — сухо ответила она, — иди и налей.

Вова ушёл на кухню греметь крышкой кастрюли.

— Живёт на нашем месте кто? — Сергей поспешил заполнить неловкое молчание.

— Как эти съехали, больше никто и не заселился, — сказала Надя.

***

«Этим» квартиру на первом этаже дома Сергей продал ещё в те годы. В городе уже давно ходили разговоры, что старые деревянные кварталы вот-вот снесут, а их жильцов переселят на новое место. Правда, квартиры предлагались где-то на окраинах, зато в новых домах.

«На старости лет хоть в туалет сходить нормально!» — говорили соседи по кварталу, переезжая на новые места.

Вова называл их первыми переселенцами. Первые соглашались на проживание в любом районе, лишь бы на новом месте были ровные стены и не протекали потолки. Они с лёгкостью меняли очарование старого центра города на спальные кварталы, лишь бы не было проблем с проводкой, отоплением и канализацией. И в чём-то Сергей их понимал.

Сергей перевёз родителей к себе ещё в те годы, когда снос ветхого и аварийного жилья только планировался. Вырученных с продажи денег едва хватило на ремонт дачи в Подмосковье, но он так и не решился рассказать об этом родителям. Сергей выплачивал кредит, а они так и пребывали в уверенности, что сделка прошла хорошо. На самом деле Сергей шёл на любые уступки, чтобы быстрее закрыть этот жилищный вопрос. Ему было жаль всего того, что связывало его с этим домом, но самого дома было не жаль. Он торопился и сильно сбавил цену, даже в итоге сделал ещё скидку. Покупатель нашёлся быстро, сделка для него была крайне выгодной — уплаченные полцены за часть старого дома вот-вот могли обернуться отдельной квартирой в новом доме. Надо было только подождать.

А те, кто не торопился расстаться со своими домами в старом квартале, наоборот, цену набивали. Они знали, что в намеченном плане реконструкции их дома не оставят просто так. Они понимали, что речь идёт уже не о домах, а о квартале. Старые деревянные дома были никому не нужны — нужно было место, где они стоят.

— Э-эй, меня не обманешь, — говорил сосед из дома напротив, когда к нему в первый раз пришли по поводу переселения.

Рабочие замеряли площадь дома, ходили с рулеткой по участку, женщина держала в руках папку с бумагами, в которых постоянно что-то отмечала.

— Я в домашних тапочках на набережную гулять хожу, у меня весь город под боком, — говорил сосед, вальяжно рассматривая незваных гостей. — А вы мне что? Что мне эта ваша окраина? Видом на железную дорогу заманить хотите? Прогулками до теплотрассы?

Так и попрощались, ни о чём не договорившись. Ещё через полгода сосед, сторговался, добавил сумму и переехал в район получше. За ним потянулись остальные. Дома в спешке, будто опасаясь возвращения прежних жильцов, равняли с землёй. Но те и не думали возвращаться. Даже если дом вызывал только чувство недовольства, смотреть на то, что осталось после него, было всё равно тяжело.

Их Вовка окрестил «второй волной», но сам съезжать не торопился.

***

— А вы не попадаете разве под переселение? — спросил Сергей. — Когда ваша очередь?

— А ты у этого спроси когда, — сухо ответила Надя, качнув головой в сторону мужа.

Вова вернулся с кухни сразу с двумя стаканами компота.

— Я для тебя ягод побольше зачерпнул, — сказал он, ставя стакан перед другом.

В гранёном стакане с компотом плавали крупные ягоды чёрной смородины.

— А что не из шелковицы? — улыбнулся Сергей.

— Видеть её, проклятую, не могу, — рассмеялся в ответ Вова, — всё детство ели-ели!

Сергей вспомнил сладковатый водянистый вкус шелковицы, перепачканные чёрным соком пальцы и губы, и картинки детства с новой силой зарябили в его памяти: матчи любимой футбольной команды и её неизбывные проигрыши, гонки на велосипедах до старого кладбища и обратно, ночёвки с палаткой в заброшенном парке, мечта уехать на море…

— Что как в целом? — спросил он. — На море-то съездил?

— Море…, — мечтательно протянул Вова и тут же запнулся, — да нормально живём вроде.

Надя молча собрала со стола пустые тарелки, ушла на кухню. Зашумела вода, загремела посуда. Сергею показалось, что он слышит ещё какой-то сторонний шум, будто где-то вдалеке набегают на берег волны, с густым шепотом морская пена облизывает раскалённые на солнце камни и ветер разносит по всему побережью крики чаек.

Он сразу вспомнил про то несуществующее море, которое они с Вовкой придумали, когда были мальчишками.

Повзрослев, он рассказывал эту историю всем девушкам, которых приглашал на свидания. Делился с ними воспоминаниями из детства, всеми этими мальчишескими приключениями. Рассказывал так невзначай про улицу и дом с белой террасой на ней. Говорил, что именно в тот вечер появился план увидеть море. Говорил, что этому плану так и не суждено было сбыться за всеми этими экзаменами, техникумом, учёбой, сессией, практикой, снова учёбой, подготовкой к защите, стажировкой, работой, отсутствием денег, снова работой, отсутствием времени и ещё кучей других вещей, которые называются взрослой жизнью.

— А что, у вас там разве нет моря? — спрашивали одни.

И Сергей сразу всё понимал.

— Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря, — цитировал он.

— Это Пушкин? — спрашивали другие.

Сергей снова всё понимал.

Все они смотрели снисходительно, с понятливым участием, вопросов не задавали. Мало ли кто куда хотел и о чём мечтал. Ты лучше расскажи сейчас кто ты и что.

— Погоди, погоди, — с любопытством спросила одна, — ты потом возвращался на эту улицу? Нашёл эту белую террасу?

Сергей опять понял всё правильно. И позвал её на второе свидание, а затем и переехать к нему, а потом и замуж. Он только не рассказал ей тогда, что утром следующего же дня он специально бегал посмотреть на этот дом с белой террасой. Но ничего не нашёл. Ни белой террасы, ни дикого винограда, ни самого домика. Он три раза ходил по той улице — два раза туда и один раз обратно. А домика всё равно нигде не было, будто был он иллюзией, миражом, сном, вымыслом, всполохом и его не существовало вовсе.

— На нашем месте сейчас вроде никто не живёт, — вполголоса, чтобы не было слышно в других комнатах, продолжил разговор Сергей.

— Да ты и сам видишь же, — поддержал тему Вова, — дом сильно просел, на первом этаже сейчас совсем сыро, вот они и переехали.

— Ну, а вы когда? — спросил Сергей.

— Когда-нибудь, — вздохнул Вова.

Что-то с грохотом упало на кухне, в дверях показалась сердитая Надя.

— Когда-нибудь? — строго переспросила она.

Вова молча смотрел в стол, Сергей не знал, куда себя деть.

— Я тебя, мать твою, спрашиваю, — громче повторила она, — что значит когда-нибудь?!

Вова только хотел что-то сказать, но она перебила его.

— Твоё когда-нибудь будет тогда, когда ты, наконец, подпишешь согласие на переезд в новую квартиру, — зло прошептала она.

И ушла на кухню.

Сергею было неловко, что он стал свидетелем семейного скандала. Хотел было уйти, но решил, что тогда неловко будет Вовке. Мало того, что жена накричала при постороннем, так ещё и друг стал свидетелем этого скандала.

— Пойду, пройдусь, — только и сказал Вова.

Он ушёл, а Надя вернулась с кухни.

— Я чаю вскипятила, — сказала она ровным спокойным голосом, — тебе с вареньем или с сахаром?

Сергей от сладкого отказался, к чаю попросил молока.

— Я только в первый класс пошёл, — начал рассказывать он, — как с сентября зарядили дожди. Грязью заплыла вся наша улица, поплыл и наш двор, и мы строили с Вовкой тогда во дворе мостики, чтобы удобнее было добраться от дверей до ворот. И вот встал я ночью с кровати и наступил в лужу. Оказалось, что весь пол залит этими дождями, вода просочилась снизу, и ранец мой плывёт по комнате… Но тогда в школе мне так никто и не поверил.

Надя кивала, меланхолично размешивая сахар.

— Туалет как был, так и остался во дворе, — говорила она, — ночью бежать не захочешь по темноте, а зимой слишком холодно, вот я и мучаюсь с циститом. У Стёпки прошлой весной в комнате клопы завелись, его всего искусали, еле вытравила гадов. Газ нам так и не провели, да и куда теперь. А электроплитка жрёт немерено. И это не считая того, что зимой греемся за счёт тех же электрообогревателей. Счета у нас — мама не горюй! А ради чего? Ради вот этого всего? Этот дом давно пора сносить, здесь даже ремонт делать не хочется…

— Не хочет переезжать? — спросил Сергей.

— Не уговорить, — ответила Надя. — Уже все переехали, кто только мог. Одни мы остались. С соседями снизу переругался в пух и прах, но так и не согласился на переезд, и дом наш оставили. Ждать теперь пока сам по себе развалится? А потом куда?

Сергей не знал. Вовки долго не было. Вернулся он с разлапистыми ветками цветущей акации в руках.

— Тебе, Надежда моя! — извиняясь, протянул букет супруге.

У Нади сразу подобрели глаза, даже щёки зарделись румянцем.

— Сладкие на вкус, — сказала она, отрывая цветок–кораблик, — в детстве жевали, помните?

Гроздья маленьких цветков на сорванных ветках. Лепесток-парусник, лепесток-лодочка, лепестки-вёселки — вот и весь кораблик. Листья зелёные махом содрать с тонкого прутика, зажать в пригоршне, сколько их там гадать, раздавать потом щелбаны…

Забудешь эти листья, эти цветы забудешь, как же.

***

После техникума лежала хорошая, известная ещё их отцам, дорога на завод. Только вот страна уже успела развалиться, а вместе с ней развалились и все известные им дороги. Завод, конечно, ещё пока держался. Держался на совести директора, держался на старых проверенных кадрах, держался на новеньких, которым просто некуда было пойти.

Сергей всегда завидовал Вове. В детстве завидовал тому, что тот бегает быстрее и ловчее лазает по деревьям. В школе завидовал тому, что тому легче всё даётся. В техникуме снова завидовал этому. А ещё тому, что девушки всегда обращали внимание на Вовку, а не на него. Даже эта Надя, которая сейчас гремит на кухне посудой, сначала понравилась Сергею. Но она оставила его чувства без ответа, и Сергею только оставалось смотреть в окно, как она идёт под ручку с его другом. Себя он чувствовал неудачником.

Завод постепенно разваливался.

«Пациент скорее мёртв, чем жив», — говорили все, приходя туда по какой-то инерции.

Сначала зарплату стали задерживать. Затем перестали платить. Потом стали сокращать. На заводе оставили только особо ценные кадры — тех, кто готов был работать много за мало.

Сергея уволили одним из первых. Образование — среднее техническое, звёзд с неба он не хватал, хорошим специалистом не считался. Не то, что Вовка — рабочий, мастер, инженер. Его-то на заводе оставили. И Сергей чувствовал себя неудачником вдвойне.

Сергей пробовал найти работу по специальности, но везде была такая же ситуация, даже хуже. Он подался в грузчики, водители, разнорабочие. Думал даже переучиться, но нужно было на что-то жить. И он уехал пытать счастье в столицу.

Удача внезапно повернулась к нему своим сияющим лицом, когда он этого совсем не ждал. Хорошо пошло там, о чём он даже не думал. И даже больше — оттуда, к чему он сам всегда относился с презрением.

«Я что тебе торгаш какой-то?» — в детстве он часто слышал эту фразу от своего отца.

Девяностые развернулись со всем своим рыночным размахом, и вся страна будто бы встала к прилавку. Кто делать бизнес, а кто просто выживать. Отец Сергея дослужился до мастера цеха, мать всю жизнь работала воспитательницей в детском саду — всё их устраивало, всё им нравилось. Пока не оказалось, что привычный для них ритм жизни обернулся невозможностью сводить концы с концами. А вокруг постоянно что–то происходило и что-то менялось. Инженеры становились таксистами, таксисты рэкетирами, а врачи и учителя шли торговать на рынок. Кто-то скупал ваучеры, кто-то менял валюту, кто–то уезжал на историческую родину… А кто-то смотрел на всё это с полным непониманием происходящего.

Сестра матери с коллегами в складчину съездила в Турцию, накупила там невиданных прежде цветастых платьев, ярких шарфов, тёртых джинсов и дерматиновых сумок — всё это ушло с рук влёт, принеся неплохую прибыль.

— Может и нам так? — робко спрашивала мама.

— Я что тебе торгаш какой-то? — строго отвечал отец.

И Сергей рос с сознанием того, что продавать это плохо. Сам не знал, не мог объяснить почему, но продавать, значит, торговать, а быть торгашом — плохо. Девяностые кончились, а в нулевых он переехал в столицу и, внезапно для самого себя, стал менеджером по продажам. Не стоял за прилавком, не держал точку на рынке, а заключал крупные контракты и делал это виртуозно. Вместо съёмной комнаты в общежитии он смог себе позволить уже снять отдельную квартиру. На съёмной квартире понял, что готов к ипотеке в ближайшем Подмосковье, благо автомобилем он уже успел обзавестись. Женился, завёл ребёнка, перевёз родителей поближе к себе, завёл второго. И нужно было много работать, больше работать, ещё больше. Заключать новые контракты, искать новых партнёров, прописывать новые договорённости и продумывать новые условия продаж. Приходилось мастерски лавировать между данными обещаниями и принятыми обязательствами.

«Я что тебе торгаш какой-то?» — слышал он иногда собственный голос, но тут же успокаивал себя тем, что по–другому уже нельзя.

Всё шло, как шло. Ну, да и пусть.

***

— У тебя как? Как жена? Родители? Дети? — спросил Вова.

— Да, живём потихоньку, — ответил Сергей,– прошлым летом думали всей семьёй рвануть, наконец, на море, но у младшего, не поверишь, аллергия на морскую воду! И мы уехали в Карелию на озёра. А этим летом ни я, ни жена не смогли взять отпуск, поэтому отправили детей к моим родителям на дачу. Всё-таки там свежий воздух, речка…

— А у меня до конца лета отпуск, как в школе — каникулы! — развёл руками Вовка. — Работы постоянной уже давно нет, изредка перебиваемся заказами. Ближайший будет только осенью, тогда и выходить.

От завода осталось только одно название — название конечной остановки троллейбуса. Там он и находился. Огромная, некогда закрытая территория завода, теперь походила на лоскутное одеяло: в бывших цехах развернулись магазин стройматериалов, салон поддержанных автомобилей, складские помещения, даже каток и ночной клуб. Завод выживал, как мог, цепляясь за один цех, половину склада и административное помещение над ним.

Сергею стало грустно. Когда его сократили, он напился так, что еле пришёл в себя на утро. Завидовал другу, которого тогда, наоборот, подняли в должности. Даже злился на него за то, что тот не смог заступиться за него перед отделом кадров. Получается, что всё было к лучшему? Если бы Сергея тогда не сократили, то он также работал бы на этом заводе, также жил бы в этом старом доме, также ждал переселения на новую квартиру… Да ну нет. Он, наверняка, что-нибудь бы придумал. Нельзя же всю жизнь прожить на одном месте.

Но Вовка живёт. Что-то же его держит.

— Слушай, Вов, — вдруг сказал он, — а не хочешь на другую работу? Мне есть у кого спросить за тебя. Я переговорю, узнаю.

— Да-а…, — махнул рукой Вовка, хотел что-то было сказать, да споткнулся о недобрый взгляд жены.

— Узнай, Серёж, конечно, узнай, — сказала она, заглядывая в глаза Сергею. — Вдруг и мы сможем переехать. Может, видеться чаще будем, как раньше. Помнишь, в кино вместе ходили…

И она положила свою ладонь на его руку. Вовка закашлялся.

— Пойдём, пройдёмся, — сказал он.

Надя ушла в комнату, включила телевизор, там показывали какой-то концерт, и музыка была слишком громкой.

Вовка в коридоре задумчиво шнуровал ботинок, прислонившись к шкафу.

— А может, на рыбалку? — вдруг спросил он.

— Когда? Мне завтра в обед улетать.

— Значит сейчас, — сказал Вовка и почему–то добавил, — только пообещай не задавать лишних вопросов.

— Обещаю, — поспешил согласиться Сергей, не совсем понимая, что это всё значит.

Вовка снял с гвоздика у двери ветровку, хотя вроде было не по погоде, и открыл дверцу шкафа.

— Я сейчас сюда захожу, ты сразу за мной, — сказал он, — только не споткнись, когда переступать будешь.

И Вовка исчез за ворохом пальто и курток, висящих в большом шкафу.

Сергей ничего не понял.

— Ты идёшь там или нет? — откуда-то из недр шкафа раздался голос Вовки. — Червей не забудь, они под дверью стоят.

Сергей, ещё не до конца понимая, что он делает, взял банку и, рукой сдвинув гирлянду вешалок, шагнул куда-то в темноту шкафа.

И тут же в лицо ему подул тёплый влажный ветер, и пахнуло запахом высушенных на солнце водорослей, и зашумели где-то рядом с ним волны.

***

Зажмурив глаза и сжимая в руках банку с червями, Сергей стоял на галечном морском берегу и ветер дул на него со всех сторон.

— Давай, Серёг, открывай глаза, — услышал он знакомый голос.

Прямо перед ним до самого горизонта простиралось море, и где-то там, на тонкой линии границы, между водой и воздухом догорал закат, и воздух был сиз и ал, и только спустились первые синие сумерки, и волны лениво набегали на гладкие округлые камни.

Сергей стоял онемелый, оглушенный, ошарашенный, ошеломленный. Он опустился на корточки, руками ощупывал гальку; камни были ещё теплы, в закатных лучах солнца мелко блестел налёт соли на них.

— Ты уже пообещал не задавать мне лишних вопросов, — улыбнулся Вова, — впрочем, я и сам не знаю ответа.

Сергей торопливо озирался по сторонам. Это была небольшая бухта под высокими, почти отвесными скалами, сложенными из известняковых пород. На каменных выступах пучками произрастала дикая ежевика, громоздилась корявая акация, торчали пушистые паппусы козлобородника.

— И давно так? — только и смог выдохнуть Сергей.

— Мне почём знать, — пожал плечами Вова, — я это всё обнаружил после вашего отъезда.

После переезда соседей с первого этажа Вова долго не мог заснуть. Он настолько привык к окружающему его порядку вещей, что до последнего не верил в грядущие перемены. А ещё он заглянул в план квартиры на первом этаже и ничего не понял. Площадь квартиры на первом этаже была больше на десять метров. И это при том, что на втором этаже был эркер. Больше квартир в этом доме не было, а десять лишних метров были.

Вовка был инженер, он понимал, что десять метров просто так никуда деться не могут. Он достал план своей квартиры, ещё раз сверил метраж. Всё было, как было, а вот десяти метров не было. Вовка не понимал как. Десять метров вполне тянули на отдельную комнату для сына, и они были бы очень кстати — Стёпка спал в общей комнате на раскладном диване, и это его очень расстраивало.

Планировка первого этажа не сходилась с планировкой второго. На втором был слишком просторный зал, на первом — узкие, разделённые перегородками комнаты. Коридор от лестницы на втором этаже упирался в эркер с одной стороны и в громоздкий шкаф с другой, на первом — это узкое пространство вело в дверной проём во внутренний дворик. Совпадала только кухня и мойка у окна. Вовка по памяти перерисовывал планировку квартиры первого этажа прямо поверх своего чертежа. По плану сходилось всё, кроме десяти метров. Их не хватало как раз в той части коридора, где стоял шкаф.

Вовка задумался. Представил даже, что за шкафом скрывается потайная комната. Или ещё лучше — тайник. В нём вдруг проснулся мальчишеский азарт и не дал ему заснуть до самого утра. Вовка не вытерпел, под утро прокрался в коридор. Он долго возился со шкафом, подкладывая под его массивные ножки картофельные очистки:  шкаф был слишком громоздким, чтобы сдвинуть его с места просто так.

Расчёты оказались верными — стена за шкафом простукивалась с глухим звуком, что явно указывало на наличие пустот за ней. Но, даже отдирая хлипкие старые доски, Вовка не мог представить, что его ждёт там, как это возможно и, самое главное, что ему с этим делать.

В то же утро к ним пришли договариваться по поводу переезда и сроков. Новый сосед подозрительно оглядывал доски, которые Вова впопыхах не успел убрать, но довольно потирал руки — только въехал, купив полдома за бесценок, а уже светит новая квартира.

— Переезжать отсюда я никуда не собираюсь, — к удивлению всех сказал Вова.

Надя не разговаривала с ним три дня, сын затаил свою первую обиду, сосед приходил на разговор, да получилось только переругаться. Дома было просто невозможно находиться, и Вовка всё чаще и чаще сбегал в этот новый открытый им мир.

— Вот, посмотри.

В глубине бухты под густым навесом из дикого винограда белела терраса.

— Помнишь же? — спросил Вова. — Хотел домик тут построить, но на что хватило.

Сергей снова не нашёл слов.

— Я когда в себя здесь пришёл, то первым делом сделал так, — сказал Вовка и, сбросив на ходу ботинки, вбежал в воду, подняв за собой кучу брызг.

Недолго думая, Сергей побежал за ним.

***

Серёга наплавался до гусиной кожи и синих губ. Сидел потом, грелся у только разведённого костра, ждал, пока друг закинет удочки. Хотел пойти ближе к камням половить крабов, но стало уже смеркаться, и он отказался от этой затеи.

Прихрамывая и с перемазанной мазутом коленкой, к костру вернулся Вовка. Наверное, поскользнулся.

— Мог бы и раньше рассказать, — с укоризной сказал Сергей.

— А ты бы поверил? — спросил Вова.

Сергей отрицательно замотал головой.

— Вот видишь.

От костра поднимались вверх и гасли в звёздном небе искры.

— А сын что? А Надя?

Вова молчал, подбирая слова.

— У сына другие кумиры: бизнесмены, топ–менеджеры... Я со своей зарплатой не вписываюсь в представления об успехе. Да и наша жизнь, сам видишь, не соответствует его запросам. Да что там! Меня он неприкрыто считает неудачником, — и Вовка снова замолчал.

Море мерно шумело в сгущающейся темноте, волны перебирали мелкую гальку, словно чётки.

— Надя — женщина, — продолжил Вовка. — Она сначала удивилась, затем обрадовалась, потом ей надоело, а сейчас она это ненавидит. Ей хотелось, чтобы здесь был ресторан, где подают устриц с шампанским, или была хотя бы какая-нибудь концертная площадка на берегу. Пусть даже аквапарк. Но здесь нет ничего кроме моря.

— А там? — Сергей махнул рукой в сторону скал, за бухту.

— И там ничего, — ответил Вовка, — совсем ничего там нет.

И снова повисло тягостное молчание.

Сергей думал о том, что было бы с его жизнью, будь у него такое пристанище. От работы Сергей бежал в семью, от семьи он бежал в работу. В барах он проводил время, пытаясь убежать и от того, и от другого сразу. Но куда убежать от того, что называют взрослой жизнью, он не знал. Он не знал, куда деть себя от обязательств и обещаний, всё чаще вспоминал детство, но списывал это сначала на кризис среднего возраста, а потом и вовсе на замаячившую где-то на горизонте старость. И, самое главное, он не знал, куда убежать от самого себя. Будь у него такой берег, он бы точно перестал терзаться несбыточным, больше времени проводил с родителями, женой и детьми. Да и сам бы чувствовал себя лучше.

А Вовка вдруг начал говорить о том, что раньше было лучше. Раньше было лучше, а сейчас не то. Вода была чище, а сейчас вместе с волнами к берегу приходят и оседают на камнях мазутные пятна. Раньше ловилась рыба, а сейчас — всякие бычки. И то хорошо, что морской окунь пришёл на днях, но раньше было лучше. Штормит не по сезону, за зиму едва не вымерз дикий виноград у веранды, а саму веранду чуть не разнесло в щепки шквалистым ветром. И не только. Море было прозрачнее, а небо было ярче, даже воздух был другим, а сейчас уже всё не то. И, самое главное — отсюда всегда нужно возвращаться обратно.

Сергей молчал, не зная, что ответить.

— Иногда, знаешь, хочется разложить на берегу костёр, — шёпотом продолжал Вовка, — чтобы заметили с проплывающих мимо кораблей. Пусть вышлют лодку. Поднимут меня к себе на борт. Заберут от этого пустого завода, кислого лица жены, презрительного взгляда сына… Только вот корабли здесь совсем не проплывают.

Сергей снова не знал, что сказать.

— А наши что? — неожиданно спросил он. — Снова проиграли?

— Да-а, — махнул рукой Вовка, — когда они выигрывали.

За шумом волн едва можно было различить звон колокольчика на поплавке. Наверное, клюнула какая-то рыба.

***

Через неделю Вовка уехал на собеседование. Ещё через три месяца вернулся домой, чтобы сообщить о успешно пройденном испытательном сроке и подписанном контракте.

Надя встречала его в аэропорту, радостная и в новом платье, с красиво уложенными волосами. Рассказала, что Стёпка закончил четверть без троек, что она купила домой новые шторы. На выходе поймала машину, назвала водителю незнакомый Вове адрес.

Вова понял всё правильно, вопросов задавать не стал. Всё вышло, как вышло. Ну, да и пусть.

Другие работы:
+4
20:20
1014
11:33
Написал рассказ и написал. Ну, да и пусть.
00:43
Неплохой рассказ, чем-то берет, но фантастики маловато
19:17
Когда тебе пятнадцать, то проигрыш любимой команды воспринимается как личное поражение. с такими настроениями однозначно к психиатру
Сырые после дождя они источали запах мокрого дерева, прелой листвы и засохшей грязи, в долгие жаркие дни пахли густо стоящей в воздухе пылью, кислыми помидорами и подвяленными на солнце арбузными корками; местами покосившиеся и медленно разваливающиеся дома. предложение не связанно между собой
лишние местоимения, этизмы
добротному деревянному зданию дореволюционного года постройки тавтология
Море…, зпт не нужна
сюжет вторичный, попаданцы (даже через шкаф) уже реально затрахали. на такой сюжет текст вдвое раздут
3 -
15:49
Ему, молодому Костромину, не понять нас, старых, тертых жизнью мужиков, ностальгирующих по прежним временам!
не понять
ностальгия не для психически здоровых котов macho
18:02
Душевно и о важном. Не знаю, задумывал ли это автор, но вариация на тему старухи и разбитого корыта просматривается.
Гость
16:47
А что здесь — разбитое корыто?
17:35
Я ж говорю вариация на тему. У людей есть выход к морю прямо в доме, а ей новую квартиру подавай.
15:43
+1
Да, хороший рассказ, душевный. Прочитал его, лёжа на море на галечном пляже. smile
А все же, если отбросить аллегоричность шкафа — у Вовки был бизнес-шанс один на сто миллиардов, с таким-то телепортом! Впоследствии можно было выкупить не только весь этот дом, но и близлежащий район города. Но он все прощелкал — фигли, среднее техническое образование…
09:02
Не, отобрали бы и дом, и шкаф, и бизнес… И берег загадили бы…
12:13
+1
Рассказ понравился. Сюжет в жанре «Попаданчество», несмотря на некоторую банальность, достаточно интересный. Импонирует лирико-ностальгический тон повествования. Финал, как расставание героев с детскими мечтами и надеждами вполне закономерный. Идея рассказа – нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Язык хорош, рассказ читается легко и с большим интересом. Автору удалось создать душевную, сентиментальную атмосферу. Персонажи показаны четко и убедительно.
00:25
+1
Очень хорошо написано, прекрасный язык. На мой личный вкус несколько меланхолично, но стилистически все выдержано идеально, так что это чисто вкусовщина. Все равно прочитала с удовольствием, спасибо автору! Даже время пролетело незаметно)
09:52
+1
Очень хорошая работа. Даже запах моря «услышала». Спасибо.
Загрузка...
Владимир Чернявский

Достойные внимания